Странные и удивительные мы

Глава 56

Июнь — особенный месяц для Пегги, это месяц рождения Кристофера. Каждый год 16 числа она вспоминала, как дала жизнь сыну на жесткой больничной кровати, испуганная и одинокая.

Она никогда не отмечала этот день, с годами научившись скрывать свои чувства. И только один раз взяла выходной на работе и поехала в Найтингейл-Хаус, чтобы постоять возле здания, разрешая памяти воскресить события того дня. Через несколько лет после рождения Кристофера, Дом был закрыт. В 1970 годы на короткое время он превратился в детский дом. А после его выкупил бизнесмен, чтобы переделать в элитные апартаменты.

И она больше туда никогда не возвращалась, стараясь проводить этот день в делах и заботах. За годы она усвоила один из самых трудных уроков: что бы ты ни чувствовала, — жизнь все равно продолжается. Должна продолжаться, даже когда ты измучен, и тебе трудно дышать.

Кристоферу в этом году исполнялось двадцать. Несмотря на невероятную радость, которую подарило рождение Кристин, двадцать лет сожалений жгло Пегги изнутри. Двадцать лет любви, нежной и злой одновременно. Двадцать лет без сына, который даже не знал ее имени.

Ужасным было то, что Кристин назначила знакомство с ее новым парнем на 15 июня. За день до тайного юбилея сына. Пегги искала повод отказаться, чтобы не выходить в люди, а посидеть в тишине дома. Но Кристин все спланировала заранее. В тот день они должны были пойти с парнем в кино, но дочь попросила его приехать на десять минут раньше, чтобы познакомить с мамой. Им явно требовалось одобрение Пегги.

— Десять минут ты сможешь пережить, дорогая, — нежно сказал ей Джеральд тем утром, убавляя голос ведущего Терри Вогана на «ББС. Радио 2». — Считай это развлечением.

— Хорошо. — Кивнула она.

— Как ты думаешь, Кристин специально решила привести этого парня домой, когда я на работе? — усмехнулся муж.

— Возможно, — сказала Пегги. — Однажды она чуть было не привела его сюда перед вечеринкой в «Аллертон Пипл Холл», но передумала. Наверное, не хотела, чтобы ты критиковал беднягу.

— Я? Критиковать? — запротестовал Джеральд. — Да я просто добряк, и ей это известно.

— Когда речь идет о парнях твоей дочери, то нет, ты — не добряк.

— Я был добрым с Джо, — заметил мужчина, допивая чай.

— Все были добрыми с Джо, — ответила Пегги. — С ним по-другому нельзя.

— Не говори это новому парню, — засмеялся Джеральд и обнял ее.

— Ты в порядке, любовь моя? — прошептал он.

Его заботливые слова что-то надломили у нее внутри, но Пегги взяла себя в руки.

— Я в порядке.

Муж поцеловал ее в висок, взял ключи от «Форд-Сиерры» и оставил жену наедине со своими мыслями и тихим звучанием «Радио 2».

***

Пегги нравился Джо и поэтому ей нелегко было принять нового бойфренда Кристин. Но она сделала усилие. Первое впечатление было хорошим: узкое лицо с серьезными глазами, густые темные волосы, уверенное рукопожатие. Четко очерченная купидонова дуга верхней губы привлекала внимание к щели между передними зубами. Он был вежливым и улыбчивым.

— Не хотите чаю? Или… что вы предпочитаете пить в Италии?

— Обычно кофе. Иногда мои родители пьют вино.

— В твоем баре есть херес Harvey’s Bristol Cream, — рискнула предложить Кристин.

— Можно просто сок или воду. — Рассмеялся юноша и лед был сломан.

— Отлично. — Пегги пригласила их на кухню.

Молодые люди сели за стол.

— Где вы живете в Италии?

— Я родился здесь. Мои родители переехали в Сирмионе, когда я был совсем маленьким.

— Где это?

— На севере Италии, недалеко от Вероны. Моя мать родом оттуда. Я сам наполовину англичанин. Ливерпуль — родной город моего отца.

— О, да, — произнесла Пегги, поставив перед ними два стакана апельсинового сока. — Кристин говорила, что ваш отец работает в музее.

— Он — хранитель музея. Моя бабушка заболела, поэтому папа решил вернуться в Великобританию, чтобы быть ближе к ней. Спасибо за сок.

— Должно быть, это стало культурным шоком для тебя и твоей мамы?

Он поколебался, придумывая вежливый ответ.

— Мне нравится Англия, — сказал он и выразительно посмотрел на Кристин. — Есть вещи, по которым я скучаю, конечно. Например, лодочная верфь моего дяди в Портофино. Я там подрабатывал в летние каникулы. Но я подал заявление на работу в яхт-клуб Royal Mersey, так что, кто знает? А пока работаю в больнице, это не так уж и плохо.

— Твоей маме здесь не нравится, правда? — вмешалась Кристин.

Он сделал глубокий вдох и виновато улыбнулся.

— Да, не совсем.

— Уверена, в конце концов все уладится, — ответила Пегги.

— Надеюсь. — Стефано пожал плечами. — Мне проще. Я не просто приехал с отцом. Здесь моя родина, мои корни. Для нее же здесь все чужое.

— Стефано был усыновлен, — беспечно заметила Кристин.

— Я не искал своих биологических родителей. Никогда не стремился, — продолжил юноша. — Я просто хотел почувствовать это место, наверное.

По коже Пегги пробежали мурашки.

***

Пока дети сидели у нее в гостях, Пегги все думала. Где-то теперь живет ее Кристофер. Уже совсем взрослый. Мысль, что сын, возможно, думает о ней так же, как Стефано думает о своей биологической матери, — как о постороннем, неважном для него человеке, — мучила, словно болезнь. В конце концов, она не смогла удержаться от вопроса:

— Ты никогда не задумывался о том, что случилось с твоей биологической матерью?

Слова вылетели до того, как она успела их обдумать.

Юноша яростно покачал головой.

— Женщина, родившая меня, отказалась от ребенка. Уверен, на то были причины, но чтобы быть родителем… Дело же не в биологии. Это только часть. — Его тон был неторопливым, но пылким. — Мои мать и отец были теми, кто любил и воспитал меня. Они учили меня читать, усердно работать, противостоять хулиганам в школе. Они — мои родители, а не та незнакомка, отдавшая меня в чужие руки, когда мне было всего шесть месяцев.

Дрожащими губами Пегги пыталась возразить, но он опередил ее:

— Она даже записки не оставила.

Голова женщины затрещала от боли. Ей никто не предложил написать записку, а сама она была настолько глупа, что не догадалась этого сделать. Все, что ей позволили оставить ребенку — это детскую коробку, от которой, скорее всего, новые родители давно избавились, и маленькое одеяльце со звездочками, которое она связала для малыша. Все остальные детские вещи годами собирали пыль в нижнем ящике ее шкафа.

Раньше она часами вдыхала теплый, молочный запах, прижимая детские вещи к лицу. Но с годами этот запах исчез, уступив место запаху старости, хотя Пегги регулярно протирала ящик лимонным соком. В конце концов, она решилась постирать вещи, но химический аромат ириса, навсегда пропитавший одежду, только еще более усилил ее чувство утраты.

В уголках глаз защипало, срочно нужно было что-то сказать.

— Некоторых девушек заставляли отказываться от своих детей.

Кристин нахмурилась и озадаченно посмотрела на нее. Пегги хотела защитить биологическую мать юноши, осознавая свой долг перед ней. Она хотела, чтобы молодой человек понял, что его настоящая мать любила его, но не имела счастья лично сказать ему об этом.

— Ты прав, конечно. Твои родители взяли на себя ответственность и воспитали тебя. Но это совсем не значит, что биологическая мать не хотела тебя. В шестидесятые годы, если девочка беременела, родители часто не позволяли ей оставить ребенка.

Пегги чувствовала искры, которые метала в нее Кристин, сидящая напротив.

— Я не думал об этом. Может, мне придется пересмотреть взгляды. — Он примирительно улыбнулся, чтобы разрядить обстановку и сжал руки под столом.

— Стефано, нам нужно идти. — Кристин резко встала. — Фильм скоро начнется, а я ненавижу пропускать начало.

Они прошли к выходу. Пегги чувствовала себя дурой. Она засеменила за ними, стараясь возобновить беседу, чтобы не заканчивать разговор на этой странной, незаконченной ноте.

— Что вы собираетесь смотреть? — спросила она.

— «Офицер и джентльмен», — ответила Кристин.

— Что ж, приятно провести время. Вы пойдете пешком? В такой вечер будет приятно прогуляться по парку, — заметила женщина.

— Хм. Может быть. — Пегги поняла, что ее дочь опасается встретить Джо. Несмотря на энтузиазм Кристин и ее чувства к Стефано, женщина знала, дочь все еще сожалеет о бывшем. — Мы можем пройтись завтра, после новой кафешки.

Пегги подняла брови, открывая входную дверь и пропуская их к выходу.

— Новое кафе? Место, наверное, дорогое.

— Да, но у нас особый повод.

— О?

— Завтра мой день рождения, — сказал Стефано. — Мне исполнится двадцать.

Они шли по улице рука в руке, а Пегги стояла и все смотрела, сжимая дверь до боли в пальцах, боясь, что ноги откажут ей, и она рухнет на пол.