Сладкий грех. Падение

Глава 12

Такие, как я, бывают или наглыми, или считающими, что они не имеют право дышать. К сожалению, я из вторых. Я часто слышала об этом от людей. Я привыкла к таким словам, и я в них поверила. Судьба меня невзлюбила, а я не переставала умолять её о прощении. Она меня не простила. За что? Я не знаю. Она решила издеваться надо мной дальше.

Я замираю на пороге, когда Слэйн открывает дверь.

Весь этот дом принадлежит ему. Все четыре этажа. Это огромная площадь. Это просто невероятно. Но мы поднялись на два этажа наверх, потому что нижние квартиры сдаются для его психа-помощника, двух секретарей и заместителя. То есть вокруг него люди, которых он знает, что-то вроде большой семьи, которая всегда рядом.

Слэйн включает свет в прихожей, и я сглатываю от роскошной обстановки. Точнее, от роскошного пола, потому что мебели здесь не так много. Я разглядываю серый пол, отражающий свет люстр и вижу винтовую лестницу, ведущую наверх.

— Я раздену тебя, Энрика? — Его шёпот касается моего уха, и я вздрагиваю.

— То есть я должна быть голой уже сейчас? — Испуганно мямлю я.

— Я говорил про пальто, — поясняет Слэйн.

— Ах да… пальто. Я немного нервничаю, — признаюсь я, позволяя ему снять с меня пальто. Он не задерживает руки на моём теле, за что я ему очень благодарна. Он направляется дальше, а я снимаю обувь.

— Энрика, это лишнее…

— Брось, посмотри на них. Они жутко грязные, я не хочу испортить пол. Я, вообще, пока не знаю, можно ли мне дышать здесь, — бубню я, ненавидя себя за то, что другой обуви у меня нет. Экономия, ведь! Чёрт.

— Энрика…

— Закроем тему. Закроем её. Не хочу об этом говорить, — отрезаю я.

— Хорошо, — он вздыхает и протягивает мне руку. Делаю пару шагов, рассматривая пустые стены в серо-белой гамме. Здесь бы не помешали картины или какие-то милые рамки. Но ничего такого нет, что могло бы больше рассказать о владельце.

Слэйн ведёт меня в гостиную с большим диваном, телевизором и одной тумбой под ним.

— Ты не любишь мебель? — Интересуюсь я.

— Нет. Я люблю пространство. Я ненавижу, когда что-то забирает его. Я предпочитаю то, чем я пользуюсь, а не то, что, по мнению других, должно быть здесь. Это моя квартира, и я должен испытывать комфорт в ней, а не чувствовать себя гостем, — отвечает он. Улыбаюсь и бросаю на него взгляд.

— А тебе нравится много мебели?

— Не знаю, но твоя философия мне близка. Обставлять себя ненужным глупо. Многие покупают вещи и даже никогда ими не пользуются, только чтобы они были, ведь это модно. Я предпочитаю вкладывать финансы разумно, — отвечаю я, разглядывая простые чёрные шторы и серый тюль. Здесь и правда нет ничего лишнего. Всё без кричащей роскоши, но пахнет всё же роскошью, потому что, на первый взгляд, обычный диван имеет идеальный цвет. Он удобный, я уверена, и сделан по заказу. Тумба тоже вписывается в интерьер и повторяет чёткие линии, как и стеклянный журнальный столик выполнен из странного стекла и имитирует глубину океана и берег из тёмного дерева. На самом деле для меня это произведение искусства. Я никогда такого не видела.

Слэйн ведёт меня дальше и берёт пульт, он выключает на нём свет в холле и следующая комната, то есть столовая, объединённая с кухней, освещается только в районе кухонного островка. Я отпускаю его руку и подхожу к обеденному столу. На нём такой же рисунок из стекла и дерева, что и в гостиной.

— Изумительно. Это так красиво, — шепчу я.

— Да. Мне тоже нравится. Когда я увидел в Нью-Йорке подобное, я решил, что надо и здесь открыть фирму по изготовлению похожих вещей. И это не только столы и стулья, это ещё двери, шкафы и многое другое. Я покажу тебе позже спальни, я использовал этот материал для многого.

— То есть ты основал здесь компанию по изготовлению мебели?

— Это моё хобби, — пожимает плечами Слэйн и вешает пиджак на стул.

— А какие есть у тебя ещё хобби, которые приносят доход? — Интересуюсь я, направляясь за ним к кухне.

— Я люблю читать. Я много читаю. У меня есть библиотека. Я купил несколько акций издательских домов и получаю бесплатно книги.

— У тебя много свободного времени на чтение? — Я сажусь на высокий стул перед длинным столом, разделяющим обеденную зону и кухню.

— Я выделяю время для чтения каждый день. У меня это есть в расписании.

— Ладно. А что ещё? Чем ещё ты увлекаешься?

— Готовлю. Это меня расслабляет. У нас несколько ресторанов здесь и в Лондоне.

— У нас?

— У моей семьи. Мама тоже очень любит готовить. Отец ей подарил на моё рождение первый ресторан и сказал, что теперь это под её ответственностью. Она сделала из этого сеть уютных домашних ресторанов с ирландской кухней. Она использовала рецепты моей бабушки по отцу. Она завещала ей свою кулинарную книгу.

— Мне жаль, что она умерла, — печально произношу я.

— Я её не знал. Она умерла через два месяца после свадьбы родителей. Поэтому я не горевал.

Он достаёт продукты из холодильника и раскладывает их передо мной.

— Ты, правда, будешь готовить сам? — Скептически выгибаю бровь.

— Да, я хочу тебя удивить. То есть в мой план входит покорить тебя, Энрика, своими хорошими сторонами, чтобы плохие ты не видела, — кивает серьёзно он, закатывая рукава свитера. Прыскаю от смеха, склоняя голову набок.

— Ты такой странный, Слэйн. Ты не должен был говорить про свои плохие стороны. Людям не следует об этом знать.

— Люди нет, а ты да. Я ненавижу ложь. Ненавижу обман и предательство. Когда кто-то это делает, то мне становится плохо. Я выхожу из себя и иду драться.

— Ты дерёшься? Я слышала, что ирландцы хороши в борьбе, но думала, что это просто навязанные слухи.

— Ирландцы эмоциональны внутри, а снаружи могут быть очень холодны. Но во мне итальянская кровь, и она делает порой меня безумным, поэтому, чтобы урегулировать плохую энергию в себе, я выпускаю её таким способом. Отец отдал меня на борьбу, когда мне было три года. Он думал, что из меня получится хороший борец. Раньше он владел одним подпольным бойцовским клубом.

— А сейчас?

— У него их десять.

— То есть это незаконно?

— Ты права. Это незаконно законно. Он имеет власть, и она помогает ему отмывать деньги, ничего не делая. Он вышел на пенсию в сорок пять лет, когда мне исполнилось восемнадцать. Он передал мне дела, но я отказался вести их. Я начал своё дело. Он не разговаривал со мной три года и обижался на меня, но быстро нашёлся преемник. Это мой дядя. Младший брат отца. Я ненавижу подобное.

Вау. Это восхищает. Пойти против семьи и их бизнеса, чтобы не врать людям и не причинять им боль.

— Поможешь мне, Энрика? — Спрашивает он.

— Хм, да. Что нужно делать? Я должна признаться, что умею немного, — смущённо улыбаюсь и скатываюсь со стула.

— Нарежь бекон поперёк полосками. Сможешь?

— Думаю, да. Не боишься давать мне нож в руки? Вдруг прирежу тебя, — хихикаю я, моя руки.

— А ты планируешь это?

Наши взгляды встречаются, и я вижу, что он тоже не доверяет мне. Это пугает меня, ведь я по сравнению с ним маленькая и худая. Но он боится моего положительного ответа. Я это вижу.

— Нет, что ты. Я не прирежу тебя, если ты не прирежешь меня, — натягиваю улыбку и подхожу к столу.

— Это работает в другом направлении? — Он вкладывает мне нож в руку, наблюдая за мной.

— В каком именно?

— Если я поцелую тебя, то ты поцелуешь меня?

Смеясь, пихаю его в бок и качаю головой.

— Может быть. Я пока не знаю. Ты меня нормально не целовал.

— Я оставил это на потом. Сначала я познакомил тебя со своими губами.

— Ты всегда так поступаешь, Слэйн? Я имею в виду с женщинами? Ты приходишь, вытаскиваешь их из проблем и предлагаешь что-то наподобие временной сказки, потом прижимаешься к их губам своими и уходишь.

— Нет. Для меня это в первый раз. Обычно, мне находит женщин мой помощник. Он знает мои вкусы.

— То есть он ещё и сутенёр?

— Энрика, он не плохой человек, он знает меня и знает, что я не люблю общаться с людьми попусту. Я предпочитаю всё говорить по делу.

— Ладно. К чёрту твоего психа-помощника. Итак, значит, он подбирает тебе женщин, договаривается с ними и что потом? Ведь вы друг для друга незнакомцы. Тебе это не важно? — Бросаю на него взгляд. Он не сводит с меня глаз, продолжая двигать ножом. Боже мой, да он и правда виртуоз. Он режет острые колбаски очень ровно и не порезался.

— Я обедаю с ними. Только обед. В дневное время суток. Когда наступают сумерки — это время для меня и моих желаний.

— Хм, то есть… поясни. Я пока не понимаю, — шепчу я, смотря в его глаза, то на его руки. Я боюсь, что он порежется, чёрт возьми.

— Ночь — это моё личное время. Это время моих желаний. Я не пускаю в ночь никого, если этого не хочу.

— Но сейчас ночь, — замечаю я, возвращаясь к нарезанию бекона.

— Да. Сейчас ночь. Ночь я выбрал для тебя, Энрика.

— Спасибо, конечно, но тогда, когда ты встречаешься с женщинами? Утром? Вместо пробежки?

— Да, иногда, да. Иногда на целый день и немного ночи. Они к этому моменту уже не соображают и не могут видеть всё так, как оно есть.

— А в чём суть? Ночью с тобой что-то происходит плохое?

— Ночью я могу быть собой. Я не люблю, когда люди видят меня в таком состоянии. Это моё время. Оно личное.

Хмурюсь, до сих пор не особо понимая его. Но ладно. У всех должны быть свои странности. Пока уровень его странностей не перешёл определённую грань.

Бросаю в рот бекон и жую его, продолжая думать и нарезать его. Обожаю бекон. В любом виде. Обожаю мясо. Через несколько секунд я понимаю, что стало очень тихо и не слышно, как его нож бьёт по доске. Я поворачиваю голову и наши взгляды встречаются.

— Ой, я…

— Всё в порядке. Мне это нравится, — он улыбается мне и столько счастья в его глазах. Странно снова, но ладно. Ладно.

— Если честно, то у меня голова идёт кругом. Ты мне сказал многое, но я не всё запомнила. Для того, чтобы это уложилось в моём мозгу, нужно время.

— Время на принятие решения быть со мной или нет?

— Именно. Когда я ехала сюда, то точно знала, что пошлю тебя к чёрту, — признаюсь я. Неожиданно нож падает из его руки, и я, взвизгнув, отпрыгиваю. Слэйн смотрит на меня таким взглядом, от которого я даже дышать не могу. То ли сейчас утопит в помидорах, то ли сделает из меня помидор.

— А сейчас что-то изменилось, Энрика? — Медленно спрашивает он.

— Да… немного… я… прости, ты меня чуть-чуть пугаешь. Ты злишься на меня?

— Нет. Я напряжён и нервничаю. — Чёртов робот!

— Почему нет эмоций, Слэйн? Хотя бы немного, чтобы я разбиралась в твоём настроении. Ты ведь умеешь это. Ты хмуришься и смеёшься. Но другое я не понимаю. Только по глазам, а там словно все краски мира в бело-серо-голубых тонах с чёрными сожжёнными корнями деревьев, — выпаливаю я.

— Так ещё мои глаза никто не описывал. Это приятно, потому что обычно меня звали трупом, — улыбка появляется на его губах.

— Что? Почему трупом?

— Ты видела трупы и их глаза?

— Нет, я не заглядывала в их глаза. Правда, — кривлюсь я.

— Видимо, мои одноклассники каждый день смотрелись в них, — он отводит взгляд и наклоняется, чтобы поднять нож. Меня ужасают его слова. Как так можно? Это же просто цвет.

— Дети такие жестокие, — выдыхаю я. Нож звякает о раковину. Слэйн достаёт другой.

— Очень. Я ненавижу детей.

— Почему?

— Я могу предложить тебе ирландский виски, Энрика? Я бы хотел немного выпить его, чтобы снять нервное напряжение. Мне не комфортно сейчас, — говорит он, не смотря на меня.

— Да, хорошо. Я бы попробовала немного, — киваю я.

Заторможено смотрю, как он идёт в угол и достаёт из шкафа бутылку и два бокала. Он возвращается и наливает немного, четверть виски. Он пододвигает бокал мне. Я беру его и принюхиваюсь.

— Пахнет чем-то сладким и одновременно горьким, — шепчу я.

— Попробуй. Немного подержи на языке, а потом проглоти, — подсказывает Слэйн. Делаю глубокий вдох и потом глоток. Мой язык обжигает моментально крепостью алкоголя. Его начинает покалывать и все мои вкусовые рецепторы становятся острыми и резкими. Я глотаю. Горло дерёт, вынуждая меня закашляться. А потом тёплая и обжигающая волна проносится по моему телу и ударяет одновременно в лицо, ноги и руки.

Я замираю, слушая свои ощущения. Облизываю губы и ставлю бокал на стол.

— Странно. Сначала показалось, что я красный перец откусила, потом… так жарко, а сейчас сладко. Да, сладко и привкус…

— Мёда. Там есть красный перец, другие специи, груша и мёд.

Быстро киваю Слэйну и улыбаюсь.

— Мне понравилось, но уж очень крепкий. Правда, очень крепкий. Я пила пиво с дедушкой. Пару глотков только и мне не понравилось пиво. Дедушка говорил, что я должна знать вкус алкоголя, чтобы никто не смог меня обмануть в будущем. С алкоголем не срослось и я предпочла держаться подальше от него. Так вот чем от тебя пахнет. Ирландским виски, — смеюсь я.

Слэйн улыбается мне и делает глоток из своего бокала.

— Он напоминает мне тебя, Энрика, — произносит он.

— Почему меня?

— Потому что я называю этот вариант виски «Сладкий грех». Он оставляет приятное послевкусие и хочется попробовать ещё, чтобы ощущения повторились. Он затмевает разум, рождая плохие картинки в голове. Он порабощает своим вкусом и хочется больше и больше. Он всегда открывается с разных сторон, обещая удовольствие. А, как известно, удовольствие и алкоголь — греховные заповеди.

Я в ступоре таращусь на него. И ведь не врёт. Такого мне никто не говорил. Господи, кажется, я уже очень пьяна, потому что мои щёки горят со страшной силой, а всё тело словно бросили в пекло.

— Ты мой личный сладкий грех, Энрика, — шепчет он, делая шаг ко мне. Приоткрываю губы, чтобы сказать какую-нибудь грубость и осадить его или что-то в этом духе. Но не могу. Я смотрю в его глаза и теряю связь с реальностью. Он наклоняется ниже ко мне, я чувствую аромат его дыхания с привкусом запретной сладости. Мой пульс повышается и бьётся в ушах. Боже мой, кажется, я жду этого поцелуя. Очень жду его.