Скарлетт
Как и обещал Коннор, к вечеру дороги расчищают, и он отвозит меня обратно к семье. Всю дорогу мы держимся за руки, и я понимаю почему. Мы провели день, болтая обо всем и бездельничая, и мне не хочется, чтобы это заканчивалось. Все старые чувства возвращаются, и я все отчетливее понимаю: тот Коннор, которого я любила, люблю, никогда бы не ушел, если бы не был вынужден.
— Приезжай завтра утром на ранчо покататься, — говорит Коннор, прижимая меня к своему черному пикапу у входа в гостиницу.
— На тебе? — спрашиваю я с нарочито округленными глазами.
Он смеется.
— Это всегда возможно. Но я имел в виду лошадей.
— Ооо, семья будет в восторге. — Я невинно хлопаю ресницами. — Как думаешь, Оливер сможет покатать меня? Я ведь ни разу не сидела в седле.
Мы встретили управляющего ранчо перед отъездом, и он симпатичный.
Коннор рычит и утыкается носом мне в шею.
— Кататься ты будешь со мной, маленькая. — Он целует меня медленно, глубоко, будто пытается напомнить, что так целует меня только он. Только он имеет на это право.
— Кхм.
Мы отстраняемся и видим Харви, спускающуюся с крыльца с самодовольной ухмылкой. Я улыбаюсь ей, но улыбка исчезает, когда замечаю Джейн, выходящую из гостиницы. Джейн теперь мой враг навсегда после того, как попыталась сорвать свадьбу моей сестры.
— Вижу, вы помирились, — говорит Харви.
— Передо мной трудно устоять, — отвечает Коннор.
— Он слишком хорош собой, так что простим ему бред, — говорю я Харви.
— Коннор, можно тебя на минутку? — спрашивает Джейн, подходя ближе. Харви неловко переминается с ноги на ногу.
Я подтягиваюсь и целую Коннора в щеку.
— До встречи?
— Разумеется. Мне ведь еще предстоит познакомиться со всеми будущими родственниками, — подмигивает он.
Я смеюсь и поднимаюсь по ступенькам. Когда переступаю порог, будто вхожу в гостиницу другой женщиной, не той, что вышла отсюда вчера вечером. Взбегаю по лестнице и открываю дверь ключом. Комната пустая — значит, Сейди у кузин или где-то еще. Сбрасываю куртку на кровать и хватаюсь за сумку.
Если я собираюсь двигаться дальше, прошлое должно остаться в прошлом.
Достав письмо Коннора, сажусь на стул и наконец открываю его.
Маленькая,
Я никогда не думал, что буду писать такое письмо. Когда ты его прочтешь, обязательно спросишь, почему я не позвонил или не приехал, и правда в том, что я слишком жалкий трус для обоих вариантов. Только с тобой я впервые почувствовал, что нахожусь там, где должен быть. У меня всегда сидел в груди ком, шептавший, что я ошибаюсь, гоняясь за своей мечтой. Но эта мечта привела меня к тебе.
Я возвращаюсь в Сильверпайн. Когда ты читаешь это письмо, я, скорее всего, уже там. Мой дед умирает, и он попросил, потребовал, чтобы я приехал. В идеальном мире он понял бы, как сильно я нуждаюсь в тебе, понял бы, что без тебя я не счастлив. Но этот мир далек от идеального.
Я слишком виноват, что уехал, и часть меня считает, что обязан деду за то, что он вырастил трех взбалмошных мальчишек, оставшихся без родителей. Он научил меня всему, но он строгий, требовательный, и рассчитывает, что после его смерти я возьму на себя семью. У меня никогда не было выбора.
Я хочу быть эгоистом и попросить тебя поехать со мной. Не волнуйся, я этого не сделаю. Не стану вырывать тебя из привычной жизни и пересаживать туда, где тебе будет невыносимо. Знаю, что мне самому будет тяжело, и я не смогу стать хорошим партнером.
Ты, наверное, возненавидишь меня, и ты вправе. Выбор должен быть за тобой. Но любить — значит делать правильные вещи для другого. Защищать его. Надеюсь, ты поймешь, что я оберегаю тебя, маленькая. От городка, от боли ожидания, от того, что ты будешь ждать меня, зная, что я не вернусь.
Я никогда не перестану любить тебя, Скарлетт. Ты не встретишь меня через десять лет, живущего другой жизнью — без тебя ее нет. Без тебя я просто кожа да кости, пустая оболочка. Ты — то, что дает мне жизнь.
Мне очень жаль.
Всегда твой, Коннор
На лист падает слеза. Я быстро стираю ее тыльной стороной ладони. Сейди была права. Это любовное письмо.
— Ангел.
Я моргаю и поднимаю голову, в комнате стоит вся моя семья, лица озабоченные.
— Привет, пап.
— О, милая, что случилось? — мама подлетает ко мне и заключает в объятия. — Я знала, что тебе нельзя было уходить с ним. Что он сделал?
Я обнимаю маму, вдыхая запах ее духов — один и тот же с моего детства. Смотрю на остальных через ее плечо.
— Он купил мне кольцо, — говорю я вдруг. — Держит его в ящике с носками. И построил в доме студию для записи, потому что, даже если мы не будем жить в Сильверпайне, он хочет, чтобы мне было комфортно, когда мы приезжаем. Он сказал, что я — то, что дает ему жизнь.
— Он ее сломал, — говорит Сейди. — Для нее это слишком много чувств.
Может, Коннор и правда меня сломал, потому что не могу остановить слезы. Я плачу по потерянному времени. Плачу из-за мальчика, чьи мечты никогда не принимали всерьез.
Папа подходит и целует меня в макушку.
— Она просто переполнена, — говорит он.
Отстраняюсь от мамы, вытираю глаза, аккуратно складываю письмо и убираю его в сумку. Наверное, мне придется придется вставить его в рамку или спрятать, чтобы оно не повредилось с годами.
Когда мы подъезжаем к ранчо Сидер Крик на следующее утро, я вдруг понимаю: мне мало того, что вчера Коннор думал обо мне. Мне нужен он сам. Его руки. Его тело.
Поэтому, когда мы выходим из машины и идем к конюшне, я, мягко говоря, возбуждена.
Я вижу его сразу. На нем шляпа — та самая, которую оставила здесь позавчера. Он чистит блестящую черную шерсть Миднайта, что-то тихо ему нашептывая. Я любуюсь его стойкостью. Коннор никогда не хотел жить здесь, но, хочешь, не хочешь, а он сделал это место своим.
— Ого. А кто это? — спрашивает Мия, и я прослеживаю ее взгляд к Оливеру, который работает с другими лошадьми. Управляющий ранчо — мрачный, хмурый, красивый. От него так и веет «не подходи».
— Мия, он намного старше тебя. Он даже старше меня, — говорю я.
Она хлопает на меня своими огромными карими глазами.
— Коннор тоже старше тебя.
— Это другое. Я встретила его, когда мой мозг уже дозрел. И разница между двадцатью семью и тридцатью восьмью — это совсем не то же самое, что между девятнадцатью и… сколько ему, кстати?
Она кривит губы, но продолжает смотреть на Оливера, будто он десерт.
Джулия подходит к сестре, они о чем-то шушукаются, а я направляюсь к Коннору.
— Привет, красавчик, — говорю я.
Коннор оборачивается, глаза у него светятся.
— Это ты мне или Миднайту?
— Ему, разумеется, — парирую я.
Он рычит и целует меня.
— Готова прокатиться?
Я дарю ему самую лучезарную улыбку.
— Всегда готова, ковбой.
Оливер подводит остальных лошадей, и вместе с Коннором они читают нам лекцию о том, как НЕ надо себя вести верхом.
Мы седлаем лошадей, и Коннор помогает мне забраться на Миднайта. Я не фанат высоты, а Миднайт — зверь. Он переступает, и я визжу. Коннор успокаивающе гладит меня по бедру и Миднайта по боку.
— Тихо. Все в порядке.
— Ты с кем разговариваешь?
— С вами обоими.
Он забирается позади меня. Моя попа прижимается к его паху.
— Едем недалеко, — говорит Коннор остальным. — Держитесь рядом со мной или Оливером.
Взяв поводья, он ведет Миднайта рысью. Нас окружают разговоры, смех, слышу голос Сейди про козла в Банфе, вижу сияющие снегом горы. Постепенно я ловлю ритм движения Миднайта и уверенность Коннора за моей спиной.
На ледяном участке Коннор слегка дергает поводья, останавливая лошадь. Я вздрагиваю и хватаюсь за его бедро.
— Все хорошо, маленькая. — Его рука скользит под мою куртку, под свитер, ложится на живот, чуть выше пояса леггинсов. — Просто откинься на меня. Я с тобой.
Я слышу голоса остальных, но они будто далеко. Есть только Коннор — его грудь, его руки, его дыхание у моего уха.
— Коннор, я все думаю: вся эта свадебная суета, особенно в последний момент, наверняка стоит кучу денег. Знаю, я сама сказала, что тебе придется мне помочь, но я смогу отдать всю сум…
Он слегка прикусывает мою челюсть — единственное место, не закрытое одеждой.
— Мои деньги — твои деньги, маленькая. И если бы ты захотела устроить своей сестре свадьбу уровня королевской, я бы сделал это для тебя.
— Мне не нужны твои деньги, — возражаю я.
— Зато они у тебя есть, — упрямо говорит он.
Он заработал миллионы в НХЛ, плюс семейное состояние. Мы уже спорили об этом, когда он подарил мне часы «Картье» через три месяца после начала отношений — тонкие, с инкрустацией бриллиантами. Не те часы, которые надеваешь каждый день.
— Коннор…
Я не успеваю договорить: его рука скользит в мои леггинсы и трусики.
— Ты позволишь мне заботиться о тебе, — шепчет он, водя пальцами. — Не будешь возмущаться, когда я трачу деньги на то, что делает тебя счастливой. На то, что ты хочешь, но никогда не попросишь.
Он вводит пальцы внутрь.
— Я знаю, что тебе это нравится, детка. Ты насквозь мокрая.
Я кусаю губу. Дело не в деньгах, а в его желании заботиться обо мне. В том, что он думает обо мне всегда. И именно это бросает меня в жар.
Одна из моих сестер что-то спрашивает у него, он ровно отвечает, не меняя тона. Словно его пальцы не внутри меня, а его член не упирается мне в задницу. Весь остаток пути он сводит меня с ума, доводя до края, но не позволяя сорваться. Каждый раз, когда его палец случайно задевает мой клитор, я стискиваю губы, чтобы не застонать.
Когда мы возвращаемся на конюшню, Коннор приглашает всех на обед в лодж. Остальные уходят с Оливером, а я остаюсь помочь с лошадьми. Как только они скрываются, я набрасываюсь на него.
— Ты не можешь так дразнить и потом идти на обед, — говорю я, впиваясь в его губы.
Он стонет, хватает меня за голову, наклоняет для поцелуя. Я уже расстегиваю ему ремень.
— Кто-то может вернуться, — говорит он.
— Мне плевать. — Я сгораю по нему с прошлой ночи. — Я прочитала твое письмо.
Он застывает.
— Да?
Я облизываю его нижнюю губу.
— Мне все еще кажется, что ты должен был позвонить. Но я понимаю, почему ты решил так. Понимаю, но не поддерживаю. И если ты сделаешь что-то подобное еще раз, мы закончим.
Его лицо расплывается в широкой, сияющей улыбке.
— Я никогда тебя не отпущу, маленькая.
Он прижимает меня к стене стойла, поднимает, мои ноги обвивают его талию.
— Слишком много одежды, — ворчу я.
— Надо идти в дом.
— Далеко.
Я стягиваю верхнюю одежду. Коннор поворачивает меня, прижимает грудью к стене, сразу чувствую его. Головка члена упирается в мой вход, и он врывается в меня сильным толчком, растягивая своим толстым членом. Я опускаю голову на стену, а Коннор кладет свою мне на плечо.
Он не двигается, и я не тороплю. Мы просто стоим, чувствуя друг друга.
— Ты мне нужна сильнее, чем воздух, — говорит он тихо.
— Я твоя, — шепчу.
Он перехватывает мои запястья, поднимает над головой, другой рукой хватает за бедро и начинает двигаться. Я вздрагиваю под каждым толчком, но он держит меня крепко.
— Ты не понимаешь, насколько я отчаянный, Скарлетт. Без тебя я пустой.
У меня перехватывает дыхание.
— Коннор…
Его имя растворяется в порывах ветра.
Его член погружается в меня снова и снова, наши звуки наполняют конюшню. Единственные звуки, которые я слышу, — это его грязные слова, которые он шепчет мне на ухо, его стоны и удовольствие. Мой клитор пульсирует от желания кончить, но я не трогаю себя. Я хочу продлить этот момент как можно дольше.
Коннор так не считает: его палец находит мой клитор, и я взрываюсь, крича его имя. Он тоже кончает, горячо, мощно, задыхаясь у меня в ухе.
Он снимает футболку, наскоро вытирает меня, пока я краснею от смущения.
Когда мы приводим одежду в порядок, он берет мое лицо в ладони и поднимает.
— Я люблю тебя, Скарлетт.
— Кольцо для меня? — спрашиваю я, внезапно вспомнив и испугавшись, что оно… не для меня.
Коннор моргает.
— Ты его видела?
— Когда искала носки, — киваю.
Он целует меня в висок и крепко прижимает к себе.
— Я купил его за месяц до отъезда.
— Ты собирался сделать предложение, когда мы встречались меньше полугода? — спрашиваю я, ошарашенная.
— Когда знаешь — тогда знаешь, Скарлетт. — Он смотрит на меня сверху вниз. — А я понял с первой секунды, как тебя увидел.
После таких слов невозможно молчать. Я больше не хочу.
— Я тоже тебя люблю.
Глава 20