Стажировка богини. Дилогия (СИ)

Часть 6 Глава 2. Вожделенная богиня

На выходе из Золотого павильона Альфэй словно специально поджидала иллюзорная злодейская компания Ежана. Но соученики лишь проводили их с Сибиллом взглядами.

Из-за занятости Сибилла Альфэй не могла совсем избежать общества Ежана, с которым в иллюзии они поменялись местами. Это он стал главным всезнайкой и занудой, который стремился ответить на любой вопрос наставников. Поглядывал на неё свысока и всячески подчёркивал свой ум. Со стороны такое поведение действительно выглядело раздражающим и смешным.

Альфэй не хотелось больше воевать или соперничать с Ежаном, в этом для неё не осталось никакого смысла. Она ходила в Золотой павильон вместе с Сибиллом и посещала только его занятия. Оставаясь в одиночестве лишь по окончании занятий, когда его обступали соученики, желающие что-то уточнить.

— Ты притихла… Неужели наставник по ночам отнимает у тебя все силы? Так поищи себе любовника, который будет делиться силой, а не отнимать её, — приторно ядовито вклинилась в её уединение иллюзорная Сяои.

В лёгких словно закончился воздух. Альфэй силилась вдохнуть и не могла. Ощущая себя вытянутой на берег рыбиной.

Боги отлично могли какое-то время обходиться без воздуха. Вернее, получать его не только с помощью дыхания, творя «магию» внутри своего тела и снаружи одним своим существованием. Альфэй ощущала удушье от потрясения, по дурацкой смертной привычке тело так реагировало на шок из-за появления рядом Сяои.

— Мне нужно на воздух, — прохрипела Альфэй, не глядя в сторону Сяои, и буквально сбежала на улицу.

— Хочешь, создам копии, которые заменят нас в иллюзии? Не обязательно заставлять себя… — тут же нагнал её Сибилл.

В душе шевельнулись сомнения. Альфэй безумно хотела самоустраниться из последней иллюзии. И в то же время какая-то её часть мазохистски нашёптывала, что это будет трусостью, что теперь она заодно с Сибиллом и не имеет права избегать того, что происходит в иллюзии, что нечестно оставлять Ежана одного в его последние мгновенья… Где-то глубоко в душе она почему-то считала, что должна понести наказание и страдать из-за того, что случилось с Ежаном, Сяои и остальными, что не имеет права жалеть себя или давать поблажки и послабления.

Сибилл шёл рядом и всё ещё ждал от неё ответа. Вот уж кто не терзался сомнениями и сожалениями, он точно знал, что делает — наказывает провинившихся преступников. Казалось, ничто не может смягчить его сердце или заставить колебаться.

— Создавай, — выдохнула Альфэй. — Может, это и трусость, но… Я не хочу участвовать во всём этом.

Ей было трудно принять происходящее в Лабиринте кошмаров — чужие мучения. Она проще воспринимала несправедливость, нападки и даже насилие, направленные на неё саму, словно такое поведение по отношению к ней было в порядке вещей. Она уже простила Ежана и остальных, но не могла простить себя за то, что стала невольной соучастницей Сибилла. Словно другие были достойны её прощения, жалости, участия, но только не она сама.

Отныне она больше не хотела задвигать собственные потребности и нужды на задний план. В конце концов, они с Сибиллом, скорее всего, ненамного переживут Ежана, чтобы упускать последние мгновения, отравляя их стыдом, виной и сожалениями.

Альфэй позволила себе сбежать от проблем, и Сибилл лишь молча кивнул, принимая её решение.

Иллюзия истаяла. Сибилл не стал даже заморачиваться «укладыванием в постельку», переключаясь на воспоминания Ежана.

На Чжицзяна редко обращает внимание мать. Даже от вечно занятого отца и старших братьев он видит больше внимания. Своеобразного, вроде приглашения вместе выпить или сходить в весёлый квартал, но они его хотя бы замечают.

А мама пребывает в своих фантазиях о другом мужчине, не отце. Она всего лишь наложница, но её не тяготит статус. Мама упивается своей горько-сладкой любовью и ничего не хочет знать о сыне нелюбимого мужчины.

В детстве Чжицзян ещё пробует заслужить любовь матери, но отчего-то может расположить к себе любую женщину, кроме самой важной и нужной. С возрастом бросает это бесполезное занятие, когда понимает, что кутить и веселиться со старшими братьями и отцом в разы интереснее.

Чжицзян — четвёртый сын, ему не светит получить от отца в наследство хоть что-то. Но он очень скоро понимает, что пока в мире существуют женщины — он не пропадёт.

Бабуля Хун — мать отца всегда привечает Чжицзяна: кормит сладостями, защищает от пустых нападок наложниц и жены отца и рассказывает о былом величии клана Ван, хотя такие россказни больше нравятся Сюин. Бабуле уже за сотню, и для двадцатипятилетнего Чжицзяна она — стара как мир.

И пусть вне дома заправляет мужчина, да хоть всем миром правит! Он главный везде, кроме собственного дома. В поместье Ван у каждой наложницы свой павильон и прилегающая к нему территория. Больше всего территория и влияние у жены отца, распространяясь на всё поместье, и лишь к наложницам та старается не соваться лишний раз. Как на улицах города каждая банда отморозков держит свой «район», так и глубокоуважаемые дамы его семейства строго соблюдают неприкосновенность своей территории. За то, что шатаешься где вздумается, жена отца может высечь или оставить без еды, за прогулку по территории наложниц достаётся меньше.

Бабуля Хун спасает Чжицзяна ото всех прочих женщин семейства, и он почти спокойно может передвигаться по территории поместья Ван. Так Чжицзян понимает, что с женщинами должна справляться другая женщина. А с мужчинами он и сам способен договориться.

Старшие братья знакомят Чжицзяна с миром плотских утех. Только у него нет денег на жеманных красоток из весёлого квартала, каждую из которых хочется хотя бы чмокнуть в щёчку.

Зато женщины постарше сами зовут его к себе в отсутствие мужей. Его называют молодым господином-заклинателем, дарующим вторую весну. И хоть он совсем не знает заклинательские техники, обманутые мужчины не спешат с ним поквитаться. Чжицзян замечает, что если женщина осталась им довольна, то ни за что не сдаст мужу. Подставит кого угодно, а его вновь позовёт развлечься.

Он привыкает к дорогим подаркам от своих благодетельниц и совсем не жалуется на судьбу.

Однажды его зовёт к себе на вид молодая девушка. Чжицзян удивляется её красоте, смелости в постельных утехах, сумме, которой та одаривает его, но разгадать её не в силах. Он лишь радуется, когда красавица зовёт его и на второе свидание.

— Хочешь стать настоящим заклинателем? Могу помочь тебе с тренировками… — её пальчик скользит по груди, останавливается на соске и мучительно долго играет с ним.

Если в клане Ван кого и интересуют заклинатели и их жизнь, то только Сюин и бабулю. Чжицзян к этому равнодушен, он отлично понимает, что для него поздно мечтать о несбыточном, но продолжить отношения с изобретательной и щедрой любовницей очень хочется.

— Конечно, госпожа. Я буду послушен, — наигранно скромно опускает он взгляд. Отчего-то опытным женщинам нравится такое робкое поведение.

— Тогда отныне зови меня «старшая сестра», я принимаю тебя в свои ученики.

О том, что лучше не перечить женщине, когда она просит звать её «сестрицей», а не как положено «тётушкой» или «наставницей», не знает только тот, кто ищет смерти.

Так Чжицзян узнаёт, что спит с заклинательницей, которая одержима тренировками, техниками совершенствования и конкретно техниками парного совершенствования. Этой «старшей сестрице», оказывается, уже перевалило за девяносто лет, и она почти ровесница его бабули. Впрочем, техники парного совершенствования у заклинательницы Джан такие горячие, что пальцы на ногах поджимаются от одних воспоминаний, и Чжицзян готов умолять о милости — разделить ложе. Да и на личико та куда симпатичнее большинства его ровесниц.

Он бросает дом и семью ради возможности оставаться с заклинательницей Джан и учиться по её методике, в которой очень много внимания уделяется техникам парного совершенствования.

Его не отпугивает даже то, что приходится делить заклинательницу Джан с другими мужчинами. Она несколько раз устраивает самую настоящую оргию, на которой Чжицзян думает лишь о том, как бы продержаться подольше и не опозориться перед соперниками.

В конечном итоге заполучить заклинательницу оказалось самым лучшим его решением. Чжицзян живёт припеваючи, расплачиваясь своим телом, но это как раз привычно.

Его пробуют подловить или подвинуть другие мужчины старшей сестрички, но их сдают соученики или обиженная прислуга. У Чжицзяна всё время как-то получается отбиваться от соперников. Особенно когда сам он благодаря заклинательским тренировкам становится сильнее.

Чжицзян теряет свои позиции любимчика заклинательницы Джан, когда становится главой клана Ван. Это происходит внезапно. Он не следил за новостями из дома, да и возвращаться в общем-то не планировал, но и отказываться от наследства глупо.

На долгое время возня с наследством поглощает его. Расходы целого клана пугают до нервной дрожи. Тогда как доходы исчезающе малы. Чжицзян ничего не понимает в финансах и поднять клан Ван с колен, конечно, не может. К тому же в семье полно голодных ртов, совершенно бесполезных с точки зрения зарабатывания денег.

Первыми Чжицзян избавляется от сестёр. Их пристраиванием в другие семьи занимается бывшая жена отца, потому что как женщина лучше понимает, как такие дела делаются, и у неё уже есть список выгодных кандидатов, которые готовы хорошо заплатить за родовитых красавиц. Чжицзян убеждён, что любовь штука недолговечная, а с богатым мужчиной, по крайней мере, голодать его сестричкам не придётся.

Пока Чжицзян мучительно ищет способ сохранить поместье Ван, домочадцы всевозможными способами сживают друг друга со света: кто-то мстит за убитых сыновей, кто-то из зависти, ревности, ненависти. Так или иначе от родственников удаётся избавиться, не запачкав руки, достаточно правильно настроить гарем отца. Чжицзян лишь даёт каждой из наложниц надежду стать женой. А бывшей жене отца доносит на убийцу её сына. Дальнейшее происходит без его вмешательства.

От поместья, в конце концов, приходится избавиться, Чжицзян всё равно не знает, как правильно им распорядиться, а вот что делать с деньгами ему известно — конечно же, тратить!

Вернуться после двух лет разлуки к заклинательнице Джан непросто.

Чжицзян подключает все связи, использует своё обаяние в полной мере. Не гнушается шантажом и подкупом. Он вновь добивается расположения своей благодетельницы, но любимчик у неё теперь совсем другой.

Отчаяние придаёт сил, Чжицзян ввязывается в любые расклады, которые в постели предлагает заклинательница Джан. Оказывается, что раньше она щадила его чувства, и он мало знал о том, какими на самом деле затейливыми могут быть групповые постельные игры с участием заклинателей.

«Парные» практики теперь проходят не только с заклинательницей Джан, но ещё с двумя и более заклинателями-мужчинами. Чжицзян невольно узнаёт своих соперников в лица.

В одну такую практику, когда Чжицзян вместе с ещё двумя заклинателями трудится, чтобы доставить своей «старшей сестре» удовольствие, тело заклинательницы Джан обжигает своим жаром, а концентрация энергии становится видимой, охватывая сиянием волнующие изгибы. Чжицзян отстраняется при первых признаках дискомфорта, двое его соперников медлят и, получив ожоги, шипят рассерженными котами.

Он чувствует, что заклинательница Джан поглощает всё больше и больше энергии из окружающей среды. Свет, исходящий от её тела, становится невыносимо ярким, пока не слепит совсем. Ощущение опасности от сильной заклинательницы резко возрастает и ещё более стремительно исчезает совсем.

Глаза застилает влага, и Чжицзян её смаргивает. Когда взгляд проясняется, то заклинательницы Джан уже нет в их мире. Чжицзян и все её мужчины оказываются не у дел.

Чжицзян пробует жить «как раньше», но очень быстро понимает, что чем выше уровень совершенствования, тем труднее найти партнёршу, с которой было бы действительно хорошо. Возможно, если бы в постели его всё устраивало, он и не подумал бы о вознесении на Небеса, но он вспоминает заклинательницу Джан и тоскует по моментам их близости. Ему всего лишь хочется опробовать «парное совершенствование» с недавно вознёсшейся богиней Джан… И он даже отыскивает в столице одного бога — мужчину, который и слушать его не стал.

Даже среди заклинателей женщин единицы, так что Чжицзян предполагает, что и богинями становятся очень не многие. А значит, богиня-женщина — огромная редкость, которой могло совсем не оказаться в их мире.

Так Чжицзяну приходит в голову мысль использовать женщину для получения нужной информации у богов. Он обходит всех своих сестёр и бывших женщин, но у тех давно свои семьи, они утратили девичью стать и живость, к тому же счастливы с мужьями и детьми. Так у него остаётся одна Сюин, которая вместе с мужем идёт по пути самосовершенствования. Чжицзяну не очень нравится идея тревожить покой именно этой сестрички, но она единственная подходит.

Убедить её помочь получается довольно просто. И потом они действуют сообща, разыскивая богов.

На секс с богинями Чжицзян подсаживается сразу же и готов ради этого на много большее, чем вознесение. Его личные Небеса находятся между прекрасных ножек богинь. Он использует все свои знания и опыт, чтобы партнёрши оставались довольны. Выкладывается полностью и однажды оказывается в буквальном смысле на Небесах после очередного оргазма.

Насмешкою судьбы и небесного привратника его божественное имя — Ежан, словно тот заслуги заклинательницы Джан в его вознесении так увековечил.

Теперь Ежана окружают богини на любой вкус, и он буквально не вылезает из их постелей. Он совершенно позабыл о Сюин, но сестра возносится и никак не желает от него отлипать. Раз за разом она демонстрирует свою обиду, агрессию и ненависть.

Ежан ощущает вину за то, через что она прошла ради него, поэтому предпринимает неудачные попытки избегать её. Его пугают откровенные провокации с её стороны, потому что интуитивно понимает, что в случае его интереса она не будет сопротивляться. И от этого его тошнит и от Сюин, и от себя, который довел её до такого жалкого состояния.

В то же время соратника надёжнее сестры у Ежана нет. Она хорошо его знает и всецело принимает, но прошлое встало между ними непреодолимой стеной, мешая стать по-настоящему близкими друг другу.

Единственная соученица, которая не оценила обаяния Ежана за всё время обучения, ученица А. Это немного мешает прихвастнуть в мужской компании, что он поимел вообще всех соучениц и наставниц, но связываться с довольно агрессивной богиней себе дороже. Ученица А в отличие от тихо ненавидящей мужчин сестры может и поколотить.

Рождённых богинь Ежан ещё не пробовал. Но считает, что, если бы ему довелось с ними пообщаться, он бы добился и их расположения. В конце концов, должна же у мужчины быть мечта? Так почему бы и не такая, как перетрахать всех богинь на Небесах?

Однако для исполнения этой мечты он должен стать личным учеником наставника Ли, который вхож в павильоны рождённых богов, а для этого со своего пути нужно устранить ученицу А. Если совместить соблазнение богини и её нейтрализацию, он ещё и две мишени одним заклинанием выбьет.

Хороший план отчего-то не срабатывает, и Ежан всё больше тонет в отношениях с Альфэй. Мысли и чувства путаются, он уже не знает, чего хочет на самом деле. Даже мечта теряет свою привлекательность и отходит на второй план. Впрочем, совсем Ежан от неё не отказывается, для исполнения у него впереди бесконечность возможностей и времени. Он даже отступает от своего плана непременно убрать Альфэй со своего пути — она и рядом с ним неплохо смотрится.

А потом на Небеса прорывается тёмный бог, и все мечты и планы летят в бездну.

На совете Бессмертных Ежан как никогда ясно понимает, что мечту свою исполнять нужно было раньше, что если бы ему удалось завоевать расположение матери или сестры Верховных богов-близнецов, то их, возможно, пощадили бы… Или только его одного.

Ежан не боится терять соратников в иллюзиях тёмного бога, он считает, что Альфэй разберётся с этим жутким созданием раньше, чем очередь дойдёт до них с сестрой. Но чем дольше продолжается их заточение в иллюзорных мирах, тем меньше веры в благополучный исход у Ежана остаётся. Он всё ещё рассчитывает, что любовь Альфэй к нему перевесит предательство и глупые принципы. Или ему поможет её жалость, которая отлично работает с женщинами. Он не хочет верить, что Альфэй, как и мать когда-то, может не отвечать на его чувства взаимностью.

Неужели обида оказалась настолько сильна?

Заклятие, раскалывающее сознание, не такое уж и страшное. Да, из-за него некоторые богини действительно сходили с ума, но ведь они сами виноваты в том, что накопили в душе столько противоречий. Спасение было в том, чтобы разрешить внутренние конфликты и примириться с собой. Ежан склоняется к мысли, что не так уж он и виноват. Жаль, что Альфэй этого не понимает в силу наивности и нехватки опыта.

Как бы там ни было, но его заблуждения стоят Сюин и всем, кто был на его стороне, жизни. Ежан до последнего цепляется за призрачную возможность убедить, разжалобить, заставить сомневаться, и когда всё это у него не выходит, он вдруг отчётливо понимает, что Альфэй до боли напоминает его мать, и он действительно любит.

Смириться не получается. Они определённо могли бы быть вместе, если бы не тёмный бог.