Там, где тает лед

Скарлетт

К тому времени, как мы возвращаемся в гостиницу, мама и сестры уже проснулись и готовы начать день. Мы с папой отсутствовала совсем недолго, но им не терпится увидеть ранчо Сидер Крик — место, где Сиенна выйдет замуж.

Я уже изучила все, что можно, про это ранчо. На сайте оно выглядит будто открытка: фотографии на фоне Скалистых гор — зимой заснеженных, летом сияющих под заходящим солнцем всеми цветами радуги. Ранчо работает по-прежнему как хозяйство, но пять лет назад на его огромной территории открыли площадку для мероприятий, далеко от рабочих построек и главного дома.

— Мы завтракать будем? Умираю с голоду, — говорю я, когда выхожу из душа и натягиваю леггинсы с теплым свитером. Быстро сушу волосы, и накручиваю на бигуди, параллельно делая макияж.

— Заедем в кафе по пути, — откликается Сиенна из соседней комнаты, дверь между нашими номерами открыта. — Сегодня у них еще одно мероприятие и все снова заняты, но координатор сказала, что проведет нам экскурсию.

У меня громко урчит живот, если честно, я больше думаю о завтраке, чем о свадебной площадке. Мысль о том, что Сиенна выходит замуж, какая-то щемящая: будто нас троих больше не будет. Будут я с Сейди и Сиенна с Люком. У них появится своя жизнь, своя семья, и пусть мы всегда будем в жизни друг друга, между нами возникнет грань, которую не перешагнешь.

Меня не отпускает чувство, что я теряю сестру. Мой терапевт сказал бы, что это классическое нагнетание ситуации, что стоит сосредоточиться на хорошем — на том, что моя сестра выходит замуж за человека, которого любит, и которого мы знаем почти всю жизнь.

— И я голодная, — говорит Сейди, протискиваясь мимо меня, места в ванной на двоих не хватает. — У тебя попа что, выросла? Не пролезть.

— Все равно меньше, чем твоя плоская, — бросаю я.

Сейди делает попытку протиснуться как раз в тот момент, когда я наношу румяна, мой локоть дергается, и кисть чертит красную полосу по щеке. Мы обе замираем, уставившись на яркий мазок. В зеркале я встречаю карие глаза сестры и Сейди с визгом кричит:

— Мама!

Она выбегает из ванной, и я за ней.

— Посмотрите, что она сделала! — показываю на щеку.

Родители сидят в креслах у нас в комнате и с интересом начинают изучать мой макияж, прервав разговор.

— Она заняла всю ванную! — возмущается Сейди.

— Я вообще-то тоже собираюсь!

Сейди пытается устроиться на подлокотнике маминого кресла, прячась за ней. В свои двадцать один она младшая — а младшим, как известно, многое сходит с рук. Сиенна в тридцать — старшая и, как любой старший ребенок, образцовая ответственность. А я — средняя, двадцать семь, и могу играть обе роли.

— Девочки, не ссорьтесь, — говорит папа, наш вечный миротворец. — Ангел, иди, заканчивай.

Я кидаю на Сейди злобный взгляд и возвращаюсь в ванную, чтобы смыть неудачный макияж и создать лицо заново. После чего надеваю сапоги до колен, распускаю волосы, освободив их от бигудей, — и мой образ готов.

Берем завтрак с собой и залезаем в одну машину: Сиенна везет нас на ранчо Сидер Крик.

Чем дальше мы едем, тем более знакомой кажется мне дорога.

— Это тут Скарлетт встретила своего ковбоя, — замечает папа, когда Сиенна сворачивает на ту же грунтовку, где я бегала утром.

— Папа! — восклицаю я, чувствуя, как щеки вспыхивают.

— Ее кого? — в один голос тянут Сейди и Сиенна.

Я прекрасно знаю: они это не забудут.

— Там просто ехал всадник по полю, пока я бегала, — объясняю. — И он не мой ковбой.

— Между ними был очень напряженный зрительный контакт, — невинно добавляет папа с заднего сиденья.

Боже! Я утыкаюсь взглядом в окно, а внутри все сжимается, стоит мне вспомнить всадника в черной ковбойской шляпе.

— Он был очень далеко, — бормочу. — Никакого контакта не было.

— Представляете, если Скарлетт найдет здесь свою любовь, пока помогает Сиенне выйти замуж? — мечтательно говорит мама.

Да, я родилась в семье безнадежных романтиков, и тоже люблю романтику, в противном случае не смогла бы работать, но я уже однажды любила. И это вовсе не гарантирует, что тебе снова не разобьют сердце.

— Могу вас заверить: свою любовь я тут не встречу, — говорю я.

Главным образом потому, что уже встретила ее. Просто так и не познакомила его с семьей.

— Никогда не говори «никогда», — поет Сиенна.

— Тебе легко рассуждать. Ты выходишь замуж за парня, с которым встречалась со школы, — напоминаю я.

— Да, ты не можешь рассуждать о свиданиях, если у тебя был только один парень, — добавляет Сейди.

— Мама с папой тоже встречались только друг с другом, — говорит Сиенна.

— В древние времена все было по-другому, — хмыкает Сейди.

Сиенна поворачивает и я замечаю, что ворота открыты.

— Слышала, Кейт? Наши дочери считают нас древними и разваливающимися, — говорит папа.

— Почти готовы к мумификации, — соглашается мама.

Примерно через милю появляется мощеная дорожка, парковка и большое здание, похожее на лыжный домик. За ним — Скалистые горы в ясном голубом небе. Прекрасное место.

Сиенна паркует машину, и все выходят на холодный, пряный горный воздух. Мы с Сейди держимся друг за друга пока поднимаемся по ступенькам.

Пахнет Рождеством, уютом и чем-то неуловимым, похожим на сказку. Большая ёлка у стойки, веточка омелы над дверью и тихая музыка из колонок создают ощущение праздника. За стойкой, в белом свитере и строгих чёрных брюках, стоит женщина с аккуратно убранными в пучок волосами.

Увидев нас, она улыбается.

— Вы, должно быть, Монро?

— Это мы, — говорит Сиенна.

— Прекрасно! Я Ханна, проведу вам экскурсию, — она выходит из-за стойки. — Кто у нас невеста?

Хором указываем на Сиенну.

— Мы пытаемся от нее избавиться, — говорю я.

— Она ужасно надоедливая, — поддакивает Сейди.

Сиенна закатывает глаза и показывает язык. Ханна смеется и ведет нас дальше.

— Добро пожаловать в Лодж Сидер Крик. Его построили в тысяча девятьсот тридцать седьмом как горный приют для богатых и знаменитых. В две тысячи пятом его закрыли, а пять лет назад снова открыли, теперь уже как площадку для мероприятий.

Ханна проводит нас через холл, откуда видно террасу с огромной горячей купелью.

— Вы собираетесь снова открыть основной дом? — спрашивает папа.

— Конечно! — оживляется Ханна. — У Сидер Крик огромная территория, и у нашего нового владельца масса планов. Он надеется открыть дом полностью в течение двух лет, и сейчас разбирается с кучей технических моментов.

У нее буквально звезды в глазах, когда она говорит о владельце.

— В день свадьбы все пространство будет в вашем распоряжении, мероприятия для гостей можно проводить на улице или в главном зале. У нас запланированы еще два мероприятия в этот день, но они пройдут в малых залах, — продолжает Ханна.

Сиенна удивленно моргает.

— Думаю, возникла ошибка. Я бронировала один из малых залов.

Ханна опускает взгляд на планшет и хмурится.

— У меня запись на имя Монро и Картер на главный зал двадцать третьего декабря.

— Это ошибка, — настаивает Сиенна. — Главный зал нам не по карману.

Ханна морщится.

— Я уточню у менеджера.

И отходит в сторону с телефоном.

— Уверена, все сейчас выясним, — говорит мама, успокаивающе водя ладонью по спине Сиенны, та пытается улыбнуться, но выходит натянуто.

— Наверняка потому, что у них слишком много бронирований, — говорит Сейди. — Ты ведь забронировала место в самый последний момент?

Сиенна кивает, она считала идеальным выйти замуж именно здесь: большая часть семьи Люка живет в Альберте, и по маминой линии почти все родные — здесь же, неподалеку. Бабушка, тети, кузены приедут из Ванкувера через пару дней. Поэтому им с Люком невероятно повезло, что она успела занять место из-за внезапной отмены другого мероприятия.

— Менеджер уже идет, — говорит Ханна. — Пока можем посмотреть залы — и главный, и малые.

— Не хочу влюбиться в главный зал, ведь потом придется менять на другой, — возражает Сиенна.

Ханна тепло улыбается.

— Понимаю, но могу заверить: они все прекрасны и отличаются только размерами. Если не хотите сейчас на осмотр, можно присесть и подождать в ресторане.

— Мы будем в ресторане, — соглашаюсь я.

Ханна проводит нас в зал ресторана, который в это время дня закрыт для гостей, бармены готовятся к вечернему обслуживанию, которое начнется в пять вечера.

— Хотите что-нибудь выпить? — вежливо спрашивает Ханна.

— Воды будет достаточно, — говорит папа.

— Вы уверены? Все за счет заведения, позвольте сгладить неприятное впечатление, нам ужасно жаль, что возникла путаница.

— Не переживайте, сейчас во всем разберемся, — уверяет Сиенна.

А вот я сомневаюсь, потому что как вообще можно перепутать такое, если принимать брони это твоя ежедневная работа? Хорошо хоть они не взяли с нас больше денег за депозит малого зала. В моей голове одно непреложное правило: если что-то пошло не так, значит, все остальное тоже пойдет кувырком, мой мозг привык рисовать катастрофы пачками.

Машинально беру стакан воды, который ставит передо мной бармен, и тут что-то мелькает в зеркале за его спиной. Я оборачиваюсь — на стене висит хоккейная форма. Даже три. На всех — номер четырнадцать и фамилия Хейс.

Ледяной холод разливается по моим венам.

— Ваш хозяин — большой фанат хоккея? — спрашивает папа, видя мою реакцию. — Или болеет за «Нью-Йорк Ренегейдс»?

Ханна переводит взгляд и мягко смеется.

— Это форма владельца. Мистер Хейс-старший повесил ее много лет назад — в честь внука. А теперь этот внук сам стал владельцем.

— Не может быть! Коннор Хейс — владелец ранчо Сидер Крик? — оживляется папа.

— Он самый! — так же оживленно отвечает Ханна. — О, вот и они.

Ханна смотрит в окна террасы, и я вижу, как по заснеженному саду к ресторану идут мужчина и женщина. На мужчине темные джинсы, ботинки, клетчатая куртка и черная ковбойская шляпа. Он идет уверенно, будто весь мир принадлежит ему.

Почувствовав мой взгляд, он отворачивается от спутницы и смотрит прямо на меня. И в моем животе что-то сжимается, а сердце больно ударяет в ребра.

Нет. Нет. Только не это. Черт!

Когда они входят внутрь, воздух словно выкачивают из помещения, потому что я не могу вдохнуть. Он снимает шляпу — под ней темно-каштановые волосы, с легкой сединой, как и на светлой щетине, карие с зеленоватыми прожилками глаза ласково скользят по мне, и мое тело оживает, откликаясь на эту ласку. Словно я вернулась домой, где давно ждут.

Он идет прямо ко мне, взгляд мягкий, уголки губ поднимаются в улыбке.

— Скарлетт, — выдыхает почти шепотом.

Звук его голоса заставляет пробежать по коже тысячи мурашек.

Я не знаю, как должна сейчас реагировать. Чего он ждет? Мое тело перелистывает эмоции, и сильнее всего звучат две — боль и злость.

Поэтому я делаю единственное, что хоть немного облегчит мое состояние.

Поднимаю руку и выплескиваю воду прямо в лицо Коннора Хейса.

Глава 4