Сладкий грех. Падение

Глава 28

— Итак, что у нас дальше по твоему огромному списку, о котором ты говорил? — Интересуюсь я, пристёгиваясь в машине.

— Ты замёрзнешь в большинстве моих пунктов, поэтому я отвезу тебя домой.

— Но это скучно. Как насчёт батута?

— Энрика, — он бросает на меня осуждающий взгляд. — На тебе нет нижнего белья.

— Хорошо-хорошо. Кино? Ты любишь кино? Я никогда там не была.

— Ты не была в кино? — Удивляется он.

— Нет. Ни разу. Когда я училась в школе, то была слишком маленькой и меня не пускали на интересные фильмы. Я смотрела мультики или по телевизору, или на видеокассетах. Когда я стала совершеннолетней, то у меня не было времени и лишних денег, да и желания идти в кинотеатр. Спать можно было и дома. Так что я никогда не была в кино и там темно. Никто не узнает, что я без нижнего белья. К тому же сейчас утро, будет мало народа. Что скажешь?

— Хм, я не считаю, что смотреть фильмы и тратить на это время разумная вещь, но я не против. Мы едем в кино.

Улюлюкаю и хлопаю в ладоши.

— А попкорн купим? — Взволнованно спрашиваю его.

— Что угодно, — Слэйн улыбается мне. Радостно поворачиваю голову к окну и улыбаюсь. Я, правда, никогда не была в кино. Обстоятельства не позволили. Я не знаю, что сейчас идёт там. Я не знаю, будет мне интересно там. Но точно знаю, что я хочу провести время со Слэйном, словно всё это настоящее.

Мы входим в кинотеатр, и я слышала о нём. Он должен быть потрясающим. Здесь и правда мало людей и есть стойка с выбором закусок. Пока я слоняюсь рядом с ней, облизываясь на батончики, тонну попкорна и желая утонуть в нём, Слэйн покупает билеты на какой-то фильм. Мне всё равно.

— Что выбрала? — Раздаётся его шёпот рядом с ухом. Я подпрыгиваю на месте, а потом смеюсь.

— Не знаю, у меня глаза разбегаются. Попкорн точно. С карамелью. И содовую. Мне без разницы какую, главное, с пузырьками. Ещё… ещё… вон ту странную фигурку, — показываю пальцем на рыжего парня. Он большой и смешной.

— Хорошо. Ты уверена, что тебе нужна эта фигурка?

— Нет, но она клёвая.

Слэйн покупает всё, что я просила и протягивает мне фигурку. Она странная и глупая, но у меня столько радости. Она моя. У меня давно уже нет игрушек, нет чего-то особенного в жизни, и эта фигурка станет моим кусочком счастья.

— Спасибо, ты лучший, Слэйн, — целую его в щеку, разглядывая фигурку. — А кто это?

— Понятия не имею, какой-то жирный и босоногий идиот, — пожимает он плечами.

— Эй, у него просто нестандартный размер. Но зато я уверена он добрый. Посмотри, у него красный нос и уши. Он постоянно краснеет от чего-то. Здорово, — улыбаясь, прячу фигурку себе в карман.

Слэйн смотрит на меня очень задумчивым взглядом, и я понимаю, что веду себя, как дура.

— Чёрт, прости. Я выгляжу, как идиотка, — тру лоб и кривлюсь.

— Нет, Энрика. Я любуюсь тобой. Это так искренне и тебе не страшно быть вот такой взрослой с пластиковой фигуркой какого-то придурка в кармане. Ты радуешься этому, словно выиграла много денег, — говорит он.

— Ну, деньги это, конечно, здорово, но есть вещи важнее. Воспоминания. Мой крестик для меня важен, потому что это моё воспоминание о прошлом. Да, это недорогая вещь, я не уверена, что он сделан из настоящего серебра, а не просто металла. Но главное, что я чувствую, когда смотрю на него. То же самое с фигуркой, когда я буду в будущем смотреть на неё, то я буду улыбаться и вспоминать тебя.

— То есть я это фигурка? — Удивление и даже обида проскальзывает в его взгляде.

— Нет, ты это всё, что я вложила в значение этого подарка от тебя. И я бы тоже хотела подарить тебе что-нибудь, но не знаю что. У тебя всё есть или ты это купишь. Я привыкла, что за хорошее придётся что-то отдать и лучше я отдам это добровольно, чем потом насильно у меня это вырвут из груди.

— Энрика, — Слэйн касается моей руки и сжимает её, удерживая другой ведёрко и стакан с содовой. — Подари мне улыбку. Свою улыбку. Воспоминания. Я не хочу ничего другого. Только это. И я готов покупать такие нелепые фигурки на каждом шагу, если ты будешь всегда вот так на них реагировать.

— Жаль, что на людях я не могу тебя обнять, Слэйн, — печально шепчу я.

— Ты можешь. Ты. Можешь, — моментально отвечает он. Улыбаясь, прижимаюсь к нему и глубоко вздыхаю. Он обнимает меня в ответ одной рукой и целует в макушку. Мы нарушили правило. Но кто считает? Я точно нет.

— А сейчас время мультика. Понятия не имею какого. Это единственный сеанс на ближайшее время.

— Дай билет. Там должно быть написано, — прошу я, пока мы идём по коридору к залам.

— Хм, мне неудобно доставать их из кармана джинсов. Но наш зал четвёртый.

— А как же мы узнаем какие у нас места? — Удивляюсь я.

— Я видел, что никто больше на этот сеанс не идёт. Поэтому у нас может быть любое место.

— Но надо показать билет при входе.

— Нас пропустят. Я договорился.

Хмурюсь, ничего не понимая. Но нас действительно пропускают в зал и закрывают двери за нами. Я забываю обо всём, когда вижу зал. Только на картинках я его видела и слышала рассказы других, как здесь здорово.

— То есть я могу сесть куда угодно? — Уточняю я.

— Да, Энрика.

— Круто, — радостно шепчу я.

Я бегу к первому ряду и плюхаюсь в мягкое сиденье. Но потом вскакиваю и несусь на второй ряд, но замираю. Нет, он мне не нравится. Пятый. Я бегу туда и ищу место. Тоже не то. Снова бегу вниз и понимаю, что будет сложно постоянно задирать голову. Наверх. Я перепрыгиваю через ступеньки и добираюсь до последнего ряда. Нет, здесь сиденья не откидываются. Спускаюсь на одну ступеньку и вот теперь идеально. Довольно располагаюсь в кресле, а Слэйн стоит внизу.

— Эй, ты не собираешься смотреть фильм? Я уже готова, — машу ему и показываю на сиденье рядом. Он поджимает губы, словно хочет улыбнуться, но не может и поднимается ко мне.

— Ты уверена? Просто здесь ещё несколько рядов и ты их не проверила, — он передаёт мне ведёрко с попкорном, а стакан ставит в пластиковый держатель.

— Нет, логически я подумала и выбрала это, раз никого больше не будет. Нас же не оштрафуют, правда?

— Нет, — Слэйн качает головой и снимает пальто. Он вешает его впереди, и я замечаю в его задних карманах джинсов кучу билетов. Хватаю несколько и шокировано смотрю на места в зале.

— Энрика…

— Ты что, купил все места? Ты… — я шокировано поднимаю на него взгляд. Он пожимает плечами и садится рядом.

— Может быть.

— Слэйн, ты с ума сошёл? А ну-ка, вставай, я посмотрю остальное. У тебя даже карманы выпирают, — я пытаюсь его поднять, но он ни в какую не поддаётся.

— Энрика, да, я купил все места в этом чёртовом зале. Я не хочу, чтобы кто-то ещё был здесь. Я хочу это время для нас. Вопросы есть? — Резко произносит он.

Я кусаю губу, чтобы не расхохотаться.

— Нет, но замечу, что ты ненормальный.

— Я говорил об этом.

— Удобно сидеть на билетах?

— Вполне.

— Ничего в задницу не впивается?

— В задницу нет, а вот в голову да. Твои укоризненные взгляды на меня, — он смотрит вперёд, якобы не замечая меня. Прыскаю от смеха.

— То есть я могу пересесть снова?

— Пожалуйста. Можешь бегать по залу весь сеанс, — Слэйн поворачивает ко мне голову, и я смеюсь.

— И я могу посидеть на каждом кресле?

— Тебе быстро надоест.

— Но вряд ли подвернётся ещё одна возможность узнать, где же самый лучший обзор.

— У меня.

— Хм, ты смотришь на меня, а не на экран, — смеюсь я.

— Именно так. Какая разница, где сидеть, Энрика? Я даже не знаю, что мы будем смотреть. Мне всё равно. Ты этого хочешь, значит, это у тебя будет.

— Это мультик «Человек паук». На билете прочитала.

— Плевать.

— И если никого не будет, то я могу обнять тебя, а ты меня?

— Именно. Ты уловила причину, почему я выкупил все места, Энрика.

— Господи, у нас личный кинотеатр, где можно целоваться, — шепчу я, оглядывая зал.

— Ты прямо сейчас хочешь целоваться смайликами, Энрика?

— Нет… я об обычном поцелуе. Я… всё, смотри мультик, — отворачиваюсь и мои уши краснеют от смущения. Чёрт, а это пикантно. Целоваться смайликами в кинотеатре, и нас никто не увидит.

Бросаю в рот попкорн, пока показывают рекламу. Господи, он такой вкусный. Он просто невероятно вкусный. Когда готовишь его дома, то вкус совсем другой. Смесь сгоревших зёрен и кучи маргарина. Но здесь идеально.

Я чувствую взгляд Слэйна и поворачиваю к нему голову. Он, не мигая, продолжает смотреть на меня. Я протягиваю ведёрко Слэйну, но он отказывается.

— Со мной что-то не так? Я испачкалась? — Интересуюсь я, двигая носом от щекотки в нём.

— Нет. У меня свой личный сеанс, — Слэйн кладёт ладонь на моё колено и немного сжимает его. Я накрываю его руку и наши пальцы переплетаются. Улыбаясь, поворачиваюсь к экрану.

На самом деле это очень сложно сконцентрироваться на том, что происходит в мультике, потому что Слэйн и, правда, смотрит только на меня. Это странно и мне немного некомфортно. К такому сложно привыкнуть. Но он смотрит и смотрит, сбивая меня с сюжета.

— Ну что? Ты отвлекаешь меня, — с укором бросаю на него взгляд и облизываю пальцы. Я съела уже весь попкорн, и сама теперь вздулась, как попкорн.

— Тебе не нравится, когда я смотрю на тебя, Энрика?

— Мне не нравится, что мои мысли не могут сконцентрироваться на смерти на экране. Должно быть сочувствие, а я думаю о том, что ты думаешь про меня, когда смотришь на меня, — пожимаю плечами и ставлю ведёрко на пол.

— Счастье, — говорит он. — Большое счастье видеть тебя живой. Я не могу перестать это делать, Энрика.

— Хм, если я буду мёртвой и тебе нужно будет посмотреть на меня, то даю своё согласие на то, чтобы ты меня забальзамировал, — усмехаюсь я.

— С этим не шутят.

— Почему? А что же нужно делать? Бояться смерти? Я столько раз хоронила своих любимых людей, что смерть стала для меня соперником. Я ненавижу её и презираю. И когда я умру, я надеру ей задницу при встрече. Поэтому я отношусь проще к смерти, чем другие. Смерть есть смерть. Вообще, людям наплевать на неё, они о ней не особо думают. Ведь сейчас кто-то умирает, а мы смотрим мультик. Смерть для нас становится страхом тогда, когда мы видим её, да и то рождается любопытство поглядеть, кого убили и узнать причины. Если это близкие люди, то появляется ненависть и злость на глупость этих людей. Я долго злилась на маму, она убила себя и моего брата, оставив меня с этим ублюдком наедине. Я злилась на папу, потому что он был слишком добр к людям и его убили. Да, смерть это злость и поэтому я её не боюсь. Я зла на неё, и только. Поэтому ничего плохого я не вижу в том, чтобы шутить над ней. Она ничтожна.

— Тебе нравится этот мультик? — Внезапно спрашивает Слэйн.

— Хм, на самом деле он какой-то скучный. Не люблю всю эту супергеройскую тему. Это фальшь. Обман людей, чтобы они выдумывали себе супергероев. А их не существует в реальности. Люди сами должны быть для себя супергероями. Так же, как и в книгах, в них всегда есть такой, как ты. Есть такая, как я. То есть кто-то сильный, красивый и богатый. И кто-то посредственный, бедный и тупой. В общем, девушек заставляют верить в то, что должен быть кто-то, кто их спасёт. Так вот, это всё дерьмо. Это зависимость. И я не хотела быть с тобой, потому что тогда стану похожей на этих всех тупых девиц. Но я стала такой и пока не жалею. Ну так что, мы уходим? — Улыбаюсь я, допивая свою содовую.

— Да. Уходим, — Слэйн сухо кивает мне и хватает своё пальто. Надо же поход в кино оказался провальной идеей. Тупость.

Я собираю мусор за собой и иду за Слэйном.

— Это потом уберут, — замечает он.

— Мне несложно. Я не сломаюсь. И я не свинья. Может быть, немного липкая, но не свинья. Меня всегда учили за собой прибирать. Папа говорил, что если я не буду этого делать, то не буду отличаться от животного в самой низшей пищевой цепочке и тогда меня сожрут. То есть я должна оставлять после себя ничего. Пустоту, словно меня и не было.

— Довольно необычное воспитание от отца, — хмурится Слэйн.

— Он был копом. Он знал, как прятать трупы, — смеюсь я.

— Он научил тебя этому?

— Нет, он даже никогда не говорил о работе, если в комнате была я. Он не позволял мне знать о том, как мир жесток, а вот мама рассказывала об этом. Они иногда спорили по этому поводу. Папа хотел, чтобы я никогда не видела жестокости, а мама, чтобы я была готова к ней. В итоге они оба просрали это дело, потому что я видела уже всё, а они ушли раньше, чем я могла бы осознать их слова.

Я выбрасываю весь мусор в урну рядом с залом, и мы идём к выходу.

— Мой отец, наоборот, всегда показывал мне, какие люди ублюдки и их нужно наказывать. Мама же требовала, чтобы он не травмировал мою психику. Но она не знала, что я уже был травмирован и видеть очередную жестокость для меня привычно. Я рано узнал, что люди дерьмо. Слишком рано или же слишком поздно. Наверное, поэтому я решил больше заниматься боксом и борьбой, чтобы суметь защитить себя, но я никогда не нападал первым. В моей голове всегда сидел страх, что отец заставит меня быть им. Он сделает всё, чтобы я был в его власти, как его преемник. Он не остановится, а только берёт передышку, чтобы придумать что-то ещё против меня.

— Он просто мудак, Слэйн. Мудак, от которого я бы на твоём месте отреклась и всё, — фыркаю я, забираясь в машину.

Слэйн садится рядом и заводит мотор.

— Тогда я предам семью. Всех, кого люблю.

— Любовь не предполагает подчинение, Слэйн. Любовь — добровольный выбор чувствовать к человеку такие эмоции. Любовью нельзя манипулировать. Это низко.

— А если это как наркотик и зависимость? Если спать невозможно, пока не получишь кого-то в подчинение?

— Ну, тогда следует пройти лечение. Нельзя заставлять человека делать то, что он не хочет. Это насилие. Это не лучше того же изнасилования. Это причиняет сильную боль и разрушает человека. И твой отец хочет разрушить тебя. Так отцы не поступают со своими детьми, хотя что я могу знать, моего, вообще, убили и я не знаю, что бы он сказал, если бы увидел меня сейчас, — пожимаю плечами и бросаю на Слэйна быстрый взгляд.

— То есть ты не простишь человека, если он обманом заставил тебя быть с ним? Я имею в виду, ты не найдёшь прощения для человека, который хотел для тебя лучшего, по его мнению? Может быть, это было ошибочно, но плохого он точно тебе не желал.

— Смотря что он сделал. Если он поступил, как твой отец, то нет. Меня отворачивает это от людей и ещё больше заставляет думать, что они всё дерьмо, и им нельзя верить.

— А как же любовь? Ты же хочешь влюбиться, Энрика.

— Ну и что? Любовь любовью, а подчинение исключительно мужским желаниям категорично вызывает отвращение. Как так, вообще, можно? Человек настолько высоко ставит свои желание другой личности, что забывает — рядом с ним живой человек, и он причиняет ему боль. Хотя так поступают все, но всё же. Это правильно?

— В некоторых случаях, да. Когда человек совершает ошибки и ему требуется помощь, но он не хочет принимать её из-за своей гордости и упрямого характера.

— Эй, ты что, сейчас обо мне? — Возмущаюсь я.

— Именно, Энрика. Я всегда говорю и думаю о тебе.

— Так, Слэйн, я отказываюсь от помощи, потому что не имею на неё право. Я не приму деньги и что-то другое, потому что это называется проституцией. Я с тобой по собственному желанию и точка, — зло складываю руки на груди.

— А если я буду поступать, как мой отец? Если я буду другим?

— Это произойдёт уже после нашего расставания, так что меня это не касается. В моей памяти останешься ты таким, каким я тебя вижу сейчас. А ты что, решил взять ведение бизнеса отца на себя?

— Мне придётся это сделать когда-нибудь. Таковы правила. При передаче главенства в семье старшему ребёнку передаётся управление всеми бизнесами семьи. Это обычно случается после свадьбы или чуть позже, когда глава семьи решит отойти от дел и жить на дивиденды.

— Хорошо, что мы уже расстанемся. Не хочу смотреть, как ты низко упадёшь, — кривлюсь я.

— Для других это вознесение.

— Для меня это разрушение. Каждый должен иметь право выбирать тем, чем ему заниматься. Ты получаешь удовольствие, создавая программы, а не стравливая двух придурков, чтобы поставить деньги на то, кто выживет после мордобоя. Это отвратительно.

— У нас не только клубы, Энрика.

— Без разницы, — передёргиваю раздражённо плечами. — Это косвенное убийство. Ты хороший человек, Слэйн. Твой отец хочет тебя запачкать своими грехами, и они точно не будут приятными.

— На самом деле именно грех вызывает приятные эмоции.

— Воровать и убивать. Серьёзно? — Вскидываю шокировано брови.

— Секс вне брака тоже считается грехом. Похоть. Разврат. Гнев. Зависть. Чревоугодие. Унынье. Алчность. Гордыня. Скажешь, что не испытывала ни одного?

— По идее я изначально уже грешна. Все люди имеют первородный грех, так что неактуально. Я говорю про другое. Это грехи, которые можно исправить. А есть ведь смертные грехи. Убийство. Насилие. За это твой отец будет гореть в аду, — выплёвываю с ненавистью я.

— Ты уверена, что мы уже не в аду, Энрика? Разве всё это не похоже на чистилище? Посмотри, люди предают, обманывают, изменяют, убивают, воруют на каждом шагу. Они все живут в грехах.

— Тогда в чём суть рая? Где он? После смерти? Если так, то я готова сдохнуть прямо сейчас, — фыркаю я.

Слэйн странно ухмыляется и останавливает машину. Я озадаченно оглядываюсь. Мы стоим на мосту.

— Почему мы здесь? — Удивляюсь я.

— Смерть не так далеко, как ты думаешь, Энрика. Выходи из машины, — холод в голосе Слэйна парализует меня.