Тайный искуситель

Глава тринадцатая

Ашкелон погрузился в оцепенение на весь оставшийся день. Купцы собрали свои товары и покинули город, забыв о прибыли; селяне очистили улицы и общественные места, вернувшись домой и заперев двери, словно на пороге их ждала смерть. В сумерках, когда тьма накрыла город, только маленькая группа людей осмелилась выйти наружу, среди них были Себастьян и Логан.

Большую часть дня они провели, прочесывая город, опрашивая тех немногих, кто согласился поговорить с ними о преступлении, которое произошло возле мечети. У них было крайне мало информации, несмотря на то что сотни людей шли на Шаббат, только дюжина из них призналась, что находилась поблизости, когда был убит Абдул.

Описание того, что они видели, значительно различалось, но в конце каждого рассказа был общий, тревожащий факт: за миг до убийства Захиру видели разговаривающей — спорящей, что подтверждал не один свидетель — с мусульманином снаружи молельного зала. Мужчиной, который не был Абдулом.

— Как думаешь, кто это был? — спросил Логан, когда последний свидетель был отпущен и он вместе с Себастьяном шел по темной улице. — Леди не говорила о том, что собирается встретиться с кем-то возле мечети?

— Нет. Только о том, что она хочет побывать на пятничной молитве. Она была довольно настойчива, поэтому я позволил ей пойти. — Сомнение в ответном взгляде Логана можно было различить даже в сгущающихся сумерках. — В любом случае, — продолжил Себастьян, — ничто из этого не объясняет, как она оказалась наедине с этим мужчиной, кем бы он ни был. Я приказал Абдулу не оставлять ее одну ни на минуту; он бы не подвел меня в этом.

— Возможно, она каким-то образом сбежала от него, — предположил Логан. — Девушка выглядит довольно сообразительной. У нее могло получиться ускользнуть от Абдула.

— Айе, но для чего? Она утверждает, что не знает никого в Ашкелоне. С кем она может встречаться, тем более тайно?

Логан пожал плечами.

— Под описание свидетелей подойдет любой из сотни мужчин в Ашкелоне, ее брат в том числе. Тем не менее, после того что он сделал с ней несколько дней назад, не думаю, что девушке захочется оказаться в его компании.

Себастьян отпил глоток вина из фляги, привязанной к его поясу. Он оценил предположение, не желая думать, что Захире вполне могло хватить отчаянности, чтобы встретиться со своим жестоким братом. Но возможно, она пошла к нему. Она могла отправиться к нему умолять о милосердии или пытаться убедить его забрать ее из дворца, где она была пленницей. В действительности, если она хотела уйти, он не должен ее обвинять. После того как он с ней обошелся в купальне, она могла пойти на любой риск, лишь бы оказаться подальше от него.

— Она ничего не смогла тебе сказать, друг мой?

Себастьян покачал головой.

— Когда я нашел ее возле мечети, сразу после убийства, она сказала, что это ее вина, что она виновна в смерти Абдула. Она сказала, что он пытался ее защитить.

— Защитить ее? Если не от ее брата, то от кого? — медленно проговорил Логан. Он замолчал на какое-то время, пока они шли. — Думаю, это мог быть любовник.

Себастьян повернул голову, чтобы взглянуть на шотландца. Захира с любовником? Это была удивительно неприятная вероятность, но теперь, когда Логан сказал об этом, он забеспокоился. Не поэтому ли она все время отвергала его? Он считал, что она невинна. Мощи Христовы, он был настолько слеп? Он хотел навсегда отбросить эту мысль, но как он мог позволить себе игнорировать то, что казалось логичным объяснением.

— Это не первый раз, когда один мужчина убивал другого из-за желания обладать женщиной.

— Это убийство не связано со страстью, — парировал Себастьян, вспоминая эффективность удара, который прервал жизнь Абдула. — Удар в его сердце был расчетливым и точным. Его нанесла рука профессионала.

— Ассасин? — спросил Логан, искоса посмотрев на друга. — Ты считаешь, что Абдула убил наш фидаи?

Себастьян наморщил лоб. Чем больше он раздумывал над малейшей вероятностью, тем мрачнее становились его мысли.

— Только один человек может ответить на этот вопрос, — сказал он, когда они приблизились к охраняемым, освещенным факелами воротам дворца. — И она ответит на него.

Кто-то звал ее по имени.

Захира разметалась на кровати, дрейфуя на границе сна и реальности, ее разум попал в паутину сна, которая наматывалась вокруг нее, затягивая ее все глубже в черную бездну оцепенения. Она знала, куда ведет ее этот темный путь. Она не хотела идти по нему, не хотела позволять ему затягивать ее на глубину, но она была слишком слаба, чтобы сопротивляться сну этой ночью.

Она вновь услышала свое имя; теперь, когда она уступила его зову, голос звучал намного жалостливей. Сквозь туман сна к ней протянулась рука цвета слоновой кости, тонкие пальцы тянулись и пытались схватить, не захватывая ничего, кроме воздуха. Туман поднимался выше, обжигая ее глаза и горло. Песок, поняла она, ощущая песчинки на зубах.

Песок и ветер.

И крики.

Какие-то человеческие. Какие-то животные. Некоторые из них настолько жуткие, что, кажется, не могут быть частью этого мира.

Ее имя превратилось в рыдание, печальное и прерывистое, исполненное отчаяния. Исполненное страха.

За нее? Она заволновалась сквозь пелену реальности и кошмара. Она была в опасности? Она почувствовала сильный приступ паники, когда сон поглотил ее, почувствовала, как сердце в ее груди разрывается пополам. Она услышала свой голос, наполненный ужасом. Затем она заплакала.

Заплакала из-за них.

Безликих, безымянных людей, чью боль она ощущала как свою собственную. Как будто она была их частью. Связанная с ними невидимыми узами. Она потянулась к руке, протянутой к ее собственной, но прежде чем их пальцы смогли соприкоснуться, ее жестоко отдернуло в сторону. Она едва дышала из-за железных оков на своих запястьях, она с трудом видела из-за слез, застилавших ей глаза.

Но она могла слышать. Боже, помоги ей, даже когда земля начала уходить из-под ее ног, гулко, как гром, и быстро, как сам ветер, она могла слышать, в какое отчаяние кого-то повергло ее исчезновение. Она могла слышать боль и ожесточенность.

Она могла слышать звук детского голоса, маленького и беспомощного, скулящего в бескрайнюю пустоту мира, внезапно ставшего незнакомым, жестоким и темным.

— Мама… — услышала она детский плач. — Мамаааа!

Себастьян шагал по коридору, в который выходили двери его комнат и комнаты Захиры, и его быстрый шаг заставлял трепетать огоньки масляных ламп, которые горели с заката, чтобы освещать путь. Если у Захиры есть любовник — если она что-то знает об убийце Абдула или ассасине, за которым он охотится, — он узнает правду и узнает ее сейчас.

В висках стучала кровь, когда он подошел к комнате Захиры и обнаружил, что она заперта. И щель под дверью оставалась темной. Она, должно быть, спала, вряд ли спокойно, если судить по отрывистым звукам, доносившимся из-за другой стороны резной двери. Себастьян, и без того мрачный, нахмурился. Он услышал ее крик, невнятный мучительный звук, и вместо того, чтобы распахнуть дверь, поддавшись накопившемуся гневу, он засомневался.

Он так и застыл с кулаком, не донесенным до двери. Он должен хотя бы постучать, дать ей понять, что он здесь. Но сейчас, во сне, Захира была беспечна, и когда она снова закричала, Себастьян потянулся к задвижке и осторожно открыл дверь.

— Миледи? — позвал он во тьму, из которой не последовало ответа, лишь беспокойные звуки беспокойного сна Захиры.

Он вошел в комнату, давая глазам привыкнуть к темноте. Под его сапогом что-то хрустнуло. Стекло, догадался он, и черепки. Пол был усыпан осколками. Мощи Христовы, что здесь произошло? В дальнем углу комнаты на тумбе отсутствовала умывальная раковина, и там, где над ней было подвешено зеркало из полированного стекла, теперь не было ничего, кроме пустой железной рамы, косо висевшей на ободранном участке стены.

А на кровати, запутавшись в одежде и одеялах, лежала Захира.

Себастьян подошел к ней, недоумевая, что за кошмар ей снился, было видно, что она страдала, сильно. Она ворочалась и стонала, цепляясь за подушку, хватаясь за нее, словно боялась, что каким-то образом ее оторвут от нее. Она прошептала что-то, одно слово, слишком невнятно, чтобы он смог разобрать. Возможно, имя, но он не был уверен.

Он подошел к кровати, достаточно близко, чтобы увидеть, что ее щеки были мокрыми от слез. Ее черные волосы были распущены и разметались по плечам, обвились вокруг рук и прилипли ко лбу. Она казалась печальной и такой невероятно маленькой. Ребенком, одиноким и ранимым, перепуганным.

Осторожно, не теряя бдительности, Себастьян присел на край матраса. Он старался быстро обуздать гнев, принесенный с собой в эту комнату, но, глядя на страдания Захиры, почувствовал, как гнев ускользает сквозь пальцы. Он потянулся и провел ладонью по ее лбу, убирая в сторону влажные завитки ее волос. Она тяжело дышала, почти задыхалась, в беспамятстве находясь во власти своего сна.

— Нет, — простонала она, беспокойно сражаясь с простынею и одеялом. — Нет… пожалуйста… нееет…

Себастьян положил руку ей на плечо, не зная, стоит ли ее тревожить, но он не мог стоять и смотреть, как она страдает.

— Захира, — позвал он несколько напряженно. — Захира, проснитесь. Все хорошо.

Услышав его голос, она повернулась к нему. Она открыла глаза, ее взгляд был безумным и несфокусированным, несомненно, перед ее глазами все еще стояли ужасные образы из сна.

— Так страшно, — выдохнула она. Она потянулась к нему, судорожно цепляясь за его тунику, словно только это не позволяло ей вновь провалиться во тьму ее кошмара. — Жутко… так жутко!

— Плохой сон, вот и все.

— Я не хотела уходить, — икнула она, дрожа рядом с ним. — Не хотела оставлять их, но я ничего не могла сделать!

Он напрягся и попытался ослабить ее хватку, но она только сильнее прижималась, обвивая руками его талию и прислоняясь щекой к его груди, будто ребенок, нуждающийся в защите. Себастьян неловко погладил ее по руке, надеясь остановить ее истерику, но она не перестала дрожать и всхлипывать. Она была слишком захвачена страхом, слишком запуталась в том, что преследовало ее во сне. Он опустил руки и отвязал с перевязи флягу с вином, большим пальцем открывая крышку.

Он запустил руку под плечи Захиры, приподнял ее голову и поднес флягу к ее дрожащим губам.

— Пей, — сказал он ей. — Это успокоит тебя.

Она послушалась, приоткрывая рот и отпивая вино из горлышка. Поначалу она закашлялась, но сделала еще несколько глотков, поскольку он не убрал флягу. Себастьян поил ее вином, пока она не успокоилась, а из закрытых глаз не перестали катиться слезы. Она сделала глубокий вдох и расслабилась в его руках, наконец успокоившись.

Да поможет ему Бог, но Себастьян не хотел чувствовать к ней влечение. Не сейчас. Не когда он был все еще зол на нее за тайны, которые она, несомненно, скрывала от него. Не когда она могла быть виновна, хотя бы частично, в смерти Абдула.

Тем не менее он поймал себя на том, что перебирает ее распущенные волосы, что нежно разглаживает пальцами влажную кожу над ее бровями.

— Отдохни, Захира. Это просто плохой сон. Тебе нечего бояться.

Невзирая на дурные предчувствия, Себастьян глядел на Захиру, такую хрупкую, такую ранимую сейчас, и чувствовал, как просыпается его инстинкт собственника. Он хотел защитить ее. Несмотря на свой сдерживаемый гнев и множество раздражающих подозрений, он хотел оберегать Захиру. И недоверие к женщине, которая оттолкнула его несколько часов назад, а сейчас лежала, свернувшись клубочком в его объятиях, не мешало Себастьяну осознавать, что он все еще желает ее.

— Обними меня, — прошептала она, сонно поворачиваясь в его объятиях. Ее стройная спина прижималась теперь к его животу, а слова казались слегка смазанными, потому что под ее щекой оказалась перевязь. — Пожалуйста… Мне страшно. Мне нужно, чтобы ты обнял меня.

Скрепя сердце, зная, что совершает глупость, Себастьян вытянулся на постели за ее спиной и заключил ее в объятия. Захира вжалась в него, и каждый ее изгиб идеально подходил его телу. Она согрелась и расслабилась в его объятиях, ее груди упруго вжимались в его предплечье, ее длинные стройные ноги отыскали его ноги и сплелись с ними под покрывалом.

Каждое ее слабое движение, каждый вздох были сладкой пыткой, каждое прикосновение ее тела отзывалось непроизвольным желанием. Он пытался избавиться от этого желания, пытался игнорировать острое осознание того, что ее тело в невинном порыве прижалось к нему, но он слышал, что выдает свое желание хриплым тембром своего голоса.

— Ты в безопасности, Захира. Ничто не сможет навредить тебе.

— Обещаешь? — мягко спросила она.

Он привлек ее к себе и поцеловал в скрытое тканью сорочки плечо.

— Да, — ответил он, — обещаю.

Она издала горловой звук, тихое довольное мурлыканье, которое Себастьян ощутил почти как физическую ласку. Он не мог игнорировать то, как идеально совпадают их тела, и почти потерял способность мыслить от ощущения ее мягких ягодиц, прижавшихся к его паху. Его член непроизвольно двинулся к источнику ее столь желанного жара.

Он застонал и слегка сдвинулся в попытке оставить между их телами хоть немного пространства, но Захира двинулась следом и бездумно притерлась к его телу, словно хотела сильнее вжаться в его объятия. Пульсирующее напряжение внизу живота от продлившегося прикосновения заставило двигать бедрами. Захира сонно вздохнула в ответ на его медленные движения, смягченные попыткой сдержать голод.

Он прошептал ее имя, но она не ответила. Спит ли она, думал он, восхищаясь тем, как естественно ее тело реагирует на него, движется вместе с ним в темноте, как она тихо вздыхает и слабо стонет, искренняя в своем удовольствии и спокойствии. Этой ночью он хотел подарить ей и то, и другое. Хотел отогнать ужасы, которые заставили ее испуганно плакать несколько минут назад.

В действительности он хотел большего. Гораздо большего.

Его тело напряглось от желания, которое все росло с каждым ударом сердца, гулко и глухо отдававшимся в груди. Сердце Захиры билось в одном ритме с его собственным. Он ощущал этот ровный ритм запястьем, которое, как он только теперь осознал, находилось между ее полных грудей. Он мягко ласкал основание идеально округлой груди, дразнил сосок, пока тот не напрягся, натягивая ткань ее ночной сорочки. Захира глубоко вздохнула и плавно сместилась, чтобы теплая мягкость ее груди полностью оказалась в его ладони.

Себастьяна радовала ее сонная, сладостная податливость. Он убрал в сторону ее распущенные волосы и поцеловал ее за ухом, вдыхая тепло ее кожи. Она выгнулась, прижимаясь к нему, и едва слышно выдохнула. Себастьяна прошило дрожью, когда ее ягодицы прижались к его напряженному члену, а груди вскинулись вверх, прижимаясь к его руке. Он ласкал каждую из них по очереди, затем позволил руке скользнуть по ее стройному торсу, и собственные пальцы казались ему тяжелыми и неуклюжими, когда он подцепил подол ее ночной сорочки и прижал ладонь к изящному изгибу ее бедра.

Он обвил рукой ее талию и крепко прижал к себе, его пах упирался между полукружий ее ягодиц, когда он убаюкивал Захиру, целуя ее нежную длинную шею. Она застонала, когда его рука проникла между ее ног и начала поглаживать, лаская. Ее бедра сжались вокруг его руки, и она слегка напряглась, застыв в его объятиях.

— Все хорошо, — успокоил он ее, нашептывая ей на ухо и нежно разводя ее ноги пальцами.

Теперь в ней больше не чувствовалось сопротивления, лишь молчаливое приглашение, доверие и принятие, которое едва ли не оправдывало его действий. Она так восхитительно терлась о его ладонь, вздыхая, как ангел, когда он целовал и ласкал ее, и Себастьян понял, что желание может свести его с ума. Он сжал пальцы на мягком бугорке ее плоти, и ощущение чувственного жара в ладони сделало его твердым, как дамасская сталь.

Боже, как он хотел ее. Он хотел чувствовать, как она будет извиваться и выгибаться под ним в экстазе, хотел почувствовать себя внутри ее тела и входить в нее, пока жажда обладать ею не будет наконец насыщена. Та часть его, что принадлежала зверю, голодному и дикому, убеждала его поднять ее юбки и овладеть ею, пусть даже во сне, потому что ее тело совершенно явно желало его.

Кровь Христова, но будь у нее другой любовник — пусть даже один из этих гиен фидаи, — он наплевал бы на все. Сегодня он убедится, что она позабудет о прошлом. Забудет обо всем, кроме его рук на ее теле, плоть к плоти, его губ на ее губах.

Он хотел овладеть ею без дальнейшей прелюдии, настолько сильно было его желание, но еще сильнее он хотел доставить ей удовольствие. И он торжествующе зарычал, когда она начала тереться о его ладонь, двигаясь вместе с ним в нарастающем темпе его ласк, а затем издала хриплое мяуканье, почти что достигнув пика.

— Тебе хорошо? — спросил он, покусывая мочку ее уха и хрипло выдыхая в темноту.

— Да, — выдохнула она. — Ах да… очень хорошо.

Он улыбнулся ей в плечо.

— Хотите большего, миледи?

— Да.

Он потянулся и нашел подол ее сорочки, вздернул его вверх и скользнул рукой под него, чтобы коснуться атласной кожи ее обнаженных ног. Проследил пальцами изящную длинную лодыжку, изгиб колена, стройное бедро, мягкость ее женского естества. Шелковистые завитки волос были влажными от ее страсти, нежные складки набухли и скользили под пальцами, они пульсировали и согревались от возбуждения.

Его палец скользнул между нежных лепестков, и сил хватило лишь на то, чтобы прикусить губу, сдерживая стон чистого желания, огнем опалившего его от ощущения теплой влаги. Он гладил ее, нежно, смочив палец влагой ее собственного тела, дразнил жемчужину ее женственности, пока та не напряглась и не затвердела под прикосновениями. Познав ритм ее тела, он доводил ее почти до пика наслаждения и останавливался, распалял ее и безжалостно отказывал в удовольствии, пока она не смогла больше этого выносить.

— Еще? — спросил он, когда она всхлипнула в отчаянии, когда она выгнулась, прижимаясь к нему. — Ты хочешь большего, Захира?

Она, похоже, забылась, но стон наслаждения сам по себе был достаточным ответом. Себастьян позволил своим пальцам скользнуть глубже, проникая в тайник ее тела, распаляя ее своим прикосновением, открывая ее своей лаской. Она прижимала бедрами его руку, подавалась навстречу с жадностью едва ли не меньшей, чем его страсть. Себастьян сжал бугорок ее плоти и скользнул пальцем к ее входу. Встретившая его палец преграда стала для него шоком. Он не шевелился, не смел нажать слишком сильно и с трудом осознавал правду о том, что ощутил.

Захира была нетронута — она была девственна.

И учитывая лихорадочный жар, сжигавший его чресла, он должен был бесконечно сожалеть об этом. Вместо этого он чувствовал некоторое облегчение, острую радость, что ни один мужчина не был в постели Захиры. Она все-таки была чистой, невинной. Это осознание делало ее отклик еще более желанным, а ее удовольствие более ценным. Чувствуя совершенно новую радость от того, что держит в объятиях ангела, Себастьян игнорировал потребности собственного тела и нежно, опытно довел ее до пика наслаждения.

Она закричала, достигнув его, судорога наслаждения встряхнула ее бедра и оставила ее дрожать в попытках отдышаться. Себастьян обнимал ее, пока она не обмякла в его руках, и чувствовал, как растворяется в порыве чистого мужского собственничества, когда она содрогалась и трепетала от прикосновения его руки, доведшей ее до яростного оргазма. Он поцеловал ее в шею, нашептывая нежности ей на ушко, пока она медленно успокаивалась, ритм ее сердца замедлялся, дыхание после пережитого удовольствия становилось тише и глубже.

Она испустила довольный вздох и потянулась, как кошка, сильнее вжимаясь в его объятия. Он был все еще слишком возбужден, слишком желал ее, чтобы лежать рядом с ней и дальше. Его желание овладеть ею было так сильно, что он не доверял себе, не верил, что сможет остаться и не поддаться мыслям о дальнейшем ее соблазнении. Хотя желание не отпускало его, Себастьян осторожно выбрался из ее уютного гнездышка.

Она была сонной и уставшей, но, должно быть, ощутила его движение, потому что зевнула и перекатилась к нему лицом, медленно моргнув.

— Ммм, нет… останься…

— Я не могу.

— Не хочу, чтобы ты уходил, — прошептала она, явственно уставшая, но не проснувшаяся и еще не заснувшая. — Пожалуйста…

Он погладил ее по щеке и наклонился, чтобы поцеловать ее влажный лоб.

— Я должен, миледи. Я и так надолго задержался.

Он начал отходить от кровати, но голос Захиры, невероятно тихий, в следующее же мгновение заставил его замереть.

— Не хочу, чтобы ты уходил… не хочу снова услышать крики… не могу больше их выносить.

Себастьян нахмурился, глядя на очертания ее тела, теперь свернувшегося под одеялом, как сворачиваются испуганные дети.

— Крики? — мягко спросил он, зная, что она разговаривает, находясь под влиянием сна. — Кто кричал, Захира?

— Чужаки, — прошептала она, повернув голову к подушке, когда начала проваливаться в сон.

— Кричат… и зовут… ее.

Он нахмурился, не понимая.

— Зовут кого?

— Джиллиан. — Голос Захиры был не больше, чем вздохом, поскольку она уже была во власти сна. — Они зовут Джиллиан.

Себастьян смотрел на нее в тихой задумчивости, наблюдая, как она проваливается в тяжелый, спокойный сон. Сам он был далек от спокойствия. И он знал, что не успокоится, пока не раскроет все тайны Захиры.