Смоль и сапфиры. Пара для герцога (СИ)

Глава 2. Аукцион

В ослепительном блеске зала играет музыка. Везде снуют официанты в масках и однотонной форме, разнося еду и напитки. Богатые и именитые гости плавно вальсируют, знакомясь и флиртуя друг с другом. Здесь также присутствует и особая делегация Империи, которая явно решает на этом балу свои тёмные делишки. Официальность этого мероприятия изначально была снижена в виду аукциона, однако это не ничуть мешает членам Имперского совета продолжать крутиться в своём деловом кругу. Слышен смех, разговоры и шепотки.

Весь этот помпезный шик я вижу через иногда распахивающиеся шторы, которые отделяют нас от шумного зала. Я и ещё четырнадцать девушек и юношей стоим в ожидании начала аукциона, который является главной «изюминкой» этого мероприятия.

На каждом из нас золотой ошейник с выбитым номером лота. Только это отличает нас от гостей в зале, ведь наша одежда ничуть не уступает в роскоши.

Моё платье сделано из легчайшей золотой ткани и плавно подчёркивает все изгибы тела. Оно красиво и элегантно, но я его ненавижу. Ведь в это платье меня одели чтобы выгоднее продать.

Все мы здесь оказались не по собственной воле, хотя графиня, в чью усадьбу нас привезли, буквально пятнадцать минут назад всем присутствующим на балу утверждала совсем обратное. С её слов каждый из нас желает найти своего покровителя, а «скромная» сумма выкупа — наше приданное, что обеспечит нам беспечную жизнь. Но это уже в корне не так.

Мы не увидим ни таллина из тех средств, что за весь «товар» выручит сегодня графиня. Мы рабы, и сегодня нас продадут самым богатым и успешным людям Империи.

— Уважаемые дамы и господа, — снова звучит мелодичный голос графини Бонтьемэ, и музыканты перестают играть кадриль, погружая зал в тишину. — Надеюсь, вы уже потанцевали и отведали напитков, в том числе и лучших вин из моих собственных погребов. Сейчас же я, как гостеприимная хозяйка, предлагаю вам принять участие в увеселительном мероприятии, которое скрасит наш сегодняшний бал. Для тех гостей, кто пришёл сегодня в одиночестве — это будет прекрасной возможностью найти себе спутника или спутницу для времяпрепровождения. Итак, я объявляю сегодняшний аукцион открытым, и передаю слово моему другу Леопольду для оглашения первых лотов!

— Дамы, — раздаётся баритон Леопольда, — господа, — он выдерживает паузу, прежде чем продолжать свою речь, — очень рад всех вас видеть сегодня в столь восхитительных образах, которые вам крайне к лицу. Мы с графиней Бонтьемэ слышали о вашей щедрости и безупречном вкусе, поэтому отобрали для вас лишь самые эксклюзивные лоты, достойные вашего внимания.

Я стою в очереди последней, но волнение от тех, кто передо мной, мне передаётся в полной мере. В ближайшие сорок минут должна решиться наша судьба, а мы — окончательно лишиться всех прав свободных людей.

По моей спине пробегают мурашки, когда занавес перед началом очереди открывается, и нас обдаёт прохладным воздухом. Чуть подавшись в сторону, я вижу, что у ног первого лота начинается балкон, по которому мы должны пройти и спуститься на позолоченный подиум ниже. Меня тут же одёргивает слуга и заставляет встать ровно. Мои руки дрожат, и я не знаю куда их деть.

— Первый лот — восхитительная леди Йелейский кровей!

Девушка, что стоит первая в нашей очереди, выходит на балкон и сразу получает громкие овации. На ней тончайшее платье из зеленоватой змеиной кожи и лёгкий шарф из невесомой материи. У первого лота идеальная, золотистая кожа и поразительно глубокие глаза. Её мягкие черты лица делают её ещё более притягательной в глазах участников аукциона. Она уходит с молотка за семьсот тридцать шесть тысяч таллинов — невиданный ценник. За такие деньги можно кормить город в течение года, не меньше.

— Лот номер два для дам — горячий Вэльский юноша!

Ему около двадцати двух лет, и он самый старший из нас всех. Однако его мускулы не помогли ему сбежать от толпы головорезов, что графиня приставила к нам для охраны. Я знаю, что на спине, что сейчас скрыта под тканью, у него остались не до конца зарубцевавшиеся раны, которые были нанесены ему пару дней назад. За это двое охранников лишились головы, ведь избранному товару графини нельзя было причинять вред. Но я уверена, что эти раны выставят как показатель силы его силы и мужской обаятельности.

— Пятьсот десять таллинов. Ставка принята. Ставок больше нет. Продано! Лот номер три — дева из заморского оазиса с непередаваемым певчим голосом!

У каждого лота оказывались свои преимущества, которые выставлялись напоказ весьма искусным образом. Мои кулаки сжались на ткани платья. Какой преподнесут меня? Уж явно не обычной дворовой девчонкой, какой меня выловили несколько недель назад.

Если до этого мои волосы были похожи на спутанную и грязную мочалку, то теперь они лучились здоровьем. Ногти были ухоженными и подстриженными, а раны — залеченными. Две недели могут сотворить чудо даже из совсем пропащего случая.

Я погружаюсь в свои мысли, поэтому не сразу понимаю, что впереди меня никого нет. А когда голос Леопольда прорезает тишину аукциона, я дёргаюсь от него, словно от пощёчины:

— Ииии… жемчужина нашей коллекции…

Моя нога, обутая в туфельку на высокой шпильке, ступает на балкон.

— … юная дриада, лот номер пятнадцать!

Свет тысячи ламп на секунду ослепляет меня, когда я выхожу в зал. Я иду ровно, с гордо распрямлёнными плечами, показывая, что я не испуганный оленёнок, и что я не боюсь всех этих жестоких людей в маскарадных масках, покупающих себе живые игрушки. Пытаюсь показать, что мне не страшно за своё будущее, но на самом деле всё моё нутро сковано из-за неизвестности. Что со мной будет? Как будут издеваться? И, наконец, почему именно мне выпала такая судьба?

Слёзы я уже выплакала, оставив себе лишь гордость. Хотя, сколько я на ней продержусь? Увидев зал, полный горящих от предвкушения глаз, мой внутренний запал потухает. Однако я уже на подиуме.

Моё тело уже перестало выглядеть щуплым и непропорциональным как у подростка, но мне всё также нет и семнадцати лет. Правда, это никого не волнует. Я знаю, кого они видят перед собой (мне посчастливилось краем глаза рассмотреть себя в зеркале): юную девушку, которая имеет обворожительный взгляд и красиво уложенные волосы. Румяна действительно мне к лицу, вот только подведённые сурьмой глаза делают меня старше.

— Пятнадцать тысяч!

— Первая ставка принята. Мужчина из первого ряда — пятнадцать тысяч.

Пятнадцать тысяч? Неужели моя жизнь стоит столько?

Я вспомнила начальные ставки других лотов и во мне забурлила горечь. Неужели я настолько непривлекательная?

Самая минимальная ставка была в сто восемьдесят тысяч таллинов, а самая большая — семьсот тридцать шесть тысяч. Предпоследний и первый лот. Что же, закономерность нашей очереди прослеживалась.

— Двадцать тысяч!

— Тридцать!

— Пятьдесят.

— Семьдесят.

— Ставка принята. Седовласый господин: семьдесят тысяч за юную дриаду. Кто желает стать её хранителем? Не стесняйтесь.

Леопольд приближается ко мне, и я вижу его отвратительную улыбку. Его волосы уже тронула седина, но он ещё не растерял своей мужской привлекательности.

Правда, в моих глазах он охотник, продающий дичь мяснику на разделку. И от одного его взгляда меня тошнит.

— Покрутись, пройдись и вильни бёдрами. Что замерла как ледышка? — шипит он мне на ушко, взяв мою руку в перчатке в свою и легко коснувшись её губами.

— Восхитительное, нежное создание, дамы и господа! Семьдесят тысяч — раз, — говорит Леопольд так громко, что у меня закладывает уши. Однако я подчиняюсь, и делаю то, что он просит. Ведь если ценник на меня будет низок, то и жизнь моя будет хуже. Кто же станет беречь дешёвую игрушку? — А как она элегантна, вы только посмотрите!! Сто семьдесят тысяч — два.

— Сто тысяч таллинов, — возвещает мужчина с животом, обтянутым в бордовый костюм. — Она и правда хороша.

Я обворожительно улыбаюсь, видя результат, и воздух пронизывает новая ставка:

— Сто пятьдесят тысяч.

Я посылаю этому молодому мужчине воздушный поцелуй. Из всех он мне хотя бы нравится тем, что он не брюзжащий слюной старик.

— Сто шестьдесят, — перебивает его толстый мужчина.

— Сто шестьдесят пять!

Заметно, что средств у юного участника аукциона не так много. Но я тихо надеюсь на его победу. Быть может, он будет не так плох, как остальные?

— Сто семьдесят и не таллином больше, — снова возвещает толстый.

— Ставка принята. Советник Оллинз: сто семьдесят тысяч. Раз.

Когда минута молчания повисает в зале, я решаюсь на самый опасный эксперимент. Схожу с подиума под поражённый взгляд Леопольда и подхожу к юноше, что делал до этого на меня ставки. От него приятно пахнет чем-то терпким, и он смотрит на меня во все глаза. На вид он чуть старше меня.

— Сто семьдесят тысяч. Два.

Улыбаюсь кокетливо и беру двумя пальцами веточку от вишенки, плавающей в его рюмке. Обворожительно надкусываю ягоду, медленно её жуя. Смотрю прямо ему в глаза. Он сглатывает.

— Сто семьдесят тысяч — три.

«Ну давай же!!» — наверное, в моём взгляде проскальзывает мольба, потому что он медленно выдыхает:

— Прости.

— Сто семьдесят тысяч. Четыре.

— Да перестань ты играть в официальность, Леопольд! Девчонка моя, заканчивай, — кричит, прыща слюной во все стороны советник Оллинз. Его явно взбесила моя выходка. — И оттаскивай её от сопляка леди Ашервли!!

Я оборачиваюсь на Леопольда и вижу его сочувственный взгляд. Каждый в Империи знает, какой на самом деле советник. И Леопольду меня жаль. Внутри меня всё опускается, когда он начинает завершать аукцион:

— И… сто семьдеся…

Но его обрывают. Слуга подходит к Леопольду и что-то шепчет ему на ухо. Выражение лица аукциониста меняется так быстро, что никто в зале не понимает в чём причина. А советник начинает терять терпение:

— В чём дело, Леопольд?! Почему остановился?

Аукционист кивает слуге и только тогда обращает внимание на советника, расплываясь в улыбке.

— Что улыбаешься? Девчонка моя?

— Нет, господин советник. Есть новая ставка.

— НОВАЯ СТАВКА?!

— Да. Миллион триста таллинов за дриаду. Раз.

Зал взрывается бурным обсуждением. До меня доносятся отголоски фраз: «Кто это может быть?», «За что такая сумма?». Советник меняется в лице, становясь красным как рак.

— Кто?! — его возглас заставляет шепотки в зале умолкнуть.

— Анонимный покупатель, который сейчас находится в зале.

Я озираюсь в его поисках, хотя понимаю, что это может быть обманкой. А что, если графиня решила сделать фарс со мной из-за того, что её не устроила столь низкая цена? Я слышала слухи, что за каждого она планировала получить хотя бы двести тысяч.

— Кто эта крыса?! Кто?!

— Советник, потише.

— КТО Я СКАЗАЛ?!

Но ответом ему служат лишь переглядки дам зале, да суровые взгляды мужчин. Советник Оллинз стоит недалеко от меня и мне невольно становится страшно за свою жизнь. И тут я встречаюсь глазами с ним.

Он стоит у самой стены и не сводит с меня взгляда своих сапфировых глаз. Одет во всё чёрное, а в петлице алая роза. На его лице железная маска с чёрной эмалью.

— Миллион триста — два. Три. Четыре. Пять. Продано!

Прежде, чем меня уводят из зала, я успеваю увидеть его улыбку, которую он прячет за бокалом вина.

Кто же ты, мой анонимный покупатель?