Случайная судьба

Глава 21

Кэсси совсем извелась. Впрочем, так бывало всегда, пока она ждала решения дела — вне зависимости от того, шла ли речь о решении суда или мнения противоположной стороны, с которой она рассчитывала договориться полюбовно. Поскольку электричества все еще не было, она не ездила к себе в офис, а сидела дома с детьми у камина в гостиной. С таким же успехом можно мучиться и здесь, решила она.

Правильно ли она сделала? Может, нужно было рассказать им побольше о Робе? И поменьше — о Хизер? Достаточно ли убедительно она говорила? Не перегнула ли палку? Может, не стоило требовать слишком уж многого, а лучше оставить выбор за ними? Возможно, нужно было бы дать им немного больше времени?

Кэсси уже сотни раз перебрала в памяти все, что она сделала. Судьба Хизер висела на волоске — все сейчас зависело от успеха ее переговоров с прокурором Калифорнии. В это утро груз ответственности, лежавшей на плечах Кэсси, совсем пригнул ее к земле.

Конечно, оставался еще план Б. Если сделка, которую она предлагала, сорвется, у нее всегда остается возможность выложить все журналистам. И вот, чтобы как-то скоротать нестерпимо тянувшееся время, Кэсси, взяв фломастер с кокетливым помпоном на конце, принялась набрасывать план кампании, прикидывая, что нужно будет сделать в первую очередь. Фломастер как раз был из тех, которыми обычно Этан и его младший братишка Бред рисовали, лежа на животе на полу. Самый младший из ее трех сыновей, Джеми, подхватив, в свою очередь, круп, спал, привалившись головой к ее плечу — в точности как сам Этан четырьмя днями раньше.

Должно быть, Джон Киплинг уловил какие-то флюиды, исходившие от ее дома, потому позвонил незадолго до полудня. Поскольку это была среда, он как раз занимался тем, что вылизывал напоследок завтрашний номер «Лейк Ньюс», чтобы передать его наборщику.

— Послушай, — искательно проговорил он. — Я уже написал о снежной буре. О том, что школу вынуждены были временно закрыть и о том, как не повезло Мике. О том, как наши герои на электростанции работают не разгибая спины, я тоже написал. Может, теперь ты подкинешь мне что-нибудь интересное, а, Кэсси?

Она вздохнула.

— Для этого номера вряд ли, Джон. Но если завтра к вечеру появится что-то новенькое, позвонить тебе?

— Завтра к вечеру?! — завопил он. — Шутишь? Ради такого дела выпустим специальный номер. Но сначала я бы сделал пресс-релиз и разослал бы его по электронной почте во все ведущие средства массовой информации по стране. Между нами — кстати, об этом знаем только мы и Лили — мы бы смогли провернуть это дельце за пару часов. А если электричества все еще не будет, пошлем все из Сэйфилда.

Кэсси довольно улыбнулась: нет, что ни говори, а у Джона есть голова на плечах. Такого неплохо иметь в союзниках.

— А почему это в Сэйфилде электричество есть, а у нас нет? — возмутилась она.

Большой любитель всяких пикантных новостей, Джон и сейчас ее не разочаровал — но понять это мог лишь тот, кто живет в крохотных городках, вроде Лейк-Генри.

— А ты вспомни, с чего все началось. Самое крупное предприятие в Сэйфилде — иначе говоря, основной налогоплательщик — компьютерный центр, для которого и один-единственный день без электричества просто нож острый. Именно поэтому еще два года назад там модернизировали всю систему подачи питания. Это, конечно, не значит, что она не может выйти из строя, просто проблему легче устранить, вот и все. Нашему городскому комитету тут есть о чем подумать, верно?

Про себя Кэсси решила, что вначале стоит поговорить об этом на ежегодном городском собрании, а уже потом представить проблему вниманию комитета. Она уже сама не заметила, как целиком погрузилась в решение этого вопроса.

В ожидании звонка из Калифорнии Мика коротал время в сахароварне. Прихватив бензопилу и заручившись помощью двух старших сыновей Чарли, он пилил на дрова поваленные деревья. Их набралось чуть ли не на три тракторных прицепа. Благодаря своим рослым помощникам Мика управился с этим делом уже к полудню и мог посвятить всю вторую половину дня варке сиропа. Это позволило ему на какое-то время отвлечься, но ненадолго. Даже в таком хлопотном деле бывают минуты затишья, и Мика, отвлекшись, всякий раз гадал, что же сейчас происходит там, в Калифорнии, и чем все это закончится. Но больше всего ему хотелось знать, как поведет себя Хизер, узнав, что она вольна снова стать Лизой… иначе говоря, опять стать собой. Вдруг она тогда решит оставить его?

Конечно, Лейк-Генри — особенное место. Другого такого нет на земле, но все-таки, что ни говори, это не Калифорния. И если она решит уехать, что ж, значит, ему не повезло.

А Гриффина мучили другие проблемы. К тому времени как утро среды плавно перешло в вечер, а звонка из Калифорнии по-прежнему не было, он все чаще стал задумываться над тем, как жители Лейк-Генри воспримут поражение, которым, вероятнее всего, закончится дело Хизер. Сам он сделал все, что только мог, чтобы все решилось благополучно и Хизер смогла бы вернуться назад и снова жить той жизнью, которой жила прежде — до того, как случайно вырвавшаяся у него фраза едва не разрушила ее счастье. Но если власти Калифорнии откажутся покончить дело миром и ей придется предстать перед судом, то отношение к нему со стороны местных резко изменится.

А ему чертовски нравилось здесь. Тут он чувствовал себя в безопасности. И если бы Синди попросила подыскать ей тихое местечко, он без колебаний посоветовал бы ей приехать в Лейк-Генри. Почему-то именно тут ему впервые пришла в голову мысль о детях. Тут он впервые по-настоящему влюбился — в женщину, в это озеро, в саму эту жизнь, которой не переставал удивляться до сих пор.

А как славно тут работается, мечтательно подумал Гриффин. Он мог бы заниматься своим делом и дальше — дома у Поппи. Или даже снять небольшую комнатушку в «Лейк Ньюс». А что касается общения, так люди вроде Кэсси, Джона и Лили, что составляли здесь круг его друзей, были не менее умны и интересны чем те, с кем ему доводилось общаться раньше. А Поппи! О такой, как она, Гриффин не смел и мечтать.

Ему страшно не хотелось думать о том, что ее любовь зависит от исхода дела Хизер, но Гриффин всегда был реалистом. Такое, увы, бывает. Если это дело растянется неизвестно на сколько времени, если оно закончится не так, как они надеются, то Поппи неизбежно вспомнит, кто был виновником всего этого.

Как это напоминает аварию, в которую она когда-то попала! Один-два дюйма левее или правее, и исход дела мог оказаться совсем другим.

Наступило утро четверга, когда электричество наконец включили. К середине дня заработали и телефоны. К этому времени Поппи уже извелась от невозможности поговорить и весь вечер провисела на телефоне, отвечая на телефонные звонки тех, кто тоже истомился желанием узнать, как она съездила. И вовсе не потому, что со времени приезда она никого не видела. Всякий раз заезжая к «Чарли», она могла убедиться, что у него полно посетителей. А если не к «Чарли», так на почту, поскольку любители посплетничать часто собирались именно там или же слонялись по площади за Таун-холл. Когда на город обрушилась буря и жизнь поневоле замерла, жители Лейк-Генри вынуждены были удовольствоваться тем, что у них оставалось — масляными лампами, жарко горящими каминами и обществом друг друга.

Поэтому после четырех дней молчания люди радовались ожившим вдруг телефонам, как дети — новогодним сюрпризам.

Естественно, о междугородних звонках речь пока не шла. А звонок, которого она ждала, был именно междугородним.

Кэсси нет-нет да бросала взгляд на часы. Она дала генеральному прокурору сорок восемь часов. По мере того как шло время, а звонка все не было, Кэсси чувствовала, как мало-помалу впадает в отчаяние. Содержимое ее желудка давно уже превратилось в ледяной ком. Да, конечно, оставался еще запасной план, но ей очень хотелось надеяться, что им удастся обойтись без него. Хорошо бы, конечно, если бы вопрос с Хизер решился быстро и безболезненно, без лишнего шума и никому не нужной огласки. Огласка не нужна никому из них. Но в данном случае это еще и самый верный путь потерять Хизер.

Кэсси вновь погрузилась в свои заметки, когда появился Джон, а вслед за ним и Гриффин. И тут зазвонил телефон.

— Дело продвигается, — сообщил генеральный прокурор. — Но мне нужно еще какое-то время.

Кэсси вдруг насторожилась. Где гарантии, что Диченцы не затеяли очередную грязную игру?

— Вам нужно время, — повторила она, чтобы Гриффин с Джоном поняли, о чем идет речь. — Ясно. А что значит — «Дело продвигается»?

В трубке послышался вздох.

— Это значит всего лишь, что мне пришлось столкнуться с некоторым сопротивлением, и поэтому мне требуется еще немного времени.

— Стало быть, Диченцы против заключения сделки?

— Ну, говоря другими словами, им не по вкусу мысль, что женщина, сбившая насмерть их единственного сына, избежит наказания.

— Что ж, ладно, — легко согласилась Кэсси. — Будь по-вашему. Не хотят договориться по-хорошему? Чудесно! Скажите, что я созову пресс-конференцию. Они, кстати, в курсе, что я собираюсь сообщить газетчикам?

— Я как раз и пытаюсь им это втолковать, — буркнул генеральный прокурор. В голосе его была усталость и раздражение, и, наверное, поэтому Кэсси ему поверила.

— Сколько времени вам еще нужно? — спросила она.

— Еще два дня. Сорок восемь часов.

— Если это исходит от них, — ядовито заявила Кэсси, — так послушайте меня. То, чем они сейчас занимаются, затягивая это дело, только ухудшает ситуацию. Только попытайтесь представить себе, какой вой поднимут газеты, когда вся эта грязь выплеснется на их страницы? Представили? А теперь подумайте сами: когда сообщение об этом произведет больший фурор: сейчас? Или потом? В понедельник или в субботу, когда большинство людей усядутся в кресло почитать перед сном газету? Вот то-то же. Простите, но я не могу дать вам сорок восемь часов. Только двадцать четыре. Ни часом больше. Жду вашего решения до пяти часов вечера в пятницу. Имейте в виду — это последний срок. Не согласятся — пусть пеняют на себя. В субботу я устрою пресс-конференцию, так что в воскресных газетах появится полный отчет. Так и передайте Чарли Диченце.

— А вы крепкий орешек.

— Простите, сэр, но я делаю только то, что сделали бы и вы для своего клиента. А она, Бог свидетель, и так уже наказана достаточно — причем за то, что было всего лишь трагической случайностью.

Гриффин, выйдя от Кэсси, еще не успел забраться в свой грузовичок, когда вдруг ожил его мобильник. Почему-то решив, что это Поппи, он уныло проскрипел в трубку:

— Слушаю.

— Что происходит?! — взорвался в его ухе голос Прентисса Хэйдена. — Что там у вас за шум, черт побери? Мне это не нравится!

Гриффин как раз проезжал мимо магазина, когда Чарли с шумом запихивал в багажник машины Алисы Бэйбарр многочисленные пакеты с покупками. Заметив Гриффина, он приветственно вскинул руку, и Гриффин помахал ему в ответ.

— Шум? Какой шум?

— Я имею в виду шквал звонков от приятелей Чарли Диченцы, который обрушился мне на голову. Что вы там еще затеяли, черт бы вас побрал? — прогромыхал сенатор.

Но к этому времени Гриффин был уже в таком состоянии, что мог взорваться в любую минуту. Что, собственно, и произошло.

— Ничего особенного — для нормального человека, конечно. Просто вы, облеченные властью, считаете, что вам все позволено! — рявкнул он в ответ.

Но Прентисс был не из тех, кого легко запугать.

— Так что там такое с Диченцей? — нетерпеливо буркнул он.

Бросив взгляд в зеркальце заднего вида, Гриффин убедился, что машина Джона свернула у перекрестка. «Поехал в редакцию», — решил он.

— Скелет, который они так старательно прятали в шкафу много лет, теперь грозит выбраться оттуда и уже хватает их за пятки, — огрызнулся он.

— Роб был славным парнишкой. К тому же он мертв. Кому придет в голову поливать грязью покойного мальчика?

— Никаких комментариев, — отрезал Гриффин, поглядывая в окно. — В данном случае вы обратились не по адресу. Но это как раз то, о чем я твердил вам еще четыре недели назад. Если вы надеетесь привлечь к себе внимание и для этого пишете биографию, зная при этом, что в вашем прошлом есть вещи, которые лучше не вытаскивать на свет, то вы должны быть готовы к тому, что рано или поздно именно это и случится. Вы не можете знать заранее, когда или где, но это произойдет. — Оставив центр города позади, Гриффин свернул на дорогу, ведущую к озеру. — С другой стороны, если в вашей биографии нет темных пятен, тогда вы застрахованы от того, что кто-нибудь швырнет в вас камень. Живите спокойно.

— Нечего читать мне нравоучения, — вспылил Прентисс. — И слышать ничего не хочу. А есть у меня внебрачный ребенок или нет — это никого не касается! Кроме его и меня, естественно.

— В любой другой ситуации — да, конечно. Это ваше с ним личное дело. Но вы, так сказать, человек публичный. Вы занимаете высокое общественное положение. В этом есть и недостатки и преимущества. И вот это как раз один из недостатков. Если у вас не хватит духу рассказать в своей биографии о том, что у вас растет незаконный сын, вы должны быть заранее готовы, что в один прекрасный день об этом объявит кто-то другой.

— Вы, например? — прорычал сенатор. — Ради этого вы и ввязались в это дело, да? И теперь, как «честный» человек решили сообщить, что вслед за книгой последуют, так сказать, комментарии? Спасибо, что хоть предупредили!

Гриффин выразительно свистнул.

— Кажется, вы забыли, что в контракте, который я подписал, условие о неразглашении информации выделено отдельным пунктом, — с едким сарказмом в голосе напомнил он. — Если вы боитесь, что я нарушу слово и вопрос о доверии между нами больше уже не стоит, тогда нам не о чем больше говорить. Наймите себе другого «негра», и дело с концом. Желаю удачи!

— Погодите, Гриффин, — сразу сбавил тон сенатор. — Экий вы горячий! Не кипятитесь. Я ведь не говорил, что я вам больше не доверяю. Мы обсуждали, так сказать, гипотетический случай.

— Возможно. Но прозвучало это как оскорбление.

— Вот как? Что ж, тогда прошу извинить. Меня всю жизнь считали грубияном. Но до сих пор мне нравилось, как вы работаете. И я не хочу никого другого, вам ясно? Просто… слушайте, — вновь вскипел он, — а что бы почувствовали вы, если бы позади у вас была счастливая, достойная жизнь, и вдруг кому-то непонятно зачем понадобилось копаться в ней грязными лапами, чтобы раскопать одну-единственную глупость, которую вы совершили по молодости?

— Странно, как это у вас язык поворачивается называть вашего сына «глупостью»! Тем более что он уже давно муж и отец. И к тому же хороший врач-педиатр. Вспомните — ведь это вы помогли ему добиться всего этого. Мне кажется, вы должны этим гордиться.

— Я и горжусь, — недовольно буркнул сенатор. — И все равно — это очень личное.

Гриффин тяжело вздохнул.

— Слушайте, давайте не будем лукавить. Многие и так уже знают — или догадываются — о его существовании. Все, что требуется от вас — это официально признать, что у вас есть прекрасный сын. Его матери давно уже нет в живых, так что это не причинит ей лишней боли. А ваша супруга и без того давно уже в курсе дела. Не думаю, что она станет возражать. Тем более что у вас четверо общих детей, и она знает, что ее положению в качестве вашей жены ничто не угрожает. Мы упомянем о нем так, что это не привлечет особого внимания, обещаю вам. Господи, да ведь мы сейчас говорим о всего одной главе — одной из двадцати! — зато те, кто возьмут книгу в руки, станут считать, что и все остальное в ней тоже правда — коль скоро вы решились рассказать о таком! Советую вам подумать об этом.

В трубке послышалось недовольно ворчание.

— Да. Знаю.

— Вы не хотели этого сына. Но вы с честью вышли из этой ситуации. Вы сделали именно то, что должны были сделать. И людям будет приятно об этом читать.

— Вы так думаете?

— Уверен на все сто процентов. Вы и без того пользуетесь всеобщим уважением. А после такого признания… да на вас станут просто молиться!

На том конце наступило долгое молчание. Потом послышался тяжелый вздох.

— Ваш отец был из тех, с кем лучше не связываться — особенно в здании суда. Язык у него был без костей. Мог уговорить кого угодно. Поздравляю — похоже, вы унаследовали это от него.

Гриффин молча ждал продолжения.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем сенатор Прентисс Хэйден снова заговорил.

— Ладно, черт с вами! — раздраженно рявкнул он. — Делайте, что хотите! — И швырнул трубку.

Гриффин решил, что неплохо опробовать свое умение убеждать на Поппи, но полагаться на одни слова было бы глупо, а новостей по-прежнему не было. К тому же ему не хотелось торопить события. Он приготовил ей обед, потом отвез ее к Чарли поболтать и посплетничать. Вернувшись домой, Гриффин развел пожарче огонь, сел на диван, а Поппи усадил к себе на колени. Он пересказал ей свой разговор с Прентиссом, после чего они долго говорили о Синди. Потом Гриффин вздохнул.

— Ты счастливица, — сказал он. — Тебе нечего бояться прошлого. Люди, которые имеют право тебя судить, знают правду и тем не менее любят тебя. Так что тебе грех гневить судьбу. Поппи… выходи за меня замуж.

Поппи поспешно приложила кончики пальцев к его губам:

— Не надо об этом. Не сейчас, хорошо?

— Я люблю тебя.

— Шшшшшш.

— Правда, люблю.

— Сейчас — возможно. А что будет через неделю? Или через месяц?

— Почему ты не спросишь: а через год? Или уж заодно через пять лет? Через десять? Буду ли я любить тебя тогда? А ты меня? Брось, Поппи. Если люди боятся рискнуть, это уже не любовь. Я хочу жениться на тебе. Хочу иметь от тебя детей. Лучше всего двух. Двое меня вполне устраивают. Скажем так: двоих я как-нибудь выдержу.

— Может, я вообще не смогу забеременеть.

— Ни одна женщина не знает это заранее. И ни одна супружеская пара тоже.

— Ты ведь знаешь, что я имею в виду.

— Нет. Даже не догадываюсь, — решительно заявил он. — Если помнишь, за последние две недели ты делала такое, о чем раньше боялась даже подумать. Может, тебе напомнить? Нет? Так что тебе мешает продолжать в том же духе?

— Я не могу уехать из Лейк-Генри.

— Можешь. Тебе этого просто не хочется. Впрочем, мне тоже. Честно говоря, мне тут нравится. Не поверишь, но я влюбился в этот ваш городишко, честное слово. И твой дом мне тоже нравится.

— Он слишком маленький.

— Ну, у меня есть кое-какие деньги. Можем что-нибудь придумать. Надстроить этаж. Или пристроить еще одно крыло, земли ведь вокруг хватает. Хочешь — правое, хочешь — левое. Не проблема.

— Знаю, знаю, — отмахнулась Поппи. — Просто… все это так неожиданно…

— Так обычно и бывает. Ты любишь меня, Поппи?

Она кивнула.

— Тогда для чего ждать?

— Не знаю. Просто остается еще…

— Хизер, — догадался Гриффин. — Но очень скоро мы об этом узнаем.

— И все-таки есть еще что-то…

— Все никак не можешь себя простить, да? Я уже говорил тебе, Поппи. Тебе еще предстоит как-то справиться с этим, но это же не мешает нам пожениться. И кто сможет лучше помочь тебе справиться с твоими сомнениями, чем муж?

— Муж? Звучит просто как в сказке.

— Так от тебя зависит сделать ее былью. — Он уже не знал, что еще сказать. Снова просить ее? Он не мог.

Поппи долго молча перебирала его пальцы, рассматривая их так, словно видела в первый раз. Потом посмотрела ему в глаза.

— Подожди еще немного, хорошо? Совсем чуть-чуть. Есть еще кое-что… одно дело, с которым я должна покончить.

Но на самом деле у Поппи оставалось не одно дело. Все утро пятницы она ломала себе голову по этому поводу. Жизнь в Лейк-Генри, и без того неспешная, совсем замерла. И дело тут было даже не в обрушившейся на город снежной буре. Все притихли и, казалось, чего-то ждут. Это состояние нетерпеливого ожидания было заметно везде. О нем говорила непривычная тишина у «У Чарли», опустевшее здание почты, упорно молчавшие телефоны в доме Поппи.

Похоже, ни о кого не было настроения разговаривать.

У нее самой, впрочем, тоже. Поппи ловила себя на том, что сидит, тупо разглядывая тренажеры, и просто смотрит в окно. А механически сделав все упражнения, возвращается в кабинет, к своим телефонам и снова сидит, уставившись на панель с лампочками. Выдержав час, Поппи снова усаживалась на велотренажер, потом переходила к брусьям. Во время кратких перерывов Виктория забиралась к ней на колени. Когда Поппи была занята, кошка, недовольно подергивая хвостом, уходила в соседнюю комнату. Она ни разу не осталась с ней, пока Поппи занималась на брусьях. Интересно, может, это знак, гадала Поппи.

Гриффин все утро просидел в кафе «У Чарли». Он посчитал, что Поппи нужно время поразмыслить на досуге, вот и решил оставить ее одну, а заодно и самому поработать. Выбрав столик, с которого открывался великолепный вид на чернеющий вдалеке лес, он воткнул вилку своего ноутбука в розетку и принялся внимательно просматривать свои заметки, утвердительно кивая всякий раз, когда Аннет спрашивала, принести ли еще кофе. Мелькали знакомые лица, но никто не присаживался за его столик, ограничиваясь беглыми приветствиями. Гриффин не обижался. Его тоже захватило общее настроение. Лейк-Генри словно чего-то ждал…

Гриффин тоже ждал. Ждал вестей о Хизер, надеясь при этом, что они появятся раньше, чем Поппи решит его судьбу.

У Кэсси не было привычки метаться из угла в угол. Но к утру в пятницу она была уже весьма близка к этому. На руках у нее было еще несколько дел, но Кэсси чувствовала, что не в состоянии заниматься чем-то еще. Глаза ее скользили по строчкам, но она не понимала ни слова. В городском комитете тоже оставались дела, требующие самого пристального внимания, но Кэсси было не до них. Перед глазами у нее стояло лицо Хизер, и Кэсси думала только о том, что будет, если Чарли Диченца вдруг закусит удила.

Поскольку кабинет был совсем крохотным, Кэсси металась по коридору из конца в конец. Первый поворот она делала у окна, из которого видна была улица, — другой — у противоположного, из которого открывался вид на лес. После того как все разошлись по домам, она, прихватив сотовый телефон, долго еще кружила возле дома. Только почувствовав, что промерзла до костей, Кэсси снова вернулась к себе. И сидела там, пока не почувствовала, что уже не в силах больше оставаться на месте.

А Мика варил сахар. Кипятил, снимал пенку, тщательно процеживал сироп, следил, чтобы он не переливался через край и не прикипал к донышку, смотрел, как меняются пузырьки и как сироп постепенно превращается в сахар. Потом прогнал свежесваренный сироп через фильтровальный пресс, который вновь заработал с тех пор, как дали электричество, а когда стемнело, принялся разливать его по контейнерам. Затем оглядел выстроившиеся на полки емкости и удовлетворенно вздохнул: выглядело все это довольно внушительно. Полки буквально стонали под тяжестью галлоновых, квартовых и пинтовых контейнеров, и на каждом из них красовалась яркая наклейка «Сахароварня Смитсон».

Сегодня ему помогали Билли с Эмосом, потом ненадолго заскочил и Гриффин. Девочки весь вечер после обеда играли в своем углу. В сахароварне было тепло и уютно.

Мика твердил себе, что так будет всегда. В конце концов, он ведь может варить сироп — он знает, как это делать. Он справится. И выживет — вне зависимости от того, вернется Хизер или уйдет навсегда.

Но он хотел, чтобы она вернулась. Закрыв глаза, он видел, как она с удовольствием разглядывает новые наклейки. А Кэсси все не звонила. Стало быть, из Калифорнии тоже не звонили, подумал Мика. И тяжело вздохнул. Срок, который она дала прокурору, истекал.

Телефон Кэсси взорвался звонком, когда стрелка часов приблизилась к восьми. Сначала позвонили к ней в офис, но Поппи, зная, что Кэсси уже ушла, переключила звонок на ее домашнюю линию. Малыш Джеми уже крепко спал. Марк купал Этана и Бреда в ванне. А Кэсси приводила в порядок кухню после семейного ужина, гвоздем которого стали испеченные ею шоколадные вафли. Ей хотелось думать, что она испекла их для детей, хотя возня у плиты была только средством как-то убить бесконечно тянувшееся время.

Сердце, едва не выскочив у нее из груди, вдруг ухнуло в пятки и закатилось куда-то в тапочки. Кэсси, споткнувшись, ринулась к телефону.

— Слушаю, — осторожно спросила она.

— Они согласны, — усталым тоном проговорил на том конце генеральный прокурор.

Кэсси на мгновение зажмурилась. Из груди у нее вырвался вздох. Потом губы ее расплылись в улыбке, и она схватилась за грудь, чтобы успокоить бешено колотившееся сердце.

— Они согласны снять все обвинения, — продолжал генеральный прокурор, — но они настаивают на том, чтобы было подписано официальное соглашение о неразглашении информации по этому делу. И требуют, чтобы она приехала сюда и предстала перед судом за попытку избежать ареста.

— Но для чего? — поинтересовалась Кэсси, все еще улыбаясь. Она догадывалась, что у них на уме. Естественно, все это было шито белыми нитками. Только на этот раз все козыри на руках у нее.

— Им нужно, чтобы дело было официально закрыто, — тем же усталым голосом продолжал прокурор. — Они считают, что если его просто прикроют, не дав никаких объяснений, то выйдет только хуже, поскольку вслед за этим на них тут же обрушится лавина вопросов. В случае же публичных слушаний, если мистер Гринелл подтвердит, что все произошло случайно и, стало быть, в смерти Роба некого винить, то потом семья может устроить пресс-конференцию — почтить память покойного, объяснить, что попытка отомстить за его смерть не вернет их сына к жизни и дать понять, что пришло время официально закрыть это дело. Поймите нас правильно, миссис Бирнс — для них это, так сказать, возможность «сохранить лицо». Дайте им хотя бы это слабое утешение.

Пока она слушала, на пороге возник Марк, держа на руках завернутых в махровые простыни раскрасневшихся сыновей. Увидев их, Кэсси, улыбаясь во весь рот, кинулась к ним и порывисто обняла всех троих, после чего, не в силах сдержать возбуждения, закружилась по комнате. Ну, сейчас она покажет этому надутому индюку, что такое настоящий адвокат, злорадно решила она. Пусть думает, что она готова пойти на уступки. Кэсси предвкушала, как слегка поводит его за нос, и только потом нанесет последний, решительный удар.

— Проблема только в одном, — с притворной нерешительностью протянула она, подмигнув Марку. Вкус долгожданной победы, который она уже чувствовала во рту, стал еще слаще, когда во взгляде мужа она прочла гордость за нее. — Если будет созвана пресс-конференция и во время ее прозвучат слова «некого винить», вопросы посыплются все равно. Тут же заподозрят, что моя клиентка все-таки виновна в убийстве, просто у обвинения не хватило доказательств, чтобы это подтвердить, что и стало единственной причиной ее освобождения из-под стражи. Вы хотите, чтобы моя клиентка подписала соглашение о неразглашении информации по этому делу. Боюсь, нам со своей стороны придется потребовать того же от вас. Я не хочу, чтобы моей клиентке пришлось предстать перед судом в атмосфере всеобщего недоброжелательства, где о ней станут говорить как об убийце, представляющей определенную угрозу для общества. Нет, в этом случае я предпочитаю, чтобы она прошла через судебное слушание не по делу о попытке избежать наказания, а по делу об убийстве и благодаря этому очистилась от всех необоснованных подозрений.

Марк, шепотом заулюлюкав, восторженно вскинул вверх сжатую в кулак руку. Потом на мгновение крепко прижал к себе жену. И стал нетерпеливо ждать продолжения. Сердце Кэсси затопила волна благодарности. Какой же он замечательный, подумала она. Изо дня в день много лет подряд терпеть возле себя жену-трудоголика, и не просто терпеть, а еще верно и преданно любить ее! Как же ей повезло!

Между тем ее невидимый собеседник на другом конце провода явно начал терять терпение.

— Ну, знаете, я, как-никак, не могу указывать представителям средств массовой информации, что им думать и что говорить. Всякие ток-шоу просто обожают подобные ситуации. Естественно, я могу проследить, чтобы члены семейства Диченцы воздержались от любых замечаний, оскорбляющих честь и достоинство вашей клиентки, но вот общественное мнение… Извините, это не в моей власти. На людской роток, как говорится, не накинешь платок.

— Извините, вот это как раз в вашей власти, — резко перебила его Кэсси. — И только вы можете уладить все это без лишнего шума. Хизер может предстать перед членами магистрата здесь, в Нью-Гемпшире. Обвинения с нее будут сняты, и на этом все закончится. А она взамен подпишет обязательства никогда, ни с кем ни словом не упоминать о покойном Робе — в обмен на такое же обязательство, которое члены семейства Диченцы дадут в отношении ее самой. И все.

— Но мальчик мертв!

— Насколько я помню, в те годы это был уже далеко не мальчик! — безжалостно отрезала Кэсси. — А взрослый мужчина, не стыдившийся избивать беременную женщину до того, что она была вынуждена обращаться в клинику. А его угрозы заставили ее бросить все, даже ребенка, которого она в то время ждала, отказаться от собственного имени и бежать на другой конец страны. Но вот что я вам скажу. Я вовсе не жажду ничьей крови, поверьте. Если Диченцы будут по-прежнему упираться, что ж — моя клиентка поедет в Калифорнию. И даже подпишет соглашение о неразглашении. А вот я — нет. И если в адрес Хизер прозвучит хоть одно-единственное обвинение, я молчать не стану. Я подниму такой шум, что чертям в аду станет тошно.

В трубке повисло молчание.

— А вы и в самом деле крутая, — с ноткой почти завистливого восхищения проворчал прокурор.

— Угу, — с усмешкой бросила Кэсси. И прижалась к груди мужа.

Десять минут спустя прокурор снова перезвонил. Именно этого звонка она и ждала. Немного успокоившись, Кэсси схватилась за телефон и принялась обзванивать всех, спеша сообщить радостные новости: сначала, естественно, Мике, потом Поппи и Гриффину, а уже после них — Мэриан, Сигрид, Чарли с Аннет. И, конечно, Камилле. Что-то подсказывало Кэсси, что Хизер с Камиллой связывают не совсем обычные чувства. Она понятия не имела, что тут кроется — да и не хотела знать. Достаточно было того, что есть еще один человек, которому совсем не безразлично, что будет с Хизер.