Глава 33

Оформление документов и выход из тюрьмы прошли как во сне. Олеся не верила, что все это происходит с ней. Форс подвез ее до дома. Она вошла в свою квартиру. Пахло пылью, одиночеством, запустением. Как она мечтала там, в камере, оказаться дома, нырнуть в ванну, вспенить воду, залечь надолго с книжкой, потом поставить хорошую музыку, съесть что-нибудь этакое, выпить наперсток ликера…

Отчего же сейчас ей так плохо? Почему нет ничего, кроме усталости? Олеся положила голову на стол и уснула.

Но утро вечера мудренее.

Не хныкать — приказала она себе. Приняла контрастный душ, сделала прическу. Подобрала костюм. Долго выбирала (это вам не в тюрьме в обносках ходить!). Предстояло идти в ресторан, общаться с Форсом и с этими непонятными людьми, у которых она будет работать.

…Стол был накрыт на четверых. Но сидел за ним один Форс. Увидев Олесю, встал, отодвинул стул, помог сесть, сделал дежурный комплимент:

— Сударыня, вы прекрасны!

Сели, начали с ассорти и салатов. У Олеси аппетита совсем не было.

— Что не ешь? — галантно удивился Форс. — В тюрьме такого не дают? Давай ешь! Все оплачено.

— Простите, Леонид Вячеславович, но я бы предпочла закончить с нашим делом побыстрее. Скажите мне, что я должна буду делать?

— Молодец. Быка — за рога? Одобряю. Далеко пойдешь! Значит так, первое: ты должна играть роль невесты.

— Чьей невесты?

— Одного приятного мужичка. Тебе-то не все равно? Твоего «жениха» зовут Игорь.

— Но я не знаю никакого Игоря.

— Не волнуйся. Вас познакомят.

— И что, я все-таки должна буду с ним спать?!

— А что, уже не терпится? — видя, как Олеся зло сверкнула глазами, Форс смягчился. — Ну-ну, успокойся. Это, как я и говорил, строго по желанию. И, между нами говоря, я бы не советовал! Так… Это что касается твоего «жениха». А теперь, второе и главное: меня интересует все, что связано с твоим хозяином. Кто приезжает в дом к Астахову, с кем он общается, содержание разговоров и, возможно, писем… И не вздумай мне лгать! Учти — у меня есть возможность выборочно контролировать тебя. А теперь ешь!

— Спасибо, не хочется…

— Ну как знаешь! И не будь такой неженкой. Понимаешь, ты в том доме должна стать не просто горничной, а членом семьи! Меня интересует все, чем они дышат… О! Тихо. Вот и твоя хозяюшка идет… Говори все, как договаривались. Да, чуть не забыл. Запомни, не вздумай рассказать им, что ты была под следствием. Это все испортит! Поняла?

— Поняла. Я бы сама с радостью об этом забыла…

Подошла Тамара. Поздоровалась подчеркнуто оживленно:

— Здравствуйте, здравствуйте…

Форс опять встал, отодвинул стул, чтобы Тамара села.

— Добрый вечер, Тамара Александровна. Присаживайтесь. Вот, познакомьтесь: это Олеся.

— Понятно. Значит, вы и есть наша предполагаемая горничная?

— Да.

— А я Тамара Александровна Астахова. Хозяйка дома, где вы будете работать, если мы обо всем договоримся, конечно…

— Я надеюсь, что договоримся.

— Я уже рассказал ей об обязанностях, — засуетился Форс. — Так сказать — ввел в курс дела…

— Спасибо! Дальше мы справимся сами. Леонид, вам, наверное, не интересны наши женские разговоры…

— Понял. Я тут, кстати, руку измазал. Пойду помою.

Тамара подождала, когда Форс отойдет подальше, и обратилась к собеседнице:

— Ну что ж, Олеся, расскажите о себе.

— Особенно рассказывать нечего… Работала на фирме… Фирма развалилась… Потеряла работу. Подалась в горничные… В Управск приехала недавно.

— Скажите, а где вы работали? Может быть, у вас есть какие-то рекомендации?

— Нет. Рекомендаций у меня нет. А работала я в гостинице.

— В местной?

— Нет, это было еще до Управска.

— Вот как? Простите, а почему ушли с прежнего места работы?

— Сами же знаете, сколько там платят…

— Значит, вам нужны деньги?

— Конечно. Они всем нужны.

— Насколько я понимаю, вас предупредили, что помимо исполнения прямых обязанностей, вы будете должны немного поактерствовать — сыграть роль невесты?

— Да, я согласна…

— Вас ничего не смущает? Вы готовы быть невестой незнакомого человека?

— Я привыкла не задавать лишних вопросов… Мое дело — выполнять условия хозяев, раз уж я нанимаюсь на работу.

— Вы во всем такая покладистая? — встревожилась Тамара.

— Вы думаете… Нет! Меня предупредили, что никаких… отношений с моим «женихом» не подразумевается!

— Да, голубушка! «Не подразумевается»! Ни с «женихом», ни с хозяином! Кстати, я надеюсь, вы не замужем.

Олеся кивнула головой.

— Это хорошо… А вы что, совсем нелюбопытны? Вас даже не интересует, кто ваш «жених», какой выглядит?

— Мне сказали, что нас познакомят…

Тамара увидела Игоря, входящего в зал.

— Да, правильно сказали. А вот, кстати, и он!

Представление не заняло много времени. Вскоре и Форс вернулся — наконец-то отмыл руки.

Так что посидели, в целом, неплохо.

А на прощанье новая хозяйка еще раз удивила Олесю, выдав загадочную тираду:

— Вот вам блузка. Она мне не подошла. И будем считать, что я отдала ее вам за полцены. Но на самом деле, берите ее бесплатно. И на работу сегодня приходите, пожалуйста, в ней.

Странная работа.

Странные люди…

* * *

Кармелита не знала, как начать разговор с отцом. Она знала только одно — смолчать не сможет. И вот в конце концов собралась с духом и пошла к отцу выяснять отношения. Начало речи она заготовила давно:

— Папа, нам надо поговорить. Почему ты так поступаешь с людьми?! Ты не Господь Бог!

— Я знаю… — недоуменно ответил Баро. — Я никогда и не думал, что я Господь. Успокойся и объясни, что случилось?

— Как я могу успокоиться?! Папа! Кто покушался на Макса?

— Покушался? На кого? О чем ты?! И вообще, почему ты со мной говоришь в таком тоне?

— Хорошо, извини. Я изменю тон. Но и ты пообещай мне говорить только правду. Ты ведь объявил Максима своим врагом. И запретил нам встречаться. А после того, как я не послушалась тебя, на него напали с ножом. Так?

— И ты считаешь, что это сделал я?!

— Не сам лично, но я считаю, что ты кому-то приказал это сделать.

— Ты считаешь, что это я организовал покушение на этого гаджо?

— А кому еще он мог помешать?

— Меня не интересует ни он, ни его дела! Мне бы с тобой разобраться.

— Пап, ну дай мне слово, что ты не причастен к этому покушению!

— Тебе недостаточно того, что я говорю? Ты требуешь, чтобы я, Баро, дал тебе, девчонке, слово?!

— Да.

— Правильный отец устроил бы тебе хорошую трепку… Но я, наверное, неправильный отец, плохой. И поэтому я даю тебе слово…

— Так это не ты?

— Если ты непонятливая, повторяю: я никому не приказывал нападать на него.

Кармелита бросилась отцу на шею.

Как здорово, что ее отец ни в чем не виноват!

— Пап, ты прости меня, ладно? Ты прости, что я так о тебе…

Баро устало отмахнулся:

— Не надо! Я был плохим отцом, но теперь постараюсь исправиться. Отныне все будет иначе! Ты двадцать четыре часа в сутки будешь сидеть дома под охраной! И одна отсюда — ни ногой.

* * *

Настроение у Палыча было смурное. И пить не хотелось, оставался только один способ улучшить душевное состояние. Полез на полочку с книжками, оставленную его предшественниками. Прикинул, что бы выбрать. Взял «Книгу перемен» с иллюстрациями великого Ци Бай Ши. Полистал, и вправду стало легче. Захотелось жить и работать. Пошел подбросить уголька. А тут и Максим в гости пожаловал.

— О-о! Кого я вижу! Какие люди!

— Привет, Палыч! — тяжело вздохнул Максим.

— Привет, — Палыч обнял Максима по-медвежьи, тот привычно поморщился от боли.

— Ой… Извини. Совсем забыл. Прости, так обрадовался… Ты уже выздоровел?

— Садись, к зеленому чаю как раз! «Путь мудрости, усыпанный чаинками трех верхних лепестков…»

— Так-то, Палыч, у тебя — «Путь к мудрости», а у меня полный «абзац»!

— А что такое?

— Прав ты был, всюду прав. Все так и вышло, как говорил. Девушки у меня теперь нет, друга у меня нет. И работы у меня тоже нет… Сплошной разлад…

— Эх, Максимка. Как говорит И-Цзин в главе «Цзянь»: «Разлад сам по себе является препятствием всякой деятельности». Так что давай разбираться, в чем причины.

— Давай! — Максим вытащил бутылку водки.

Палыч посмотрел на нее без всякого желания и отставил в сторону. Не такое у него сегодня настроение.

— Это мы всегда успеем! Ты рассказывай! Одна голова — хорошо, а две — лучше! Давай-давай, говори. Что случилось-то?

— Ой, много чего, Палыч. Ну, например, я сказал Кармелите, что напали на меня люди ее отца!

— А она?

— А она обиделась, ушла и сказала, что пока не докажет мне обратного, мы с ней видеться не будем.

— Молодец, хорошо получилось! А что с работой? И что с твоим большим другом Антоном?

— Он меня так лихо подставил, что я работы лишился!

— М-да-а-а. Диагноз ясен. И оттого, что я его давно поставил, ничуть не легче.

— А что бы ты сделал на моем месте?

— Я бы уехал!

— Круто…

— Да не «круто», а нормально. Проблему надо рубить «с плеча»! Уехать тебе надо, парень! Уехать! Ты молодой, все сможешь начать сначала на новом месте!

— Я понял тебя. Ты предлагаешь мне убежать? А я трусом, Палыч, никогда не был! И быть им не собираюсь!

— Не убежать, а уехать. Убегают от трусости, Максим. А уезжают — от мудрости.

— На себя намекаешь… И от чего ты в итоге убежал… или уехал? От любви? Нет! Я так не хочу. И скажу тебе: я Кармелиту оставлять не собираюсь!

— Эх, жизнь… Теперь, пожалуй, и за это дело можно приняться, — Палыч безжалостно свернул голову бутылке водки.

* * *

Баро сдержал свое слово. И посадил Кармелиту прямо-таки под домашний арест. Рыч оставил ворота на второго охранника, а сам безвылазно дежурил у ее спальни. Все бы хорошо, да уж больно ему скучно было. Нет, конечно, люди его профессии к долгому ожиданию привычные. Только чаще это происходит на улице, где хоть что-то случается. То котенок пробежит, то ветерок подует. А тут, в четырех стенах, сдуреть можно от скуки.

В общем, совсем закис Рыч от скуки и даже не заметил переглядываний и взаимных подмигиваний Рубины и Кармелиты, после которых к нему подошла старая гадалка.

— Ну что, ромалэ, тоскуешь? Давай погадаю?

— Ну давай, пошли — хоть какое-то развлечение.

— Ну давай. Пошли. Садись к столу, — Рубина усадила Рыча спиной к двери спальни Кармелиты.

Рыч оглянулся, в открытую дверь было видно, как девушка читает книгу.

— Смотри, Рыч! Король. Это ты.

Охранник посмотрел на карты с большим интересом. Рубина продолжила свою работу.

— А вот… Э… Посмотри-ка, вокруг тебя пустота. Никого и ничего. Одинокий волк.

— Да… — глубокомысленно сказал Рыч.

— А вот эта дама, посмотри-ка — цыганка, мать твоя. А вот это ее любовь. Какая сильная любовь к тебе…

Рыч так увлекся гаданием, что не заметил, как Кармелита взяла свою сумочку и тихо вышла в дверь.

— Сильная, говоришь?

— Да. Сильно она тебя любила. Ох, как сильно, да только давно это было — померла она.

— Правду говоришь… — сказал Рыч грустно. — С тех пор никто меня не любил…

— Да кто же еще так, по-матерински, полюбит? Но есть ведь и другая любовь, — Рубина снова разбросала карты. Вот, посмотри-ка. Глянь сюда, перед тобой — две дороги.

— Где?

— Ну, вот. Одна светлая, одна черная. И лишь от тебя зависит, по какой из них пойти. Но только смотри-ка, вот, дама, мать то есть, указывает на светлую! А вот эти тебе зла желать будут… Смотри, это валет пик. Обман. Не верь им, когда время придет…

— А когда оно придет?

— Сам почувствуешь, как оно наступит, как выбор делать придется…

Вошел Баро:

— Где Кармелита?

Рыч вздрогнул. Тревожно оглянулся по сторонам. Заглянул в Кармелитину комнату. Нет девчонки!

— Только что здесь была…

— А теперь где?!

Рыч с ненавистью посмотрел на Рубину:

— Ах ты ж старая… Заморочила меня совсем! Набрехала! — и побежал на улицу искать Кармелиту.

— Нет, Рыч, никакой брехни. Все правда, чистая!.. — крикнула вдогонку гадалка.

Рубина и Баро остались наедине.

— Собрала карты? — угрюмо сказал Зарецкий.

— Собрала…

— Теперь собирай свои остальные вещи! Ты возвращаешься в табор!

— Хорошо. Давно пора, — цыганка пошла в свою комнату, где отлеживалась.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Рубина?

— Прости, Баро, но так надо было.

— Кому надо?! Девчонке, вбившей себе в голову, что она влюблена? Хватит потакать ее прихотям!

— Любовь — не прихоть, Баро. Не хочу, чтоб она повторяла мои ошибки.

— Я долго терпел, Рубина, но при тебе Кармелита совсем отбилась от рук! Я этого не допущу! Я тебя предупреждал, чтобы ты не потакала ее выходкам? Предупреждал. Пеняй на себя! Прощай, Рубина!

— Баро, Баро… Тебе кажется, что ты всегда поступаешь правильно. Но ты так и не понял самого главного!

— Чего же?

— Что все твои беды — в тебе самом!

* * *

Кармелита прибежала в больницу.

— Вы куда, девушка? — остановил ее врач.

— Я к Максиму Орлову.

— Опоздали. Улетел ваш Орлов из больницы.

— Как? Куда? Он же слабый еще…

— Я пытался его остановить, а он даже слушать не захотел. Оставил расписку. Ушел — и все. Если найдете его, передайте, пусть придет к нам швы обработать!

Кармелита прибежала в гостиницу. Ворвалась в номер Максима и…

Кто это? Это не Максим…

Палыч тем временем прибирал комнату друга. А Максим лежал в его котельной, обмазанный бальзамом (вот вам и «обработка швов»).

— Вы кто? Где Максим? — строго спросила Кармелита.

— Девушка, а для чего вам наш Максим понадобился?

— Да вот, понадобился. А вы что тут делаете?

— Палыч я, друг Максима. Вот порядок навожу… А то ему трудно было, раненый. А ты кто?

— Кармелита. Где он?

— А-а… Кармелита, говоришь. Вот ты какая… В общем-то, понять его можно… — Палыч пристально посмотрел на Кармелиту, любуясь ею, а потом неожиданно резко сказал: — Нету Максима!

— А вы не знаете, где я могу его найти?

— Думаю, что нигде. Сегодня он уехал из города.

— Как уехал?

— Как, как… Насовсем!

— Да этого не может быть! Да нет… Вы что-то перепутали, наверно. Он бы мне сказал! Он предупредил бы меня! Нет… Может, он мне хоть записку какую оставил?

На Кармелиту было жалко смотреть.

Но Палыч одернул себя. Нет. Рубить — так «с плеча»!

— Ты это… девонька, не грусти сильно-то! Так оно и тебе будет лучше! Ты ж цыганка — все против вас было! Забудешь! Время лечит!

Кармелита молча расплакалась и вышла из комнаты.

А Палыч подумал: жалко ее, конечно. И Максима жалко. Только все равно уезжать ему надо. Ничего больше не остается!

Загрузка...