Служанка для последнего из драконьего рода

Глава 3 Вынужденные меры

Бреду в комнату к барону де Круалю, а сама все в голове кручу: чем бы еще таким заняться, что могло бы принести дополнительные медяки. Собирать и продавать травы? Долго, и денег с этого пшик! Шить рубашки? Тоже не быстро, да и рукастых мастериц хватает. Милостыню просить гордость не позволит, да и кто подаст? Когда в каждом доме на лавке — с пяток своих голодных ртов, если не больше!

Тяжелый вздох слетает с губ, и я принимаюсь за работу. Благо, барон в это время уже где-то на выезде, и я могу не опасаться приставаний с его стороны. Прячу волосы под платок, подтыкаю подол юбки и закатываю рукава. Перво-наперво — надо выветрить тяжелый винный дух из комнаты де Круаля. Распахиваю створки окна шире, впуская свежесть и почти летний ветерок.

Солнце скользит лучом по полу, и я качаю головой. Вот уж грязь какая! А ведь два дня назад здесь все отмыла до блеска. Но ежели ходить сапожищами грязными, да плевать на пол — ненадолго хватит моей уборки.

Молча таскаю воду ведрами с улицы, чтобы привести спальню и кабинет барона в порядок. Мою, тру, скребу… Нет конца и края одним и тем же монотонным действиям. А вода все грязная остается! Свинтус, а не благородный господин! Поди, у простых людей в доме чище в три раза, чем у него в покоях!

Наконец-то привожу комнату в такой вид, что и самой приятно, и за проделанное не стыдно. Конечно, можно было бы сделать работу тяп-ляп, кое-как скрыв грязь и смахнув пыль со стола. Но не могу так и не умею, совесть не позволит. Да и от стыда бы сгорела, если бы кто попрекнул некачественно проделанной работой или ленью.

Забираю с собой грязное белье, рубашки для стирки и пячусь задом, стараясь лишний раз и не ступать по чистому полу. И попадаю прямиком в лапы к барону.

— Эстер, ты намеренно меня провоцируешь? Юбки задрала, ножки оголила… А чего тогда носом крутишь? Давно бы пришла ко мне сама, я ж не обижу. Будешь как первая красавица — в шелках щеголять. Только скажи ласковое слово, и я весь твой!

Сжимает меня с силой, бесстыже лапая своими ручищами. От барона разит перегаром и потом, меня мутит, и я едва не плачу, пытаясь вывернуться.

— Пустите! Мы же договорились!

— А коли передумал? — хмыкает пьяно, оставляя слюнявый поцелуй на моей шее. — Такой славной девушке не место в служанках! Идем! — толкает вперед и я лечу лицом вниз, приземляясь на свежевымытый пол.

Паника и страх парализуют лишь на мгновение, но уже в следующую секунду оказываюсь на ногах.

— Пойдем в постель! — пытается поймать за руку, но я ловчее и быстрее, к тому же — барон слишком пьян и грузен, чтобы гоняться за мной.

Его ноги разъезжаются на влажном полу. Он спотыкается об кучу грязного белья и летит на пол. Раздается ужасающий грохот. Я даже зажмуриваюсь на мгновение. Неужто убился?

Но… нет. Упал и отключился. Надо же! Облегчение прокатывается волной по телу. Аккуратно обхожу барона, проскальзывая к выходу. В спину доносится громкий мужской храп.

Сбегаю по ступеням вниз, умом понимая, что будь барон хоть чуточку трезвее, моя участь уже была решена. Сделал бы своей и опозорил так, что после такого — только в петлю! Липкий страх запоздало разгоняет сердце и кровь. А если это повторится? И кому жаловаться? Против барона мужики не попрут, даже если бы на месте меня оказалась чья-то родная дочь. А тут — какая-то девка!

Всхлипываю, закусив кулак зубами, пока никто не видит. Неужели это и есть моя судьба? Стать постельной грелкой для мерзкого барона-пьянчужки? Терпеть его приставания, угождать…

Трясу головой. Даже одна мысль об этом меня убивает. Нет уж! Лучше пропаду в лесу, сгину на проклятых землях таинственного лорда-отшельника, чем так! И, приняв такое решение, тут же успокаиваюсь. Я еще поборюсь за свою жизнь, за свободу и честь. Только бы матушка без меня не зачахла совсем!

Ныряю под лестницу, где мы снимаем крохотную комнатушку, одну на двоих. Здесь нет окон и вечно не хватает воздуха. Но зато есть две лежанки и маленький сундучок для вещей.

Мама не спит. Кашляет и ворочается, мучаясь от неизвестной болезни. Уж что мы только не испробовали! А кашель все не уходит, и силы матушкины тают, словно огарок свечи.

Конечно, ей бы на солнышко, на свежий воздух, да хорошее питание. Глядишь, и силы бы появились бороться за жизнь. А так… Уходит понемногу моя дорогая, и ничего-то с этим не поделать. Всякий раз, как вижу ее в таком состоянии — хочется выть от боли и страха потерять, но вместо этого только шире улыбаюсь и задорно говорю:

— Матушка, а вот и я!

Она тут же садится выше и ласково произносит:

— Эстер! Девочка моя!

Это наши обычные приветствия, и я не представляю, как буду жить, если однажды не услышу этих слов в ответ.

— Кушать хочешь? Сейчас сбегаю к Берте за завтраком для тебя. Уже десятый час!

— Не хочу, милая. Оставь! — ловит меня за руку и тянет к себе из последних сил.

— А что хочешь? Может, вывести тебя на крылечко? Барон напился и спит, мы никому не помешаем.

Продолжаю держать лицо, хотя нос щиплет от подступающих слез. Матушка совсем плоха!

— Нет, дочка. Посиди со мной немного. Ты все бегаешь, с самой зорьки на ногах. Устала поди.

— Не устала, все хорошо. Но посижу минуточку.

Сажусь рядом, приобнимая матушку за тонкую талию. Совсем она высохла… Как же так! Боже-боже…

Тихонько напеваю вслух нашу любимую колыбельную, стараясь чтобы голос не дрожал. А слезы тихо стекают по лицу, падая маме на волосы. И поседела она рано, от жизни такой тяжелой и голодной! А ведь еще не старая совсем, и красивая… Большие синие глаза, некогда черная, как смоль коса. Мама была первой красавицей в городе. Да задурил ей голову приезжий молодец. О том, как он бросил ее одну, поняв, что понесла — матушка старалась не рассказывать, да я сама догадалась как стала достаточно взрослой. И не бередила рану лишний раз, не пытала мать, видя, что ей и так непросто.

А теперь у меня есть все шансы повторить ее судьбу: наиграется барон со мною и вышвырнет вон, как надоевшую игрушку. И куда потом, с дитем в подоле? Кому мы будем нужны?

Стираю слезы. Мама, кажется, задремала. Встаю тихо, стараясь не шуметь. Выгребаю из сундучка остатки наших сбережений, которые держала на еду и прочие мелочи.

Пересчитываю. Негусто, но маме должно хватить этого на месяц. Заворачиваю в холстинку медяшки и вкладываю в мамину руку. Не прощаясь, выхожу прочь, прихватив с собой только старую накидку.