Сделка

Глава 25

– Стоять!

Выстрел прогремел раньше, чем я успел закрыть Катерину собой. Правда, целился Модест Генрихович лишь в брусчатку под ногами, и она брызнула каменным крошевом.

– Только шевельнитесь – и следующая пуля угодит в лоб, – предупредил Давыдов, весьма красноречиво поводя дулом револьвера. Что-то подсказывало, что он не шутит.

Я обвел быстрым взглядом стрелка, держащего нас на прицеле, Печорскую, Ядвигу Карловну и Ореста, стоящих рядом. Руки всех троих стягивали веревки. Привалившись к сараю, тоже связанные, сидели несколько работников, на их лицах застыло ошеломленное выражение. Рядом лежал дед Кузьма. Лицо отвернуто, и я не понимал, дышит ли старик.

– Катюша, прости, – прошептала Елизавета и скривилась. На ее лице темнела ссадина, и за одно это хотелось убить мерзавца Модеста. Или ударил не он?

– Ну наконец-то. Устали вас ждать! – из-за угла флигеля выплыла женская фигура. Елена… Мещерская все в том же бардовом, местами грязном и рваном платье, с всклокоченными волосами и горящими злобой глазами уже не казалась красивой. С нашей последней встречи она словно постарела на пару десятков лет. Лицо испещрили морщины, волосы поседели, и даже пышное декольте обвисло.

Но она была жива. Гадина!

– Что-то неважно выглядите, Елена Анатольевна, – насмешливо бросил я, плавно смещаясь и закрывая собой Катю. – Никак устали по лесам бегать да людей жрать? А вы, Модест Генрихович, теперь на посылках у ведьмы? Достойная роль для офицера.

Модест дернул кадыком, его глаза прищурились.

– Не слушай его, дорогой, – визгливо отозвалась Глафира. И она здесь… сидит на стульчике под деревом, обмахивается своим надушенным платочком. Словно в театр пришла! – Пусть болтает что хочет! Заберем свою часть и уедем… никто нас не найдет!

– Свою часть чего? – Я говорил, а сам лихорадочно пытался придумать план спасения. Где остальные люди? Служанки, ученицы? Неужели тоже валяются где-то связанные? Или… что-то похуже. Под моим пиджаком ощущалась тяжесть револьверов. Вот только выхватить их раньше, чем Модест выстрелит, я не успею. Но кажется, придется рискнуть.

– Так и не понял? – омерзительно рассмеялась ведьма. – Сердце зимородка – вот что всем так нужно. Сердце синей птицы, дар тайги, дарующее силу и благословение духов! Как долго я ждала, как тяжело! Годами притворялась, следила, подслушивала! О, Елизавета хорошо ее спрятала!

Мещерская оскалилась.

– Скрыла среди таких же девчонок, ничем не отличимых, запутала следы, обманула. Я ведь поначалу думала то на одну побирушку, то на другую… любая, любая могла оказаться той, в чей душе прячется крылатая! И спешить нельзя: синяя птица взрослеет лишь на воле, обретает крылья лишь в тайге, рядом с Курганом. Убьешь раньше – и ничего не получишь, одно лишь бесполезное тело! Никчемный труп! Но время пришло. Владыка Хлада, Смерти и Безумия сказал, что час пробил. – Мещерская снова оскалилась, ее жуткий рот растянулся, и стал виден черный язык. Глафира тоненько взвизгнула и принялась торопливо утираться батистом.

– Как трудно было ждать, как тяжело притворяться! А еще эта проклятая шаманка! Все следила за мной, все принюхивалась! Поняла в последний момент, да поздно! – Елена омерзительно захихикала. – Ее убрать было всего труднее, но Владыка Хлада помог… За лесную шаманку много отдать пришлось, много вытерпеть, – Елена внезапно посерела, словно воспоминание о том, на что она пошла, пугало даже древнюю ведьму. И я не хотел задумываться, что может испугать такую тварь.

– Ты убила Хизер! – выдохнула за спиной Катерина. – Ты убила ее!

Не оборачиваясь, я на миг сжал ладонь девушки, пытаясь передать хоть каплю своего тепла.

– Давайте уже заканчивать, – сипло и нервно уронил Давыдов. – Я сюда не болтать пришел.

– Что она пообещала вам, Модест Генрихович? – Я перевел взгляд на учителя. Его руки побелели от напряжения, лицо заострилось и от образа добродушного простака ничего не осталось. Сейчас я видел сурового, доведенного до крайности мужчину, готового на все ради своей цели. Но может, в голове бывшего вояки сохранилась хоть капля благородства? – О, я знаю. Исцеление, не так ли? Вы больны, вам осталось недолго. Диагноз совсем неутешительный, ведь так? Вы скрывали свою болезнь ото всех, знала лишь ваша жена, лекарь Гектор, который давал вам бесполезные микстуры, и конечно, княгиня. Ваши дни сочтены. Видимо, вы, а скорее – ваша супруга, как-то прознали о необычной девушке, которая живет в пансионате. О сказках, которые о ней рассказывают…

– Это вовсе не сказка, дурак! – выкрикнула вдруг Глафира и встала. Маленькая, сухая, старая женщина. Но сейчас она вовсе не казалась трогательной или беспомощной. Сейчас я видел змею, готовую ужалить. – Ты прав, это я подслушала тайну синей птицы, я! И я узнала, на что способно ее сердце, вырванное из груди! Не только исцелить любую даже самую ужасную хворь! Но и продлить жизнь. Вернуть молодость! Ритуал нужен особый, ведьминский, но и тут свезло…Вам, молодым, не понять, как страшно стареть!

– Я гораздо старше вас, Глафира, – сухо сказала Елизавета.

– Ах, помолчите уже! – раздраженно бросила Давыдова и снова вцепилась в свой платочек. – Просто отдайте нам нашу долю, и мы исчезнем! Как жаль, что нельзя получить сердце добровольно… Так его сила возрастает во сто крат…

Глафира моргнула и внезапно изобразила на лице дружелюбную улыбку.

– Катюша, деточка, отдай сердечко по доброй воле? Ну что тебе стоит? Все равно ведь умирать… А я порежу тебя осторожненько, совсем не больно, и сердечко – цап…

Елизавета поморщилась.

– Вы просто сбрендившая идиотка, Глафира Ивановна. И как я раньше не заметила?

Та оскорблённо выпрямилась.

– И так получим то, что нам причитается. Не сомневайтесь! Не хочешь добровольно – ну и черт с тобой! И без того нам хватит… всем хватит! Исцелиться! Обрести молодость! Получить благословение духов! Всем, всем хватит!

Мещерская снова рассмеялась. А я выдохнул.

– Беги.

И выхватил револьвер. Быстро, очень быстро. И все же Модест оказался на миг быстрее. А промахнуться с десятка разделяющих нас шагов он просто не мог. Я услышал, как грянул выстрел и как отчаянно вскрикнула Катерина. Увидел вспышку и обречённые глаза Модеста…

Не долетев до меня несколько метров, пуля свернула и впилась в дерево. Вопреки законам логики и физики.

Я выстрелил снова. Модест выронил револьвер и, упав на одно колено, зажал ладонью простреленную руку.

На миг повисла тишина. Ничего не понимая, я снова посмотрел на свернувшую пулю, застрявшую в стволе липы. Давыдов промазал? Мне повезло? Да полно… не бывает такого!

– Благословение духов. Неуязвимость, – страшно, отчаянно прошептала Мещерская. А потом завопила жутким нечеловеческим голосом: – Это значит… Мы опоздали! Зимородок добровольно отдала свое сердце!

– Но как? – завизжала Глафира. – Девчонка ведь жива! Вот же стоит, глазами хлопает!

– Вы все-таки дура, – прошептала Елизавета и почему-то улыбнулась.

Елена откинула голову, раскрывая рот, из которого вывалился язык, и ужасающе закричала. Этот крик бил наотмашь, словно хороший удар кулаком, от которого все стоящие во дворе повалились на колени, пригнулись ветви деревьев, облетела листва. Раскинув руки с удлинившимися когтями, Мещерская заорала-завыла:

– Забрали… Обманули… Опоздала! Столько лет ждала. Столько лет! И все напрасно! Все впустую! Неееет! Владыка Боли, Зла и Хлада, держатель смерти, повелитель скрытого, молю о мести! Взываю к тебе – не оставь! Всеми телами, ради тебя поруганными, всеми душами – тебе отданными, заклинаю! Яви свою силу и помоги мне!

Волосы Елены – когда-то медовые и красивые, а сейчас больше похожие на грязную солому, – встали дыбом. Небо потемнело в один миг, редкие облака начали заворачиваться в грозовую воронку, внутри которой проскальзывали шипящие молнии. Ветер стал ледяным, а земля покрылась изморозью, словно на «Золотой луг» стремительно наступала зима.

– Бегите… бегите! Дима… Катя! Спасайтесь! – Печорская с трудом поднялась и шатаясь сделала шаг в нашу сторону. Но нас всех буквально пригвоздило к земле неведомой властной силой, не дающей не то что бежать, даже ползти! Мышцы налились запредельной тяжестью, казалось, в руке я держу не револьвер, а пудовый мешок с мукой. С трудом, преодолевая жуткое оцепенение собственного тела, я щелкнул курком и выстрелил. Раз, другой.

Попал.

Пули пробили тело Мещерской точно под корсажем ее бардового платья. Прямиком в сердце.

Вот только грязная ткань не окрасилась живой кровью. Елена посмотрела на дырки, потом на меня и гаденько захихикала.

– Глупый мальчик. Я давно мертва, и душа моя во власти Владыки. А тело…

Мещерская повела головой, облизываясь. Ее волосы все еще стояли дыбом, между губ мелькал гадкий черный язык. Одним прыжком ведьма оказалась возле Модеста, вцепилась в него и впилась в губы. Я увидел, как щеки Давыдова надулись от шарящего внутри языка Мещерской, и от этой картины меня едва не стошнило. Елена взмахнула рукой, и черные, твердые когти вонзились в грудь Модеста. Глаза бывшего полковника вылезли из орбит, на рубашку брызнула кровь. Всего пара мгновений – и Елена отпихнула тело мужчины, которое кулем свалилось к ее ногам. Слизнула кровь с еще пульсирующего сердца, наколотого на когти, словно кусок непрожаренного мяса на вертел. Небрежно вытерла губы и усмехнулась.

Совершенно шокированные, мы пораженно смотрели на гадину.

– Ах как мало! Жизни в этом отребье оставался лишь глоток. Ни на что толковое не сгодился, фу…

Она брезгливо пнула лежащее у ее ног тело. Голос Елены вновь обрел чарующие бархатные ноты, а щеки и лоб разгладились и налились молодыми яркими красками, ссохшиеся губы красиво припухли, глаза и волосы заблестели. Елена вновь обрела прекрасные юные черты. Вот только помолодела она лишь лицом. Шея и все, что ниже, оставались такими же морщинистыми, жуткими, покрытыми старческими пятнами и уродливыми струпьями. Контраст красивых черт и уродливого тела делал ведьму еще более отвратительной.

Глафира, хлопая глазами, некоторое время непонимающе смотрела на скрюченное у ног Елены тело. А потом поняла.

– Модест… Модестушка-а-а!! Убила-а! Моего Модестушку-у-у! – заорала она и повалилась на землю. Елена наградила ее злым взглядом.

– Бесполезные червяки! – крикнула ведьма. – Никчемные твари! Из-за вас я осталась ни с чем. Ни с чем! Надо было раньше хватать девчонку! Ну ничего… ничего… Все поплатитесь. Все!

Она метнулась к сидящему на земле мужику-работнику, имени которого я не знал, лишь помнил, как тот отплясывал у костра, с нечеловеческой силой дернула вверх и тоже впилась в губы губительным поцелуем. Мужик лишь успел коротко вскрикнуть и тут же замолчал. А Елена почти сразу метнулась к другому человеку, чтобы забрать и его жизнь.

Мною, как и всеми, все еще владела навалившаяся слабость, и я взмолился всем богам о помощи. Уж не знаю, что за сказки твердят о силе синей птицы, но если есть в этом хоть капля правды, пусть эта сила мне поможет! Поможет спасти всех, спасти Катерину!

То ли мольба помогла, то ли ведьмино внушение ослабевало, но я смог повернуться к Кате. Она стояла на коленях, бледная, но не испуганная. Напротив – в глазах девушки горел огонек решительности и желание сражаться до последнего. Что ж, смелости моей невесте не занимать.

Я бросил быстрый взгляд на небо, там заворачивалось нечто темное и злое. Внутри клубящейся черноты шипели молнии, порой простреливая землю, и чудилось, что из редких прорех смотрит нечто потустороннее и жуткое. Словно там, наверху, медленно-медленно открывалось око злого божества, желающего взглянуть на тех, кто потревожил его покой.

Молния ударила в крышу сарая, потянуло горелым.

– Знаки, которые ты вырезала на арбалете, помнишь? Шаманские знаки? – кинулся я к Катерине, и та кивнула. – Можешь начертить их здесь?

Я сунул девушке рукоять второго револьвера. Катя вскинула на меня глаза.

– Не уверена, что это поможет! Это все… сложно…

– Надо попытаться! Другого выхода у нас нет! Надо остановить ведьму!

За спиной взвыл еще один работник. Крик взлетел в чернеющее небо и оборвался. Елена захохотала. Ее лицо и тело – уже совсем юное и прекрасное, покрывали потоки крови. Как же быстро тварь поглощает чужие жизни! Слишком быстро! А учителей наверняка оставила на закуску, хочет насладиться нашим мучением, гадина!

Двигаться стало легче, похоже, заклятие ведьмы и правда слабеет. Я бросился к Печорской, рванул веревку на ее руках и сам едва не взвыл – узлы Мещерская завязала как заправский матрос – не развязать.

– Нож на ноге, – тихо сказала княгиня. – На бедре, – и закатила глаза, когда я помедлил. – Да скорее же, Дмитрий, задерите уже мою юбку! С завязанными руками я не могу измениться…

Я не стал уточнять, что она имеет в виду. Просто сунул руку под синий подол и выхватил из привязанных к бедру ножен короткий кинжал. Торопливо рубанул по веревке, и та упала.

– Ядвигу освободите. Скорее! Если ведьма сумеет призвать ЕГО… – Елизавета с отчаянием глянула на небо. – Нам всем конец! Всему конец! Надо остановить ведьму! Иначе…

Печорская качнула головой и не договорила. Но я и без того уже понял, что дело дрянь. Кого бы или что бы не тащила в наш мир ведьма – добром это не закончится.

–Где все ученицы? – крикнул я, бросаясь к Карловне.

– Мы успели запереть их в пансионате. Почуяли неладное, – поморщилась смотрительница башни. – Почуяли, да поздно! Эта ведьма всех обдурила. И Глафира с Модестом ей помогли. Кто же думал, что они нас предадут! Поднимут на нас оружие. Мы ведь столько лет рядом! Эх…

Ядвига горестно вздохнула, быстро потёрла красные полосы на освобожденных запястьях и кинулась помогать Кузьме. Старик был жив, хоть кто-то хорошенько приложил его по макушке тяжелым предметом.

Над телом Модеста все еще выла Глафира, заглушая чавкающие звуки пирующей ведьмы.

– Уходите! – крикнул я. – Спасите людей, спасите девочек!

Совсем рядом ударила молния и загорелась сухая трава.

Я крутанулся, выхватывая револьвер. И обомлел. Катя все еще сидела на земле, а вот Печорская… исчезла. Синее платье княгини и ее ботинки валялись рядом. А сама Елизавета покрылась совиными перьями, глянула на меня круглыми птичьими глазами, распахнула крылья и, взмыв в черное небо, камнем свалилась оттуда на Мещерскую. Я узнал гигантскую сову, некогда замеченную в ночном окне. Так вот кто это был…

За спиной зашелестело, и еще одна огромная сова взмыла в небо. Ядвига Карловна. Две птицы кинулись на Мещерскую, вцепились когтями в тело ведьмы, норовя разорвать его пополам. Дикий вопль сотряс воздух, Елена оскалилась, выпустив добычу. Перепуганный мужик на четвереньках бросился прочь, тихо вереща и подвывая. Ядвига и Печорская тянули ведьму в разные стороны, изо всех сил молотя крыльями, на фоне темного неба и вспышек молний Мещерская казалась алым цветком. Это было бы даже красиво, если бы не ожерелье из окровавленных сердец на ее шее.

– Владыка! – утробно взвыла ведьма. – Защити!

Яркая молния ударила в Ядвигу, ошпарив крыло, и птица камнем рухнула на землю, выпуская Мещерскую. Вторая молния едва не поджарила Елизавету, но та увернулась, правда, не удержавшись, рухнула в крону дерева. Посыпались листья и перья.

Елена в ворохе разлетевшихся юбок, которых словно стало гораздо больше, плавно опустилась на землю.

Я подобрался сзади и со всех сил врезал по ее затылку подобранной у сарая лопатой.

Ясно, что пулями ведьму не сразить, так может, хоть старое доброе огородное орудие сгодится? Елена крякнула, ее череп влажно хрустнул. И в песчинке от меня пронеслись острые когти, едва не вспоров мне шею. Я едва успел отшатнуться и отпрыгнуть в сторону, уже зная, насколько быстрой может быть эта гадина!

Мельком глянул в сторону Катерины, но девушка сидела на земле, слегка раскачиваясь, что-то шептала и была полностью поглощена начертанием на стволе моего револьвера знаков. Словно она даже не замечала, что творится вокруг.

Еще несколько молний ударили так близко, что все волоски на моем теле встали дыбом. А Елена рассмеялась.

– Хорошо, что ты выжил, рыцарь! Теперь я буду играть с тобой долго-долго…

– Обойдешься, – снова взмахнул я лопатой, но на этот раз Мещерская легко уклонилась, орудие зацепило лишь развевающийся красный бархат. И она снова ударила. Вот только ее когти, коснувшись моей груди, сломались, словно их срезало ножом!

Зашипев, ведьма оскалилась.

– Благословение духов… Неуязвим! Ничего… Я не могу убить тебя, но ОН может! Ты пожалеешь, что выжил!

Она ткнула обломанным когтем в небо, а потом, подняв руки, закричала:

– Силой всех загубленных душ, мощью отданной на поругание плоти, злобой не прожитых жизней, заклинаю! Встаньте и служите мне, убиенные!

Что?!

– Модестушка-а! Аа-а-а!!!– Глафира, воющая над телом мужа, вдруг вскочила, тараща глаза. Ее вой из тоскливого превратился в ошеломленный.

Давыдов тоже поднялся с земли. Его открытые глаза смотрели в пустоту, радужки пугали нечеловеческой белизной. Безучастно глянув на взвизгнувшую супругу, он поднял все еще валяющийся на земле наган и выстрелил. В Глафиру. Та мгновение стояла, словно недоумевая, а потом упала. А уже через миг тоже поднялась – белоглазая и совершенно мертвая.

У стены уже полыхающего сарая встали мужики-работники, тоже неживые, и деловито подхватили инвентарь: кто мотыгу, кто грабли… А потом слаженно двинулись на меня.

Я попятился, понимая, что враги окружают, и оказаться в кольце поднятой нежити – не лучшее решение. Но и отступать некуда – за спиной Катя и остальные.

Поудобнее перехватив револьвер и сглотнув сухой ком в горле, выстрелил в ближайшего мертвяка. Но, как я и ожидал, пуля лишь замедлила нежить, убить мертвое она уже не могла… Так что придется орудовать лопатой! Напротив маячило шестеро: Давыдовы да убитые ведьмой мужики. И увы, тихо упокоиться они не желали. Мещерская захохотала, когда воздух наполнился противным чавканьем и хрустом ломающихся костей. Сбоку качнулось что-то зелёное, я вскинул свое орудие и хмыкнул, встретив знакомый хитрый взгляд с прищуром. Дед Кузьма сейчас мало походил на того нечёсаного сторожа, которого я увидел, приехав в пансионат. Его борода и усы слишком походили на мох, голову увенчали рога, а плечи стали шире и мощнее. Но тулуп на этих плечах болтался все тот же, да и ухмылка оказалась знакомой.

– Подвинься, вашблагородие! – гаркнул леший, вскидывая двустволку. Люська бахнула, и ближайшего мертвяка снесло выстрелом.

И к моему удивлению, с другой стороны вырос бледный до синевы, но решительный Еропкин. Шпага в руках Ореста Валерьяновича казалась тонкой игрушкой, но орудовал он ею ловко и даже с некоторым изяществом, попадая точно в цель и срезая тянущиеся со всех сторон конечности.

На миг я вспомнил битву в чаще, когда на нас перли волкодаки. И выругался в голос. Потому что увидел, как от темнеющего леса скользят по траве серые изломанные тени этих чудовищ!

– Темное колдунство всегда тянет измененных тварей… – проговорил Кузьма, тоже увидевший новых врагов.

Я не ответил, сосредоточенно орудуя лопатой и размышляя, что делать дальше. Серая орда волкодаков казалась приливной волной, угрожающей смыть нас ко всем чертям! Я отшвырнул мертвяка, выстрелил в волкодака, ударил еще одного… Кузьма уже отбросил двустволку и молотил кулаками, кусал и даже бодал рогами.

Над головами тяжело пронеслась сова.

– Ведьма… пытается впустить своего хозяина! – Слова Елизаветы уносил разбушевавшийся ветер. И я услышал в ее голосе ужас. – Нельзя… допустить!

Мещерская стояла в отсветах пламени, а над ее головой… я глянул на миг и обомлел. Из черноты туч смотрело нечто. Жуткое око почти открылось. И чем бы оно ни было, от одного лишь взгляда в эту потустороннюю мглу мороз продирал кожу.

Елизавета снова кинулась на Елену. Но та отбросила Печорскую и, кажется, ранила, потому что совиные перья потемнели от крови. Стало так темно, что если бы не горящий сарай, все утонуло бы в беспросветном мраке. Огонь пожрал соломенную крышу и уже плясал на ближайших деревьях, протягивая горячие пальцы к стенам пансионата. Отсветы пожара танцевали на земле, в тенях скалились волкодаки. Безумная картина!

– Кажись, не сдюжил, – хрипло протянул Кузьма и сполз на землю. Я глянул на деда мельком, увидел залитое кровью лицо и грудь. Кто-то все-таки дотянулся до лешего…

Смелый Еропкин, увы, продержался недолго – сильный удар Модеста, и учитель изящных искусств совсем неизящно повалился на землю.

Я остался один против подступающей стаи волкодаков. И жути, смотрящей сверху.

– Катя! – крикнул я, не оборачиваясь, потому что даже один взгляд в сторону мог закончиться для меня плачевно. – Кидай револьвер!

– Еще чуть-чуть…

– Времени нет!

– Сейчас… Еще несколько минут…– Ее голос в вое ветра едва различим.

Патроны в моем оружии давно закончились, лопата осталась в чьей-то пасти, так что приходилось отбиваться кулаками. Не самый лучший способ для битвы с нечистью. И боюсь, у нас не было минут, о которых просила Катя. Даже одной не было. Но я лишь сжал зубы и кулаки да снова ударил ближайшую тварь.

Клацнули рядом с лицом желтые клыки, другой волкодак вцепился в плечо. Зубы твари треснули, ломаясь, кажется, моя неуязвимость все еще работала. Но тут сразу два чудовища бросились мне под ноги, сбивая на землю и прыгая сверху.

Неужто все?

Что-то белое пронеслось мимо, обдав запахом шерсти и леса и заслонив меня мощным телом. Я вскинул голову – белый олень смотрел слишком умными для зверя глазами.

– Хизер? – догадался я.

Зверь, конечно, не ответил. Боднул рогами напавшую тварь, потом вторую, ударил копытами. Белая шкура тут же окрасилась красным. Продержаться долго против стаи волкодаков олень не смог, но дал нам столь необходимое время.

– Дима! – крикнула Катерина. – Здесь только один патрон! Один!

Я дернул головой, лишь на миг отвернувшись от волкодаков и тут же ощутил вцепившиеся в ногу клыки. Не обращая на это внимания, на лету подхватил брошенный Катериной револьвер и, продолжая движение, развернулся и выстрелил. Один патрон… второго шанса не будет. Но я не промахнулся: пуля пробила грудь Мещерской. Один слишком долгий, бесконечный миг казалось, что уловка не сработала, а ведьма несокрушима.

А потом она взвыла, и тьма над ней прорезалась лучами света. Елена задымилась, ее волосы и бархат платья начали тлеть, а потом вспыхнули. В жутком вое и вони горелого мяса ведьма неистово кувыркалась по земле, словно пытаясь остановить рвущееся изнутри пламя. И тут с двух сторон налетели совы. Печорская и Ядвига вцепились в ведьму когтями, дернули, шумно хлопая крыльями. И разодрали ее на две части. На горящую землю посыпались перья, клочки красного бархата и обгорелая плоть. Она дымилась и тлела пока на черной траве не остался лишь пепел.

Тьма медленно, неохотно отступала. Становилось светлее.

Светлее?

Да это же пламя добралось до пансионата! А там запертые ученицы!

Та же мысль пришла и к остальным, потому что, когда я кинулся к дверям, меня почти догнала измученная и раненая Печорская, кое-как натянувшая платье. Вместе мы отодвинули тяжеленный засов на двери. Коридор внутри затянуло едким дымом.

Я отпихнул Елизавету в сторону.

– Стойте тут! Я сам!

Кажется, она хотела возразить, но я уже шагнул в огонь и копоть. Жар обнял сразу, властно пробираясь за шиворот, в горло, в глаза. Прижав ко рту рукав, я шагнул глубже. Где же девушки? Вот столовая, вот кухня, дальше комнаты…

– Лидия! Пелагия! Анна! – закричал я и тут же закашлял. – Это я, Дмитрий Александрович! Выходите немедленно! Где вы?

– Дмитрий Александрович! Мы здесь… – Тихий голос и фигурка, замотанная в одеяло. Кажется, у девчонок хватило ума намочить ткань.

Надсадно кашляя, ко мне потянулась вереница учениц и несколько перепуганных служанок.

– Туда! Скорее! Бегите! – махнул я на тонущий в дыму коридор.

Пламя уже бушевало вовсю. Дерево трещало, рассыпая оранжевые искры, чадили потолочные балки. Я и не знал, что пожар может быть настолько стремительным…

– Аня! – рядом возникло чумазое лицо Софьи. – Она осталась наверху! Испугалась! Спряталась!

– Где?

Девушка ткнула пальцем, и я кинулся к лестнице – уже пылающей. Наверху воздуха было еще меньше. Казалось, тут его не осталось вовсе! Прихрамывая, я бежал по коридору, распахивая двери. Одна, вторая, третья…

– Аня! Аня, да где же ты!

Тихий писк донесся слева. Показалось? Уже почти задыхаясь, я ввалился в комнату. Створка шкафа медленно качнулась, и я догадался заглянуть внутрь. В тесном углу, скорчившись, сидела девушка.

– Аня, да что же ты тут… Вылезай! Ну же!

Ошалевшая от паники ученица тихо скулила, когда я ее вытаскивал и почти на руках тянул вниз. Первый этаж утопал в черном смраде, словно в глубоком омуте. Светлый проем двери казался таким близким и в то же время далеким.

Наверху что-то затрещало – слишком громко. И я с силой пихнул ученицу вперед.

– Туда…. Аня, там дверь… беги!

Она успела вскрикнуть и сделать несколько шагов, подчиняясь моему толчку. А потом между нами рухнула горящая балка.

А следом за ней сразу несколько, полностью перекрыв мне выход и не позволяя выйти. Гарь ударила в лицо дымным кулаком, выбивая из моего тела остатки дыхания и сознание.

Я не помню, как упал.