Сладкий грех. Падение

Глава 8

Не все люди могут признаться в том, что им нужна помощь. Не все могут быть открытыми и честными даже с самими с собой. У них есть раны внутри. Они кровоточат. Это больно. Всегда больно. И когда появляется человек, который тоже когда-то причинил боль, пусть и косвенно, то становится плохо. У боли бывает лицо. У каждой боли своё обличие, потому что именно люди причиняют боль. И каждое воспоминание — это картотека в памяти с лицами тех, кто это сделал. Даже отдалённо похожие люди могут снова воскресить воспоминания. Поэтому мы держимся подальше от людей. Мы не позволяем им узнать, что мы не такие сильные, какими хотим казаться. Мы просто израненные под всей этой одеждой.

Я плачу. Да, я плачу. Я не плакала очень давно. Точнее, я не плакала так горько и освобождающе, как сейчас. Я плачу, уткнувшись в грудь мужчины, которого совсем не знаю. Но что-то позволяет мне стать очень слабой рядом с ним. Может быть, это сказки, которые мы все читали в детстве. Может быть, это телевидение, которое уверяет нас в том, что всегда есть лекарство от боли. Может быть, это просто женская сущность принадлежать кому-то сильному. Я не знаю ничего об этом особо, но сейчас я сама не узнаю себя.

Когда слёзы перестают капать из глаз и причинять боль от холода на моих щеках, то я сухо всхлипываю, прижимаясь к этому странному киллеру. Мне становится стыдно, хочется спрятаться от своей слабости.

— Всё в порядке. Я уже в порядке, — бормочу я, немного отодвигаясь.

Он убирает свою руку с моей талии и отдаёт мне сумку. Он делает шаг назад, словно выполнил свою работу. Я смотрю на его ноги, покрытые уже снегом, и не могу поднять голову.

— Прости, это… сложные дни. Очень сложные. Я не хотела тебе всего этого говорить.

— Сделаю вид, что этого не было. Тебе будет легче?

— Нет, — слабо улыбаюсь и качаю головой. — Я всё равно буду помнить, что выставила себе истеричкой. Я не такая. Я не кричу на людей и не плачу. Я просто выживаю, как умею.

— Энрика, ты живая, а это значит, что у тебя есть чувства. Тебе не следует стыдиться быть живой. По крайней мере, передо мной.

— Хорошо. Что ж, пока, — разворачиваюсь и бреду медленно, чтобы снова не упасть, по тротуару к автобусной остановке.

— Если я не оскорблю твою борьбу за женское равноправие, то я мог бы подвезти тебя, — предлагает он.

Я не хочу улыбаться, но улыбаюсь. Я не хочу чувствовать тепло в своей груди, но оно там есть.

— Спасибо, но я думаю, что это лишнее. И дело не в женском равноправии. Уже утро и тебе, вероятно, нужно поспать или сделать что-то ещё. Не хочу отвлекать тебя от твоих проблем своими. Всё окей, правда, — сдавленно отвечаю я.

— Ты мечтаешь о чём-нибудь? — Неожиданно спрашивает он. Я замираю и оборачиваюсь.

— Нет. Зачем мечтать, если это бессмысленно?

— Хм, странно, ведь ты для чего-то так много работаешь. Ты экономишь на всём. Значит, у тебя есть цель. А цель — это мечта, — он приближается ко мне и останавливается в паре шагов.

— Чтобы выжить? Люди работают, чтобы выжить.

— Ты прилетела из Америки. Это неблизкий путь. Ты выбрала Ирландию и этот город тоже не просто так. У тебя была возможность улететь домой, но ты осталась здесь. Также у тебя было много денег, но ты их отдала в церковь. У тебя есть принципы, которым ты следуешь. Помимо этого, ты очень упрямая и сильная. Это меня восхищает в тебе. Ты добиваешься всего своим умом, смекалкой и трудолюбием. У тебя нет образования и родственников.

— Откуда тебе всё это известно? — Испуганно шепчу я.

Он морщится и передёргивает плечами.

— Мой помощник очень дотошный тип. Всегда был таким. С детства. Он проверяет всех досконально. Тебя тоже проверил. Тем более он восстанавливал для тебя документы.

— Я ему не нравлюсь, — говорю я.

— Ему никто не нравится. Он ненавидит женщин. Он ненавидит мужчин. Он ненавидит даже самого себя.

— Ох, не сложно с таким работать?

— Нет, под всей этой ненавистью прячется мужчина, который боится боли. Той боли, не позволяющей ему нормально жить. Но он не плохой человек, он верный друг.

— И он убийца. Так что он вряд ли не плохой человек.

— Здесь очень щепетильная ситуация, Энрика. Люди совершили ошибку. Пострадала ты. Он совершил правосудие по своему мнению.

Кусая губу, обдумываю его слова. Отчасти он прав. Они были виноваты.

— Раз уж мы всё равно разговариваем, то ты не хочешь сделать это за завтраком? Я не успею позавтракать дома, потому что в восемь у меня встреча, но я голоден. Не составишь мне компанию, Энрика? — Предлагает он.

Мой желудок предатель. Он выделяет противную кислоту при упоминании еды. Но я не могу ему позволить платить за меня. Тогда я буду должна ему.

— Хм, хорошо, но место выбираю я. Если выберешь ты, то меня вряд ли туда пустят в таком виде. Я похожа на бездомную, — кривлюсь я.

— Я согласен, но если люди видят одежду сперва, а потом уже человека, то я таких презираю.

Наши взгляды пересекаются, и я испытываю благодарность к нему. Я в его пальто, уже мокром и грязном. В растянутых спортивных штанах, кроссовках и толстовке, повидавшей виды. А он не кривит нос. Он улыбается мне, а я боюсь испачкать его машину собой.

Мы едем молча до места, которое я назвала. Я могу себе его позволить, потому что это закусочная для такого же бедного класса, как я. Мне интересно, что он скажет об этом. Он выглядит, как человек, который никогда не посещал такие места. Но там тепло, я пока не хочу спать, и я правда голодна. Очень голодна.

Когда мы входим в небольшое кафе, где совсем нет посетителей ещё, то на него так смотрят официантки. Теперь я понимаю, о чём говорила Дейзи. Они трахают его в своих головах. А потом они смотрят на меня и в их глазах застывает шок. Ну да, они сейчас спрашивают себя, что же я делаю рядом с таким мужчиной.

Но ему всё равно. Он кладёт ладонь на мою талию и ведёт меня к дальнему столику. Я не хочу снимать его пальто, потому что мне холодно. Хотя здесь очень тепло, но я не могу согреться до сих пор. Кажется, что холод проник в мою кровь. Нам предлагают меню, и официантка даже пытается флиртовать с моим собеседником. И я вижу ещё один взгляд, о котором говорила Дейзи. Если я думала раньше, что он смотрит страшно, то сейчас мне жаль бедную девушку. Она вся бледная уносится подальше от нашего столика.

— Это впечатляюще, — тихо замечаю я.

— Что именно? — Он изучает меню и бросает на меня поверх него мягкий взгляд.

— То, как ты заставляешь людей свалить с твоего пути без единого звука. У меня так не получается. Ты долго этому учился?

— Я смотрел всю жизнь в такие глаза, Энрика. Мой отец был суровым мужчиной.

— Он умер?

— Нет, он жив. Я зачастую проводил с ним время, потому что он брал меня с собой везде. Я его старший сын, поэтому я перенял эту привычку, наверное, с его спермой.

Я давлюсь воздухом. Он не особо ругается, и он не вульгарный. И это слово совсем не вяжется с его обликом.

— Что я сказал не так? — Удивляется он.

— Грязное словечко.

— Сперма? Это анатомический термин. Это слово используется в научной и обучающей литературе.

Смеюсь от его ответа. Он очень странный.

— А другие грязные словечки знаешь? — Интересуюсь я.

— Какие к примеру?

— Член? Хрен? Дерьмо собачье?

— Я даже знаю, как послать на хрен человека.

Я смеюсь громче и тяну к нему свою руку. Я тычу в него пальцем под его удивлённый взгляд.

— Вау, ты настоящий. Удивительно.

— Могу я сделать то же самое? Я бы тоже хотел проверить, — его улыбка такая соблазнительная, что я на секунду теряю дар речи.

— Хм, ну давай, — медленно киваю я.

Он протягивает свою руку и, если я просто выставила палец и потыкала в его плечо, то он касается моей щеки. Моя кожа загорается от этого прикосновения. Он ведёт пальцем по моей щеке, а я не дышу.

— Вау, ты настоящая, — выдыхает он.

Я смущённо опускаю взгляд и закрываюсь меню. Что это было? Почему мне стало очень приятно? Так должно быть? Или я просто уже не могу контролировать ничего в своём теле?

— Тебе было неприятно? — Спрашивает он.

— Мне будет приятно, если я поем. Я готова заказать. Что ты выбрал? — Быстро меняю тему.

— Тебя на своей кухне, — говорит он.

Я удивлённо таращусь на него.

— Что?

— Ты слышала, Энрика. Я хочу тебя на своей кухне. Я выбрал это.

— Я говорила про меню. Хм, то есть про еду, которая указана здесь. Ты упоминал, что голоден, — тараторю я.

— А-а-а, про меню. Мне плевать. Это всего лишь еда. Я бы предпочёл бокал ирландского виски, но его здесь не подают. Не тот сорт, который я люблю.

— Я слышала про ирландский виски. Говорят, что он отличается от обычного.

— Очень. Я могу пригласить тебя продегустировать его.

— Это вряд ли. Я не пью спиртные напитки. Вообще, не употребляю алкоголь. Он лишает сил, чтобы работать и путает мысли. Алкоголь плохо влияет на разум, а мне он ещё нужен. Через несколько часов у меня снова смена, так что…

— Энрика, ты ещё боишься, что я тебя убью? — Его ладонь накрывает мою. Я нервно всхлипываю и пожимаю плечами.

— Я не знаю больше причин, почему ты здесь. Давай смотреть правде в глаза. Ты богат и явно предпочитаешь всё элитное. Я же не элитное. Я дерьмовое. То есть для тех, кто едва сводит концы с концами. Я не красотка, чтобы стать Золушкой. У меня нет никакой феи-крестной, которая могла бы меня привести в божий вид. В общем, я не понимаю, что такого интересного во мне, обычной девушке, если не то, что ты можешь узнать ещё что-то от меня. Но я больше ничего не знаю. Правда. Тебе не нужно тратить своё время на меня. Ты можешь даже сейчас встать и уйти, я не обижусь. Я привыкла, что люди уходят. Поэтому…

— Какое же дерьмо ты несёшь, — он качает головой и ругается. Вау. Сегодня прямо день открытий.

Он поднимает на меня свой взгляд, и он ледяной, полный злости и ярости внутри. Чёрные ветви вокруг его расширенного зрачка становятся похожими на кинжалы. Я отдёргиваю руку, с опаской смотря на него.

— Сейчас ты хочешь меня придушить, да? — Выдавливаю из себя.

— Нет, я хочу тебя снова завалить на плечо, увезти в свою нору и отругать за то, что ты так обесценила себя. Я злюсь. Я всего лишь злюсь на то, что ты ничего не видишь. Ты не видишь себя моими глазами. Это меня сильно злит, и я хочу найти того урода, который с тобой это сделал. Был же какой-то мудак, да? — Его дыхание прерывистое и голос уже не спокойный. Он ровный, то есть, интонация не меняется, а вот дыхание, взгляд и его мышцы, да. Это безумно странно.

— Хм… я… мудаков всегда много в жизни и я… хм…

— Вы готовы сделать заказ? — Меня спасает появление официантки, потому что я не знаю, что сказать на такое. Просто не знаю. Он словно загоняет меня в ловушку одним только взглядом, заставляя рассказывать всё про себя. Он забирается в мою душу этими самими глазами, чтобы отыскать там что-то. Но я не хочу открывать ему свою душу. Она обычная.

Я мямлю свой заказ, а он берёт только чай. Самый простой чай.

— Ты же сказал, что голоден, — напоминаю я.

— У меня пропал аппетит.

— Прости, наверное, это из-за меня. От меня воняет и я ещё не принимала душ…

— Чёрт возьми, Энрика, хватит, — его тембр клокочет от ярости. Он не кричит. Управляет голосом. Боже мой это так невероятно.

— Дело не в твоей одежде, не в запахе, не в ещё какой-то чепухе, которую ты выдумаешь про себя. Когда я злюсь, я не могу есть. Мне нужно немного успокоиться. Я не люблю выходить из себя. Когда это происходит со мной, то я могу сделать глупость и причинить тебе боль, то есть применить силу и забрать тебя без твоего согласия. Но я пытаюсь быть терпеливым. Я хочу тебя.

Охаю и с ужасом смотрю на него. Он не сводит глаз с моего лица и стискивает зубы.

— Я хочу знать больше о тебе. Я хочу помогать тебе. Я хочу привезти тебя к себе и поселить тебя у себя. Это дико для тебя, но мой отец ирландец, а мать итальянка. У меня гремучая смесь генов. Я сдерживаю свою импульсивность, чтобы не пугать тебя. Но я всегда делаю правильные выводы о людях. Да, я не думал о тебе полгода, потому что ни черта не знал о тебе, пока ты не позвонила. Это заинтересовало меня. Люди обычно свою задницу прикрывают, но не ты. Мне захотелось встретиться с тобой лично, потому что я наблюдал за тобой и многое заметил. Это ещё больше вызвало у меня интереса. Я много думаю о тебе, и я хочу пригласить тебя на свидание. Вот так, — он замолкает, а я сижу, как пришибленная.

Мне хочется провалиться сквозь землю от стыда, неловкости и смущения. Я тупо смотрю на него, а он ждёт чего-то. Что я должна делать? Я не знаю. Я никогда не оказывалась в такой ситуации, потому что до этого момента не доходило. Вспомнить хотя бы Перри. Но я не знаю, могу ли отказать ему, ведь он киллер или косвенный киллер. Если я откажу, и он меня убьёт? Если я соглашусь? Мы взрослые люди и все знают, что случается между мужчиной и женщиной. Но это же я в роли женщины, и я всё просру. А ещё он поймёт, что со мной находиться рядом стыдно. Ну правда. Кто он и кто я. Чёрт…

— Энрика, скажи что-нибудь, — тихо просит он.

Я бросаю взгляд на окно.

— Снег опять идёт, — бормочу я.

— Энрика, — он укоряет меня.

— Ну что? Ты попросил сказать хотя бы что-нибудь, я и сказала.

— Я имел в виду другое.

— Знаю. Знаю, но нет у меня ответа, — быстро перебиваю его. — Я не упрямая, правда, просто у меня жизнь дерьмо. Думаю, что ты хорошо воспитан и тебе явно не следует предлагать мне подобное. Нет, не потому, что я этого недостойна, хотя это очевидно, а потому что это смешно. Я…я не сближаюсь с людьми, понимаешь? Я не смотрю людям в глаза, когда говорю с ними. Я не смотрю на их лица. Я не запоминаю имена. Я не люблю людей. Я не хочу иметь парня или что-то в этом духе. Мне не нужны обязательства. Я… прости меня, я сильно паникую и меня немного тошнит.

Хватаюсь за горло и тру его. У меня не хватает кислорода.

— Энрика, нет причин для паники, — его голос проникает в мою голову и словно гладит мои мысли.

— Энрика, тебе не нужно меня бояться. Разве я причинил тебе боль за всё это время?

— Нет… дело не в боли…

— Дело в ней. Ты боишься меня до сих пор. Ты выстраиваешь между нами стену. Когда много людей, то ты можешь быть самой собой. Когда ты наедине со мной, то ты шугаешься меня и ждёшь, что я ударю тебя.

— Ты прав. Я боюсь того, кто ты такой. Я ничего о тебе не знаю. У тебя есть головорезы и псих-помощник, который убивает людей. Вы вламываетесь в чужие квартиры и крадёте людей. Я… мне не нужны проблемы со всем этим криминальным дерьмом, понимаешь? Да, может быть, я в своей голове считаю, что ты очень красивый и, вероятно, если бы наша встреча случилась в другой жизни, то я бы пищала от радости, запрыгнула тебе на руки и ты бы увёз меня в закат. Но нет. Нет. Я не хочу этого. Мне это не нужно. Прости, — тихо произношу я.

— Хорошо. Спасибо за честность, — он грустно улыбается и отодвигается от меня. Я чувствую себя стервой. Вот он мой спаситель, а я отказываюсь от шанса узнать, что такое, когда не больно. Но я отвергаю его. Я отвергаю всё, что думаю о нём и тепло в груди тоже отвергаю. Чёрт.

Нам приносят наш заказ, и мы молчим. Мне хочется бежать отсюда со всех ног, потому что он ведёт себя нормально. То есть он не злится на меня, он не ушёл, он продолжает ухаживать за мной. Он пододвигает ближе ко мне тарелку, разливает нам обоим чай. Я вою внутри от несправедливости. Это нечестно.

— Ты никогда не говорил своего имени, — нарушаю молчание.

— А тебе оно нужно? Ты же предпочитаешь местоимения, не так ли?

Сглатываю удивлённо.

— Откуда ты знаешь? Ты же не читаешь мыслей, да? — Сдавленно спрашиваю я.

— Нет, Энрика, я не читаю мыслей. Я хорошо умею читать людей. И я неплохо разбираюсь в психологии. У тебя была сложная жизнь, а потом она стала сложнее. Я не буду тебя спрашивать о ней, потому что не хочу давить на тебя. В общем, я наблюдал за тобой, и я пришёл к выводу, что ты всех вокруг себя обезличиваешь, чтобы не привязываться к ним. Ты боишься людей. Боишься, что кто-то снова тебя обманет или причинит боль. Ты ангел для меня, но зачастую в моей голове на твой счёт греховные мысли, Энрика.

Кусаю свой сэндвич, чтобы подавить внутри странный трепет. Я бы сказала, что это типа хочется в туалет, но вроде и не надо. Внутренности сдавливает. Это и приятно, и странно.

— Я скажу тебе своё имя и расскажу о себе, если ты решишь, что это тебе нужно, Энрика.

— А если я попрошу тебя больше не встречаться со мной якобы случайно? — Интересуюсь я.

— Если это будет правдой, то я так и сделаю.

— Почему ты думаешь, что я лгала тебе вчера?

— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Ответ тебе не понравится, а я не хочу, чтобы ты считала меня психопатом. Многие меня таким считают.

— Почему?

— Меня называют довольно неприличными словами, когда я обличаю девушек во лжи.

— То есть вместо того, чтобы трахать их, ты изучаешь их? — Удивляюсь я.

Его глаза на секунду становятся неожиданно голубыми, а потом снова обычными.

— Я трахаюсь с теми, кто знает, что им нужно уйти после секса сразу же. И с теми, кто соблюдает мои правила. Я трахаюсь очень… хм, долго и для многих мучительно.

— Ты себе сейчас льстишь или это так и есть?

— Я бы не хотел себе льстить. У меня есть несколько любовниц, которые приезжают ко мне, чтобы составить компанию на пару дней. Не в моей квартире. У меня есть другая, исключительно для секса. Есть любовницы, которые принимают меня, когда я хочу бездушного секса. Есть та, кто вызывает у меня желание привезти её в свою квартиру, куда я никого не впускаю и привязать к кровати. Я буду её кормить сам. Я буду её мыть сам. Я буду её развлекать сам. Я буду изучать каждый уголок её тела очень долго. Я буду выполнять все её прихоти. Но есть одно условие.

— Какое? — Шепчу я.

— Она должна быть моей полностью. То есть перейти в моё владение на двадцать один день. И она должна быть всегда голой.

У меня кусок встаёт в горле, и я кашляю, стуча себя по груди. Господи, вот это фантазии. Они пугающий и странные.

— Почему голой? А если холодно? — Выдавливаю из себя.

— Со мной ей никогда не будет холодно, плюс моя квартира хорошо отапливается.

— Почему на двадцать один день?

— Говорят, что привычки вырабатываются двадцать один день. Я не хочу привыкать к ней. Я хочу дать ей то, что она хочет. Мне не важно. Деньги, машины, свидания, разговоры. А сам я получу то, что хочу я. Её разум. Её мысли. Её желания. Её тело. Её яркие эмоции.

— Хм, то есть ты хочешь, чтобы она привыкла к тебе?

— Нет, поэтому я устанавливаю срок на двадцать один день. В этот день я попрощаюсь с ней, чтобы я не привык к человеку. Я не люблю разочаровываться в людях, поэтому в моих воспоминаниях останется девушка, которую я боготворил двадцать один день и так и не привык к ней.

— Не понимаю, — хмурюсь я.

— Я женюсь на ком-то из своего мира через пару лет. Это предрешено. Она будет богатой, утончённой и холодной. Мы будем улыбаться и играть в идеальную семью. Поэтому я не имею права влюбляться и привыкать к другой девушке. Но я хочу почувствовать иные эмоции. Яркие, живые и искренние. Я хочу увидеть их.

— То есть ты хочешь развлечься перед свадьбой?

— Нет, для меня это не развлечение. Это настоящее, потому что для меня всё иначе. Я воспринимаю этот мир буквально. У меня нет чего-то среднего. Или хорошее, или плохое. Моё будущее — плохое. Я буду в нём несчастлив. Я буду мёртв. Сейчас я живой, и я хочу хорошего. Я хочу выбрать сам ту, с которой мне будет хорошо. И я выбрал.

Из моего сэндвича на тарелку падает помидор и соус, а я даже не дышу, чтобы услышать продолжение.

— Тебя, Энрика. Я выбрал тебя. Для меня ты хорошее и искреннее. Думаю, что не было никакой ошибки. Я должен был встретить тебя, потому что последнее время у меня всё чёрное. И обязательно после этого должно идти белое. Моё белое — ты. Я отказался от всех своих любовниц после той ночи, когда увидел тебя. Я хочу тебя. На двадцать один день. Ты не будешь ни в чём нуждаться, я обещаю. Я помогу тебе. А ты подаришь мне себя.

Повисает пауза. Только радио работает из колонок над нами. Я дожёвываю то, что у меня во рту. Кладу сэндвич на тарелку. Вытираю пальцы и рот. Делаю глоток чая.

Я в шоке.

— Тебе не нужно отвечать сейчас. Подумай. Я не убью тебя после окончания срока. Я дам тебе всё, чтобы ты смогла жить дальше…

— Замолчи, — шёпотом прошу его. — Это унизительно.

— Это честно.

— Кому нужна честность, если это больно? — Зло смотрю на него. — Ты как вещь хочешь купить меня, поиграть со мной и выбросить.

— Энрика, я никогда не видел в тебе вещь. Я знаю, что ты живая, поэтому я и выбрал тебя. Ты не пустоголовая идиотка, как та блондинка. Ты умеешь ценить эту жизнь.

— Я…я не знаю, что сказать, кроме как, пошёл ты на хрен, — выпаливаю я.

— Я ожидал этого. Ты сейчас очень напугана, поэтому я дам тебе время. И я предлагаю провести тест-драйв.

— Что? — Выдыхаю я.

— Один вечер со мной. Ты и я. Я не зайду дальше, если ты этого не захочешь. То есть мы посмотрим, получится ли у нас провести вместе двадцать один день. Но обязательно я тебя поцелую. Я хочу этого с того момента, когда тебя увидел. Я хочу, чтобы ты решила для себя, подходит ли тебе этот вариант.

— Ты рехнулся? Ты, вообще, в своём уме? — Возмущённо расстёгиваю сумку и копаюсь в ней.

— Энрика…

— Это уму непостижимо. Я не шлюха, ясно? Я не буду проводить тест-драйвы.

Швыряю деньги на стол и подскакиваю со стула.

— Энрика, ты поступаешь опрометчиво, — он тоже встаёт.

— Нет, я поступаю разумно, потому что ты, мало того, что избил меня…

— Это был не я, чёрт возьми.

— По твоему приказу.

— Не по моему, а по приказу моего помощника.

— Без разницы. Ты маньяк. Да, они правильно тебя считают психопатом. Ты именно такой. Прощай.

Хватаю свою сумку и обхожу столик.

— Слэйн. Моё имя Тристан Слэйн Нолан, но я предпочитаю только Слэйн.

Это запрещённый удар. Он знал определённо, что делает.

Медленно поворачиваюсь к нему.

— Вот ты козёл, — шепчу я.

На его губах играет улыбка и я больше не вижу в нём милого парня. Это хищник. И он пришёл за мной.

— Теперь у меня есть имя, и ты его запомнишь, Энрика. Ты запомнишь его так же, как я запомнил твоё. Больше я для тебя не просто «он». Я Слэйн.

Он оказывается напротив меня. Из моей руки падает сумка. Он уничтожает всё. В его глазах бушует ледяной огонь, и он убивает меня медленно и очень сладко.

Внезапно его ладонь оказывается на моей шее, и он притягивает меня к себе. Его губы ложатся на мои. Я сдавленно пищу, упираясь в его грудь, но его сила огромная. Он вжимает меня в себя, обнимая всё моё тело, словно закрывая своими чёртовыми греховными крыльями меня от этого мира.