Там, где тает лед

Коннор

Эта женщина даже не представляет, на что я готов ради нее. Если ей нужно, чтобы за ближайшие семь дней я стал и пекарем, и флористом — я это сделаю. Черт, флориста я уже нашел.

Я играю в хоккей с детства, и главное, чему он меня научил, — насколько сильно я люблю побеждать. И я сделаю все, что потребуется, чтобы вернуть Скарлетт.

Сестры размыкают объятия, и отношение Сиенны ко мне снова заметно холодеет. Меня это не задевает. Как бы меня ни бесили мои братья, я их люблю, и если этот город пойдет против них — будет иметь дело со мной.

Мы выходим из магазина и продолжаем гулять по рынку. Все так же, как в детстве. Родители привозили нас сюда каждый год на зажжение огней, и дед продолжал эту традицию. Вина за то, что я уехал, до сих пор грызет меня. И одновременно я понимаю, что тогда мне нужно было уехать — этот город не был мне домом.

— Тебе нравится здесь жить, Коннор? — спрашивает Кейт. Я поворачиваюсь к матери Скарлетт — она внимательно смотрит на меня.

— Когда я здесь, мне не хватает анонимности Нью-Йорка. А когда я был там, скучал по тихим утрам в Силверпайне, — отвечаю я.

— Но нравится ли тебе жить здесь? — повторяет она вопрос.

Та же решимость в глазах, что и у ее дочери. Помню, Скарлетт рассказывала, что мама раньше была репортером-расследователем. А ее отец, Патрик, наоборот, молчалив и наблюдателен и я вижу, откуда у Скарлетт привычка держать дистанцию, даже находясь в центре компании.

— Не уверен, — говорю я. — Быть здесь — это ответственность. И напоминание о том, что я уехал не просто так. Но Сидер Крик принадлежит моей семье поколениями. Сейчас это на мне.

Я чувствую взгляд Скарлетт оттуда, где она идет со своими сестрами. Все это я уже рассказывал ей, как не хотел возвращаться, как мечтал играть в хоккей.

— У тебя есть братья, — напоминает Кейт. — Почему не поручить это кому-то из них?

— Они и собой-то толком не могут заняться, — отвечаю я, и в голос просачивается горечь.

— Тяжело быть единственным ответственным, — говорит она.

Ответственность вообще не должна быть легкой. Дед повторял это мне при каждом звонке. Марион тоже говорит так.

— Давайте сфотографируемся у елки, — предлагает Сейди. — Раз уж поездка к Рокфеллер-центру сорвалась, потому что кое-кому приспичило выйти замуж в Рождество.

— На твою свадьбу я не приду, — парирует Сиенна.

— А я распишусь в мэрии, — отбивает Сейди.

Скарлетт смеется.

— Только вот у тебя свадьба, скорее всего, будет больше, чем у Сиенны. Ты же пригласишь вообще всех.

— Мне нравится знакомиться с людьми! — возражает Сейди.

Мы останавливаемся на площади у елки, и я делаю шаг назад, чтобы Монро сделали свои снимки. Интересно наблюдать за Скарлетт с семьей, я же никогда этого не видел. С другими она более закрытая, но рядом с ними буквально раскрывается. И я понимаю: со мной она никогда закрытой не была. Мне она показала то, что скрывает от остальных.

Я видел ее страхи и уязвимости. Мы сидели ночами, когда она не могла уснуть, и играли в карты или настолки. Смотрели фильмы, пока она вязала рядом. Были ночи, когда она будила меня руками и губами, я входил в нее, и слов не требовалось — говорили наши тела.

Господи, как же я по ней скучаю. Если она вернется, то я никогда ее не отпущу. Я первым умру, лишь бы не жить без нее.

— Конни!

Я вздрагиваю от этого идиотского прозвища и поворачиваюсь. Джейн. Светлые волосы в высоком хвосте, щеки порозовели от холода. Мы были в нормальных отношениях с тех пор, как вернулся, но я держал дистанцию. Мне не нужно возвращать то, чего я никогда по-настоящему не хотел. Когда я уезжал в восемнадцать, все почему-то считали, что я уезжаю от Джейн и когда-нибудь вернусь за ней.

— Джейн, — киваю я и сразу смотрю в сторону Скарлетт. Она наблюдает за нами, пока Патрик фотографирует Сейди и Сиенну, а Кейт помогает какой-то семье.

— Не ожидала увидеть тебя здесь, — говорит Джейн. — Ты же ни разу не приходил на рынок с тех пор, как вернулся, даже на зажжение огней.

— Был занят, — отвечаю я.

— Наверное, нелегко быть здесь без твоего деда. Я так рада, что ты здесь. — Она улыбается, и у меня внутри сжимается, особенно когда она кладет руку мне на плечо, пытаясь утешить.

— Я пришел ради Скарлетт, — говорю я, взгляд снова на ней.

Джейн прослеживает за моим взглядом. Ее улыбка исчезает, когда видит, что Скарлетт идет к нам.

— Ради женщины, которой, вероятно, ты совсем не нужен? — язвит Джейн.

— Нет. Ради женщины, которую люблю, — отвечаю я.

Джейн дергается, по лицу пробегает шок. Я не хочу быть резким и уж точно не собираюсь сравнивать двух женщин. Но ей нужно понять: я никогда не захочу ее или кого-то еще так, как хочу Скарлетт. Это всего лишь рождественский рынок. А я пошел бы за Скарлетт хоть на край света.

— Мы ждем тебя для фотографий, — говорит Скарлетт, подходя. Она берет меня под руку, как будто так и должно быть. Я смотрю на ее пальцы, лежащие у меня на локте, и приподнимаю бровь.

Она не ревнует — просто не упускает возможности обозначить границы.

— Мы просто болтали, — говорю я.

Скарлетт смотрит на Джейн. Ее глаза холодеют. Улыбка без тепла.

— Мы не знакомы, но вы отменили заказ на свадебный торт моей сестры, — говорит она.

— Технические сбои случаются, — отвечает Джейн, улыбка такая же натянутая.

— Не представляю, сколько клиентов вы теряете из-за таких сбоев, — говорит Скарлетт. — У нас в магазине такое было однажды. Нам заказали десять шоколадных пирогов, и, о чудо, система стерла заказ, хотя подтверждение ушло. Хорошо, что клиент позвонил заранее. Мы успели выполнить заказ. В малом бизнесе репутация решает все.

Если бы она полоснула Джейн ножом, крови вышло бы меньше. Моя девочка умеет быть беспощадной.

— У нас много работы на праздниках, и я не сторонница, чтобы сотрудники перерабатывали, — отвечает Джейн ледяным тоном.

Скарлетт легко смеется, но пальцы врезаются мне в руку. Она такая красивая, что я не могу отвести взгляд. И вмешиваться прямо сейчас не буду, потому что Джейн сама нарвалась. Вмешивать чувства в бизнес не стоило, ну а Скарлетт… ее остановить невозможно.

— Согласна, — говорит она. — Поэтому мы в магазине многое делаем сами. Если это наша ошибка, решать ее должны мы, а не сотрудник. У каждого свои приоритеты и правила работы. — Скарлетт вздыхает. — Ладно. Загляну завтра.

— З-зачем? — моргает Джейн.

— За залогом, конечно. Раз уж заказа нет, и залог не нужен. Не думаю, что вы хотите, чтобы ваш бизнес обвиняли в мошенничестве.

Потянув меня за руку, Скарлетт разворачивается.

— До завтра, — говорю я Джейн.

Она ошеломленно смотрит нам вслед, пока Скарлетт тащит меня к елке. Сейди уже наготове и делает наше фото.

— Не думал, что меня пригласят, — говорю я.

Я чувствую ее взгляд и поворачиваюсь. В огнях елки ее глаза сияют особенно ярко. Я замечаю нотку собственнического огонька, как ее рука крепче сжимает мою, как она придвигается ближе.

— Называть тебя Конни могу только я, — говорит она.

Улыбка, которая расползается по моему лицу, была бы видна даже с луны. Она не хочет меня, но ревность вырывается сама. Это ведь хороший знак, правда? Если бы какой-то мужик осмелился называть ее милыми прозвищами… меня бы, наверное, арестовали за нападение.

— Не волнуйся, маленькая. Я ведь не ставил в ванной мощные колонки, чтобы слушать ее эротические аудио и дрочить в душе каждый день.

Скарлетт громко вздыхает, захлебываясь воздухом.

— Коннор! Ты же не…! — она в ужасе.

Я смеюсь, хотя в этом нет ничего смешного.

— Ты даже не понимаешь, насколько я одержим тобой, Скарлетт.

Ее бледные щеки окрашиваются розовым, она склоняет голову. Если бы мы не стояли среди людей и ее семьи, я бы взял ее за подбородок и поцеловал снова.

— Так, фотосессия окончена, — объявляет Сейди. — Куда дальше?

— Надо поесть, я зверски голодная, — говорит Сиенна.

— Я тоже.

Скарлетт выпускает мою руку и идет к сестрам. На полпути оборачивается.

— Идешь? (*Coming? имеет двойное значение в английском и можно понять, как «Кончаешь?)

— Мы бы уже оба, если бы ты не была такой упрямой, — тихо отвечаю я.

Ее голубые глаза смотрят на меня:

— Ты стал чертовски дерзким.

— Терпение — игра для молодых. Я уже почти старик.

— Тебе тридцать восемь, — напоминает она.

— Значит, мне осталось всего несколько лет до кризиса среднего возраста.

Семья идет впереди, а мы плетемся сзади. Вокруг полно туристов, но я чувствую взгляды местных, когда они провожают нас глазами. Уверен, Джейн уже пишет матери, какая у Скарлетт нахальная смелость, и слухи разлетятся моментально. В библиотеке узнают первыми — они же источник всех новостей.

— И каким будет твой кризис среднего возраста? — спрашивает Скарлетт.

— Могу сказать, каким его представляют другие, — отвечаю. — А другие — это мои братья.

— Обожаю такие истории.

— По их мнению, я куплю себе «Корвет», после чего начну пользоваться тем, что я — Коннор Хейс. То есть, приглашу женщин на экскурсию по ранчо, проведу с ними ночь, потом повторю то же самое.

Скарлетт корчит гримасу.

— Не верю. Ни в «Корвет», ни в женщин. Скорее ты заведёшь пчел.

Я косо смотрю на нее, и она смеется.

— О Боже! Ты и так держишь пчел, это же милота.

— Если для них нужен защитный костюм, это не милота.

Скарлетт трясет головой, давя смех.

— Очень даже мужественно.

— Это не гендерная активность, и чувствовать себя мужественным мне не нужно. И милым это тоже не делает.

Мы идем молча пару минут. Сейди окликает нас — ужинать идем в «Сальваторе». Там наверняка огромная очередь, поэтому говорю, что войдем через черный ход. Я знаю владельца, и семью Хейсов впускают всегда, даже когда ресторан забит под завязку.

— У тебя и правда связи со всеми, — говорит Скарлетт.

— Моя семья основала Силверпайн, — объясняю я. — Когда кому-то нужна была помощь, дед всегда был первым, кто приходил на выручку, иногда в ущерб себе. И люди видят во мне его продолжение, часть их самих. Иногда это звучит как сюжет фильма ужасов.

— Мне очень жаль твоего деда, — тихо говорит Скарлетт.

Я смотрю на нее.

— Когда будешь готова — я расскажу, почему уехал.

Лицо Скарлетт остается непроницаемым. Она лишь произносит:

— Когда-нибудь, может быть.

Это не обещание. Не признание. Но это больше, чем было до этого. И по выражению ее лица понимаю, что требовать большего я сейчас не могу.

Глава 14