Глава 15

Следователь, капитан милиции Андрей Александрович Бочарников, был человеком редкостной доброты и терпения. Именно поэтому он целых полчаса разговаривал е этим цыганом, как его… Бейбутом, который требовал отпустить задержанную цыганку Рубину. Аргументация у цыгана была прекрасная, вершина таборной юриспруденции: «Я знаю ее много лет. Она не могла украсть. У нас в таборе Рубина — самая уважаемая женщина. Ведунья. Отпустите ее, пожалуйста».

При этом выяснилось, что в момент задержания и совершения предполагаемого преступления уважаемый Бейбут был далеко от набережной, где все это происходило. Сидел у себя в таборе.

Потрясающе! Пришлось главе табора объяснить, что, говоря по-простому, на задержание Рубины определенные основания имеются. Но в тюрьму ее пока никто не сажает. А в общем, во всем разберемся. Дайте только срок. В хорошем смысле.

Земфира и Миро ждали у кабинета в тайной надежде, что вот сейчас все разрешится легко и быстро. Выйдут улыбающиеся Бейбут, Рубина, и все вместе поедут в табор, праздновать освобождение.

Но нет, не получилось.

Вышел хмурый Бейбут.

— Не договорились. Следователь сказал, что все против Рубины: при ней нашли украденный браслет. Хозяин его опознал. У них лежит его заявление. Там написано: кража.

Помолчали. И, наконец, Земфира сказала то, о чем уже все задумались:

— Если сами не смогли договориться — надо ехать за помощью к Баро. Это его город.

— Земфира права, отец! — сказал Миро.

«Ага! — подумал Бейбут. — Тебе только дай повод к Кармелите съездить».

— Нет, сынок. Мы с ним в ссоре. Я к Баро не поеду.

— При чем тут ссора, — начала закипать Земфира, — когда Рубина в тюрьме? Не хочешь — сиди на месте. Я сама поеду. Сама Баро попрошу.

— А-а! — махнул рукой Бейбут. — Делайте, что хотите, — но только без меня. Я еду в табор.

* * *

К вечеру Антон проспался. Но все, что было с ним, помнил. Правда, не имелось четкого ощущения, хорошо ли это было или плохо. Одно безусловно. Сейчас было хреново. Налил височки, выпил — похорошело. Потом увидел погром, оставшийся после «корриды». Что мог, прибрал. А для серьезной работы срочно вызвал мастеров из отцовской фирмы.

Позвонили. Открыл. В дверях стоял Форс.

— Ну, Антон, как прошли переговоры?

— Отлично! Я очень жестко отстаивал интересы своего отца. Все было так классно. Если б еще не Максим…

— А что Максим? Слишком строгим начальником оказался, работой загрузил?

— Если бы работой! В мою личную жизнь лезет! Ко мне цыганочка пришла. Ну, у нас с ней, э-э… намечалось. Тут врывается Максим, орет… Да еще уводит эту цыганочку.

— Вот как… Так значит, у тебя была цыганская девка?

— Да, цыганочка.

— А Максим-то, я погляжу, поумнее тебя оказался.

— В смысле?

— А ты подумай.

Антон попытался подумать. Но сейчас как-то не сильно получилось. Может, еще вискаря выпить?

— Антон! У фирмы твоего отца разногласия с цыганами, и именно в этот момент у тебя в доме появляется их девка и устраивает весь этот погром… — Форс сделал выразительный жест рукой, подводящий к выводу.

Но с выводами у Антона сегодня не заладилось, так же как и с размышлениями.

— Ну, и что?

— Антон! Зачем цыганам понадобилось подсылать к тебе девку?

— Да это… — наконец-то осенило Антона. — Вы думаете, это провокация?

— Именно, провокация!

— Так. Значит, я с Зарецким не договорился… и он решил меня скомпрометировать — девку подослал.

— Точно, Антон.

— Да-а-а! — Вот он какой, большой бизнес, суровая штука. — Это мне еще повезло. Хорошо, не попался. И вовремя ее вытурил отсюда. Ну ничего, я им за это такое устрою! Надолго запомнят!

Антон подошел к буфету, достал две рюмки и бутылку.

— Не желаете коньяку? Настоящий, французский!

— Нет, спасибо, Антон. А ты выпей. Тебе это не помешает, после такого-то стресса…

Антон опрокинул стопку, поморщился. И только потом подумал: а может, не стоило с виски мешать? А, ладно, уже поздно.

— Так вот, Леонид Вячеславович. Я для них такой сюрприз приготовил… Все охренеют, когда узнают.

— Друг Антон! Запомни, в бизнесе никому, никогда, ни при каких обстоятельствах никакой лишней информации — это должно стать твоим принципом. Хочешь достигнуть желаемого — будь хладнокровен. Ядовитыми бывают только животные с холодной кровью.

Антон сначала сконфузился, потом задумался и, наконец, восхитился:

— Хорошо сказано! Здорово, — и совершенно неожиданно закончил: — Но мне нужны деньги.

— За этим дело не станет. Сколько?..

— То есть вы готовы дать мне деньги, даже не зная на что?

— Конечно. Я верю. В тебя. И тебе.

«Вот это человек! Хорошо его дочке. Мне бы такого отца!» — подумалось Антону.

* * *

Наступил новый день. На работе Максиму с Антоном было трудно общаться. Говорили короткими рублеными фразами, и только о деле. Но долго так продолжаться не могло. Антон первый не выдержал, и после какого-то делового разговора добавил, шутя-грубовато:

— Защитник цыган!

— Видишь ли, Антон, — ответил Максим, — если есть нападающие на цыган, то должны быть и защитники.

— Ага. Юморист. А ведь я хотел за тебя отомстить. А ты пошел против друга. Она ж тебя продинамила.

— Знаешь, друг, давай свои проблемы я буду решать сам.

— Конечно…

— Хоть бы спасибо сказал, что я тебя утихомирил. И до ментов дело не дошло…

— Что?.. Спасибо тебе, друг! Ну ничего… Цыгане эти меня надолго запомнят!

— Что ты придумал?

— Так, ничего. Маленький сюрпризец.

Максим еще долго пытался выпытать Антоновы планы. Но тот ему доверял все меньше и меньше. Променять дружбу на какую-то смазливую цыганочку!.. И вообще, как там сказал Леонид Васильевич: «Никакой лишней информации… Ядовитыми бывают только животные с холодной кровью…»

И мамке ничего не сказал, когда она объявилась в офисе. Вся такая веселая, красивая (как папа уезжает, она прямо расцветает!).

Спросил только, где можно заказать бульдозер на пару часов. Причем, такая тонкость, в ночное время. Мама не удивилась, ничего переспрашивать не стала. Просто кивнула головой и посоветовала обратиться к Игорю.

А тот (золотой все же человек) пообещал найти уже к этой ночи. Или, в крайнем случае, к следующей. Как же хорошо, когда папы нету: все тебе доверяют, все у тебя получается…

* * *

Как известно, капитан милиции, следователь Андрей Александрович Бочарников, был человеком удивительного терпения и редкой доброты. Задержанную Рубину Задорожную он слушал внимательно, как мать родную. Правда, был уж очень недоверчивым. Впрочем, хорошо известно, что дети часто не верят родителям, когда те им сказки рассказывают.

— В общем, извините, гражданочка Задорожная, но факт есть факт: кража есть кража. И я вам не верю…

— Почему? Я же правду говорю.

— Я понимаю. Но скажите, как можно поверить, что цыганка отказалась взять в качестве оплаты за гадание золотой браслет?! Как там в русской народной песне: «Цыгане любят кольца, а кольца непростые, цыгане любят кольца, а кольца золотые!..» — баритон у капитана оказался очень даже приличный.

— Ха! — Рубина в запале махнула рукой, обрывая пение. — Я ему и гадать отказалась — не то что браслет брать!

— Почему отказалась?

— Да потому, что человек он плохой, душа у него черная…

— А вы гадаете только хорошим людям, у которых душа белая?

— Да нет. Я разным людям гадаю. Но он — со злом пришел.

Тут даже терпеливый Андрей Александрович начал уставать:

— Гражданочка Рубина, я уже говорил вам, раза три, что не верю в такие вещи… Плохой человек — хороший человек… Со злом пришел или с добром… Это ненаучно, знаете ли.

— Научно — ненаучно. Я каждого человека с первого взгляда вижу. Хотите, вам все скажу.

Бочарников рассмеялся, вполне даже искренне:

— Интересно… Что про меня может рассказать гадалка?

Рубина взяла его ладонь, положила на стол, всмотрелась.

— Да, правда, совсем мало вижу…

— Ну вот, я ж говорю — «ненаучно»! А вы начинаете…

Но Рубина перебила его, закончив свою фразу:

— …у вас двое сыновей. Младшего в детстве кто-то напугал, болеет он. А вы за него опасаетесь. Очень опасаетесь…

Следователь посмотрел на Рубину с недоумением. И, пожалуй, даже с испугом…

Ну вот, как тут работать, с этими цыганами! Совсем из колеи выбила. Пришлось отпустить ее в камеру, чтобы прийти в себя.

* * *

Увидев Миро и Земфиру, охранник Рыч сильно удивился. Сумасшедшие ромалэ в таборе у Бейбута. Ходят сюда и отсюда с регулярностью электрички. И с такой же примерно скоростью. Но в дом пустил. Черт его знает, может, они уже опять сваты. Или не «уже», а «еще». Или не «опять», а «заново»… Пусть идут! Много беды от них не будет.

Миро рвался к Баро. Но мудрая Земфира не пустила: Миро — сын Бейбута, а с Бейбутом Зарецкий поругался, так что нечего Миро в его кабинете делать. У него в этом деле другая роль. Пусть сидит в прихожей, ждет своей очереди.

Но и ее саму Баро встретил не очень приветливо, даже с кресла не встал:

— Чего тебе?

— Я пришла к тебе с просьбой, Баро.

— С какой еще просьбой? Вы за Бейбутом, как за каменной стеной! Вот к нему и иди!

— Хорошо, я сейчас уйду. И когда все закончится, скажу Рубине: «Рубина, ты ничего не значишь для отца Кармелиты. Он даже не захотел тебе помочь».

Земфира круто, как в танце, развернулась и пошла к двери. Зарецкий вскочил с кресла.

— Стой, Земфира! Что с Рубиной?

— Арестовали ее.

— А что ж ты сразу не сказала?

— А ты мне дал сказать? Бейбут был в милиции. Но у него ничего не получилось. Рубину обвинили в воровстве.

— Да какая ж она воровка! Уважаемая женщина. У нее, конечно, есть недостатки, но…

— Что сейчас говорить! Помоги Рубине.

— А почему Бейбут сам не пришел?

— Некогда ему сейчас.

— Ну конечно, он занят, у него нет времени! А у меня его много?! Ладно, что с него взять. Только языком трепать умеет… Поехали к следователю. Я поговорю ним.

— Баро, я знала, что ты нам поможешь!

Такое знание было приятно Зарецкому. Поэтому он сказал с напускной строгостью:

— Только вот не надо этого. Еще неизвестно, что из моих стараний выйдет. Но я постараюсь помочь.

А тем временем Миро свою роль тоже сыграл, когда Кармелита вышла в прихожую.

— Ой, Миро?! Ты? А я боялась… в смысле, я думала, что табор уже ушел…

— Как видишь, мы еще здесь.

— Ты пришел проститься со мной?

— Нет… мы пока никуда не едем.

— Правда?! — спросила Кармелита с радостью, и про себя отметила эту радость — ей не хочется, чтобы Миро уезжал.

— Ты этому рада? Ты не хотела, чтобы я ушел вместе с табором?

— Мне было бы обидно, если бы нам пришлось проститься… навсегда.

«Боже мой! Что же я говорю. А как же Максим? Но ведь я же не вру. Я же действительно не хочу, чтобы он уехал и я его никогда не увидела. А ничего больше этого я не сказала…»

Но Миро, чтобы почувствовать себя счастливым, было достаточно и сказанного.

— Так почему же вы остались?

— Бабушку Рубину арестовали.

— Что-о-о?

— Да. Земфира сейчас пошла к твоему отцу, уговаривает его помочь нам, освободить ее.

— Что тут уговаривать? Поехали! — И в ту же секунду из кабинета вышли Баро и Земфира.

Так сложились две пары, готовые на все ради спасения любимой бабушки Рубины.

* * *

Рубина вернулась с допроса. На этот раз девушка-соседка ждала ее с нетерпением:

— Что следователь сказал?

— Что он может сказать? «Факт есть факт: кража есть кража». Ведь все цыгане воры. Так ведь говорят?

— «Факт есть факт!» Вот-вот, мне он то же самое говорит. Хотя нет, еще добавляет: «Хищение в особо крупных размерах»… Потом бумаги с подписью показывает…

— И что, там вправду твоя подпись?

— Говорит, моя. Они экспертизу делали.

— Зачем экспертизу? Ты что же, сама не помнишь, какие бумаги подписывала?

— Знаешь что! Главный бухгалтер за день столько бумаг подписывает! Голова кругом идет. Может, один раз и недоглядела. А ты за какое воровство сидишь?

— Браслет золотой.

— Ха! По сравнению со мной, это мелочи, — подошла к Рубине, улыбнулась, протянула руку. — Меня зовут Олеся.

— А меня — Рубина, — тоже с улыбкой ответила цыганка.

Поговорила еще о жизни, о душе. Потом попели, потом поплакали.

Потом уснули…

* * *

А в то же время другая товарищеская встреча опыта с молодостью проходила в котельной Палыча. На этот раз решили до водки дело не доводить. Сели по-скромному: пиво, рыбка.

— Знаешь, Палыч, а я об этой девушке все чаще и чаще думаю.

— Плохо, — охнул старик, но Максим продолжил, не слушая его:

— Мне даже сон такой приснился… Поле бескрайнее, маки алые… И там где-то далеко — она на белой лошади. Вся в белом, волосы развеваются… Ну очень красивый сон.

— Да, Максим, сон с большим вкусом подобран.

— Я срываю маки, пытаюсь добежать до нее… И не могу приблизиться… Ну, знаешь, как во сне это бывает, знаешь?

— Знаю. И не только во сне, но и в жизни. Плохо твое дело, парень. Выбрось ее из головы, пока совсем не пропал!

— Не могу, Палыч. Ты знаешь, какая она красивая! У нее глаза, как два черных озера…

Палыч развернулся к книжной полке:

— Где-то я это читал… Как раз сегодня. Вспомнил! «Глаза твои — озерки Есевонские. Шея твоя, как столп из слоновой кости. Волосы на голове твоей, как пурпур». Песнь Песней царя Соломона. Получше даже, чем у тебя. А вообще, дурак ты, Максим! Не озеро ее глаза, а омут черный. Затянет — никто не вытащит! Забудь ты об этой любви. Иначе все потеряешь: себя, работу, дружбу…

— Да, Палыч. С другом из-за нее я уже поссорился.

— Вот. Чего?

— Он в последнее время совсем с рельс сошел. Хотя вроде парень неплохой…

— Ошибаешься ты, Максим. От таких, как он, всего можно ждать.

— Да нет, он не подлый. Он просто глупый. Так-то здоровый, а в голове — детство.

— По себе ты судишь. По себе. А он — другой породы… Маменькин сынок, со всего сливки снимает первым. А ты его на второй план отодвинул… Не простит он тебе этого. О таких, как он с мамашей, у того же царя Соломона, только уже в притчах, сказано: «Жены несмысленны, и дети их злы, проклят род их. Ибо презирающие премудрость и наставления несчастны, и дела их непотребны!» Боюсь, мстить начнет… Непотребно! И не только тебе, но и любимой твоей.

— Точно, Палыч. Он уже против цыган что-то задумал. Только я никак не могу выяснить, что.

— Вот! А выяснить нужно, если защитить ее хочешь. Надо поговорить сними помириться. Ты ж ему друг большущий, спаситель. Конек-горбунок, Чип и Дейл… Выясни с ним отношения. Хуже не будет — точно. Может, он и вправду не совсем сподличался?

— Хорошо, Палыч. Я постараюсь. Хотя в последнее время мне с ним общаться все труднее.

* * *

Удивительный человек — Сашка-конюх. Вроде и умный, и сильный. А когда Баро в свое время предложил бизнесовыми делами серьезно заняться, в ответ только рассмеялся: «Мне мои лошадки дороже!» Настоящий цыган, неосовремененный.

И с женщинами знал секрет какой-то, что они к нему роем летели. Когда среди любимых оказывались замужние, страшно переживал. Но ничего с собой поделать не мог. Наверно, от частого общения с лошадьми порода жеребиная сильнее оказывалась. Вот и теперь, от наличия в мире кузнеца Халадо, Грушиного мужа, большие переживания испытывал. Но тут, к счастью, подоспела ссылка на набережную. А там павильончик, пиво, роскошная женщина с роскошным именем Марго…

В общем, радуйся, кузнец, можешь теперь спать спокойно. Со своей Грушенькой.

Одна только беда осталась у Сашки. Сторожевой пост на кладбище. Баро велел взять ему это на себя. Составить график, всех в него включить. Но первое время все же самому подежурить. Дело, конечно, святое. Только очень уж Сашка темноты боялся. И померших тоже. Это у него с детства. Наверно, цыганских сказок в детстве слишком много наслушался.

Для кочевого племени ведь что самое страшное — помереть так, чтобы никто не увидел. И останутся тогда твои косточки не отпетыми, не закопанными. Потому и в сказках, каждой второй, вечно мертвый цыган обнаруживается. То под мостом, то в кустах, то в лесу. Как в последней, самой грустной истории про цыгана Зубчана.

А малому Сашке эти мертвяки вообще везде мерещились: и в шатре, и в кибитке, и даже в казане… Оттого он, наверно, и тянулся к лошадям. Живые души все выслушают, сочувственно головой покивают, но ничего никому не скажут. И на женщин он так западал оттого же. Когда всюду смерть мерещится, очень хочется что-то для продолжения жизни сделать.

И при всей такой жизни нужно сидеть тут в склепе, на кладбище. Ужасные звуки, скрип двери… От утробного ужаса ничего не спасает: ни фонарь, ни мобильник, ни лопата. Но Сашка храбрый, он со страхом борется.

Только ведь дверь в этот раз открылась со скрипом необычайным. И Сашку накрыла огромная, страшная тень! Хотел он закричать, но…

Загрузка...