Смоль и сапфиры. Пара для герцога (СИ)

Глава 36. Своя игра

Этой же ночью в покоях Рейнольда…

Тиона

— У нас обоих есть догадки о том, кто стоит за всем этим, — говорю я и складываю руки на груди.

Подумать только — я сейчас стою в спальне того, кого ранее была готова убить! И веду разговор с самым ненавистным существом для всех ведьм — вампиром. Такого ещё вчера я себе даже представить не могла!

Рей медленно оборачивается на меня, буравя взглядом своих глаз насыщенного винного оттенка. Меня с самого первого взгляда они отчего-то манили меня. Будто гипнотизировали и заставляли погружаться в бездну, которой я противилась изо всех сил.

Я много слышала о Рее. И всё, что рассказала Лайле было правдой. Однако стоя сейчас рядом с ним я не чувствую страха. Особенно после того, как побывала в его существе и мыслях, на несколько часов слившись с ним магией и своей сущностью.

Сейчас лицо Рейнольда полностью лишено эмоций, и ещё вчера меня это бы пугало, из-за чего так и тянуло вывести его из себя. Но теперь каждый раз бросая на него взгляд я вижу лишь его гримасу боли и крик, до сих пор стоящий у меня в ушах.

Рей вслух кричал не так, как внутри. В своих мыслях он расщеплялся и погибал, со всех сил пытаясь сдерживать натиск наручей. Он не хотел вредить близким. Такое убеждение невозможно подменить в сознании. Не в таком состоянии. И из-за того, что я прошла вместе с ним, я больше не могу относиться к этому вампиру как прежде. И на самом деле я ненавижу это.

Тишина затягивается, Рейнольд явно о чём-то думает. Чтобы не тупо пялиться на него, перевожу свой взгляд на обстановку, которая сейчас скудно освещается единственной свечой в канделябре. В его покоях нет ничего, что бы намекнуло на то, кому те принадлежат. Ни каких-то значимых вещей, ни даже бумаг на столе. Точнее, на столе вообще нет ничего. Кровать идеально застелена, будто на ней никто никогда не лежал вовсе. Будь в моей спальне такая ж огромная кровать — я бы с неё не слезала! Валялась бы полдня. Наверное перина там ещё невероятно мягкая…

Так, Тиона! Стоп! В любое другое время ты бы ни за что сюда бы не пришла по своей воле, но сейчас ситуация выходит за рамки принципов. Что ещё за мысли о постели Рейнольда?

— И о чём же ты догадываешься, маленькая ведьма?

Кажется, Рей замечает мой взгляд, брошенный на его постель. Дьявол, я даже вижу, как в его глазах начинают плясать чертята! Мне кажется, или он истолковал всё по-своему?!

Я медленно выдыхаю через нос, вновь вскипая от того, насколько своеволен и упрям этот древний вампир. Аж бесит.

Но сейчас не время с ним спорить, потому что меня беспокоят вещи поважнее наших с ним пререканий.

Когда там, в подвале, я подключила свой внутренний источник к его, пытаясь помочь ему забрать у артефакта вожжи контроля, я видела всё, что видел Рейнольд. Я смогла прощупать вместе с ним сети, оплетающие в том числе и Барбару, и это…

Я никогда не забуду то ужасное, липкое ощущение от силы того, кто всем этим заправляет.

Рей, обладая артефактом, безусловно по силе был практически равен ему. Однако, насколько мне известно, существует лишь один вампир, способный бросить вызов древнему владельцу артефакта. И это не второй носитель Дара убеждения.

— Мы имеем дело с ним, — зло шепчу я Рею в лицо, понимая, что здесь везде уши и нас могут услышать. Перед моими глазами вновь становится фигура, появившаяся в сети перед нами, и одним быстрым ударом отрезающая доступ к тому, что мы увидели. По моей спине вновь бежит холод от ужаса, что мы испытали. И боли, что пронзила наши сознания, когда незнакомец атаковал нас. — Почему не сказал им правду?

Рейнольд мгновенно оказывается рядом, нависая надо мной. Его скорость перемещения превосходит обычную вампирскую, и напоминает мне, с кем я сейчас разговариваю.

Ладонь Рея оказывается на моём плече, мои волосы вспыхивают, а наши сознания вновь сплетаются воедино.

«Там был Митрис. Если бы он узнал о том, что Мэнлиус вернулся, он бы предал нас,» — ровный голос Рейнольда звучит в моей голове. Моё сердце пропускает удар при одном только упоминании имени того, кто столетиями держал мир в своих кровавых руках.

Мэнлиус. Самый первый и самый опасный вампир. Тот, с которого всё началось. Но как он выбрался из своего саркофага?! Кто ему помог? И где в таком случае остальные Первые?

«Димитрис на стороне Первого?!»

«Это его лучший друг. Ты слишком юна, маленькая ведьма, чтобы знать, что происходило в Саяре до того, как Пятеро оказались в саркофагах. И кто лил реки крови вместе с ними».

Юна?! Да во мне течёт все знание нашего рода!! Нахал!

«Дженна тоже за Мэнлиуса?» — спрашиваю я, еле сдерживая рвущиеся наружу колкости. И всё больше удостоверяясь, что никому из вампиров никогда верить нельзя.

«Нет, он ей никогда не нравился. Дженна бы не встала на его сторону, ибо в отличие от своего брата у неё меньше общего с враждебным, агрессивным и расчётливым Мэнлиусом. Именно его абсолютной жаждой контроля над всем сущим он отталкивал её. Но не Митриса».

Я смотрю Рейнольду прямо в глаза, дивясь тому, как общая проблема нас сплотила. И в полной мере осознаю, во что мы оказались втянуты.

В игру на самые высокие и рискованные ставки. На игру с Первым, и самым опасным братом Лейлы. С тем, кого даже она не смогла переиграть.

И как сможем мы, без её мудрости и помощи, одолеть этого кровожадного безумца? Особенно, если корона окажется в его руках.

«У Дарэя забрать необходимо корону,» — озвучивает мои мысли Рей. Лайла и Киран пойдут на огромный риск, который допускать нельзя, однако также нельзя и позволить, чтобы корона оказалась во власти Мэнлиуса. — «Мы должны это сделать до того, как Мэнлиус и Барбара обработают Дарэя, вынудив его отдать Первому артефакт. Иначе он сможет выследить Лайлу, и та не доживёт до следующего полнолуния, так как окажется на алтаре, истекающая кровью. А когда вернутся братья Мэнлиуса, мы уже окажемся бессильны».

Я это прекрасно понимаю и без него. Однако мне так страшно отпускать нашу единственную надежду — Лайлу — в лапы самого страшного чудовища Саяры.

Я должна во что бы то ни стало защитить её. Это мой долг, заложенный глубоко в кровь. Однако рядом с ней есть дампир, который в этой ситуации сделает больше, нежели я.

Если бы не Киран, вызвалась бы я. И плевать, что я без понятия, где что находится во дворце, в том числе и артефакт!!

«Мы должны предупредить хотя бы Кирана».

Мне противно от одной мысли о том, что я продолжаю быть за одно с вампирами и с Рейнольдом, однако это всё во благо всех ведьм. Это дань Первой.

Я понимаю, что должна что-то сделать для Лайлы. Как-то помочь. Но единственное, что есть в моих силах сейчас — обеспечить их перемещение во дворец максимально быстро. Весь в план в малейших деталях мы обсудили ранее, пока я никак не могла выбросить из головы образ Мэнлиуса. И большая часть нашего соглашения состоит в том, чтобы работать вместе, не пререкаясь.

Именно этим я и апеллирую, общаясь с Реем. И пытаюсь отогнать свои мысли о том, как меня гипнотизируют его глаза, заставляя щёки вспыхивать отнюдь не от злости.

Слишком долго смотрю на него. Слишком часто позволяю себе подмечать в мелочах его черты. Слишком часто думаю о нём…

«Я скажу ему,» — слышу его голос в мыслях и сглатываю. Надеясь, что он примет моё сбившееся дыхание за попытки унять злобу, а не за то, что несмотря на все мои принципы, меня с самого первого дня тянет к этому вампиру. Вампиру, который ненавидит меня также, как и я его. — «Но тебе туда нельзя. Киран не допустит, чтобы с Лайлой что-то случилось. К тому же я буду рядом с ними».

— Спасибо, — слетает у меня с губ прежде, чем я успеваю себя одёрнуть. Я искренне благодарна ему за то, что он помогает Лайле.

Перемена в нашем общении пугает меня и заставляет жаркую волну подниматься внутри, зажигая огнём вены. Внутри меня бушует противоречие, заставляя захлёбываться в волнах своих смешавшихся воедино эмоций.

Это всё неправильно. Я не должна быть здесь, и стоять так близко к тому, кого я училась ненавидеть свою свою жизнь. О том, кто убил тысячи невинных.

Но ненавидела ли я его в самом деле? После всего того, что я увидела в сознании Рея, я просто не могу отрицать, что моя злость на нему практически потухла, обратившись в пепел. И меня это волнует сейчас даже больше возможного захвата Саяры Мэнлиусом.

Зрачки Рея расширяются, у меня перехватывает дыхание от нашей близости друг к другу. Сердце сбивается со своего ритма, когда я чувствую неожиданное касание его пальцев к своим губам.

— Ты никому не скажешь о нашем разговоре, — шепчет мне прямо в губы Рейнольд.

О Ночь… зачем он только перешагнул эту черту и коснулся меня…

От его касания у меня всё внутри замирает. Глаза начинают бегать, изучая его идеально красивое лицо. Маску хладнокровия, за которым прячется тот, кто годами ведёт борьбу с самим собой ради того, чтобы самому не стать тем, кто погрузит мир в хаос.

— Не скажу, — выдыхаю я, а затем втягиваю носом его запах граната, древесины, вина и крови.

Я первый раз встречаю вампира, который пытается не стать злодеем. И я видела в нём свет, о чём до сих пор не могу забыть.

Свет. Я думала, у них такого нет. Нет души. Но оказалась не права.

Ещё мгновение мои лёгкие окутаны запахом Рейнольда, а потом меня обдаёт легкой волной воздуха, и мужчина оказывается возле окна.

— Тебе пора, ведьма. Мы же не друзья, и не возлюбленные, чтобы вести разговоры дольше.

Горечь разливается по моему языку. Я ведь пыталась его понять! А он… А он!

— Да, пора, — зло выплёвываю я, чувствуя, как во мне вновь зажигается неприязнь к этому вампиру. — Я бы пожелала тебе спокойного сна, но ты ведь не спишь, друг мой.

Его кадык дёргается — и это единственная реакция Рея на то, что я обозвала его другом.

Какая же я дура! Я на мгновение решила, что между нами может исчезнуть неприязнь после всего того, что мы прошли. Дура, дура, дура!!

— Спокойной ночи, дражайщая подруга, — хищно скалится он, и через секунду я оказываюсь выставленной за дверь, что захлопывается прямо перед моим носом.

Внутри меня всё клокочет от злости в первую очередь к самой себе — я идиотка, раз позволила вампиру очаровать себя. У меня руки чешутся прибить его, чтобы больше не мучаться, смотря на него. И не идти на поводу непонятно откуда взявшихся симпатий.

Бью кулаком по стене, тут же ойкая от боли и потирая кулак. Осознавая, ещё так никогда не чувствовала такую невероятную тягу к повторению своего приворотного эксперимента…

Пару часов спустя в саду…

Киран

Темнота забирается мне глубоко под кожу, клубясь и напевая свою тёмную песню. Моё зрение остро как никогда даже в самую непроглядную мглу: я вижу, как в саду мелькает и исчезает тень.

Лайла уже спокойно спит в своей кровати, а Блайдд о чём-то разговаривает с Дженной. Два часа назад Рей поделился со мной своими опасениями о том, кем является наш «паук», плетущий паутину вокруг магической короны. Мэнлиус. Только его сейчас не хватало! — К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-

Если я раньше не желал рисковать жизнью Лайлы, то сейчас и подавно. Однако она окажется в зоне ещё большего риска, ежели Мэнлиус завладеет артефактом Утра и сознанием Дарэя в придачу. Поэтому мне приходится соглашаться с тем, что у нас есть единственный шанс. И тот может быть упущен уже через пару дней…

Мы обговорили все детали и все возможные сложности, что могут возникнуть. Всё должно было пройти чётко по намеченному плану: Тиона переместит нас во дворец, Рейнольд заметёт наши следы. Блайдд и Дженна отвлекут Дарэя и Мэнлиуса, пока мы с Лайлой войдём и выйдем из дворца с артефактом. Главное — чтобы мы не опоздали. И корона всё ещё находилась в хранилище.

Рей смог убедить нас, что время ещё есть. Мы должны рискнуть, и я тоже.

Однако в одном ма-а-аленьком нюансе я рисковать не собираюсь.

— Киран, что ты здесь делаешь? — интересуется Митрис, отрываясь от шеи деревенского паренька, из которого пил кровь.

За время моего преследования Димитриса, мы дошли аккурат до одной из деревень. А пареньку, испускающему сейчас свой последний вздох на руках Митриса, явно не повезло выйти ночью по своим неотложным делам и наткнуться на голодного вампира.

— Решил прогуляться, — улыбаюсь ему я, разводя руки. — Если честно, не хочу отпускать Лайлу на собрание. Переживаю за неё, вот и не могу успокоиться перед завтрашней вылазкой.

Ложь, но мой Дар скроет это, не дав Димитрису повода для сомнений.

— Понимаю, — многозначительно усмехается Митрис. — Отпускать такую драгоценность в лапы Дарэя и его шавок ужасно несправедливо. Вдруг чего приключится…

Слова Рея не идут у меня из головы. Он не мог мне соврать. И раз уж мы так рискуем с кражей короны, то точно сейчас моя игра с Митрисом стоит свеч.

— Ты прав, Митрис. Можно к тебе присоединиться?

Терпеть не могу пить кровь таким образом, однако сейчас мне придётся подыграть другу.

— Я рад, что мы снова дружим, а не ругаемся из-за какой-то девчонки, — улыбается Митрис, когда я впиваюсь клыками в горло бедняги, высасывая оставшуюся кровь. Димитрис стирает платком кровь со своих губ и смотрит в сторону деревни. — Может, ещё по одному?

Я отбрасываю труп паренька на землю и распрямляюсь, становясь рядом с Митрисом. Закидываю руку ему на плечо и заговорщицки шепчу:

— А почему бы и нет, братишка?

Митрис хлопает меня по плечу, пока я нащупываю деревянную рукоятку, что скрыта в потайном кармане моего камзола. Либо сейчас, либо никогда. И в данном случае сомнений во мне нет.

— Я рад, что прежний Киран ко мне вернулся.

Перехватывая рукоять кинжала, выточенного из дерева Сайна, я всаживаю его прямо в сердце Димитриса, глаза которого распахиваются от удивления и шока предательства с моей стороны.

Митрис оседает на землю, я проворачиваю кинжал подальше, пока рука друга обессиленно пытается схватить меня за плечо.

— Ты… что ты… — хрипит Митрис, его кожа начинает иссушаться и сереть.

— Я тоже рад, что прежний Киран вернулся, — жестоко говорю ему я, прекрасно зная, что кинжал не убьёт Митриса, лишь погрузит его в долгий сон, ведь первых троих носителей Дара в вампирских ветках так просто убить нельзя.

Да, Дженнебра от подобного моего поступка придёт в ярость, однако это убдет уже после того, как наш план сработает, а Митрис не сорвёт его, преданно сдав нас Мэнлиусу, потому что будет мирно отдыхать в гробу.

Всё уже просчитано наперёд. И Митрису тоже необходимо сыграть свою «тихую» роль. На этот счёт наше с Реем мнение было единым — мы поняли друг друга без слов. Сейчас ставки слишком высоки, и я играю жизнью своей истинной любви. А в этом вопросе я всегда выберу Лайлу и её безопасность.

— Мне жаль, Митрис. Но ты можешь нам помешать. Покойся с миром.

Митрис смотрит на меня с ненавистью, но и она угасает под влиянием магии кинжала древа Сайна. Я дожидаюсь, пока он не застынет, заснув магическим сном, и оглядываюсь.

Луна — единственный свидетель случившегося. Это хорошо.

До рассвета остаётся всего ничего. Но за это время мне теперь нужно успеть сделать только одно — это понадёжнее спрятать дубовый гроб с трупом Митриса внутри.

Тем временем во дворце…

Барбара

Меня шатает от огромного количества выпитого вина и крови за этот вечер.

Ни вампир, ни оборотень, ни тем более гибрид не может толком напиться, ведь алкоголь на нас должным образом не действует. Однако в сочетании с горячей кровью, вино может принести долгожданную эйфорию. Это я выяснила пару дней назад после нашей ссоры с Дарэем. Моим Дарэем.

Я рычу, размазывая кровь и слёзы по щекам.

Чисто по привычке переставляя ноги, я бреду к покоям мужа. Два стража у двери не задают вопросов, потому что я мысленно приказываю им пропустить меня и больше никого внутрь не впускать, пока я не поговорю с мужем.

Дарэй сидит за столом в своём кабинете, перебирая старые фолианты и ища возможные способы, как обойти проклятие, лежащее на саркофагах Пяти. В последнее время это все, чем заняты его мысли. Не мной. А грёбанными Пяти!!

Муж поднимает на меня голову и в его взгляде я вижу презрение. Он морщит нос, оглядывая меня:

— Прочь, Барбара. Ты ужасно выглядишь.

Его слова бьют меня, словно пощёчина. Из глаз тут же брызжут слёзы и, ощутив слабость в коленях, я падаю перед ним на колени.

— Дарэй, прошу, прости меня… Я не хотела!

У меня внутри всё разбивается от осознания того, что он может отречься от меня. Оставить, бросить и забыть обо мне. А я просто этого не выдержу, и это я сполна ощутила на себе за эти несколько суток, показавшихся мне адом. Дарэй избегал меня, не разговаривал и злился на меня. На свою жену, которую он должен был любить. И теперь я была готова на всё, даже если он пожелает заставить меня помогать ему в поисках информации про саркофаги.

Я сделаю всё, ради его прощения и любви.

— Я не собираюсь слушать тебя, Барбара, — голос мужа холоден, словно ледники на севере, где я выросла. Из моего горла вырывается скулёж, когда Дарэй пригвождает меня стальным взглядом к месту, даже заставляя слёзы остыть на моих щеках. Не такого разговора я ожидала. Не думала, что он всё ещё злится на меня настолько, что не хочет разговаривать. — Я уже всё тебе сказал.

Эти слова режут меня по живому. Я не смогу без него!! Не вытерплю!

Но Дарэя не пронимает мои слёзы, он становится ещё более жестоким и беспощадным. Больше не видя в нём того мужчину, в кого я была влюблена, я разбиваюсь на сотни тысяч осколков, умирая, возрождаясь и заново погибая. Наблюдая, как с каждой секундой моего нахождения в его покоях в Дарэе тает надежда и последние крупицы уважения ко мне, я осознаю… что никогда ранее не была столь ничтожной в чьих-то глазах.

Мы молчим, пока рыдания рвутся наружу из моего горла.

Я погибаю.

Погибаю.

Погибаю.

А потом Дарэй вонзает свою последнюю фразу прямо в сердце, добивая меня:

— Ты такая жалкая. Аж противно.

Это становится последней каплей.

Мою внутреннюю плотину разрывает, и я уже не сдерживаю своих рыданий.

— Любимый, ну прошу тебя…

— Хватит!!! — взрывается Дарэй, вскакивая со своего кресла и упираясь ладонями в столешницу, смотря на меня сверху вниз. Со стола слетают его письма и бумаги, но мне плевать. Даже лицо мужа размывается у меня перед глазами от слёз, безостановочно текущих у меня из глаз. Ещё никогда я не плакала из-за мужчины с тех пор, как погиб отец… — Я никогда тебя не любил, Барбара. Ни-ко-гда, — Вот как, значит… А я всегда любила его больше своей жизни!! — Ты всегда была лишь заменой моей дорогой Дженны, которую я всю жизнь любил и продолжаю любить. Но я слишком поздно понял, что ты — не она. Слишком жалкая замена, слишком истеричная и требовательная.

Дарэй обходит стол и склоняется надо мной, а я вся сжимаюсь, ожидая удара и дрожа всем телом. Но муж оглядывает меня и презрительно сплёвывает на пол, повторяя:

— Я никогда не любил тебя, Барбара. Никогда.

Я всхлипываю, разбитая и уничтоженная перед ним. И не понимающая, как могла раньше убивать себя ради такого, как он. Не видя, что на самом деле Дарэй использовал меня.

Женился ради связей с Вэльском, избегал, лениво пытался отделаться от моей влюблённости, тянущейся к нему ещё с детства. Когда я, маленькая и глупая, увидела его с братом и влюбилась в него без остатка, забыв саму себя. И теперь, спустя столько лет попыток добиться его внимания, оказалась им убита в роли его же жены…

— И пошла вон из моего кабинета, пока я не показал тебе, что значит быть преданной своему Императору и запирать внутри свои сопли, которые не должны меня касаться. Ты меня поняла?!

— Поняла… — мой голос охрип и сел, а тело не слушается. Но под тяжёлым взором мужа я поднимаюсь на ноги и выхожу из его покоев. Из моих глаз больше не текут слёзы — я всё выплакала. И всё зря.

Внутри меня ширится бездна, толкающая меня на самые безумные поступки. Разбитое вдребезги сердце болит и медленно исчезает из груди, будто его и вовсе никогда у меня не было.

Вся моя жизнь — чувства, что я испытывала к Дарэю и его идеальному образу мужчины, осевшем в моей голове. Теперь эти чувства были разодраны в клочья, детские розовые надежды очернены, а сама я оказалась на грани потери себя.

Кто я без него? Зачем мне жить? И как дальше дышать?

Дарэй для меня всё. А теперь я ему не нужна. Даже ради переговоров с Вэльском — ему на меня плевать.

Замена… Жалкая замена его солнечной Дженны, никогда не нагружающей его проблемами…

Замена. Не личность. Замена.

Я чувствую безграничную пустоту, возвращаясь к себе в покои и смотря на развалившегося на диване мужчину. Фрейлины в этот вечер отосланы, слуги тоже, а он не должен здесь находиться.

В любое другое время я бы прогнала его, но сейчас я просто падаю ему на грудь, сворачиваясь клубочком на его чёрных кожаных доспехах. Мужчина тут же прижимает меня ближе, гладя по волосам и спине, а я судорожно вздыхаю его запах, всегда напоминающий мне странное сочетание: огонь и бергамот. Хотя, как огонь можно почуять? Но сейчас мне плевать — я раздавлена. И морально, и физически. И хочу умереть.

— Поплачь, моя девочка, — его голос низкий и успокаивающий. Мне хочется стать совсем маленькой, как в детстве, и попросить его решить все мои проблемы. — Но я уже говорил тебе, что он не стоит твоих слёз.

— Дарэй… сказал, что никогда не… не любил меня, — вырываются у меня из горла всхлипы.

Не знаю зачем хочу рассказать ему всё, но сейчас эта необходимость столь остра, что не могу ей противиться. Во мне скулит маленькая волчица, которая с малых лет верила в чистую, искреннюю любовь. Волчица, которая сейчас умирает, окровавленная и разодранная собственной истинной любовью.

— Он не заслуживает тебя, принцесса, — мужчина берёт меня за подбородок и заставляет взглянуть в его бездонные глаза такого невероятно насыщенного золотистого цвета, сочетающиеся с его длинными, огненно-рыжими волосами. Его глаза становятся для меня единственным якорем, за который я сейчас цепляюсь во спасение своей души. — Одно твоё слово и я уничтожу его.

А он может. За время, что мы знакомы, я прекрасно это поняла.

— Н-не н-н-надо… Я н-н-е хочу…

— Тогда что же ты хочешь?

Я тону в его глазах и тепле, забывая обо всём.

Ему действительно интересно, чего я желаю? Он хочет услышать меня? Прислушаться ко мне?

— Я х-хочу, чтобы м-меня люб-били, — выдавливаю я, чувствуя себя такой ничтожной. Это ведь и правда всё, чего я всю жизнь хотела…

И добавляю чуть тише:

— Просто любили…

— Я буду тебя любить, моя девочка, — он целует меня в лоб. Его глаза сужаются в две узкие щёлки. — И я заставлю его поплатиться за всё, что он с тобой сделал. Я понимаю тебя, Барбара, как никто другой, — мужчина гладит меня по голове, а я зарываюсь носом в его длинные волосы. Он вселяет во мне уверенность, оберегает маленький огонёк надежды, всё ещё не потухающий в моей груди. — Я был когда-то богом, у моих ног был весь мир, а потом у меня всё это отняли. Забрали, уничтожили. Меня предали. Выяснилось, что мне врали. Меня использовали и заставили столетия скрываться, собирать себя по кусочкам, — в его голосе проскальзывают стальные нотки, но они обращены не ко мне, а к несправедливости этого мира. — И теперь я вернулся, чтобы поставить на колени весь мир. Я положу его к твоим ногам, моя девочка. Ты получишь всё, что пожелаешь. Тебе лишь стоит сказать «да» и позволить мне исполнить твои желания.

Я поднимаю голову и вглядываюсь в него.

Он предельно серьёзен, его невероятно красивое лицо холодно, но глаза горят решимостью, а руки сильны и нежны одновременно. Впервые за всё время нашего знакомства я замечаю, насколько он притягателен. И мне передаётся его решимость и жажда мести, когда я осознаю, что во дворце осталась одна и кроме него я больше никому не нужна.

Я смотрю на мужчину и во мне вскипает злость от несправедливости.

Я могу быть любимой!! Я могу быть для кого-то всем! Мне хочется быть кем-то значимым для кого-то, и уж путь это будет тот, кто замечает меня, а не смотрит на других.

Я не должна умирать ради кого-то. Я должна умирать только лишь за себя, а не за любовь того, кто меня не ценит! И это я теперь понимаю сполна!!

Видя мой переменившийся настрой, уголки губ мужчины ползут вверх, и он чуть тише спрашивает:

— Ты пойдёшь со мной, Барбара?

Я снова вспоминаю скривленное в презрении лицо Дарэя и стираю его из своей памяти. И окончательно решаюсь на то, чтобы попробовать побороться, но в этот раз за себя.

Хватит лебезить перед ним.

Довольно.

Зачем быть заменой любви всей жизни, если я могу стать новой Императрицей всего мира?

Кажется, здесь ответ предельно ясен.

Я волчица, а волки дерутся до конца. Особенно, если это конец для их врагов.

Поэтому я выдыхаю «да» и целую мужчину в губы.