Случайная судьба

Глава 17

Мика, вероятно, куда больше обрадовался бы ФБР, чем Эйдену Грину. Этот человек олицетворял прошлое Хизер, о котором Мика ничего не знал. И хотя он давно уже сжился с мыслью, что настоящее имя ее Лиза, в сердце своем он все никак не мог с этим смириться.

Глядя на подходившего к дому мужчину, Мика подумал, что представлял его себе совсем другим — властным, надменным, даже немного напыщенным. Человек же, которого он видел сейчас, был хорошо, можно даже сказать, элегантно одет, однако в его облике не было ничего вызывающего. Впалые глаза, сутулые плечи, испуганный, даже затравленный взгляд — в нем чувствовалась какая-то неуверенность.

Выбежавший навстречу Гриффин протянул ему руку:

— Жаль, что не предупредили. Я бы встретил вас в аэропорту.

— Честно говоря, я и сам не знал, что приеду, — признался Эйден. — Всю дорогу гадал, для чего я это делаю. А найти вас было нетрудно — парень в центральном магазине объяснил мне, как сюда доехать.

Мика не мог заставить себя выйти встретить его. Если он смирится с появлением Эйдена, то ему придется смириться и с тем, что этому человеку известна какая-то тайна Хизер. Одна только мысль об этом была ему ненавистна.

— Этот хмурый парень — Мика, — сказал Гриффин. — У него сейчас куча неприятностей, и все из-за этого дела, так что вы уж извините, если он покажется вам не слишком приветливым. Можно войти? — спросил он Мику.

Тот угрюмо кивнул. Лучше уж пусть говорят у него в доме, чем где-то еще, решил он. Тут он хоть в какой-то степени способен контролировать ситуацию.

Мика побрел на кухню, с злорадством подумав, что для такой птицы, как этот Грин, и задняя дверь достаточно хороша. Пусть полюбуется, как они живут. Это ему не особняк в Сакраменто! Слава богу, у него нет ни дворецкого, ни горничной, ни кухарки. Кто напачкает, тот и подотрет!

Поппи в накинутом на плечи жакете из овечьей шерсти, сидела с девочками за столом. Они только что покончили с ланчем. На столе мужчин поджидало огромное блюдо с бутербродами.

Мика даже под угрозой расстрела не смог бы сейчас проглотить ни кусочка. Поппи поняла это по одному его взгляду.

Когда Гриффин и Эйден вслед за ним появились на кухне, Поппи радушно пригласила обоих к столу, но они отказались от бутербродов, согласившись только на чашку кофе.

Сам Мика даже не удосужился предложить мужчинам сесть. В конце концов, это им не светский раут, подумал он. Скорее уж момент истины. Повернувшись ко всем спиной, он смотрел в окно, словно черпая уверенность в земле, которая вскормила его и которую он привык считать своей.

Немного успокоившись, он встал спиной к окну и, сложив руки на груди, принялся молча ждать, не сводя глаз с Эйдена.

А тот снял пальто и перекинул его через спинку стула. Когда Поппи налила кофе, хмурое лицо его немного прояснилось.

— Головная боль замучила, — словно извиняясь, пробормотал он. Приняв из ее рук чашку, он тут же несколько раз судорожно глотнул из нее.

Поппи перебралась из-за стола на диван, всем своим видом показывая, что намерена остаться. И Мика был вынужден признать, что она имеет на это право. В конце концов, после него и девочек она была для Хизер самым близким человеком. И тайны, оставшиеся в прошлом Хизер, касались и ее тоже.

Мика отчаянно гадал, с чего же начать, но Гриффин взял инициативу на себя.

— Когда я приехал к вам в Миннеаполис, — произнес он, повернувшись к Эйдену, — вы наотрез отказались со мной говорить. Что же заставило вас передумать?

Эйден сделал еще глоток:

— Вы тогда бросили одну фразу… Насчет того, почему я стал юристом. Она заставила меня призадуматься. Похоже, вы оказались правы. Я действительно из тех, кто стремится всегда поступать правильно — сколько себя помню, с детства был боязливым и законопослушным. Поэтому Роб и держал меня при себе на коротком поводке.

— Но для чего вы были ему нужны — поинтересовался Гриффин. — В конце концов, он ведь был Диченца.

Эйден слегка поджал губы.

— Когда у вас столько денег, сколько у этой семьи, лучше заранее придумать, как ими распорядиться, пока дядюшка Сэм не заграбастал все подчистую. А Чарли Диченца скорее удавится, чем согласится поделиться с кем-то. Помните эти его разговоры о раздутом правительстве? Чушь! Он вовсе не против раздутого правительства — скорее уж наоборот. Чем больше в нем мест, тем больше их достанется его дружкам и подпевалам. Единственное, чего он не хотел, это платить. Его знаменитый фонд Диченцы и был создан для того, чтобы избежать уплаты налогов.

— Выходит, вам известна вся их подноготная?

— Конечно. Я попал к ним сразу после колледжа — с новеньким дипломом юриста в кармане. И все это время, пока я нянчился с Робом, он так и лежал там. Потом появилась Лиза. Понимаете, Роб был моим другом, я чувствовал себя обязанным ему… Ну и, конечно, не следует забывать о той власти, которой обладал его отец. Я ничуть не сомневался в том, что он станет вице-президентом. А в этом случае меня наверняка ждало бы теплое местечко у него под крылышком — либо в Белом доме, либо в конгрессе. Господи, какой же я был дурак — тешил себя надеждой, что воспользуюсь им, чтобы иметь возможность творить добро! — Из груди Эйдена вырывался стон, больше похожий на рычание. — Как же наивен я был!

— Наивны? — переспросил Гриффин.

— А то нет? Я знал все, что касалось отношений между Робом и Лизой, но сообщил копам лишь часть правды и не сразу сообразил, что совершил преступление. — Эйден в отчаянии махнул рукой. — Не сразу понял, что продался, сыграл предназначенную мне роль. А потом внезапно почувствовал, что меня выворачивает наизнанку. Только последний подонок мог поступить так, как заставили поступить меня. И тогда я вышел из игры. Лучше уж быть каким-нибудь захолустным адвокатом, решил я. Ну а остальное вы знаете. Мальчишки, которых мне приходится защищать, — обычное хулиганье: уличные драки, стычки, поножовщина. Обычно я выстраиваю план защиты, а потом передаю дело семейному юристу, который пыжится от гордости, думая, что ему первому пришло это в голову.

Мика почувствовал, что начинает потихоньку закипать. У него дел невпроворот, а ему приходится сидеть и слушать весь этот словесный понос!

— Да, вы прямо-таки образцовый гражданин, — с насмешкой процедил он. — Ходячая иллюстрация к детской сказке «Как плохой мальчик стал хорошим!»

Эйден уставился на него.

— Я старался.

— Вот теперь постарайтесь и для Хизер тоже, — рявкнул Мика. — Все, что от вас требуется, это рассказать правду.

— Она была славной девушкой.

— И такой осталась. Что-нибудь еще можете сказать?

— Она любила Роба Диченцу, — пробормотал Эйден.

— А Роб тоже любил ее? — вдруг спросил Гриффин.

Эйден шумно вздохнул и перевел взгляд на Гриффина.

— Он вообще был неспособен кого-то любить, так как вырос в семье, где любовь была всего лишь одним из условий сделки — ты для меня делаешь то-то, а я для тебя то-то. В большинстве случаев при заключении браков преследовалась какая-то политическая цель. Искренние чувства были там не в чести. А любовь Лизы была искренней.

— Она действительно имела на него определенные виды, как писали газеты? — поинтересовался Гриффин.

— Нет. Она была простой, неискушенной, не слишком уверенной в себе. А Роб… На самом деле это он бегал за ней, а не наоборот, как утверждали после. Лиза работала в фирме, обслуживающей банкеты, свадьбы и тому подобное, услугами которой пользовалось семейство Диченцы. Оно часто устраивало вечеринки, так что Лизе приходилось бывать у них в доме по меньшей мере раза два в месяц. Возможно, Роб и увлекся ею так сильно потому, что она с самого начала старалась держать его на расстоянии. А еще ему страшно нравилось, что у нее за душой ни гроша. Это просто бесило старого Чарли. Он любил валять дурака, притворяться, что он такой же, как все. Старик действительно выбился из низов, но он был из тех, кто по головам шагает к своей цели. Конечно, потом он постарался выжать из своего происхождения все, что только можно: смотрите, мол, вот я какой — живое воплощение американской мечты! Но это совсем не значит, что ему было приятно, когда его собственные дети якшались со «всяким сбродом».

— Вы знали, что Роб ее бьет? — спросил Гриффин.

Эйден снова уткнулся в свой кофе.

— Слышал… — неохотно выдавил он наконец. — Роб говорил, что она сама, дескать, напрашивается. Слишком часто открывает свой рот — вот и получает по заслугам.

— И сколько же раз она «получала по заслугам»?

Эйден пожал плечами и отвел глаза в сторону. Это было признание.

— И вы ничего не сделали?! — возмутился Мика. На скулах его заходили желваки, стиснутые пальцы побелели от напряжения. Эйден покосился на него с опаской.

— Пытался. Я предупреждал его, что в один прекрасный день кто-то из ее подружек вызовет копов и тогда ему не поздоровится. Говорил, что ему не миновать тюрьмы, но Роб только смеялся мне в лицо.

— А как насчет беременности? — поинтересовался Гриффин.

Эйден старался не смотреть ему в глаза.

— Когда она сказала ему, что ждет ребенка, Роб совсем взбесился — вопил, что она затеяла все это, чтобы загнать его в ловушку. Что ребенок не его. Потом, немного поостыв, заявил, что даст ей деньги на аборт, но просто потому, что любит ее.

— А ребенок и в самом деле был от него? — не выдержал Мика. Насколько он знал свою Хизер, она была однолюбкой. Ну, может быть, и не совсем так, но у нее не было привычки стрелять глазами налево и направо.

— Откуда же мне знать! — буркнул Эйден.

— Но какие-то предположения у вас были? — не отставал Гриффин.

— Я почти уверен, что это был ребенок Роба. Я же говорил, что она была влюблена в него по уши. Другие мужчины для нее просто не существовали.

— И она согласилась на аборт?

— Нет. В этом-то и была проблема.

— Не понимаю. Вы хотите сказать, что они так и не смогли договориться?

— Да.

— Она действительно вымогала у него деньги, как утверждают его родственники?

— Нет. Не думаю, что это вообще приходило ей в голову. Лиза была слишком доброй и наивной. К тому же она страшно боялась вывести его из себя. Стоило Робу разозлиться, как он моментально кидался в драку. А рука у него была тяжелая, и Лиза прекрасно это знала. Трудно сказать, на что она надеялась. Скорее всего, успокаивала себя тем, что со временем Роб смягчится и тоже захочет ребенка.

— А откуда вам известно, на что она надеялась? — подозрительно осведомился Мика.

— Она сама мне говорила.

— Она что же, позвонила вам по телефону и все это рассказала, да?

— Ей не нужно было звонить мне по телефону. Я постоянно был рядом. Между прочим, это я возил их на свидания.

— Так вы были шофером Роба?

— Сам я предпочитал называть себя его доверенным лицом. Я ведь был его лучшим другом. И Лиза, бедняжка, думала, что, может быть, мне удастся убедить Роба, что иметь жену и ребенка вовсе не так уж плохо, как ему кажется.

— И вы пытались это сделать?

— А толку-то? Я прекрасно знал, что он сам думает по этому поводу. Как я уже говорил, Роб вообще был неспособен кого-то полюбить. Поэтому в конце концов я посоветовал ей выбросить все это из головы, уехать в другой город, родить ребенка, а потом найти себе нормального парня.

И тут вмешалась Поппи. Ее негромкий спокойный голос в какой-то мере разрядил обстановку.

— Можно сказать, что она так и сделала.

— Если не считать того, что она не просто уехала из города, — поправил ее Гриффин. — Мы пропустили одну страницу. — Он обернулся к Эйдену. — Вы были с ними в ту ночь?

— Да. Это указано в протоколе. Но я не был в туалете.

— Вы видели, как все произошло?

— Было очень темно.

И тут терпение Мики лопнуло окончательно.

— Слушай, ты для чего летел сюда? Сообщить нам, что было очень темно?! Проклятие, у меня дел невпроворот, а ты тут цедишь в час по чайной ложке с таким видом, будто оказываешь мне невесть какое одолжение! Между прочим, я с шести утра на ногах, а до подушки доползу дай бог, к полуночи! Если тебе есть что сказать, так говори, черт бы тебя побрал! А если нет, выкатывайся из моего дома, и чтоб я тебя здесь больше не видел! Ну?!

Рассказ Эйдена занял минут пять, не больше, и теперь перед Микой встали сразу две новые проблемы. Проблема номер один состояла в том, что он не поверил Эйдену и знал, что не поверит, пока Хизер не подтвердит его слова. Проблема номер два требовала немедленного решения. Эйден еще не успел закончить, когда Мика краем глаза заметил какое-то движение. Оно было совсем незаметным, просто слегка шевельнулась скатерть, прикрывавшая обеденный стол почти до самого пола. Скорее всего, виноват был сквозняк, но Мика думал иначе. Он на цыпочках пересек комнату, присел на корточки, приподнял скатерть, и на него уставились круглые, как у совенка, глаза Стар.

— Тебе же велели уйти! — рявкнул он, но без особого гнева. В конце концов, это был его ребенок. И ответственность за нее лежала целиком на нем. Малышка и так уже испытала в своей коротенькой жизни больше горя, чем выпадает на долю иному взрослому.

— Мамочка хорошо водит машину, — прошептала девочка, — и она никогда не ездит быстро.

— Знаю, малышка. Но речь идет о том, что случилось в другом месте. И в другое время.

— Но ведь вы говорили о мамочке!

— Нет. О другой женщине по имени Лиза.

— Я хочу к маме.

Он прижал ее голову к своему плечу.

— Мы сделаем все, чтобы она поскорее вернулась домой. — Глаза Мики обежали комнату в поисках еще какого-нибудь укромного места. — А где твоя сестра?

— В шкафу. Она сказала, что не выйдет оттуда, пока он не уйдет.

Мика, твердо взяв дочь за плечи, вывел ее из комнаты.

— Позвоните Кэсси, — бросил он через плечо Гриффину. Взяв дочь за руку, он поднялся в их с Мисси с спальню. Дверь шкафа была открыта.

— Мисси, вылезай.

— Нет, — ответил приглушенный голос.

Мика распахнул дверь пошире и заглянул внутрь. Сложенные стопкой простыни валялись на полу. Мисси он не разглядел, зато отчетливо услышал ее голос.

— Ты можешь войти, — заявила она. — Но не тот человек. И не Хизер.

Мика присел на корточки, усадил Стар на одно колено и повернул голову в том направлении, откуда слышался голос Мисси.

— А почему Хизер нельзя?

— Она больше не член нашей семьи.

— Это еще почему?

— Потому что мне не нравится этот человек.

Мика вдруг понял, что она пытается ему сказать. Эйден в глазах девочки был олицетворением той Хизер, которую они не знали и которая пугала их. И сейчас с ним говорила не Мисси, а этот страх.

Как же успокоить ее, думал он, когда он сам в панике…

— Вылезай оттуда, — потребовал он.

— Не вылезу, — отрезала она.

— Это же я, Мисси. И Стар. Тут больше никого нет.

— А Поппи? А Гриффин? Их я тоже не желаю видеть!

— А я желаю! — вмешалась Стар.

Мисси высунула голову наружу.

— Ты просто любишь шоколад, — презрительно бросила она. — И ты еще слишком мала, чтобы видеть то же, что и я!

— А что ты видишь? — спросил отец.

— Что он хочет забрать у нас Поппи. И тогда мы потеряем ее, как потеряли Хизер и маму.

— Но он вовсе не собирается отнимать у нас Поппи! — возмутился Мика. — Мисси, что происходит?! О чем ты вообще говоришь? Никто никуда не уйдет, а даже добавится. У нас будет не одна Поппи, а вместе с Гриффином. И Хизер тоже вернется.

Глаза Мисси вдруг потемнели, а в ее голоске слышались те же самые гневные нотки, что еще совсем недавно звучали в его собственном. Ревность, уныло подумал он, только в женском варианте.

— Мне не нужна Хизер!

— А я думал, ты ее любишь, — протянул Мика.

Стар подняла на сестру глаза.

— Я ее люблю. И ты тоже, правда?

— Мика, — окликнул его из-за двери тихий голос Поппи. — Кэсси хочет, чтобы мы все приехали к ней.

Он поднялся, взяв Стар на руки.

— Я не могу. Нам с девочками нужно заняться соком. — Он помог Поппи добраться до кухни, подталкивая перед собой ее кресло и крепко прижимая Стар к себе. На кухне сидел Билли, с аппетитом поглощавший сэндвичи. — Я сейчас включу выпарочный аппарат, — бросил ему через плечо Мика. Миновав коридор, он уже взялся за ручку двери, когда его остановил голос Гриффина.

— Нам нужно поговорить с Хизер.

Мика оглянулся:

— Делайте, как считаете нужным.

— Эйден тоже едет с нами.

— Хорошо.

Поппи подкатилась к Гриффину.

— Тебе тоже лучше поехать с ними, Мика. Это важно.

Мике очень хотелось, чтобы Поппи оказалась права. Но он уже ездил туда, и не раз, а Хизер так и не стала с ним говорить. Что толку пытаться еще раз?

А вот дома, на сахароварне, да еще вместе с дочками он может сделать хоть что-то полезное.

— У меня дел по горло, Поппи, — взмолился он. — Я просто не в состоянии мотаться туда-сюда. Сок прибывает с каждым днем. Если я не сделаю это, тогда кто?

— Я, — вмешался Билли, вынырнув из-за спины Гриффина. — По крайней мере я могу начать. Кстати, а где у тебя телефон? Сейчас я звякну кой-кому и раздобуду себе помощников. В конце концов, я в этом городе не последний человек! — Он горделиво расправил плечи. — Держу пари, у меня найдутся друзья!

Поппи, подкатившись к Мике, подняла на него глаза.

— Неужели ты еще можешь злиться, — вполголоса спросила она, — после того, что рассказал Эйден?

Ответа у Мики не было. Но он действительно злился.

— Кэсси хочет услышать обо всем от самой Хизер. А ты неужели не хочешь?

Мика хотел этого больше всего на свете.

— Возможно, она расскажет все, когда она увидит Эйдена, — не отступала Поппи. — Но если там не будет тебя, Хизер может просто махнуть на все рукой. Она же любит тебя, и если ей когда-нибудь нужна была твоя помощь, то именно сейчас. — Задохнувшись, она остановилась, перевела дыхание, потом прошептала: — Она и так уже боится, что потеряла тебя навсегда, что ты не хочешь ее видеть. Неужели ты не в состоянии понять и простить ее?

От необходимости отвечать его избавила Стар. Обхватив обеими ладошками лицо отца, она заставила его взглянуть ей в глаза.

— Я помогла Поппи сделать сэндвичи с тунцом. Мамочка их просто обожает. Может, если ты отвезешь их ей, она вспомнит обо мне?

Это и был ответ.

Комната для свиданий была слишком тесной для пятерых. Но Кэсси уперлась, что для защиты Хизер необходимы все пятеро, и твердо стояла на своем, поэтому охранник, поспорив для приличия, пропустил их. Мика старался держаться позади. Прислонившись к стене, он угрюмо твердил себе, что приехал только ради Стар — твердил до тех пор, пока не открылась дверь и он не увидел Хизер. Как только ее серебристо-серые глаза, обежав комнату, встретились с его собственными, он понял, что просто обманывал себя. Его сердце резанула такая же боль, как в тот день, когда ее увезли из дома.

Потом она увидела Эйдена и помертвела так, что ее лицо сравнялось цветом со штукатуркой. Кэсси бросилась к ней, взяла ее руки в свои и быстро заговорила.

— Нам наконец удалось найти нечто такое, что непременно сработает, — сказала она Хизер. — Имея показания Эйдена об угрозах в твой адрес, мы можем утверждать, что ты опасалась за свою жизнь.

Смерив Эйдена скептическим взглядом, Хизер повернулась к Кэсси.

— Но ведь на мне висят еще и другие обвинения, — прошептала она.

— Побег с целью уйти от наказания? С этим мы справимся. Между прочим, я неплохой адвокат, моя дорогая. Семейка Диченцы страшно гордится своим имиджем. Они слишком долго кричали на всех углах о том, какая ты гадкая, и никто не мог ничего возразить им на это — тебя ведь не было. Но если ты станешь говорить, все изменится, вот увидишь. Готова спорить на что угодно — то, что ты скажешь, им страшно не понравится. И, что самое главное, всем им вряд ли придется по вкусу, если ты выложишь эту историю газетчикам. Они тут же кинутся к помощнику генерального прокурора и взашей погонят его сюда, чтобы договориться с тобой полюбовно. Вот увидишь, они из кожи вон вылезут, чтобы уладить все по-тихому.

— Ты не знаешь, какая у них власть. Они без труда смогут засудить и невиновного.

— Но не на этот раз! У нас есть копии протоколов медицинских обследований. Копии договора об усыновлении. И Эйден.

Хизер, покосившись в его сторону, прижалась к Кэсси.

— Что ж, почему бы и нет… — прошептала она.

Комнатка была такой крошечный, что ее ответ услышали все.

Эйден выступил вперед.

— Речь идет о жестоком обращении, о насилии. И не только физическом. Их семейство злоупотребило своей властью, а это недопустимо! Роба уже нет в живых. У вас своя жизнь. Какое у них право преследовать вас после стольких лет? Вы и без того уже пострадали. Я ведь сам когда-то возил вас в больницу. Дважды, если не ошибаюсь. И еще тогда предупреждал старика, что добром это не кончится. Но он сказал, что мне лучше забыть об этом разговоре.

— А вы так и сделали! — взорвался Мика. — Засунули свой поганый язык в задницу и молчали, когда ее обвиняли в убийстве!

— Но она ведь сбежала, — возразил Эйден. — Исчезла, словно растворилась в воздухе. Никаких следов! Я и решил, что у нее все в порядке. Мое преступление состоит лишь в том, что я позволил всему идти своим чередом. Не думайте, что мне было легко — мне ведь пришлось со всем этим жить. Но еще не поздно все исправить.

Кэсси решила, что пора перейти к более насущным вопросам.

— Насколько я понимаю, слабое звено — это мать Роба. Он был ее ребенком, и она скорее умрет, чем позволит вывалять его имя в грязи. К тому же в этой истории был еще ребенок. — Взгляд Хизер метнулся к Мике, и Кэсси встряхнула ее за плечи, чтобы та не отвлекалась. — Мать Роба очень набожная женщина. Она не допустит, чтобы в газеты просочилось хоть слово о том, что ее сын хотел уничтожить еще неродившегося ребенка. Да еще своего собственного.

— Он утверждал, что ребенок не его, — уже громче проговорила Хизер.

— Это не проблема. Тесты докажут, что именно Роб был его отцом.

— Но как? Без ребенка? Я даже не знаю, где она сейчас.

— Мы отыщем ее, Хизер. Доверься мне, дорогая.

— Она возненавидит меня за это.

— Никто не станет ненавидеть тебя за то, что ты сделала тогда! Но вот за то, что ты делаешь сейчас, мы иной раз и впрямь готовы были тебя придушить! — улыбнулась Кэсси. — Та Хизер, которую мы все знаем, — сильная. Она все может. А та, что сейчас за решеткой, совсем на нее непохожа. Мы хотим, чтобы вернулась та, наша Хизер, которую мы все любим.

— Но…

— В конце концов, кто из нас совершенство? Твое молчание — это упорное, дурацкое нежелание говорить — вот что самое ужасное. Все остальное мы сможем тебе простить.

И глаза Хизер снова, как и прежде, обратились к Мике. Но на этот раз она уже не отвела взгляд.

Поппи жадно ловила каждое слово. Она просто ела Хизер глазами, боясь даже моргнуть, чтобы, не дай бог, что-то не упустить. В душе она молила Хизер прервать наконец это упорное молчание, рассказать обо всем, защищаться, в конце концов. Когда взгляд Хизер остановился на лице Мики, глаза самой Поппи обратились к Гриффину.

В его глазах стояло ожидание.

«Ты и вправду знаешь обо всем?» — мысленно спросила она.

В ответ — едва заметный кивок.

«И прощаешь?»

Он снова кивнул. Потом выразительно поднял брови.

«А ты? — говорили его глаза. — Ты прощаешь?»

Конечно, Поппи с радостью готова была простить Хизер. Сейчас она прощала всех: Мику — за то, что рычал и срывался на всех подряд, словно цепной пес, Гриффина — за то, что вся эта история, в сущности, была на его совести… собственную мать — за то, что та столько лет корчила из себя воплощенную добродетель, Лили — за ее красоту (благослови ее, Бог!) и даже Роуз — за ее вечное занудство. Только вот простить себя было намного труднее.

Под конец Мика не слышал уже почти ничего из того, что говорила Кэсси. Ему было не до того — он старался вспомнить все то хорошее, что было в его жизни с Хизер, все то, о чем он так тосковал и что хотел вернуть. Да, он действительно этого хотел, особенно когда она смотрела на него так, как сейчас — словно он был для нее центром Вселенной.

— Это все, что нам нужно, — сказала Кэсси, и Мика встряхнулся, с трудом заставив себя вернуться к реальности. — К сожалению, одних только слов Эйдена мало. В конце концов, в ту ночь в машине ты была одна, и поэтому сама должна рассказать нам, что тогда произошло.

Все это время, пока Кэсси говорила, взгляд Хизер не отрывался от лица Мики. В глазах ее плескался страх, и это разрывало ему сердце. Внезапно стена, на которую он опирался, показалась ему какой-то особенно твердой и холодной. Оттолкнувшись от нее, Мика плечом раздвинул всех, взял в ладони ее лицо и заглянул ей в глаза.

— Расскажи мне, — попросил он. — Расскажи все, как было.

Хизер застыла, стараясь прочесть то, что пряталось в глубине его глаз. «Говори же! — кричали они. — Расскажи мне все. Я люблю тебя. И я должен знать. Но это ничего не изменит, потому что я люблю тебя!» — Она обхватила его руки своими, по щекам ее текли слезы.

Все, что так долго скрывалось в ее душе, теперь выплеснулось наружу.

— Я не хотела встречаться с ним. То есть мы встречались, но потому, что все это было похоже на волшебную сказку… Кто я, а кто он? Мне казалось, я грежу. Но потом, потом все пошло наперекосяк. Впрочем, я с самого начала знала, что так будет. Уж слишком разные мы с ним были. Я предупреждала его, но он только смеялся, говорил, что все в порядке, что он меня любит. Не нужно только, чтобы о наших отношениях до поры до времени кто-то знал. А уж потом он, мол, готов кричать об этом на весь мир. — Хизер горько усмехнулась. — Он просто обожал так говорить, словно гордился этой любовью…

— Но ведь он тебя бил! — взорвался Мика, осторожно коснувшись кончиком пальца едва заметного шрама в уголке ее рта.

— Когда напивался. Правда, он всегда извинялся потом… И за то, что выпил, и за то, что поднял на меня руку. А я любила его. Вернее, не его даже, а эту нашу волшебную сказку. Потом я забеременела. Он пришел в ярость. Сказал, что ребенок не может быть его. Клялся, что всегда предохранялся.

— Это действительно так?

— Когда вспоминал об этом. Но это был его ребенок. У меня не было никого, кроме Роба. И я вовсе не настаивала на том, чтобы он женился на мне. Только хотела, чтобы он помог мне, когда родится малыш. — Голос Хизер упал до едва слышного шепота. — Я хотела ее. Господи, как я ее хотела!

— В тут ночь вы тоже поссорились из-за ребенка?

— Я тут ни при чем! Я вообще не хотела начинать этот разговор. Я была на работе, но Роб отыскал меня и там. Он таскался за мной по пятам и все время пил. Потом он совсем потерял голову — начал выкрикивать мне вслед грязные ругательства, все поворачивались, смотрели на меня… Под конец он потребовал, чтобы я сказала, избавилась ли я от ребенка. А когда услышал, что нет, заорал, что сам, собственными руками избавит меня от него…

Мика почувствовал тошноту.

— Что?! Что он сделал?!

— Ударил меня. Сказал, что вышибет из меня это отродье… А потом схватил за руку и потащил куда-то, где не было людей. Я вырвалась и побежала. Он погнался за мной.

В ее глазах была такая боль, что Мика почувствовал жгучее желание заставить ее замолчать. Хватит с нее этих воспоминаний, подумал он.

— И что случилось тогда?

— Я поверила, — едва шевеля побелевшими губами, прошептала она, — что он это сделает — изобьет меня до полусмерти и убьет моего ребенка. Я не могла позволить, чтобы это случилось. Поэтому я бросилась на автостоянку к своей машине, завела ее и поехала. Было темно. Помню, как выехала на открытую часть стоянки, помню, как подумала, что я уже почти на свободе, как сильнее нажала на газ… Мне и в голову не приходило, что он может выскочить прямо перед колесами! — Хизер задрожала. — Я не знала, что он умер. Подумала, что просто помяла его, ведь пьяницам, говорят, везет, а Роб к тому времени был пьян в дым. Да и потом, он ведь был Диченца. А у них не принято умирать такой смертью. У Диченцы девять жизней. Они всегда падают на лапы — так он сам говорил.

— И все-таки ты сбежала…

— Он ведь был Диченца! — крикнула она. — Ему ничего не стоило заявить на меня в полицию, и тогда меня бы бросили за решетку, а потом отобрали бы моего малыша! Что же мне было делать — сидеть и покорно ждать, когда за мной придут?! Да, я сбежала из города. А когда узнала, что он мертв, решила убраться еще подальше. Потом мне пришлось отдать малышку. Это едва не убило меня, но зато теперь она была в безопасности. А после я приехала в Лейк-Генри, встретила тебя, девочек — и я постаралась забыть весь этот ужас. Говорят, если долго притворяться, что ничего не было, под конец сам поверишь в это. Так случилось и со мной. Но иногда…

— Что — иногда? — жадно спросил Мика.

— Когда ты заговаривал со мной о свадьбе, о наших собственных детях, я снова начинала вспоминать. Я снова слышала это.

— Слышала что?

— Удар… Глухой стук, с которым тело ударилось о землю. Я до сих пор слышу его, слышу громко, отчетливо… Если бы ты знал, как это ужасно, Мика! А тогда, если бы не малышка, которая требовательно толкалась внутри меня, клянусь, я бы наложила на себя руки. Не смогла бы пережить мысли, что убила его.

— Хороший довод, — одобрительно кивнула Кэсси. — На этом и нужно строить защиту.

— Кто мне поверит? — вздохнула Хизер.

Мика повернулся к Эйдену.

— Вы можете подтвердить то, что она рассказала?

Эйден кивнул.

— Он и в самом деле был пьян в доску. И угрожал ей.

— Можете поклясться в этом под присягой? — спросила Кэсси.

— Да.

Пальцы Хизер сильнее сжали руку Мики.

— Я не хочу возвращаться туда, — прошептала она. — Вы просто не знаете, какой властью там обладает Диченца!

Да уж, с горечью подумал Мика, откуда ему знать? Ему повезло — он имел счастье жить с более порядочными людьми, чем Диченца. И теперь ему вдруг представилось, как все эти люди, услышав то, что только что слышал он, собираются вокруг него и Хизер. Однако Мика понимал, что им предстоят тяжелые времена. Одни газетные заголовки чего стоят. А потом Хизер наверняка придется вернуться в Калифорнию. И одному Богу известно, что ее там ждет.

Но одно он знал точно. Даже уехав отсюда, она больше никогда не останется одна.

Поппи решила, что такое событие нужно отпраздновать. Конечно, до полного окончания всей этой истории еще далеко. Кэсси наверняка захочет выторговать для Хизер самые выгодные условия, если родители Роба предложат заключить соглашение. И оставался открытым вопрос о ребенке. Нужно отыскать его, и поскорее — вдруг встанет вопрос об установлении отцовства. Но все равно, сегодня они здорово продвинулись вперед, и Поппи ликовала. Теперь она уже ничего не боялась. Будущее казалось ей прекрасным.

Именно это она и сказала Виктории, когда, вернувшись домой, ответила на все поступившие вызовы, удовлетворила любопытство самых нетерпеливых и сделала парочку личных звонков. Переполнявшая ее энергия требовала выхода, и Поппи отправилась в комнату для тренировок.

— Я действительно чувствую себя храброй, — доверительно сообщила она кошке, спустила ее с коленей на пол и подкатилась к стенке. С тяжелым вздохом Поппи взялась за прикрученные к ней брусья, подумала немного и расхрабрилась настолько, что даже перекинула через них одну ногу.

Но тут она услышала рев снегохода. Звук доносился со стороны озера — казалось, огромная муха с сердитым жужжанием бьется о стекло. Ослепительный свет фар словно ножом вспорол сгущающийся сумрак. Поппи, разглядывая водителя, уже знала, кто это может быть, хотя лицо его скрывал шлем. Забыв о брусьях, она выкатилась в гостиную и успела распахнуть входную дверь еще до того, как он заглушил движок.

Гриффин стащил с головы шлем и улыбнулся.

— Привет!

У нее предательски задрожали руки, но Поппи нашла в себе силы улыбнуться в ответ. Со своими каштаново-рыжими волосами и румянцем во всю щеку Гриффин был невероятно хорош собой, и она уже в который раз подумала, что при одном только взгляде на него превращается в желе.

— Привет, незнакомец.

— Здорово мы сегодня поработали, верно?

Поппи кивнула.

— А теперь я хочу повезти тебя покататься.

— Неужели Мика сегодня выгнал тебя пораньше?

Улыбка Гриффина стала еще шире.

— Билли привел какого-то своего приятеля, Эмоса, и они там управляются вдвоем. Мика с дочками устраивают в саду фейерверк, а я и без их фейерверков чувствую себя самым счастливым в мире человеком. Ладно, пошли, покатаемся немного.

Веселье ударило ей в голову с такой силой, что она почувствовала себя невесомой и легкой, как воздушный шарик. Но когда-то она дала себе слово больше не садиться на снегоход.

— Уже темнеет.

— Неужели ты не знаешь, что на этих штуковинах видимость зависит от того, насколько хорошо снег отражает свет фар? — удивился Гриффин.

Естественно, она это знала. Об «этих штуковинах» Поппи знала абсолютно все.

— Может, в другой раз? — неуверенно промямлила она.

— Я хочу свозить тебя на Литл-Беар, — уперся Гриффин.

— Кажется, начинается дождь, — гнула свое Поппи.

— Бог с тобой, какой еще дождь?! Только слегка накрапывает. Билли сам предложил мне свой снегоход, вот я и решил свозить тебя туда пообедать. По дороге заскочил к Чарли и прихватил чили. Ты как-то говорила, что просто обожаешь чили.

Поппи скользнула взглядом по смирно застывшей у ног Гриффина машине.

— Я не могу сесть на это!

— Это что, недоверие?

— Нет. Дурные воспоминания.

— Возможно, пришло время заменить их более приятными.

В принципе она не возражала, но в то же время чувствовала, что еще не время. Она не готова…

— Брось, Поппи, — подзуживал ее Гриффин. — В конце концов, в ту ночь был жуткий ветер, и случившееся несчастье не имеет никакого отношения к тому, что вы выпили. В такую погоду даже самый опытный водитель может запросто попасть в аварию.

Улыбка разом слетела с лица Поппи, будто ее сорвало тем самым ураганным ветром, о котором он говорил.

— Откуда ты это узнал? С кем ты говорил?

— А если я признаюсь, поедешь со мной?

— Да.

— Прочитал в полицейском рапорте. Он находится в свободном доступе.

— А с кем ты это обсуждал?

— Ни с кем. Только с тобой.

— Но я не говорила с тобой об этой аварии.

— В общем, да. Просто я сложил два и два и запустил пробный шар. И ты сама это подтвердила.

Поппи уже открыла было рот, но тут же захлопнула его, сообразив, что сама загнала себя в ловушку. Разозлившись, она круто развернула свое кресло и покатилась в комнату для тренировок. За ее спиной грохнули об пол тяжелые ботинки, и она услышала мягкие шаги обутых в шерстяные носки ног. Не оборачиваясь, Поппи бросила ему через плечо:

— У меня столько же прав снова садиться на снегоход, сколько ходить, танцевать, желать мужчину или иметь детей. Это грешно.

— Так давай согрешим! — с энтузиазмом предложил Гриффин. Прежде чем Поппи смогла его остановить, он схватил ее в охапку и через мгновение она жалобно пискнула, почувствовав, как он натягивает на нее куртку. Вслед за этим на колени к ней шлепнулась шапка. — Надевай, — скомандовал он, направившись в другую комнату.

— Но я не хочу, Гриффин, — взмолилась она, когда он принялся натягивать на нее ботинки. — Уже темнеет. Я боюсь. — Он распахнул дверь, и холодный ветер стегнул ее по лицу. Но тут Гриффин ловко натянул ей на голову шлем, и ветер куда-то исчез.

Подогнав снегоход, он усадил ее на него и надел свой шлем. Потом поднял забрала на обоих шлемах и придвинулся к ней вплотную.

— Повтори, что ты не хочешь. Если это действительно так, я отнесу тебя в дом.

Не скажи он этого, Поппи, вполне возможно, и отказалась бы. Она не видела никаких оснований быть втянутой в эту авантюру, не говоря уже о том, что ей это было попросту неприятно. Но чувство, которое она испытывала, было двойственным. Конечно, поездка на снегоходе после всего того, что ей пришлось пережить, всколыхнула бы печальные воспоминания прошлого. И в то же время все это казалось сейчас таким далеким, почти нереальным. Куда реальнее было то, что она испытывала в эту минуту — почти детский восторг, жгучее нетерпение.

Нет, она вовсе не хотела возвращаться в дом. Эта ночь действительно была создана для того, чтобы праздновать.

Поездка вокруг озера была похожа на волшебный сон, обед перед раскаленной печкой оказался потрясающим. А уж заниматься любовью в жарко протопленной комнате было все равно что оказаться в раю. Потом они ненадолго выбрались наружу, где, завернувшись в одеяла, посидели на крылечке. На затянутом облаками небе не было ни звездочки. Влажный, липкий туман превратился сначала в мелкий дождь, а затем в мокрый снег, и только озеро мягко мерцало в темноте.

Убаюканная тишиной, Поппи едва не спросила, когда он возвращается в Принстон. Он все равно уедет, она это знала. Устанет от всего этого и вернется домой.

Она не сможет поехать с ним. То есть, конечно, смогла бы, только ей не хочется. Поппи любила Лейк-Генри. Ей нравилось жить здесь, нравились его жители, нравилось, что тут все друг друга знают, нравилась атмосфера покоя и безмятежности.

Не желая нарушать очарование этой минуты, она так и не спросила его, когда он собирается домой. Но, проснувшись среди ночи, когда Гриффин встал, чтобы подбросить дров в огонь, она вновь вспомнила об этом. А потом еще раз, пару часов спустя, проснувшись от шорохов на крыше.

— Красные белки, — сонным голосом пробормотал Гриффин, крепче прижимая ее к себе.

— Снег с дождем, — прошептала Поппи, гадая, почему он это сделал? Неужели только для того, чтобы ей было удобно опираться на него спиной? Впрочем, ее не очень это волновало. Слишком хорошо ей было сейчас, чтобы ломать себе над этим голову.

Правда, она не уснула, вернее уснула, но не сразу. Лежа с отрытыми глазами и прислушиваясь к шороху снега за окном, Поппи гадала, почему ее все-таки гложет смутное чувство вины за то, что она отдалась ему. По изменившемуся звуку она могла бы точно сказать, когда снег сменился ледяным дождем. Однако снег это был или дождь, он хорошо убаюкивал. Под этот монотонный стук в стекло она сама не заметила, как уснула.

Мокрые хлопья снега так залепили окна, что внутри домика царил полумрак, и Поппи с Гриффином не сразу сообразили, что проспали.

Рывком сев на постели, Гриффин бросил взгляд на часы.

— Вот это да — половина одиннадцатого!

— Но ведь сегодня же воскресенье. К тому же холодно, — сонно пробормотала Поппи. — Забирайся обратно — я без тебя замерзла.

Обхватив ее за талию, Гриффин заглянул ей в лицо.

— Думаю, Мика уже гадает, куда это я запропастился.

Печка полностью прогорела, и в комнате было жутко холодно. Не потрудившись одеться, Гриффин нагишом распахнул дверь и выглянул наружу.

— Все к черту замерзло! Слава тебе, Господи, что мы вчера покончили с трубами! — Он плотно захлопнул дверь и скользнул ужом под гору наваленных поверх постели одеял.

Поппи почувствовала, что он весь дрожит, и прижалась к нему, чтобы согреть.

— Сегодня ты никуда не поедешь!

— Интересно, как бы я это сделал, если мы отрезаны от всего остального мира, — радостно сказал он, подтыкая одеяло. — Я понятия не имею, доберемся ли мы вообще до берега.

Поппи ухмыльнулась.

К полудню ледяной дождь лил уже вовсю, что сделало мысль о возвращении на снегоходе еще менее привлекательной. Поев сваренного на плите супа и бутербродов с арахисовым маслом, они снова забрались в постель. И, как ни странно, уснули. Проснувшись около часа, они снова решили выяснить, что происходит снаружи. Вокруг, сколько хватало глаз, все обледенело. Лед на озере казался достаточно прочным, но обжигающе холодный дождь продолжал моросить. Вернувшись в дом, они устроились возле печки.

— Какое у тебя первое воспоминание в жизни? — неожиданно спросила Поппи.

Гриффин улыбнулся.

— Самое первое? Надо подумать. — Некоторое время он молчал. — Как Рэнди пошел в школу. Мне тогда было три года, он был моим товарищем по играм, и я страшно расстроился из-за того, что он уезжает. Помню, стоял на крыльце, пока он забирался в школьный автобус, и чуть не плакал. А твое?

— Как отец держит меня на коленях и читает мне сказку. Жаль, что ты не знал его. Он был на редкость добрым человеком. А какое у тебя самое лучшее воспоминание?

— Самое лучшее? День Благодарения, я тогда уже учился в колледже. Всякий раз у нас собиралось человек тридцать гостей. Мне это нравилось. А когда я закончил колледж, Синди сбежала из дома, и все было уже не так, как прежде. А твое?

— О, оно совсем свежее! Как Мэйда обнимает Лили прошлым октябрем. В этом было что-то символическое. — Спустя пару минут после этого Гриффин вошел в ее жизнь, знаменуя этим новое начало, только тогда она об этом еще не догадывалась. Мысленно обругав себя за излишнюю чувствительность, Поппи постаралась перевести разговор на другое. — А самое тяжелое?

— Ночь, когда умерла мама. А твое?

— Сам знаешь. Авария.

— А если бы тебе предложили загадать любое желание, что бы ты загадала?

— Ты первый.

— Иметь пятерых детей, трех собак и кошку. Теперь ты.

— Двух. Я бы хотела двух детей, — выпалила она. И удивленно посмотрела на него.

Гриффин промолчал, даже не попытавшись пошутить по поводу столь неожиданно вырвавшегося у нее признания, — и горячая волна любви и признательности затопила Поппи. Будь на то ее воля, она осталась бы тут до конца своих дней.

В эту минуту раздалось страшное «крэ-эк», и огромная сосна, вывернув из земли корни, с ужасающим грохотом обрушилась на землю. Спина Поппи покрылась мурашками. Гриффин, не будучи местным, не сразу сообразил, что происходит. А когда сообразил, почувствовал настоящий страх.

— Если такая же чертовщина творится сейчас в кленовой роще, чем это может кончиться? — отрывисто спросил он.

Заметив, как беззвучно шевельнулись губы Поппи, Гриффин принялся поспешно собирать ее вещи.

Назад они возвращались медленно. Перед ними разворачивалась картина ужасающего разгрома: сломанные или вывороченные с корнями деревья, обрушившиеся на землю деревянные пристройки… А остановившись возле дома Поппи, они онемели: чудовищных размеров дерево рухнуло на его крышу.

В этот момент дверь с треском распахнулась, и на крыльцо, отпихивая друг друга, вывалились Мэйда и Лили с Роуз. Мэйда поскользнулась на льду и наверняка упала бы, если бы дочери не подхватили ее под руки. Все трое уставились на Поппи с Гриффином.