Роковая любовь

Глава 3

Табор собрался в дорогу. Люцита села в «газельку». Мамы все не было. Миро тоже где-то черти носили. И тут Люцита разревелась. Она давно так не плакала. Последний раз — в детстве, когда до кости порезала ногу о разбитую бутылку. Эх, найти бы сейчас ту бутылку и резать себя, резать, резать. Может, тогда стало бы легче. Хоть чуть-чуть.

Объявилась мама, присела рядышком. Помолчала. А когда дочь немного проплакалась, спросила:

— Что случилось? Миро?

Люцита молча кивнула головой, утирая последние слезы.

— Что говорит?

— Говорит, не хочет на ней жениться.

— Милая, глупая… Так что ж ты плачешь?

— А то, что Бейбут его все равно заставит!

— Э-э. В закрытый рот муха не влетит и змея не вползет. Если упрется — не заставит. Он эту девчонку и не видел еще, а ты уже с ума сходишь. Может, она вообще уродина! Помню я ее в детстве — ничего особенного…

— А если нет?

— А хотя бы и нет, — сказала Земфира, обнимая дочку. — Какая бы она ни выросла, а красивее тебя точно не стала. Ты у меня первая красавица на всей Волге. Ты только… верь в себя, и будь посмелее. А вот и он идет! Я пойду, в задний салон пересяду. А ты поговори с ним. Будь гордой, не унижайся, но спроси по чести!

…Ехали уже минут десять, а Люцита все не могла начать разговор. Легко сказать «Будь гордой», когда сердце велит упасть, обнять эти ноги, запутаться в них, не отпуская, никуда, ни к кому…

Выехали с проселочной дороги на асфальтовую. Вдалеке показался Управск.

Люцита наконец-то решилась:

— Миро, а ты помнишь?.. — и снова замолчала.

— Помню. Помню. Я все помню! — весело ответил Миро.

— Что ж ты помнишь? Как легко ты все забыл! Конечно, богатенькая невеста, дочь барона… А как же я? Миро… — Эх, плохо сказала, плохо, по-бабьи: и не гордо, и обидно.

Миро с ходу разозлился:

— Не дави на меня, Люцита. Я тебе повода не давал. Женюсь на ком захочу, и тебя не спрошу.

— Мишто! Понятно! Так вот как все просто…

— Да нет же! Все не просто. Отец мне объяснил, как это важно для всех нас.

— Для кого — для всех? Мне это не нужно!

— Из наших… мы, наверно, последние так кочуем… по-старому. Устал отец. Да и другие тоже. А раз это нужно для табора, для всех, значит, я женюсь. Даже против своего желания! — и напоследок не удержался, обидел: — И уж тем более — против твоего!

Люцита истерически хохотнула:

— Ну и ладно. Красивый ром, расскажи лучше, как же ты встретишься со своей невестой? Обнимешь ее? Поцелуешь?

— Может, и поцелую. А почему бы и нет, если красивая…

— А вот почему!

Люцита вцепилась в руль, выворачивая его то в одну сторону, то в другую. А левой ногой нажала на газ.

Миро, не ждавший такого, закричал:

— Куда?! Руль! Отпусти руль! Убери ногу!

Но Люцита вцепилась дикой пантерой — не оттолкнешь, не оттащишь. «Газель» начала выписывать на дороге размашистые пируэты. Все таборные, ехавшие сзади, переполошились — что там с Миро случилось?!

А чужие машины просто остановились, как вкопанные, от беды подальше.

Миро с Люцитой боролись за руль молча. Их тела, руки, ноги переплелись, как у любовников. Как же она любила и хотела его в этот момент. Вот так бы хорошо умереть, сплетясь и не отдавая его никому!

Тамара выехала на край Управска. До Игоревой заправки оставалось всего ничего. Светофоров тут было мало, но один ей все же попался. Да, ничего. Скоро, скоро, совсем скоро она увидит Игоря. Скорей бы зеленый огонек…

Миро успел заметить: впереди показался светофор. Зеленый. Нужно успеть проскочить на него. Но нет, нет, не получается! Желтый… Красный! Что там за машина? Кто в ней? Неужели он не видит, что тут с «газелью» творится?!

Зеленый! Тамара тронулась с места.

Нет — не видит! Уже тронулся. Нечеловеческим усилием Миро мотнул руль вправо, избегая самого тяжелого столкновения.

Тяжелый удар. Машину завертело. Куда ее несет? Кому навстречу? Не долбанет ли еще кто сбоку? Мысленно прощаясь со всеми, Тамара подумала о двух мужчинах. Сначала об Антоне, потом об Игоре…

Крепко разгневался Баро. Мало того, что дочь единственная от рук отбилась. Все делает, чтоб перед гостями его позорить!..

Так тут еще и эти двое!

Сашка — бестолковщина, шалапут. Пес старый. Какой был, таким и остался! Легче нового родить, чем старого отмыть!

И Рыч, конечно, тоже хорош. Редкий экземпляр! Охранник? Нет — мешок муки!

— Для чего я вас держу? Вы, два здоровых мужика, не могли удержать одну девчонку! Как она могла уйти?

— Она спустилась по простыням с балкона, забралась в конюшню, а оттуда уже вылетела, как черт в юбке.

— А ты, стало быть, весь ее путь отследил и записал. Молодец!

Смешливый Сашка не удержался, хохотнул — прыснул в ладонь. Рамир рассвирепел еще больше:

— А ты, ром Гы-Гы, куда смотрел? Как она могла взять лошадь?

— Ну что я мог ей сказать? Э-э… Она меня и не слушала…

— Как не слушала? Кто на конюшне хозяин — ты или она? Ты на своем месте за все отвечаешь, так? Или не так?

— Ну, так…

— Нет, не так! Поедешь на набережную, будешь там отдыхающих за деньги катать!

— Как — на набережную? Я ведь главный конюх!

— Ничего, там побудешь. Назначаю тебя главным конюхом всей набережной.

Сашка, хоть и обиженный, опять хотел рассмеяться, но удержался.

Баро, тем временем, занялся Рычем:

— А тебя… хорошо было бы в подвале запереть, чтоб о работе своей подумал. Но некогда. Вызови кого-нибудь еще из охраны — и живо за Кармелитой. Ресторан «Волга». Думаю, она там.

— Так она же поскачет напрямик, по бездорожью. Как мы ее на машине догоним?

— Догоните! А не догоните — из-за столика вытаскивайте!

— Ясно. А если сильно заупрямится?

— Заупрямится — силой оттуда тащите! Я разрешаю.

Антон сидел в своем доме, в гостиной, и горевал. Отец странный какой-то, относится к нему, как к неродному. Ни пожить не дает, ни погулять, ни поработать. Чуть что не так, самый маленький напряг — таких люлей выписывает!.. Хорошо хоть мамка заступается. А то б совсем плохо было.

Но Максимка, Максим, дружок старый, как в гору пошел! Как альпинист прямо. И премии все ему. Кажется, вчера еще был рабочим, а сегодня уже во всех делах — первый зам. Ну, может не первый, но один из первых. А ведь не сын. Так, приблудный — Антон сам его из общаги сюда вытащил. И на ж тебе — первый помощник! Ну просто первенец.

А настоящего сына — курьером подрядил.

Так что там, в этом конверте? Ну конечно, — деньги. Взятка.

— Взяткам — бой! — провозгласил Антон и вытащил из конверта пять купюр, спрятал их в карман брюк.

Задумался. Но ненадолго. И сказал еще громче:

— Нет, нет, дорогие россияне. Решительней нужно бороться со взяточничеством! — Еще пять бумажек перекочевали из конверта в карман. — Заодно и мне премия. Авансом, правда. Ну, так ведь отец все равно обещал. А мы, Астаховы, слово свое всегда держим!

Скрипнула дверь, послышался голос:

— Антон!

Нормально. Входит, как к себе домой. Хотя что с него взять, с этого Макса, что он знает о доме — в гостинице живет. В следующий раз не забыть бы на ключ закрыть.

— Чего орешь? — Антон торопливо спрятал конверт в барсетку.

— Какие планы на вечер, коллега?

— А-а… Отец дал одно важное дельце. Надо в мэрию сгонять.

— Хочешь, я тебе компанию составлю?

— Конечно, хочу. Но отец сказал, что это поручение лично мне и лично я должен сам это сделать. Лично!

— Понятно… А я вот с бетоном разобрался. И теперь думаю, что мне делать с этим вечером. Отец твой запретил мне сегодня работать. Отдохнуть велел.

— Отдохнуть в одиночку или с премией?

— С премией.

— Дорогой Макс, согласен быть третьим! А для чего еще в мире нужны друзья? Ну что, махнем на «Волгу»? А?

— Даже не знаю. Вообще-то, конечно, хорошо бы развеяться. Но…

— Не понял. Это что, «зажимтрест»?

— Да нет. Просто, ты же знаешь, я по гулянкам не очень…

— Зато я очень. Заодно и обучу тебя основам мастерства. Поделюсь, так сказать, опытом. Готов работать, не покладая рук. А кто еще поможет, как не ближайший друг?! Только вот в мэрию заскочу. И сразу туда. Ну что, друг Макс, по рукам?

— По рукам, друг Антон. До вечера.

Макс ушел. А друг Антон сильно повеселел: «Нет, Макс — все же друг! Дружище! Дружбан! Мега-дружбилище», — глубокомысленно подумал Антон, предвкушая приятный вечер.

Если б еще не эта мэрия…

Мэрия работала в полную силу. Десятки электрочайников и селекторов, компьютеров и маникюрных наборов.

Нужный кабинет господина Чаева (начальника какого-то там департамента какого-то там строительства) Антон нашел быстро. С секретаршей договорился почти сразу. Дверь в кабинет открыл решительно, прикрыл аккуратненько. Чиновник, сидевший за столом, оценил такое уважительное отношение к муниципальному имуществу. Но конверт брать не хотел. Просто, как бы случайно, открыл ящик стола. Антон ловко, как баскетболист, забросил конверт туда. Чиновник тут же открыл другой ящик и достал оттуда папку, не очень пухлую.

— Вот, можете передать вашему папеньке. Здесь все, о чем мы договаривались.

Антон спрятал папку в барсетку, предварительно сложив ее вдвое. Чиновничье сердце не снесло такого отношения к документам.

— Молодой человек, вы это… Будьте поосторожней. Имейте в виду, что документы эти сугубо конфиденциальные. Их никто не должен видеть.

— А я и не собираюсь их никому показывать.

— Я не об этом. Осторожней, в смысле… Ну, в общем… Этот участок… В общем, в него входит и старое зубчановское кладбище, заброшенное, говорят. Но все равно в интересах вашего отца, чтобы об этом раньше времени пресса не пронюхала. Или еще кто-нибудь. Вы меня понимаете?

— Понимаю. Договорились. Я это отцу передам. А не корреспондентам, как хотел сделать раньше.

Лицо у господина Чаева вытянулось перпендикулярно столу. Антон понял, что тут необходимо пояснение:

— Шутка.

Вот теперь все стало на свои места. Прощаясь, улыбались.

Аварийная карусель, крутившая машину, остановилась. Тамара вцепилась в руль так, что сломала несколько ногтей. Но это была наименьшая потеря из всех возможных. Радостная мысль «Жива! Жива!» сменилась неизбежным «Где этот гад?». Тамара вышла из машины. Посмотрела на вмятину. Повреждение было намного меньше того ужаса, что она испытала.

Навстречу бежал водитель «газели». Похоже, цыган. Ну конечно… наверно, пьяный. Ну, сейчас он получит!

— Ты что, ослеп?! Не видишь, куда прешь?!

— Девушка, я заплачу за ремонт…

После «девушки» Тамара немного смягчилась. Но не настолько, чтоб совсем успокоиться:

— Да что ты мне заплатишь?! Ты знаешь, сколько это стоит?!

Вслед за одним цыганом к месту аварии подбежал весь табор.

Тамара внутренне поежилась — сейчас еще обворуют. Хотя нет, пусть только попробуют. Я тут не кто-нибудь, я — госпожа Астахова…

И тут среди прочих Тамара увидела цыганку, ту самую, которую так боялась увидеть все эти годы…

Тамаре показалось, что у нее внутри все похолодело, как в рекламе жвачек с освежающим эффектом. Из оцепенения ее вывела одна мысль: «Бежать! Бежать! Бежать!»

Она даже успела что-то сказать. Кажется — «Я с тобой еще разберусь!». Но по-настоящему Тамара пришла в себя, только подъезжая к автозаправке Игоря.

В кабинет к нему вбежала с пылающими щеками.

Он, правда, понял это по-своему. Закрыл дверь изнутри и чуть было сразу не завалил ее на стол.

Тамара оттолкнула его. Крепко, но так, чтоб не обидеть.

— Игорь! Да погоди же! Ты не понимаешь, мне сейчас не до этого. Никак не могу отойти. Я в аварию попала.

Игорь приоткрыл жалюзи, просмотрел на машину, присвистнул:

— Да, баксов на 700–800. Но ты же жива?

— Да жива. Но меня до сих пор всю трясет.

Игорь налил минералку, протянул стакан:

— Бедненькая…

— Ты не представляешь, что мне пришлось пережить. Сначала удар, потом эти цыгане.

Тамара выпила воду одним глотком.

— Я так испугалась, что просто сбежала.

— Почему? ГАИ бы вызвала. Да еще и Петру Степановичу можно было бы позвонить. Он бы распорядился, чтоб их на всю катушку… Операция «Анти-табор-2»!

— Нет. Я не хочу с ними связываться. Я их видеть не могу!

— Ну, пожалуйся муженьку. Он человек влиятельный, надо будет — выкинет их из города.

— Нет, нет. Он ничего не должен знать о них. Ни-че-го! Там есть одна цыганка, которую он никогда не должен видеть. Ни-ког-да.

— Почему?

— Потому. Восемнадцать лет я не видела ее. Восемнадцать лет я боялась этой встречи, восемнадцать лет я надеялась, что она никогда, никогда не окажется в моей жизни. И вот она здесь…

— Ах ты, моя загадочная… Ты уже успокоилась? Может, тебя все же можно обнять…

Ловко Миро с Люцитой вывернули руль. Дамочка на своих четырех уехала. А «газельку» на обочину чуть ли не всем табором буксировали. Особенно Степан, всегда водивший старый автобус (тот, в котором Розаура с детьми ездит), поизгалялся:

— Ай да Миро, ай молодец! Всегда мне говорил: «Степка, не лихачь». Асам аккуратист! Моя «газелька», говорит, совсем новая, ее беречь надо. Сберег, как волк кобылу…

Миро и хотел бы что-нибудь ответить. Так ведь нечего.

Особенно Бейбут расстроился, посмотрел на подрихтованную машину и сказал:

— Эх, Миро, Миро. А еще говорят: цыгану ребенок — что хлеба кусок. От тебя же одни расходы.

— Да, отец, прости. Тут мне придется повозиться…

— Ладно. Хорошо, живы с Люцитой остались… Но я не понимаю, как ты в нее врезался? Ты что, на дорогу не смотрел? Или заснул за рулем?

Миро вспомнил, как Люцита схватилась за руль, как нажала на газ. Но тут же эти воспоминания и прогнал. Он мужчина, он сам довел ее до этого. Сам и ответ держать должен.

— Прости, отец, сам не знаю, как получилось.

— А Баро нас ждет.

— Я отремонтирую все. Тут дел часа на полтора. А Зарецкому позвони, скажи, что мы задерживаемся.

— Ага. Очень красиво. Барон нас ждет. Дочка к приезду сватов прихорашивается. А мы опять задерживаемся. Нет, сынок, бери мою машину и езжай. Если заблудишься, спроси Цыганскую слободу — Зубчановку. А Баро все объяснишь, извинишься от всего табора. Ну, а мы тут починкой займемся.

— Хорошо.

— А заодно и с невестой встретишься… Побеседуешь. Без лишних глаз-то. Понял?

Миро тяжело вздохнул:

— Вот теперь понял.

— Только будь осторожен. На сегодня аварий хватит. Мишто?

— Мишто, папа. Хорошо.

Отцовскую машину Миро вел совсем уж осторожно. Тем более что дорога была непростая. Приволжские холмы, покрытые лесом, резкие повороты. В общем — смотри в оба.

«Эх, Люцита, Люцита, — Миро грустно улыбнулся. — Хотела не пустить меня к невесте. А вышло так, что еще быстрей отправила. Одного, без всего табора. Сейчас, небось, опять плачешь на материном плече. А мне, кажется, уже совсем близко. Где-то за этим поворотом…»

А из-за поворота выскочило что-то большое, яркое. Да что ж такое! Что за день сегодня! Миро дал по тормозам.

«Что-то большое, яркое» оказалось молодой цыганкой в цветастой юбке верхом на лошади. Лошадь вздыбилась, но девчонка удержалась в седле, не упала. Наездница! А какая красавица! С первого же взгляда у Миро аж дыхание перехватило.

Цыганка легко спрыгнула с лошади и пошла к нему ругаться (впрочем, к этому Миро сегодня уже привык):

— Ну, и куда ты так гонишь?! Дороги не видишь? Лошадь мою чуть до смерти не напугал!

Миро вышел из машины. Со второго взгляда и вблизи девушка показалась еще прекрасней.

— Прости, красавица, не ругайся. Цела твоя лошадь. Видишь, в порядке, ничего с ней не случилось.

Миро ласково похлопал лошадь по шее. Та почувствовала цыганскую руку, успокоилась.

Девушка тоже погладила кобылку. Только с другой стороны.

«Надо же, — подумал Миро, — если бы сейчас не было лошади, наши руки соприкоснулись бы…» От этой мысли стало тепло, хорошо, как никогда еще не бывало.

— Ты сама откуда взялась такая? Местная? Со слободы?

— Ну, предположим, да.

— Наш табор сюда едет. Может, как-нибудь и встретимся.

Руки, которыми оба поглаживали лошадь, случайно соприкоснулись. Миро хотел, чтобы это прикосновение длилось как можно дольше. Но девушка, улыбнувшись, спрятала руку за спину.

— Может, и встретимся, ром. Когда-нибудь. А сейчас, извини, мне некогда, — и вскочила в седло.

— А зовут тебя как?

— Меня? — Девушка замешкалась, обдумывая: говорить — не говорить; но потом все же решила сказать. — Груша меня зовут! Груша. Из слободы!

И, погарцевав немного, ускакала прочь. Миро долго смотрел ей вслед, благо там, куда она отправилась, леса не было. Когда девушка скрылась за холмом, Миро грустно опустил голову. И увидел браслет, оброненный цыганкой. Поднял его, рассмотрел. Приложив к губам, едва слышно сказал ему: «Браслет, браслет, помоги этой девушке, когда я верну тебя ей, защити ее, не дай никому обидеть. И, если сможешь, напомни ей обо мне. Пожалуйста!»

В Цыганскую слободу Миро приехал совсем грустный. А уж когда нашел дом Баро, на нем просто лица не было.

Зарецкого он узнал сразу, хотя тот, конечно же, постарел.

Поздоровался почтительно с легким поклоном:

— Здравствуйте, Баро. У нас там машина сломалась. Отец с табором задержится.

— Здравствуй, здравствуй.

Баро обошел Миро, придирчиво его осматривая:

— Так вот, значит, какой ты стал. Ну ладно, пойдем ко мне в кабинет, там расскажешь о ваших бедах, чтоб им, как снег, растаять.

«Хороший дом!» — подумал Миро, увидев дворец Зарецкого изнутри. Вот только мысль о том, что он, может быть, станет здесь жить, вогнала его в еще большую тоску.

А Баро по-своему понял скованность Миро: «Хороший парень, воспитанный, старших уважает! И робеет от мысли, что к невесте приехал. Хороший. Нам подходит!»

— Значит, говоришь, сломались?

— Да.

— Жаль, мне уже не терпится увидеть всех ваших.

— Отец тоже очень жалеет, что не смог сегодня приехать.

— А признайся честно: свататься приехал? Или так решил заглянуть?

Миро смутился, вспомнив о девушке на коне — Груше. Какая женитьба? На лице у него промелькнуло недовольство. И Баро это заметил.

— Ну, чего молчишь? Говори!

— Я еще не решил. Честно говоря, Баро, я не знаю.

— Так вот что?

— Поймите меня правильно. Я еще не думал о женитьбе.

— Ты жениться не хочешь? Или тебя моя дочь не устраивает?

— Нет, я вообще жениться не хочу… Мне кажется, еще слишком рано.

Баро крепко разозлился и едва сдержался, чтоб не взорваться. Сначала Кармелита бунтовала. Но она-то хоть дочь родная. А теперь этот…

Металлическим голосом Баро отчеканил:

— Раньше родители у детей не спрашивали. Женили, и все. Рано или нет — это мы с твоим отцом решим. А не с тобой. Езжай в табор. Скажи ему — я его жду. Утром!

— Хорошо, я передам.

— Пусть явится ко мне, как положено. И ты с ним будь. Все понял?

— Да.

— Больше я тебя не держу. Ступай.