Поппи Блейк уже проснулась. Повернувшись на бок, она смотрела в окно. Любой, увидев ее сейчас, без сомнения, решил бы, что она любуется тем, как над озером медленно встает солнце. И действительно, от этого зрелища захватывало дух. Закованную в лед поверхность озера покрывал девственный слой снега дюймов восемнадцать толщиной. Высоченные ели и сосны заботливо кутали зелеными лапами многочисленные острова и восточный берег острова. По мере того как близился рассвет, первые, еще робкие лучи солнца, карабкаясь вверх, окрашивали их в нежнейшие золотисто-зеленые тона. В любое другое время года, когда клены, буки и березы одеты листвой, солнца вообще не было бы видно. Поэтому, когда по нему скучаешь особенно сильно, рассвет над озером производил потрясающее впечатление.
Но Поппи ничего этого не видела. Мысли ее блуждали далеко, в сказочной стране, где можно, стерев из памяти ошибки прошлого, начать жизнь с чистой страницы. Там, в этой стране, она не лежала в постели одна. Дом тоже был совсем другим — вместо бесчисленных приспособлений, без которых просто не может обойтись калека с парализованной нижней частью тела, в нем повсюду были раскиданы детские вещи, а наверху звенели веселые голоса. И в этом сказочном доме возле ее постели не стояло кресло на колесиках.
Ноги Поппи давно уже отказались ей служить. Это случилось двенадцать лет назад, после аварии на снегоходе. За эти долгие двенадцать лет она успела узнать все о том, каково жить с наполовину парализованным телом — и все эти годы не переставала мучительно жалеть о том, что нельзя повернуть время вспять и начать все сначала. Зато хорошо поняла другое: жить нормальной жизнью она сможет, только приняв все, как есть, и смирившись с этим.
И все-таки иногда она позволяла себе помечтать. В это самое утро предметом ее грез был человек, которого она и видела-то до этого всего несколько раз. Пяти с небольшим футов роста, с каштаново-рыжими волосами, голубыми глазами и низким, бархатным голосом, который она слышала куда чаще, чем видела его самого. Он звонил ей регулярно — вернее, звонил раньше, пока она решительно не положила этому конец. А что ей было делать? Отправиться к нему на свидание в инвалидном кресле? Судя по всему, он все понял, потому что больше ни разу так и не позвонил.
Телефон, стоявший у ее постели, словно в ответ на ее мысли вдруг издал пронзительную трель — это был отдельный аппарат, никак не связанный с мини-АТС в соседней комнате, которой Поппи пользовалась для работы. Теперь она работала телефонисткой на коммутаторе, все местные и междугородние звонки в Лейк-Генри и ближайшие города шли через нее, поэтому большую часть времени Поппи проводила перед огромной панелью с кнопками, переключая звонки с одного абонента на другого, записывая сообщения для кого-то из местных, болтая со знакомыми и разыскивая тех, кому просили что-то передать. Телефон на столике возле постели был ее личным. И хотя родные и друзья звонили по нему достаточно часто, никому из них не пришло бы в голову будить ее в такую рань. Поппи бросила взгляд на часы — еще не было семи. Сердце Поппи тревожно екнуло.
За те несколько секунд, которые потребовались, чтобы отдернуть шторы, повернуть неловкое тело и схватить трубку, в мозгу мелькнула страшная мысль о том, что заболела ее мать. Но номер, высветившийся на табло АОНа, был местным, значит, звонили не из Флориды, где Мэйда обычно проводила январь, февраль и март. Очень знакомый номер… Хизер!
— Эй? — окликнула Поппи, не столько здороваясь, сколько удивляясь тому, с чего это приятельнице вздумалось звонить в такую несусветную рань, тем более что они виделись только накануне. Но голос, ответивший ей, был мужским — низким, чуть хриплым и нетерпеливым.
— Это Мика. У нас беда… — То, что она услышала потом, показалось ей бредом сумасшедшего. Она пришла в себя, только когда услышала: — Нужно отвезти девочек в школу. Ты не могла бы?.. Я очень волнуюсь из-за Стар.
Перед глазами встала крохотная девчушка с длинными, шелковистыми волосами, обрамлявшими бледное личико, на котором выделялись глубоко посаженные темные глаза. Поппи была привязана к обеим дочкам Мики, но Стар всегда была ее любимицей.
— Конечно, с удовольствием, — отчего-то смутившись, пробормотала она. — Только что значит «Хизер — это вовсе не Хизер»? О чем ты вообще говоришь?
— Это не я так говорю, это ФБР.
— И что значит «кого-то убила»? Что за вздор?! Мы с ней дружим с того самого дня, как она приехала в наш город! Она была со мной, когда я попала в аварию, и никто не сделал для меня больше, чем она тогда. Господи, да что я такое говорю?! Хизер неспособна убить и муху!
— Вот и я то же говорил, да кто станет меня слушать?! Так я приеду минут через пять, идет?
— Жду.
Через пять минут она была готова. Прихорашиваться времени не было — впрочем, Поппи и до аварии не слишком забивала себе голову подобной чепухой. В душе она всегда была мятежницей, и ее матушка ничего не могла с ней поделать. А возможность хоть в чем-то пойти против воли Мэйды доставляла ей детскую радость. Правда, сейчас дело было не в ее бунтарских замашках — просто время поджимало. Больше всего времени ушло на то, чтобы поудобнее уложить ноги, натянув на них теплые ботинки, — иначе она могла попросту отморозить их, и даже не почувствовала бы этого.
Выкатившись на крыльцо, она застегнула теплую куртку и, приглаживая пальцами коротко остриженные волосы, почти сразу заметила приближавшийся грузовичок Мики. Дорожка, ведущая к ее дому, была узковатой, зато мощеной — небольшая роскошь, которую позволила себе Поппи, когда вскоре после случившегося с ней несчастья ее родители, выделив небольшой клин на участке принадлежавшей им земли, решили построить ей собственный дом. Тогда Поппи решительно настояла на том, чтобы с улицы к ее дому вела отдельная дорога, ставшая в ее глазах символом определенной независимости и самоуважения. Чтобы колеса инвалидной коляски в плохую погоду не скользили, дорожку замостили. Последние три дня валил снег, но дорожку расчистили, заботливо посыпав песком. Правда, под утро она все равно обледенела.
Пандус у входа в дом сделали как можно менее покатым, и тем не менее у Поппи все равно всякий раз тревожно екало сердце, когда приходилось спускаться. Вот и сейчас она испуганно зажмурилась и открыла глаза, только когда кресло остановилось.
Мика уже выбрался из машины. Как обычно, он был без шапки. Впрочем, при таких густых волосах, никакая шапка не нужна, решила Поппи. На Мике не было ничего, кроме изрядно потертых джинсов, грубых рабочих ботинок и расстегнутой шерстяной куртки, под которой виднелась фланелевая рубаха. Обойдя машину, он распахнул дверцу и помог выбраться девочкам. На обеих были яркие куртки, за спинами — аккуратные рюкзачки.
— Там у них завтрак, — пробормотал он, глядя в сторону. — Хизер прошлым вечером приготовила им сэндвичи. Она всегда делает их заранее… всегда… готовит. — Голос у него сорвался, лицо внезапно стало испуганным, словно в том, что еще вчера казалось самым обычным, невинным делом, сейчас можно было углядеть что-то подозрительное.
Естественно, у кого угодно могло бы создаться впечатление, что Хизер заранее ожидала чего-то в этом роде — во что Поппи, хоть убейте, не могла поверить.
— Отправляйся! И разберись с этим побыстрее! — Она забрала из рук Мики еще один рюкзак, который он нерешительно мял в руках, в то время как старшая из девочек привычно взялась за ручки ее кресла, собираясь толкать. Стар с потерянным видом жалась позади отца. Поппи пришлось похлопать себя по коленям, чтобы девочка решилась наконец подойти.
— Спасибо, — пробормотал Мика. Потом с беспомощным видом посмотрел на своих дочек. По лицу его было заметно, что весь ужас случившегося и всех последствий его только сейчас начал до него доходить.
— Все будет в порядке, — успокоила его Поппи. Мика долго смотрел на дочек, словно не мог наглядеться, потом со вздохом забрался в грузовичок.
— Ну-ка, подтолкни меня, Мисси. — Поппи, толкая колесо одной рукой, другой крепко прижимала к себе младшую из девочек. — Кстати, а вы завтракали?
— Не-а, времени не было, — откуда-то сзади пропыхтела Мисси.
— Папочка забыл, — пискнула Стар.
— У вашего папы сейчас много забот, — заявила Поппи, — зато у меня только одна — это вы. Кстати, вы ведь обожаете мою кухню. — Она покрепче прижала к себе Стар. Коляска въехала по пандусу, прокатилась по коридору и двинулась в сторону той самой кухни, о которой шла речь. Все в ней было как будто ниже, чем в обычной, начиная от кухонных шкафов и кончая раковиной и плитой. Для прикованной к инвалидному креслу Поппи это было суровой необходимостью. Для обеих девочек — забавной игрой.
Поппи старалась вести себя так, словно ничего не произошло: сунула в тостер вафли, потом аккуратно намазала их маслом и кленовым сиропом, который Мика привез ей в подарок в конце прошлого сезона, все это время непринужденно расспрашивая девочек о школе и о ежегодном ледовом празднике, до которого оставалось всего ничего. Мисси охотно болтала, Стар молча жалась к ее коленям.
— С тобой все в порядке? — то и дело тихонько спрашивала она малышку. В ответ та неизменно кивала головой, но личико ее оставалось не по-детски серьезным. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что девочка переживает за Хизер.
«С ней все будет хорошо, — хотелось сказать Поппи. — Она скоро вернется домой. Это просто ошибка. Ваш папа все устроит». Но чем больше она думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе. Страшное слово «арест» не шло у нее из головы. Естественно, у нее и в мыслях не было, что Хизер может быть виновна, о чем бы там ни говорили эти парни из ФБР. Будь это кто-то другой, Поппи решила бы, что ее выдал кто-то из местных недоброжелательниц. Но ведь речь шла о Хизер, а Хизер любили все. Но еще больше тут любили Мику, который, хоть и жил затворником, однако родился и вырос в здешних краях, был плоть от плоти Лейк-Генри. И Поппи знала, что местные грудью встанут на защиту Хизер еще и потому, что за эти годы она прочно стала частью его жизни.
Вот поэтому-то ей и не верилось, что предательство — дело рук кого-то из старожилов. Тем более что других возможностей было хоть отбавляй. Всего три месяца назад Лейк-Генри стал центром событий, героиней которых стала родная сестра Поппи, и город просто наводнили газетчики. И сейчас Поппи готова была прозакладывать последний цент, что арест Хизер на совести кого-то из этой шайки.
Но обсуждать это с девочками она не могла. Вместо этого она помогла им смыть с перепачканных мордашек остатки сиропа, велела надеть куртки и снова влезла в свою. Выехав из дома, она позволила им забраться в подъемник, поднявший их в кабину новехонького «блейзера», который мать, невзирая на все протесты Поппи, купила для нее, как только наступила зима. Цвет его отлично гармонировал с ее именем[1] и к тому же внедорожник был доработан с учетом ее возможностей. Когда они все втроем были уже внутри, Поппи, спокойно нажав нужные кнопки, легко убрала подъемник. Потом, убедившись, что обе девочки пристегнулись, отвезла их в школу, помогла надеть рюкзаки и помахала им на прощание.
Не успела за ними захлопнуться дверь, как Поппи уже схватилась за телефон. Она звонила Джону Киплингу. Он родился и вырос в Лейк-Генри, но долго не был в родном городе. Джон уехал в нежном возрасте пятнадцати лет, а поскольку Джон был на десять лет старше ее, можно было легко догадаться, что тогда она была еще слишком мала, чтобы знать его. Они стали друзьями, только когда он вернулся, стало быть, всего три года назад. А шесть недель были еще и родственниками — на Новый год Джон женился на ее родной сестре Лили.
Но сейчас Поппи звонила Джону не потому, что он был ее другом и зятем. Джон являлся главным редактором местной газеты, и если кто мог дать ей в руки ключ к разгадке этой тайны, так только он.
Никто не брал трубку. Подождав немного, Поппи решила, что Джон либо завтракает «У Чарли», либо уже умчался на работу.
Она решила сначала заехать в кафе «у Чарли». Это было симпатичное местечко — с ярко-алыми стенами и белоснежными плинтусами, над выложенной из черного кирпича каминной трубой весело поднимался дымок, а внутри всегда аппетитно пахло поджаренным беконом. Вот и сейчас запах его ворвался в кабину джипа, и в животе у Поппи тут же заурчало.
Она помахала рукой мужчинам, о чем-то болтавшим у входа в кафе. Дыхание клочьями белого пара вырывалось у них изо рта, все трое зябко кутались в высоко поднятые воротники. Но сколько Поппи ни озиралась по сторонам, «тахо», на котором обычно ездил Джон, нигде не было видно. Впрочем, не прошло и минуты, как она углядела его — «тахо» скромно притулился возле ярко-желтого автомобиля, припаркованного рядом с почтой. Насколько было известно Поппи, эта машина принадлежала редакции.
Поппи спешила вернуться домой, к своим телефонам. Но сначала она набрала номер «Лейк Ньюс».
— Киплинг слушает, — рассеянным тоном пробурчал Джон.
— Это Поппи. Ты уже в курсе?
— Привет, милая. — Голос Джона моментально потеплел. — А что случилось?
— Так ты ничего не слышал?!
— Эй, ты забыла, что мы любим поспать, — нарочито сонным голосом ответил он. — До сих пор глаза слипаются.
Поппи, живо представив себе, отчего они с Лили не выспались как следует, вдруг почувствовала острый укол зависти. И тут же разозлилась на себя. — Тебе никто не звонил?
— Нет, никто. — Видимо, он почувствовал неладное, поскольку всю веселость его как ветром сдуло. — Ну-ка, рассказывай! Выходит, я что-то упустил?
— Хизер! — в бессильной злобе рявкнула Поппи, подсознательно стремясь возложить на кого-то вину за то, что случилось. — Ты упустил Хизер! — Торопясь и захлебываясь словами, она пересказала ему все, что знала. — Просто непостижимо, как такое вообще могло случиться! Да Хизер — последний человек, в котором можно заподозрить скрывающегося от закона преступника. Об убийстве я уж и не говорю! Однако кому-то пришло такое в голову! И вот я сейчас гадаю… — она выехала на дорогу, совершенно безлюдную в это время года, ни машин, ни людей, только сверкающие сугробы кругом, — кто же этот сукин сын, который настучал на нее? Кто-то из местных? Вряд ли, все они просто обожают Хизер. Да и Мику тут все любят. Но даже если б и не любили, все равно бы не решились на предательство — просто из страха перед неизбежной расправой, если это выплывет наружу. Нет, голову даю на отсечение, что это кто-то из проклятых журналюг, которые слетелись сюда, словно мухи на… кхм… ну, ты меня понимаешь! Наверняка один из тех, кто затеял всю эту грязную возню вокруг Лили, о которой она мечтала столько же, сколько о том, чтобы повеситься. А поскольку вся эта шатия — твои приятели, то…
— Вовсе нет, — прорвался в ее монолог Джон. — А ну-ка, не тарахти. Так что все-таки стряслось с Хизер?
Притормозив, чтобы дать оленю спокойно перейти дорогу, Поппи принялась объяснять:
— Ее забрало ФБР. Больше я ничего не знаю. Мика завез ко мне девочек и умчался к Кэсси. Только бросил на ходу, что, мол, поедет за федералами. Так что я понятия не имею, куда…
— В Конкорд. Федералы отправятся в федеральный суд, а ближайший как раз в Конкорде.
Поппи снова нажала на газ. Руки ее до боли вцепились в руль, хотя дорога была прекрасной.
— Федеральный суд… — упавшим голосом повторила она. — Хизер — в федеральном суде! Просто в голове не укладывается!
— Это потому, что ты заранее уверена, что она невиновна.
— А ты нет?! Ты что — плохо ее знаешь? Похожа она на человека, у которого темное прошлое?
— Нет, конечно, но это лишь потому, что я не считаю ее патологической лгуньей. А если нет… Тогда обманывать людей давно уже вошло у нее в привычку. Ты не поверишь, как убедительно это иной раз получается.
— Хизер — кристальной честности человек! — разъярилась Поппи. — Ей все верят! Да вот хоть Чарли спроси. У него просто нюх на людей. Года не прошло, как он выгнал Хизер с кухни и сделал ее управляющей. Дьявольщина, Кип, да ведь он всегда оставлял Хизер вместо себя, когда они с детьми уезжали отдохнуть — и это при том, что она уже больше у него не работает! Выходит, он ей доверял! — Завидев приближающийся навстречу фургон, Поппи прижалась к обочине. Он был хорошо ей знаком — местный почтмейстер, Натаниель Роу, торопится на работу. Нату без малого семьдесят пять, но зрение у него до сих пор как у молодого, так что он наверняка издалека узнал машину Хизер. То, что он не помигал ей фарами, прося остановиться, а просто на ходу махнул рукой, немного успокоило Поппи. Стало быть, он тоже еще не знает о Хизер.
— Поппи, не трать зря силы, — посоветовал Джон. — Я ведь с тобой не спорю. Но это вовсе не значит, что нам с тобой известно о ней все. Я хочу сказать — ее прошлая жизнь.
— Ну, то же самое можно сказать и о тебе, — съязвила Поппи. — И о Лили, кстати, тоже. Вас с ней сто лет не было в городе.
— Зато мы оба тут родились!
— Стало быть, ты готов подозревать Хизер только потому, что ей не так повезло, как тебе?
— Поппи, Поппи, — взмолился Джон. — Я же ни в чем ее не обвиняю. Просто рассуждаю — как любой на моем месте.
Поппи уже открыла было рот, собираясь спорить, но смирилась, сообразив, что Джон прав.
— Ладно, оставим это. Давай-ка садись за телефон, Джон. Первым делом выясни, откуда она. Узнай все, что только возможно. Мне тошно при мысли о том, что история может повториться. Вспомни Лили — одно ложное обвинение, а в результате что? Два раза ее выставили с работы, в Бостоне попросили съехать с квартиры, а уж о том вое, что подняли газеты, я вообще не говорю.
— И все закончилось тем, что она по уши влюбилась в меня, — самодовольным тоном закончил Джон.
— Но Хизер уже любит Мику. И его дочек тоже. Ей вовсе не нужна хорошая встряска, чтобы прийти в чувство. Нет, серьезно, для чего кому-то понадобилось подставить ей ножку? Во всем городе у нее нет ни единого врага. Хотелось бы знать, кто это вбил себе в голову, что якобы узнал ее? Во время процесса над Лили ты прищемил хвост кое-кому из влиятельных в журналистских кругах людей. Может, кто-то из них решил свести с тобой счеты?
— Они бы не осмелились.
Поппи коротко хохотнула:
— Вся эта троица еще сидит в своих креслах.
— Только кресла эти рангом пониже. И к тому же эти парни знают, что я глаз с них не спускаю, и у меня хватит духу тут же схватить их за шиворот, чуть только им придет в голову облить кого-то грязью без всяких на то оснований.
— Вот и облили. Будешь в Конкорде, постарайся выяснить, кто это сделал. В конце концов, кто у нас занимается криминальной хроникой? Так что тут тебе и карты в руки.
— Боюсь, в такой ситуации вреда будет больше, чем пользы. Ты ведь наверняка хотела бы избежать огласки, верно? Так что пока сиди тихо. А станешь поднимать шум, все наверняка решат, что тебе есть что скрывать. Давай-ка лучше выясним для начала, что происходит в Конкорде. Ты езжай домой, а я пока сделаю пару звонков. Выясню что-нибудь — сразу же дам тебе знать.
Поппи сунула в карман телефон. Через пару минут она миновала сложенный из камня высокий забор, за которым раскинулся Блейк Очардс, краса и гордость ее матери. Сейчас камни, из которых был сложен забор, были завалены снегом чуть ли не на высоту человеческого роста, так что даже не видно было табличку с названием поместья. Если свернуть и проехать примерно полмили по выложенной камнем дорожке, петлявшей меж яблонями, которые сейчас, лишившись листьев, кажутся чуть ли не вдвое меньше, чем на самом деле, то она окажется возле дома матери, за которым, чуть в стороне, притулился флигель, где всегда гонят яблочный сидр. Правда, зимой они оба обычно пустуют.
Она двинулась дальше, верх по холму, потом свернула на дорожку, ведущую к ее собственному дому, и уже по ней спустилась почти к самому озеру. Остановив машину возле дома, она проворно выбралась из нее вместе со своим креслом и, почти взлетев по пандусу, заспешила на свой пост. Поппи сгорала от нетерпения. Конечно, Джон вряд ли успел что-то выяснить за столь короткое время, но сейчас Поппи куда больше ждала звонка Мики.
Даже сгорбившись возле стены в коридоре здания суда, Мика выделялся среди остальной толпы, а толпа тут, надо признаться, собралась довольно пестрая: адвокаты в костюмах, многие из которых явно знавали лучшие времена, совсем молоденькая беременная девчушка и седой как гризли, ветеран.
Зачем он здесь, спрашивал себя Мика. Больше всего на свете ему хотелось бы быть вместе с Хизер, у себя на сахароварне, возиться с каким-нибудь вышедшим из строя агрегатом. Однако выбора у него не было. Кэсси велела ждать здесь, и вот он ждал, глубоко засунув кулаки в карманы куртки, до боли стиснув зубы и стараясь не смотреть по сторонам.
В конце коридора показалась наконец Кэсси. Длинноногая, стройная, она резко выделялась в этой толпе — элегантными слаксами и блейзером, из-под которого виднелась шелковая блузка, пестрым шарфом, надменно вскинутой светловолосой головой. Сердце Мики глухо заколотилось, но красота Кэсси не имела к этому никакого отношения. Конечно, он уважал Кэсси, но видел в ней лишь прекрасного адвоката.
Подойдя к нему, Кэсси ничего не сказала, просто коротко кивнула, дав понять, чтобы он шел за ней. Миновав коридор, они свернули за угол. Остановившись, Кэсси негромко постучала в дверь, верхняя половина которой была из непрозрачного стекла, потом повернула ручку.
Мика почему-то думал, что увидит Хизер, но в комнате не было ни души — только старый, обшарпанный стол да пара металлических стульев.
— Где она? — не вытерпел Мика.
— Сейчас ее приведут, — буркнула Кэсси, швырнув на стол портфель. — Да, вот еще что. Немного погодя начнется слушание. Ей пока не будет предъявлено никакого обвинения — просто обычная процедура, во время которой федералы предъявят ордер, тот самый, где речь идет о попытке скрыться с целью избежать судебного преследования. Хизер даже не нужно будет ничего говорить.
Дверь снова открылась, и Кэсси замолчала на полуслове.
Внутри у Мики все перевернулось — на пороге стояла Хизер, сзади маячил охранник. Она была бледна как смерть и вид у нее был еще более испуганный, чем когда ее забирали из дома. Взгляд ее серых глаз обежал комнату и остановился на лице Мики. Казалось, она отчаянно цепляется за него в поисках поддержки.
Мика застыл. Мысль о той, прошлой жизни Хизер, о которой он ничего не знал, пригвоздила его к полу. Он вдруг вспомнил спрятанный за поленницей рюкзак, фразу, брошенную агентом ФБР: «У нас есть доказательства, что ее настоящее имя Лиза Мэтлок и что пятнадцать лет назад в Калифорнии она убила человека». Если Хизер действительно совершила нечто подобное, а потом скрыла это от него, тогда это могло бы объяснить страх в ее глазах.
Впрочем, если она невиновата, если она чувствует, как почва уходит у нее из-под ног, то тогда ничего удивительного, что она боится.
Мика уцепился за эту мысль. Хизер еще не успела переступить порог, а он уже бросился к ней, обхватил ее за плечи, спрятал ее голову на своей груди. Он не хотел видеть ужас, плескавшийся в этих до боли знакомых глазах. Но он чувствовал, что ее всю трясет, и это было почти так же страшно. Та Хизер, которую он любил, всегда была невозмутимо спокойной, мужественной, уверенной в себе.
Он вдруг вспомнил, как удивлялся этому, встретив ее в первый раз. Все случилось так неожиданно. Сезон варки кленового сиропа кончился, он подрабатывал как плотник. Чарли нанял его сделать несколько окон, из которых был вид на березовую рощу. Возясь с ними, он раз по двадцать в день вынужден был забегать на кухню. Вот тогда-то он и увидел Хизер — вначале она работала там мойщицей посуды, потом стала помогать готовить кое-какие блюда. Они почти не разговаривали. Хизер всегда была молчаливой по натуре, да и Мика никогда не был болтуном. Она осталась в его памяти робкой, даже немного застенчивой, но при этом полной спокойного достоинства.
Охранник вышел из комнаты, оставив их с Кэсси.
Уткнувшись лицом в ее волосы, Мика прошептал первое, что пришло ему в голову:
— Ты позавтракала?
Хизер покачала головой:
— Мне предлагали. Но у меня кусок в горло не лезет.
Мика крепко прижал ее к себе.
— Ты догадываешься, откуда ветер дует? — шепнул он ей на ухо.
Хизер молча затрясла головой.
— Может, ты насолила кому-то?
В ответ — то же самое.
— Ты когда-нибудь слышала об этой женщине?
Хизер разрыдалась. Мика терялся в догадках, что значат эти слезы — да или нет. Он бросил беспомощный взгляд на Кэсси.
— Это какая-то другая женщина. Что же теперь делать?
Все это время Кэсси держалась в стороне. Теперь она подошла. Ее рука ласково легла на плечо Хизер, но она продолжала молчать. Выждав минуту, она чуть сжала плечо подруги, заставив Хизер поднять на нее глаза.
— Я должна спросить тебя об этом, дорогая, — начала она, — потому что я нарушила бы свой долг, если бы не сделала этого. Ты действительно Лиза Мэтлок?
В глазах Хизер стояли слезы.
— Нет. Я Хизер Мэлоун.
— Все! — рявкнул Мика. — Все слышали? Что теперь?
Но Кэсси продолжала пытливо всматриваться в лицо Хизер. Время, казалось, тянулось бесконечно, и это окончательно взбесило его. Наконец, глубоко вздохнув, она повернулась к Мике:
— Теперь мы будем сражаться.
Мика поспешно взял себя в руки.
— Но как?
— Пойдем на слушание и заявим протест. Поскольку она невиновна, мы решительно против экстрадиции.
Сдавленный вздох сорвался с губ Хизер. Почувствовав ее страх, Мика торопливо переспросил:
— Что значит — экстрадиция?
— Если не удастся этого избежать, — терпеливо объяснила Кэсси, — то ее немедленно отправят в Калифорнию и там предъявят все обвинения.
— И это означает, что она признается в том, что на самом деле она Лиза Мэтлок?
— Вовсе нет. Суду придется это доказать. Как и все то, в чем ее еще обвиняют.
— Но если она не Лиза Мэтлок, то значит, остальные обвинения отпадают автоматически?
— Верно, но то, что мы думаем, и то, что говорит сама Хизер, это одно. А то, что думают в Калифорнии, возможно, совсем другое.
— Они ошибаются. Я хочу, чтобы с нее сняли все обвинения.
На губах Кэсси появилась грустная улыбка.
— Будь все так просто, я осталась бы без работы. А правосудие не всегда выбирает самый прямой путь.
— А как же презумпция невиновности? Разве она больше не работает?
Кэсси помялась, прежде чем ответить.
— Не всегда, — покачала она головой.
В эту минуту у Мики появилось неприятное предчувствие, что их беды только начинаются.
Звонков было немного, но это и неудивительно, учитывая, что в Лейк-Генри стояло раннее утро. Поппи заставила огонь в камине разгореться пожарче, сделала себе чашечку кофе и, усевшись перед окном, уставилась на озеро. Мысли ее по-прежнему вертелись вокруг Хизер. Где она сейчас, что делает, гадала Поппи. Это было не просто любопытство. У Поппи было немало подруг, которых она знала гораздо дольше, чем Хизер. Но Хизер она любила больше всех. Они сблизились сразу же. Поппи тогда училась на втором курсе университета, а Хизер, проторчав всю неделю на работе, только и мечтала о том, чтобы куда-нибудь выбраться. Каждые выходные они большой компанией отправлялись в горы, и хотя у Поппи, казалось бы, было куда больше общего с другими студентами, чаще всего она болтала именно с Хизер.
Вспоминая прошлое, Поппи внезапно подумала, что говорила-то в основном она. Хизер оказалась прекрасной слушательницей, а Поппи, вынужденная вечно сдерживаться из-за положения, которое занимала в городе ее семья, охотно отводила душу. Потом она угодила в аварию. Выздоровление было кошмаром. И всегда рядом с ней была Хизер. Казалось, она без всяких просьб заранее знает, что нужно Поппи. Нет, она не проливала слез и не пыталась утешить ее словами, от которых было мало проку. Просто верила сама и убедила Поппи в том, что жизнь еще не кончена — надо принять то, что есть, и жить дальше. И ее спокойная уверенность поддерживала Поппи.
Едва ли не впервые Поппи задумалась об этой черте характера, которая так привлекала ее в Хизер — о том, что та всегда предпочитала слушать, а не болтать. Интересно, была ли для этого какая-то причина? Размышления ее прервала замигавшая перед ней на панели лампочка. Поппи быстро надела наушники.
— Библиотека Лейк-Генри.
— Лейлу Хиггинс, пожалуйста, — попросил незнакомый женский голос.
— Простите, библиотека по средам начинает работать только с двенадцати часов. Кто ее спрашивает?
— Это Эйлин Миллер. Из «Вашингтон Пост». Насколько я знаю, у вас в библиотеке работает некая Хизер Мэтлок. Я бы хотела поговорить о ней с мисс Хиггинс.
Поппи перепугалась не на шутку. Хотя, если честно, чего-то в этом роде она ожидала. Пресса есть пресса. Стараясь не выдать своего волнения, она предложила:
— Оставьте ваш номер телефона, и я передам мисс Хиггинс, что вы звонили, как только откроется библиотека.
— С кем я говорю?
— Телефонная служба.
— А у вас нет номера домашнего телефона мисс Хиггинс?
— Вот что, — сладко пропела Поппи, — оставьте ваш номер телефона, и я обязательно передам его мисс Хиггинс.
Наступила пауза.
— Эээ… мне бы не хотелось вводить ее в лишние расходы, — великодушно заявила ее собеседница. — Лучше я сама ей перезвоню.
— Хорошая мысль, — буркнула Поппи.
Снова пауза. Потом Эйлин Миллер на том конце раздраженно проворчала:
— Хорошо, записывайте. Пусть перезвонит мне на работу.
Поппи, записав ее имя и номер телефона, отсоединилась и тут же снова взялась за телефон.
— Полицейское управление, — прорычали на том конце.
— Вилли Джейк, это я. Что-нибудь слышно о Хизер?
Ее собеседник замялся.
— А что ты знаешь? — подозрительно осведомился он наконец.
— Что ее арестовали, и все. Как ты мог такое позволить?
— А меня никто и не спрашивал! — огрызнулся тот. — Между прочим, федералы мне не подчиняются.
— Выходит, у них есть доказательства, что Хизер — это не Хизер?
— Послушай, этого я не могу тебе сказать. Только если бы их не было, разве бы я дал им забрать Хизер?
— И что это за доказательства?
В ответ — тяжкий вздох.
— На это я тоже не могу ответить — просто не имею права. Но если тебе станет легче, все это не слишком существенно, знаешь ли. Кипа старых фотографий какой-то женщины — вроде Хизер, а может, и нет. Описание шрама, образцы почерка для сравнения и прочий вздор. Но, повторяю, этим делом занимаются федералы. Я из кожи вон лез, стараясь их переубедить, но они уперлись — и ни в какую.
На личном телефоне Поппи замигала лампочка и вспыхнул номер Джона.
— Спасибо, Вилли Джейк, я поняла. Извини, мне пора. — Она быстро отсоединилась и нажала на кнопку. — Ну как?
— Она сейчас в здании суда в Конкорде. Слушание уже идет.
— Что еще за слушание?
— По поводу выдачи ордера. Больше я ничего пока не знаю. Позвонил один мой приятель, который работает в «Пост», но он страшно торопился — хотел успеть на слушание.
— Надеюсь, ты попросил его не поднимать шума?
— О да, конечно. — Голос у Джона вдруг стал усталый. — Между прочим, он послал меня куда подальше!
— Но почему? Что, Хизер такая важная шишка?
— Нет, а вот парень, которого прикончила Лиза Мэтлок, действительно важная шишка! Вернее, был. Сынок тогдашнего сенатора от Калифорнии. Партия, к которой принадлежал старик, планировала выдвинуть его кандидатом в вице-президенты. Что и произошло через три недели после гибели сына — по большей части благодаря сочувствию, которое к нему испытывали. Правда, он им не стал, и в сенаторы Диченца тоже больше не избирался, но в своем штате он по-прежнему видная фигура.
Поппи задумалась.
— Послушай, но ведь Хизер явно не из тех, кто крутится возле политиков. Для этого она слишком замкнутая, слишком стеснительная. Для чего ей это? Извини, Джон, по-моему, это чушь.
— Послушай, я ведь просто передаю тебе то, что рассказал мой приятель. В свое время по поводу этого дела было много шума. И сейчас, думаю, будет не меньше. Хочу сам туда съездить. Арман наверняка захочет, чтобы в нашей газете появилась статья об этом, так что лучше всего получить информацию из первых рук.
— Постарайся лучше выяснить, откуда дует ветер, — посоветовала Поппи. — И почему именно Хизер.
— Попробую. Позвоню тебе, когда вернусь.
Поппи не стала его задерживать. Если кто-то и сможет отнестись к этому делу непредвзято, так только Джон.
Сняв наушники, она взяла со стола чашку с кофе и вновь уставилась на озеро. Поппи попыталась представить себе, что сейчас чувствует Хизер. Страх? Отчаяние? Тупую покорность судьбе? Или что-то еще? Она старалась представить себе Хизер в зале суда, но скоро отказалась от этой мысли, уж слишком это было дико. Хизер всегда казалась такой мягкой, нежной. Может, из-за шрама. Шрам был крохотным, он шел от угла рта, изгибаясь немного вверх, и от этого казалось, что она всегда улыбается.
Шрам — это тоже доказательство, вспомнила она. Но ведь шрамы есть у многих.
На панели вспыхнула еще одна кнопка. Еще один личный звонок. На этот раз высветившийся на табло номер принадлежал Мэриан Херши, владелице книжного магазина. Прижав к уху наушники, Хизер нажала кнопку.
— Да?
— Что происходит? — осведомилась Мэриан. Она была одной из пяти приятельниц Поппи, которые каждый вторник приходили к ней на обед. Официально они назывались Благотворительный комитет Лейк-Генри. А неофициально они были просто подругами и пользовались каждой возможностью, чтобы увидеться и поболтать. Накануне с ними была и Хизер. Впрочем, как и каждую неделю до этого.
— Я только что пришла на работу. Сижу, пью кофе, гадаю, удастся ли мне заполучить одного автора для шоу, и вдруг — на тебе, новости из Конкорда! Господи, ты слышала, что говорят о Хизер?
— По телевизору?! О боже! И что?
— Что она, мол, намеренно сшибла насмерть машиной сына бывшего сенатора Диченцы, а потом сбежала с места преступления. И что никто не знал, где она, пока один из тех, кто когда-то вел это дело, не получил письмо от того, кто был у нас в городе прошлой осенью. Ты что-нибудь об этом знаешь?
— Во всяком случае, меньше, чем ты. Сейчас включу телевизор, а потом перезвоню тебе. — Откатившись от стола, Поппи поспешно схватила пульт и нажала кнопку. Через секунду на экране вспыхнула надпись «Ошеломляющая новость». Поскольку это было только начало, Поппи догадалась, что это не тот канал, который смотрела Мэриан. Вот это уже хуже.
Комментатор на экране только начала говорить, когда опять вспыхнула лампочка. Еще один звонок по личному номеру Поппи.
— Это Сигрид, — раздался голос на другом конце провода. — Смотришь телевизор? — Сигрид Данн, еще один член их маленького комитета. Она занималась ткачеством, и телевизор у нее был включен практически постоянно.
— Только что включила, — буркнула Поппи.
— Господи, о чем это они?!
— Дай послушать. — Поппи прибавила звук.
— …Новый поворот в расследовании убийства Роберта Диченцы, совершенного в Сакраменто почти пятнадцать лет назад. Диченца, которому в то время исполнилось двадцать пять лет, был сбит машиной, когда выходил после собрания для сбора средств в фонд своего отца, в то время сенатора от этого штата. За рулем машины сидела восемнадцатилетняя Лиза Мэтлок, которая, по имеющимся у следствия данным, еще накануне угрожала ему. Как удалось выяснить ФБР, Лиза Мэтлок последние четырнадцать лет жила в Нью-Гемпшире, скрываясь под именем Хизер Мэлоун. Сегодня утром она была арестована в своем доме в Лейк-Генри. Сопротивления она не оказала и сейчас находится в здании окружного суда в Конкорде. Слушание по делу, во время которого адвокат миссис Мэлоун внесла формальный протест, только что завершилось. Это означает, что защита будет добиваться отмены решения об экстрадиции. Поскольку такое решение находится в юрисдикции штата, дело из ведения ФБР переходит к главному прокурору Нью-Гемпшира. Хизер Мэлоун будет перевезена в Вест-Эймс, где сегодня немного позже в здании Верховного суда продолжится слушание по этому делу. С вами был Брайан Андерсон, девятый канал, с сенсационными новостями из Конкорда.
— Ты что-нибудь слышала об этом убийстве? — спросила Поппи.
— Нет. Пятнадцать лет назад я была в Африке, в составе миротворческих сил. Господи, неужели это они о нашей Хизер?! — потрясенным голосом добавила Сигрид.
Поппи была ошарашена ничуть не меньше ее.
— Ну, судят-то ее, однако я, хоть убей, не поверю, что наша Хизер могла это сделать! — Она вдруг вспомнила то удивительное чувство взаимопонимания, которое всегда связывало их с Хизер, то непередаваемое ощущение, будто есть нечто такое, что близко и понятно только им двоим. — А ты?
— Ни за что! Полный вздор! Мы же знаем Хизер! Мы часто говорили о личном… иногда об очень интимном. Будь это правдой, она бы не смогла скрыть это от нас.
Поппи попыталась вспомнить, рассказывала ли Хизер когда-нибудь о своем детстве, но так и не смогла. Когда они собирались по вторникам, Хизер по своему обыкновению в основном слушала. Иногда задавала вопросы — ничего не значащие вопросы, только для того, чтоб показать, что ей интересно.
— Но ведь мы и в самом деле почти ничего о ней не знаем, — тихо сказала она. — Однако это вовсе не значит, что она способна на такое.
— Тогда это значит, что кто-то задумал грязное дело. Кто-то из журналюг, крутившихся тут прошлой осенью.
— Джон уверяет, что нет.
— В новостях сказали, что этот кто-то сообщил тем, кто в свое время расследовал это дело. Ладно, возможно, Джон и прав. Может, действительно, месть тут ни при чем. Но кто-то явно сунул нос туда, куда ему не следовало его совать.
— Да ладно тебе, Сигрид. Газетчики разглядывали толпу. А там была и Хизер.
— А вот и нет! — фыркнула Сигрид. — Между прочим, ее тогда вообще там не было. Она сидела дома с Мисси, у нее была ветрянка. Неужели не помнишь?
И тут Поппи вспомнила. Ну, конечно, всю ту неделю Хизер и носа не высовывала из дома, ездила только к врачу, да еще в магазин. Поппи потом еще завезла Хизер то, что та забыла купить.
Выходит, кто-то ошибся. Кто-то увидел в толпе женское лицо, заметил некоторое сходство — и вот в результате жизнь и счастье чудесной женщины разбиты вдребезги. Поппи до смерти захотелось узнать, кто он, этот человек.