Смоль и сапфиры. Пара для герцога (СИ)

Глава 7. Вопросы без ответов

В коридоре тут же появляется Джонатан, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.

— Прошу, Лайла, пойдём, — парень вымученно улыбается.

— Откуда ты знаешь моё имя?

Джон закусывает губу, и я понимаю, что тот всё это время подслушивал наш с Кираном разговор, стоя за дверью. С одной стороны — мне это на руку. Ведь ему не придётся ничего объяснять.

Джонатан выше меня на целую голову и шире в плечах, из-за чего я еле-еле поспеваю за ним. Юноша останавливается напротив неприметной двери и громко стучит. Через несколько минут дверь отворяется, являя на пороге дородную даму в ночном чепце. Лицо женщины средних лет крайне недовольно, она смеряет нас взглядом, а после, ничего не говоря, захлопывает перед нами дверь. Джон ничего не говорит и просто ждёт, и через некоторое время дверь вновь отворяется, позволяя служанке покинуть свою комнатушку уже не в ночных одеждах.

— Слушаю, — голос служанки строгий, а взгляд показывает: с ней невозможно препираться.

Джонатан мягко улыбается ей и объясняет ситуацию:

— Люция, Его светлость попросил комфортно устроить эту девушку в гостевых покоях на эту ночь.

— Ночь уже прошла, Джонатан.

— Люция, — вкрадчиво повторяет Джон. — Лайле надо помочь привести себя в порядок. Она гостья Кирана и не должна ни в чём знать нужды. Утром мы отбываем из замка в столицу, где Киран представит Лайлу в качестве своей невесты.

Глаза служанки грозно загораются на слове «невеста», но она ничего не говорит по этому поводу. Лишь проходится по мне взглядом с ног до головы, заставляя меня потупить глаза.

Никогда ранее, как сейчас, я ещё не чувствовала себя такой обманщицей. Кажется, Люция без лишних слов поняла, кто перед ней стоит в окровавленных чёрных одеждах, никак не приемлемых для благородных дам.

— Передай Его светлости, что всё будет исполнено. Прошу за мной, Лайла.

Немедля больше ни минуты, Люция отправляется по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж. Мы с Джонатаном спешим за ней, а когда Люция заходит в гостевую комнату и говорит мне следовать за ней, я оборачиваюсь на юношу. Тот собирается уже уходить, когда я вспоминаю о самом важном.

— Джон!

Джонатан вопросительно поднимает светлую бровь.

— Я могу чем-то быть тебе полезен, Лайла?

Лайла, Лайла, Лайла… за последний час меня называли настоящим именем чаще, чем за прошедшие тринадцать лет.

— Да.

Я затихаю, не зная, как лучше высказать свою просьбу.

— Ну так? …

— Ты можешь принести мне мой вещевой мешок? — выдыхаю я. — Он спрятан под большим валуном возле упавшей сосны, там все мои вещи. И сапоги, — я кивнула на свои ноги.

— Хорошо, я принесу. До встречи, Лайла! Отдыхай!

— Джон! — кричу ему вслед, но того и след простыл. И как, собственно, он обещал мне принести мешок, если я даже не сказала ему конкретно, где его искать?

— Лайла! — слышится строгий голос Люции и я, чертыхнувшись, вхожу в комнату.

Люция уже зажгла в гостевой свет, и я могу осмотреть покои, в которых обычно останавливаются знатные гости герцога. Такой, как мне, здесь не место: мой взгляд скользит по дорогим тканям, картинам в позолоченных рамках на стенах, пышным пуфикам и стеклянным столиком с сервизом из чистого хрусталя.

— Я помогу Вам раздеться, — раздаётся голос служанки за моей спиной, и я вздрагиваю, как вор, пойманный с поличным.

— Я сама.

Люция выгибает бровь и складывает руки на пышной груди. Её волосы собраны в пучок под обычный чепец прислуги, а взгляд льдисто-серых глаз смотрит на меня с предельной строгостью.

— Как пожелаете, госпожа.

Её тон бьёт меня сродни пощёчины, и я тут же начинаю снимать с себя задеревеневшую от пота и крови одежду. Люция, прекрасно понимающая, что я никакая не госпожа, несмотря на мои протесты подходит ближе и начинает помогать мне снять с себя всё грязное. После того, как я оказываюсь полностью обнажена, она распускает мои волосы из косы и отводит в ванную комнату, где заставляет залезть в воду. Она горячая и от неё идёт пар, но моё тело — озябшее и ослабленное — только радо этому. Люция крутит железный кран, и из него в ванну льётся прохладная вода.

Вода из крана и электричество в лампах — то, что доступно априори только Императору Давиду, ведь такие привилегии стоят невероятно дорого. Однако я тут же вспоминаю, что нахожусь в замке самого герцога Ердина, побратима Императора, и что подобная роскошь для него — само собой разумеющееся.

Я шиплю, когда Люция мокрой тряпкой касается моего нагого тела, начиная его мылить. Пытаюсь забрать у неё тряпку и вымыться сама, но она бьёт ладонью по моим рукам и говорит:

— Сидите смирно и дайте себя отмыть. Полагаю, Вы устали.

— Я могу сама это сделать!

— Можете, но как любая благородная дама не станете этого делать, — выразительно смотрит на меня служанка, продолжая мылить моё тело. Мне не нравится, но я терплю, ведь она права. Люция, видя моё смирение, фыркает, но её взгляд смягчается, а движения становятся более ласковыми. Когда она начинает намыливать мои волосы, выбирая из них запутавшиеся еловые иголки, я расслабляюсь в её руках, понимая, что и правда очень устала.

— Откуда же ты взялась такая грязная и дерзкая, Лайла, — бурчит себе под нос Люция, думая, что я не слышу. Уголки моих губ трогает улыбка и я делаю вид, что не слышу её бурчаний.

Медленно, с грязью и кровью, моё тело покидает собранное состояние, которое было в присутствии герцога. Я начинаю осознавать сложившуюся ситуацию и это поднимает в моём животе волну страха. И непонимания.

Неосознанно касаюсь пальцами того места, где ещё совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая рубцом или шрамом. Ничего, что могло бы напомнить мне о том, кто эту рану мне нанёс. И то, что было позднее. Из-за этого кажется, что всё произошедшее со мной было во сне. И я проснусь, вновь осознавая, что лежу в каморке у самой крыши храма — той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям. Но Люция, которая заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, возвращает меня в чувство и даёт понять: всё, что сейчас происходит — реально.

Служанка заматывает меня в полотенце и в этот момент раздаётся стук в дверь. Смерив меня взглядом, предупреждающим никуда не уходить, Люция скрывается за дверью, а после появляется, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги.

— Я не буду рыться в Ваших вещах. Просто скажите мне, есть ли что-то в мешке, что стоит выстирать вместе с одеждой, что была на Вас.

— Нет, ничего нету, — мотаю я головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдаёт его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы их очистить от лесной грязи.

— Пойдёмте, Вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего.

В Саяре крайне редко называют время суток своими названиями. Обычно, в дань Пяти, рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов, как бы признавая их силу в этот временной промежуток. В храме Пяти мы всегда молились в момент, когда солнечные лучи окрашивали небосклон, и не важно — спали ли мы в ту ночь, или нет. Поэтому для меня не впервой подниматься рано, однако усталость от событий этой ночи делает своё, и я не сопротивляюсь, когда Люция сажает меня на стул. А после принимается расчёсывать мокрые волосы и помогает мне надеть ночную сорочку.

Я откладываю вещевой мешок на пол возле кровати, забираюсь на мягкую перину и засыпаю, стоит моей голове коснуться подушки. И мне уже всё равно, что я намочу наволочки своими невысохшими волосами.

Я засыпаю, проваливаясь в целительное небытие. Будет новый день и будут решения, о которых я подумаю завтра. А пока над моей головой есть крыша, а под щекой — подушка, меня больше ничего не волнует.

***

Я просыпаюсь от того, что кто-то сдёргивает с меня покрывало и моя кожа тут же покрывается мурашками от утренней прохлады в спальне. Мои руки пытаются нашарить одеяло, но его нигде нет, а через пару мгновений под моей головой исчезает и подушка.

— Доброе утро, Лайла. Вставайте, завтрак ждёт. У нас всего час, чтобы привести Вас в порядок до отъезда.

С моих губ слетает стон, больше похожий на хныканье, но Люцию так просто явно не разжалобить.

— Вставайте, я и так позволила Вам поспать на час дольше.

Мне приходится разлепить глаза и сесть на кровати, всё ещё не до конца отойдя от спокойного сна. Так хорошо я не спала уже три года, и это для меня сродни лучшему подарку небес.

Я тру глаза, смахивая с них остаток сна, смотря, как Люция уже раскладывает на кровати одежду, что мне предстоит надеть. Я успеваю подметить свои штаны, которые она также кладёт возле меня, а после выносит из ванной мои чистые сапоги.

Поднимаюсь и иду к столику, за которым меня уже ждёт лёгкий завтрак. Из горлышка маленького фарфорового чайничка поднимается пар. Люция, с извечно-строгим выражением лица оказывается рядом и наливает мне чашку горячего чая. От аппетитного запаха выпечки мой живот тут же скручивает спазм — я не ела уже несколько суток.

Люция молча берёт маленькую элегантную ложечку и бьёт по сваренному яйцу, стоящему на кованой подставочке. После молча начинает счищать скорлупу, не забывая всунуть мне в руку ложку.

— Ешьте.

Я принимаюсь за еду, в то время как Люция достаёт гребень и начинает распутывать мои спутавшиеся за ночь волосы. Я ойкаю, когда Люция продирает волосы и распутывает колтуны. Через несколько минут эта пытка заканчивается, но стоит мне закончить завтрак, как служанка тут же ведёт меня переодеваться.

Все мои вещи выстираны и чисты, но меня одевают отнюдь не в них. Сказать, что я удивлена — ничего не сказать.

Сначала Люция велит мне надеть штаны, а после затягивает мою грудь в корсет, надевая на него верх от платья. Не понимая, что происходит, стараюсь не путаться в рюшках и лентах, кося глаза на лежащий на кровати подол. И лишь когда Люция берёт тот в руки, понимаю, зачем на меня надели штаны с сапогами, а лишь после — подол от платья.

Герцог упоминал вчера, что мы поедем верхом, хоть я и не умею ездить на лошади. В руках Люции платье, которое позволит мне сесть на лошадь и свалиться с неё в тот же момент. Подол сделан из нескольких разрезов ткани в нужных местах, но я всё же не уверена, что это — именно то, что нужно при поездке верхом. Пытаюсь протестовать, понимая, ведь мне выдадут тёплый плащ с капюшоном и что в нём всё равно будет неясно, женщина я или мужчина.

— Ты поедешь с герцогом, глупое ты дитя! — Люция разводит руки вверх, переходя со мной на «ты». — Где ты видела, чтобы с герцогом на одном коне сидели мужчины, а? Это раз. Да даже в плаще всё равно вы въедете в столицу, где толпы зевак будут распускать сплетни и угадают в тебе девушку, это два! Я уже обо всём подумала. Так будет лучше для всех.

Люция права. Я смиряюсь и позволяю ей докончить начатое.

— В столице Его светлость позовёт прислугу и поможет со всем необходимым. Но кое-что мы с тобой сейчас всё же отрепетируем.

За остаток времени служанка напоминает мне все правила придворного этикета, прекрасно понимая, что я не являюсь благородной дамой и не знаю всех тонкостей манер при дворе. Да, меня обучали и в храме, и у госпожи Бонтьемэ, однако всё же Люция упоминает те вещи, о которых я даже не подозревала.

Перед выходом из комнаты она всовывает мне в руки мой полупустой мешок, а после даёт ещё один — тот, что собрала за это время.

— Уж не знаю, во что ты ввязалась девочка, но надеюсь, что твоя игра стоит свеч, — напутствует Люция, ведя меня по коридорам замка, который уже вовсю пробудился и готовился к отъезду Кирана Ердина. — Помни всё, о чём я тебе говорила, — я киваю, прокручивая у себя в голове все её наставления и понимая, что те мне и правда пригодятся за эти три месяца. — И главное, Лайла, — Люция останавливается, когда уже перед взором маячит тень сада и тройки чёрных оседланных коней. — Верь герцогу. Он твой единственный друг в логове этих кровопийц. От него не должно быть никаких тайн или секретов. Поняла?

Я удивлённо смотрю на Люцию, но киваю, не понимая, как она может так грубо говорить о придворных Императора. Будучи не совсем согласна с тем, что герцог мне друг, я всё же киваю, и Люция ведёт меня к лошадям, возле которых уже стоит Джонатан.

Парень мне улыбается. Солнце золотит его светлые взлохмаченные волосы и эфес меча, что висит на его поясе. Встречаясь взглядом с суровой Люцией, оруженосец герцога отвешивает мне поклон, как того требуют манеры. Удостоверившись, что я в полном порядке, Люция уходит, ещё раз шепнув мне на ухо:

— Доверяй только герцогу, Лайла.

Оставшись с Джонатаном, я протягиваю ему свои вещевые мешки, и он крепит их к третьему коню, который переминается с копыта на копыто. Таких лошадей я уже видела однажды: в ту ночь, меня из усадьбы графини уносил такой же вороной жеребец. Я вспоминаю Рейнольда и поджимаю губы: интересно, пересечёмся ли мы с ним снова? И как он отреагирует на то, что я снова оказалась втянута в проблемы по самые уши?

— Джонатан, лошади готовы? — раздаётся за моей спиной чувственный голос Кирана и я оборачиваюсь. На герцоге его чёрный камзол, украшенный синей и серебряной вышивкой, да узкие штаны, а на ногах — высокие чёрные сапоги, что отполированы до блеска. Его чёрные, как смоль, волосы идеально расчёсаны и прикрывают уши. Но больше всего в нём притягивают его глубокие синие глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами — колдовской взгляд Кирана вновь заставляет моё дыхание перехватиться, а сердце пропустить удар.

— Да, Ваша светлость. Всё готово, — отвечает ему Джон, пока я тщетно борюсь со своими чувствами к герцогу. Мимо нас снуют слуги, но я их уже не замечаю, ведь Киран Ердин перетягивает на себя всё внимание.

— Отлично, — Киран подходит ближе и легко целует мою руку в перчатке, заставляя меня тут же впасть в краску. Затянутая в корсет грудь мешает мне дышать, и я надеюсь, что моё смятение не слишком заметно в моменте последних приготовлений к отъезду. — Тогда пора.

Его руки обхватывают мою талию, выбивая из моего горла тихий протестующий писк. Киран легко, словно пушинку, сажает меня на вороного коня, разглаживая все складки моего платья. Вцепившись в луку седла, я ловлю дежавю, и мысленно молю только об одном: чтобы Киран сел позади меня, а не на вторую лошадь, которая стоит рядом с конём, на котором я сижу.

— Что, боитесь? — неожиданно спрашивает меня Киран, усмехаясь и поднимая голову. Я поджимаю губы, но он и так видит, что я напугана и растеряна в то время, как герцог накидывает на свои плечи такой же плащ, как и на мне. Застежка с драгоценными камнями блестит на солнце, переливаясь всеми оттенками синего. Между тем Джон, тоже в плаще, разворачивает свою лошадь в сторону ворот, проверяя, надёжно ли всё закреплено. — Сами поведёте коня?

Нахальный вопрос Кирана застаёт меня врасплох, и я не успеваю ничего ему ответить до того, как он взлетает позади меня и берёт в руки поводья. Рядом с нами Джон на своём жеребце трогается с места, а за его лошадью бежит третья, привязанная к его седлу.

Но все мысли тут же пропадают из моей головы, когда Киран прижимает меня к своему телу и пришпоривает коня, а я оказываюсь вжата спиной к его груди, вдыхая ни с чем не сравненный запах моря, хвойного леса и летней грозы.