Говорят: бойтесь своих желаний, верно? Так вот это правда. Я не хотела, чтобы Слэйн убирал свои руки с меня. Он не убрал. Ни на одну чёртову секунду. Мне показалось, что время остановилось. Тишину комнат разрывали стоны, шлепки, причмокивания, крики, удары кровати о пол, всплеск воды, смех, тихие разговоры, нежные прикосновения, да и многое. Секс стал перетекать в ласки, а они снова в секс. Так до бесконечности. И это превратилось в наркотик. Чем дольше Слэйн целовал меня, тем больше мне хотелось получить его. Каждый звук, который он издаст, когда я глажу его. Каждый взгляд, которым он посмотрит на меня. Каждый стон, который он подарит мне. Дьявольский яд, проникший в мою кровь. Обнажённый и возбуждающий.
Я открываю глаза, потягиваясь в постели. Моё тело немного ноет, а между ног зудит, но я улыбаюсь припухшими губами. Я чувствую каждую клеточку своего тела и безумный голод. Мне страшно хочется есть. Я привстаю на постели и оглядываю тёмную спальню. Лампа так и горит, шторы задёрнуты, а в спальне пахнет похотью и сексом. Не знаю, сколько спермы было во мне, но очень много. Не знаю, когда всё закончилось, потому что мой мозг отключился ещё в ванной, когда Слэйн целовал мою шею, а руками доводил до очередного оргазма. Господи, я теперь знаю, что есть два вида оргазма и они разные. Клиторальный быстрый, вагинальный долгий. А ещё я знаю вкус спермы Слэйна. Это виски.
Хихикаю себе под нос и встаю с постели, но голова немного кружится. Мне приходится схватиться за изголовье кровати и немного постоять, чтобы чёрные пятна в глазах исчезли. Я добираюсь до гардеробной и хватаю одну из рубашек Слэйна. Набрасываю себе на плечи и выхожу из спальни. В доме темно и тихо. Я спускаюсь вниз, замечая, что на улице ещё ночь. Неужели, даже не рассвело? Мне казалось, что наступило утро или же мне это только казалось.
Я улыбаюсь, когда вижу Слэйна в столовой. Он стоит ко мне спиной и выкладывает на поднос еду. Много еды для меня. Я знаю, что для меня. Он что-то подпевает себе под нос, и я облокачиваюсь о стену, наблюдая за ним. Он в отличном настроении. Он улыбается и о чём-то думает, заваривая чай. Он такой правильный на этой кухне. Он смотрится на ней прекрасно. Он, вообще, смотрится прекрасно в любом месте.
— Я не знала, что у тебя есть татуировка. Не заметила даже, — говорю я, отталкиваясь от стены.
Слэйн оборачивается и его взгляд быстро оценивает мой вид.
— А я не знал, что тебе идут мои вещи больше, чем мне.
Улыбаюсь от его слов и останавливаюсь напротив него. Мои ладони ложатся на его обнажённую грудь, и я веду по ней верх, пока пальцы не смыкаются на его шее.
— Как ты себя чувствуешь, Энрика? — Интересуется он, обнимая меня за талию.
— Отлично. Немного непривычно, но мне нравится. Только я не помню, когда всё закончилось и как всё закончилось, — усмехаюсь я.
— Всё закончилось, когда ты кончила и отключилась от бессилия на моём члене. Это было вчера около десяти утра.
— Ни черта себе, — присвистываю я. — То есть мы занимались сексом так долго?
— Я говорил тебе, что не смогу остановиться. Я не хотел останавливаться, и ты выдержала меня, — он опускает ладони ниже, и они обхватывают мои ягодицы. Слэйн притягивает мне ближе к своему паху. Но в отличие от него, стоящего в спортивных штанах, на мне нет нижнего белья.
— И так будет всегда? — Спрашиваю я.
— Нет. Не думаю, но ответить точно не могу. Твоё лицо потрясающее. Оно для меня как фильм с живыми эмоциями. Я подсел на этот наркотик. Каждая эмоция отличная, хотя действия те же самые, — восхищённо шепчет он.
— Хм, ты тоже не отставал. Столько пошлостей, грязных словечек и смеха я от тебя ещё не слышала. Мне понравилось. Спасибо, Слэйн. Ты помог мне вылечиться от страха. Но дело в том, что лекарство это не просто секс. Это не другой человек, который решит меня соблазнить. Это ты. Наверное, я тоже живу с тобой, а потом буду мёртвой. Пустой, понимаешь? Я не смогу доверять кому-то ещё так же, как тебе. Это меня не заботит. Мне, если честно, плевать, потому что я счастлива, пока ты рядом. А счастья много не бывает. Это мой кусочек счастья за все страдания и боль в прошлом. Ты мой личный кусочек рая. И я готова его сожрать, потому что очень голодна, — целую его в подбородок и улыбаюсь.
— Энрика, только тебе выбирать, кому доверять. Не стоит ставить крест на будущем, ведь ты хотела влюбиться. А любовь это доверие на высшем уровне. Обещаешь мне, что будешь жить без меня? — Он внимательно смотрит в мои глаза, а я ненавижу себя за то, что начала этот разговор. Он меня бесит. И тот факт, что сколько-то там осталось дней до того, когда моя сказка закончится, тоже.
— Ага, — киваю я и отталкиваю его. — Итак, что ты приготовил? Уверена, что ты хотел принести это в спальню и это довольно романтично. Для меня никогда никто не делал нечто подобное…
— Энрика, ты мне соврала, — он обрывает мою чересчур позитивную речь. Тяжело вздыхаю и поворачиваюсь к нему.
— Потому что не хочу обещать то, в чём не уверена сама. Да, я бы хотела влюбиться, но я могу лишь предполагать любовь, а не искать её. Я не хочу говорить о плохом, Слэйн. Для меня расставание с тобой — плохое, понимаешь? Плохое. Ты для меня глоток свежей и чистой воды, в которой мне отказывали много лет. Я подумаю о том, как буду двигаться без тебя потом. Я знаю, что буду жить дальше, как и ты. Но я не знаю, как наша близость отразится на будущем. Я не хочу думать об этом. Пожалуйста. Не продолжай эту тему, она причиняет мне боль. Прошу тебя, — горько бросаю на него взгляд.
— Хорошо. Значит, завтрак. И он, на удивление, по плану. Сейчас начало седьмого утра. Ты проспала сутки. Но сейчас мы позавтракаем там, где ты хочешь, — он не улыбается мне, потому что не врёт, как я. Я умею наигранно улыбаться, но не он. Если Слэйн улыбается, значит, он хочет этого. Я же… дерьмо. И вот снова я вернулась к этому. А всё было так прекрасно.
— Мне всё равно, — пожимаю плечами и достаю кружки. Я несу их на стол. На нормальный, обеденный стол. Мне так паршиво теперь.
— Энрика…
— Нет, прошу. Не надо лезть в мою душу. Не так я себе представляла этот день. Не так. И я не собираюсь с тобой ссориться, Слэйн. Ты не любишь, когда люди видят твоих эмоций. Я не люблю, когда люди видят мои слабости. Я ненавижу это. Поэтому сделаем вид, что всё в порядке. Наша договорённость не включает в себя разговоры по душам каждый раз, — отрезаю я и тащу на стол поднос. Я ударяю им по столу и возвращаюсь за чайником.
— На самом деле включает. Суть двадцати одного дня в том, чтобы всё было по-настоящему, — замечает спокойно Слэйн.
— Окей. Хочешь по-настоящему? Вот тебе, — показываю ему средний палец. — И вот ещё одно по-настоящему, — показываю второй средний палец. — Достаточно? Или ещё хочешь обсудить что-то?
— Почему ты так злишься, Энрика? Я не понимаю.
— Потому что, — фыркаю я, плюхаясь на стул.
Слэйн садится, как чёртов аристократ. Меня бесит это. Бесит, что я не подхожу ему. Что он будет с другой. Что он не мой. Что всё это дерьмо собачье. Всё это грёбаная ложь!
— Скажи мне, — требует он.
Глубоко вздыхаю и зло смотрю на него.
— Это мои дела, не твои. Это моя свобода, не твоя. И дело в том, что ты связал меня, прекрасно зная, что я ненавижу это, — рычу я.
— Это ложь.
— Нет, — ударяю ладонью по столу.
— Ты очень психуешь из-за чего-то другого. Ты злишься на себя, а говоришь, что я в чём-то виноват. Наручники здесь ни при чём.
— Да пошёл ты на хрен, Слэйн! — Кричу я, подскакивая со стула.
— Сядь, — равнодушный голос меня выводит из себя. Ненавижу его.
— Иди в задницу, — шипя, вылетаю из-за стола и громко топаю к лестнице.
— Энрика, немедленно вернись.
— Иди на хрен.
— Энрика.
— На хрен!
Я хлопаю дверью в спальне и жмурюсь от того, как меня трясёт. Я не знаю, что такое со мной. Я веду себя снова безобразно. Господи, да что такое? Да, я могу ревновать его. Да, я мечтаю о большем. Да, я влюбилась. Но почему я веду себя так отвратно?
Дверь в спальню открывается и на пороге стоит Слэйн.
— Или я привяжу тебя и буду снова изводить, чтобы добиться правды. Или ты мне говоришь сама, — ставит условие он.
— Только рискни, я уйду отсюда.
— Если ты будешь привязана, то никуда не уйдёшь.
— Тогда я сейчас же уйду. Не приближайся ко мне! Слэйн, стой на месте! — Я визжу и запрыгиваю на кровать. Но он наступает на меня. Он забирается на кровать, а я спрыгиваю с неё.
— Энрика, не выводи меня из себя, — рычит он.
— Оставь меня в покое! — Выкрикивая, выбегаю из его спальни и несусь по лестнице.
— Энрика!
— Отвали!
Я бегу к входной двери и поворачиваю замки.
— Не смей! — Его крик бьёт меня по вискам, но я упрямая дура. Я открываю все замки и распахиваю дверь. Меня дёргают за талию назад, и я визжу, но не потому что больно, а потому что на пороге стоял Каван.
— Слэйн!
— Я предупреждал тебя? Я говорил тебе, не стоит меня злить! — Он тащит меня назад, а я с ужасом смотрю на Кавана, удивлённо наблюдающего за нами.
— Слэйн, да мы…
— Да, мы! Вот, в чём причина! Тебе так дерьмово от того, что мы вместе! Ты ни хрена ни во что не веришь! Ты бесишься, потому что тебе чего-то хочется, а ты не говоришь мне! — Слэйн бросает меня на диван. Я подпрыгиваю и с визгом падаю на пол. Рубашка поднимается и оголяет мои бёдра.
— Ты доигралась, Энрика. Ты, мать твою, доигралась, — рыча, он хватает меня за волосы и поднимает. Его рот впивается в мой, и я задыхаюсь. Слэйн опускает руку вниз, ударяя больно меня по ягодице. Я визжу в его рот.
— Хм, мне, конечно, очень приятно наблюдать такую идиллию, но, может быть, не стоит так жестоко мне мстить. У меня набегают кровавые слёзы, — раздаётся насмешливый голос Кавана.
Слэйн весь напрягается и отстраняется от меня.
— Я хотела о нём предупредить, псих, — шепчу я.
— Пошёл на хрен отсюда, — низко цедит Слэйн.
— Но мне нужно…
— Тебе сейчас нужно свалить из моей квартиры или тебе будет нужно срочно искать врача, чтобы зашить свою задницу, в которую я воткну что-то очень острое, — перебивает его Слэйн.
— Ладно, понял. Я же не идиот. Я всё понял. Позвони мне, как освободишься. Дело срочное, — входная дверь хлопает.
— А что я? Я ничего. Не смотри так на меня, Слэйн. Это ты взбесился, а не я. Я пыталась предупредить тебя, — быстро бормочу я и натягиваю улыбку.
Но он рычит, как зверь, и сильнее хватает меня за волосы, отчего я кривлюсь.
— Больно…
— Хорошо. Так и должно быть. А теперь, мать твою, говори, — шипит он мне в лицо.
— Не хочу, — зло цежу я.
— Говори, это приказ.
— Засунь его себе в задницу.
— Я засуну кое-что тебе в задницу прямо сейчас.
— То есть ты угрожаешь мне? Ты врал о том, что не причинишь мне боль? — Прищуриваюсь я.
— Энрика, не перевирай мои слова и не делай из них то, чего нет. Тебе не так больно, как ты показываешь мне. Я хочу знать, что чёрт возьми творится в твоей голове. Мне нужно это знать. Ты злишься и ненавидишь меня. За что?
— За то, что ты, вообще, появился в моей жизни. Ненавижу тебя, ты прав. Ненавижу, что ты весь такой идеальный. Весь такой джентльмен. Весь такой умный и романтичный. Весь такой прекрасный. Ненавижу тебя за это, — говорю чётко я.
Слэйн хмурится и отпускает меня. Я дёргаю головой и поправляю волосы. Он садится на диван и тяжело вздыхает.
— Я неидеальный, Энрика. Посмотри на меня, у меня сносит крышу, когда ты пытаешься уйти. Я готов, правда, тебя приковать к своей постели, только бы не бояться этого. Люди считают меня больным. Я робот. Для всех я робот. У меня паршивая жизнь в собственном аду, и никто этого не мог изменить, кроме тебя. Я дерьмо, Энрика. Я дерьмовый человек, потому что я маньяк, — тихо говорит он.
— Почему ты так считаешь? Я же сказала, какой ты, Слэйн. Я вот истеричка. Меня бесит, что всё так идеально. Хороший мужчина. Богатый мужчина. Хороший секс. Вкусная еда. Забота от этого мужчины. А я? Заслужила ли? Нет. Ни черта. Это я дерьмо, понимаешь? Да, ты меня отмыл, но дерьмо внутри не отмыть. Так что я просто не знаю, что со мной. Это странно. Меня пугают мои эмоции. Лучше, вообще, их не иметь, — печально вздыхаю и сажусь рядом с ним.
— Не иметь эмоций это ужасно, Энрика. Не чувствовать радости, не уметь её показать. Когда бабушке стало плохо, то все меня осуждали за то, что я равнодушен к ней. Но я люблю её. Я просто не умею этого показывать. Медсёстры смотрели на меня с презрением из-за моей бесчувственности, потому что я требовал чёткого диагноза, а не описания, как сейчас она себя чувствует. Я живу фактами. Они окружают меня. Факты. Сухие факты. И я сам сухой.
— Ты живой. Ты орал очень громко. И ты злился. У тебя были эмоции, — толкаю его в плечо. Он слабо улыбается и качает головой.
— Это с тобой. А что будет, когда я выйду на улицу? Ничего, Энрика. Только ограниченное время я могу быть таким. Всего шестнадцать дней. Это так мало, но я не могу позволить нам обоим совершить ошибку.
— Кажется, ты опоздал, Слэйн. Наша встреча была ошибкой. Я была ошибкой изначально. Вы меня так даже назвали, — хмыкаю я.
— Нет. Ты была прекрасна. Даже в крови. Избитая. Слабая. Маленькая. Но от тебя так сладко пахло. Твои волосы были спутанными и мокрыми из-за крови и рвоты. Твои губы были потрескавшиеся, лицо всё в синяках. Но я помню, как ты открыла глаза на несколько секунд и это что-то внутри меня изменило.
— Это когда такое было? — Удивляюсь я.
— Когда я нёс тебя в переулок прежде, чем вызвать полицию, — признаётся Слэйн.
Я молча перевариваю информацию. Я даже не помню об этом. Я была без сознания. Может быть, такое и было.
— Прости меня, — шепчу я. — Не так я хотела начать этот день. На самом деле я хотела увидеть тебя и поцеловать.
— Нельзя это сделать сейчас?
Я смеюсь, когда наши взгляды встречаются.
— Думаю, можно, — киваю ему. Я тянусь к его лицу и целую его в губы.
— Доброе утро, Слэйн.
— Доброе утро, Энрика.
Мы улыбаемся друг другу. Вероятно, когда человек влюбляется, то он становится идиотом. Вот абсолютным идиотом и забывает, что он человек. Да, думаю только этим можно объяснить неожиданную ссору. Это странно. Столько эмоций даже для меня много. Слэйн не знает, что я ненавижу эмоции. Он думает, что я такая вот, потому что хочу. Нет. Я ненавижу показывать людям, что они вызывают во мне. Они должны видеть, что я их презираю. Они должны знать, что лучше со мной не разговаривать. Я — электрошокер для них, потому что иначе я начну чувствовать. А дерьмо не имеет на это право.