Тайный искуситель

Глава двадцать восьмая

Король тревожно вскинулся, когда Себастьян вошел в тщательно охраняемые покои в самом сердце захваченного дворца. Ричард сидел на мягком диване, десяток слуг и телохранителей нависали над ним, как бесполезные горгульи. Теперь король поднялся в центре своих сторожевых псов, с усилием сохраняя равновесие на непривычно дрожащих ногах. Его давно уже подорванное походами здоровье ослабило его, но Себастьян полагал, что дрожь тела под пурпурными одеяниями и мучнистость королевского лица были вызваны недавним соприкосновением со смертью.

Жестом унизанной перстнями руки он вызвал Себастьяна вперед.

— Говори, — приказал он. — Твои подозрения подтвердились? Это ассасин?

Себастьян мрачно кивнул.

— Женщина? — спросил король.

— Это была она, милорд.

Львиное Сердце прочистил горло и отвел глаза от прямого взгляда Себастьяна, явно досадуя, как легко поддался на то, что оказалось смертоносной западней. И, возможно, посрамленный тем, что об опасности его предупредил тот самый человек, которого он был готов предать.

— Оставьте нас, — сказал он своим телохранителям и миньонам.

В шорохе послушно переставляемых ног и звоне оружия свита хлынула прочь из комнаты в прилегающие покои, чтобы слегка ослабить охрану и ждать дальнейших приказов короля. Когда дверь закрылась за последним из них, Ричард тяжело вздохнул.

— Похоже, я задолжал тебе извинения за недавние дела с этой женщиной, Монтборн, — я ведь знал, что ты питаешь к ней некоторую слабость.

Когда Себастьян ничего не ответил, лишь наклонил голову, показав, что слышит, король продолжил:

— Что было, то прошло, но я не могу не думать, что это маленькое открытие определенным образом, как бы ни неприятна была эта мысль, на самом деле обернулось выгодой для нас обоих. Я стал мудрее, избежав сегодня опасности, а ты избавился от еще большей ошибки и не позволил себе еще сильнее привязаться к этой предательской девке.

— Ваша логика неоспорима, милорд, — ответил Себастьян, склонив голову, чтобы не показать ни единой эмоции, которые вскипали в нем при упоминании о Захире. В конце концов король был прав. Хорошо, что он узнал о ее двуличности сейчас, прежде чем оказался бы еще большим дураком, взяв ее с собой в Англию. Раньше, чем сделал идиотскую и слишком дорого обошедшуюся ему ошибку, испросив королевского разрешения жениться на ней.

Он едва не рассмеялся вслух от этой мысли. Каким далеким и смешным сном казалась она сейчас! Нэй, хуже, чем сном, это был чертов фарс, отчего сохранившееся в нем желание быть с ней казалось еще более жалким. После всего, что она с ним сделала, после всей ее лжи. Даже после событий сегодняшней ночи он продолжал желать ее.

— Знаешь, — сказал король, — Ашкелон был городом Самсона. Именно здесь он встретил Далилу, уничтожил тысячу человек и самого себя — все из любви к вероломной женщине, которая украла его силу и использовала его в своих планах. Тебе повезло. У тебя Далила отняла лишь честь.

Когда Себастьян поднял взгляд, Львиное Сердце улыбнулся.

— Но ты вернешь ее себе довольно скоро. Ты отомстишь, когда она повиснет в петле за свои преступления. Или ты уже успел насладиться местью, пронзив ее нечестивое сердце?

— Нет, сир, — Себастьян выдержал вопросительный взгляд короля. — Я ее не убил. Я ее не арестовал.

— Что ты сказал? — В голосе короля прорвалась ярость, предыдущая дрожь слабости сменилась внезапной прямой осанкой. Он вскинул подбородок, каштановые брови взлетели на лоб. — Где женщина сейчас?

— Она сбежала, сир. Как только я ее обнаружил, она бросила оружие и сбежала.

Львиное Сердце выглядел так, словно готов взорваться. Но вместо этого зашелся хриплым булькающим кашлем.

— Она сбежала, — медленно повторил он, приходя в себя. И глаза его потемнели от недовольства. — Что ж, хорошо. Как ты, наверное, разочарован. Будем молиться о том, чтобы она не избежала поимки повторно.

— Да, милорд, — ответил Себастьян, зная, что должен бояться недовольства короля, но вместо этого подсчитывая время, которое Захира получила для побега с территории дворца.

Король долго смотрел на него, затем грохнул кулаком по спинке дивана.

— Стража! — закричал он, и гремящий призыв вызвал поспешную суету в прилегающей комнате. Многочисленные вооруженные помощники бежали на зов.

— Где-то в этом городе скрывается беглая женщина. Ассасин. Найдите ее. Я хочу, чтобы ее схватили немедленно. Поймайте ее. Вперед!

Рыцари заторопились прочь, мимо Себастьяна, к двери комнаты. Загрохотали по коридору, как табун лошадей, торопясь выполнить приказ короля. У них было мало шансов поймать Захиру, Себастьян выждал время, прежде чем пришел к королю с отчетом о ее побеге, чтобы выиграть ей время и позволить покинуть пределы дворца. Если ее скорость не уступает уму, она уже давно покинула Ашкелон — и, возможно, уже направляется к горным хребтам в поисках укрытия.

Здесь, в освещенной лампами части дворца, где эхо солдатских сапог стихало вдали, Ричард сцепил руки за спиной и начал мерить комнату шагами, как разъяренный тигр.

— Сегодня ты второй раз спасаешь мне жизнь, Монтборн. Более того, я помню о бесчисленных боях, где мы сражались с тобой бок о бок. Я в долгу перед тобой, но я все еще твой король и командир. Отпустив эту девчонку, вне зависимости от причин, ты бросил мне вызов. Ты ослушался моих приказов.

Король остановился слева от Себастьяна, и он ответил:

— Да, милорд.

— Я не люблю быть обязан кому-либо на земле, поэтому я награжу тебя, и этот долг будет оплачен. В свете твоих прошлых заслуг, до возвращения в Англию, я воздержусь от дальнейших карательных мер в отношении тебя и твоей собственности, однако с этого момента ты освобожден от своего поста. Твой ранг отныне понижен до простого солдата, под началом офицера, которого я назначу.

Если король ожидал, что Себастьян будет молить о прощении, то его ждало большое разочарование. Себастьян не желал ни просить, ни торговаться, только не тогда, когда на кону стоял сам Монтборн. Он отдался на милость короля — какова бы она ни была — с почтительным поклоном.

— Как прикажете, милорд. Я благодарю вас за ваше благоволение.

Львиное Сердце хрюкнул.

— Что ж, хорошо. Освободите покои от своего присутствия. Я отпускаю вас, сэр.

Себастьян поклонился, развернулся и покинул временное прибежище короля, прошагав мимо двух новых рыцарей, стоящих на посту за дверью. Он сказал себе, что ему все равно. Он слишком многого лишился в эту ночь: своего поста, своей гордости, возможно, даже земли и титулов, когда все это закончится.

Захира оказалась ровно настолько вероломной и опасной, как и библейские разбойники, и он был не меньшим глупцом, чем слепой искалеченный Самсон, лишенный силы за то, что доверился ей, и в ярости от того, что чувствует не только ненависть к ней, когда его мир рассыпается на кусочки.

Захира петляла и спотыкалась на извилистых улочках нижней части Ашкелона, как в тумане, голова кружилась, ноги почти не слушались ее на бегу. Она была в бедняцких районах, там, где мощеные улицы уступали истоптанным узким дорожкам, рассыпающиеся каменные дома и обветшалые хижины клонились друг к другу, плоские крыши поросли травой, пустившей корни в нанесенный на них песок. Здесь шлюхи и пьяницы прятались в каждом углу, как крысы, переговаривались и грязно обсуждали любого, кто проходил мимо. Захира была почти незнакома с этой частью города, но знала о ней достаточно, чтобы надеяться найти здесь своих друзей фидаи.

После побега из дворца, от праведной ярости Себастьяна, у нее осталась лишь одна цель: найти своего отца. Она должна была найти его, умолять его не винить Себастьяна в том, что она не смогла уничтожить короля англичан. Она не знала, как его убедить, но готова была обменять что угодно на жизнь Себастьяна, даже собственную жизнь, если ярость Синана того потребует.

В конце узкой аллеи ютилась маленькая таверна, единственный источник света в этом темном и затхлом подбрюшье города. Захира направилась к свету фонарей у входа, переступив пару вытянутых ног, преградивших ей путь. Бродяга, сидевший на земле, пробормотал что-то неразборчивое, когда ее сандалии исчезли вдали, разбрасывая мусор, и снова заснул.

Два араба стояли почти вплотную и вели приглушенную беседу у входа в таверну, но замолчали, заметив приближающуюся Захиру. Зрелище она представляла собой то еще: волосы растрепались, лицо было без вуали, залитое слезами, широкие полы шальвар пропитались пылью и грязью улиц. Даже в предельном отчаянии она понимала, что выглядит неприлично и неуместно. Двое мужчин обменялись явно оценивающими взглядами, а затем один из них улыбнулся, и Захира резко пожалела о потере кинжала.

— Эй, красотка, иди к нам, — сказал младший, обнажая зубы в улыбке, от которой она покрылась мурашками.

От них пахло опиумом и опасностью, но только они отделяли Захиру от помощи, которую она могла получить по другую сторону двери таверны. Она слышала приглушенные голоса и смех из-за этой двери и собиралась любым способом пробраться мимо преградивших ей путь.

— Я кое-кого ищу, — сказала она. И целеустремленно шагнула вперед, протягивая руку к засову двери. Ее остановили, как она и ожидала. Улыбающийся мужчина преградил ей путь своим телом, его друг сдвинулся, чтобы помочь ее схватить. Захира попятилась на шаг, и этого хватило, чтобы они учуяли ее замешательство.

— Куда собралась, красавица? Ты уже нас нашла, нас хватит. Пойдем поговорим. Тебе понравится.

— У меня назначена встреча, — сказала она намеренно ровным тоном. — С моим отцом. Он сказал, что встретит меня в таверне. Он наверняка уже ждет меня внутри.

— Здесь? — поддразнил ее первый. — В такой час?

Стоявший слева захихикал.

— Если считаешь, что он здесь, тогда позови его. Может, мы и ему дадим поиграть.

Захира стояла, оценивая свои способности, а два бандита смеялись и перешучивались по поводу того, что сделают с ней и всей ее семьей. Улыбавшийся мужчина расхохотался глупым смехом, отдавшись влиянию опиумных паров, и звук зазвенел в опустевшей улице. Он потянулся, чтобы схватить ее за руку, уверенно, с волчьей ухмылкой. Захира оценила свой шанс и ударила, как ее учили в бесчисленных тренировках в Масиафе.

Она схватила его за протянутую к ней руку, дернула вперед, лишая его равновесия. Ее колено врезалось ему между ног, сильным и быстрым ударом. Он взвыл, но лишь на мгновение. Захира захватила его шею локтем, использовала другую руку, как рычаг, и свернула ему шею. Труп с глухим звуком рухнул у ее ног. Обернувшись к его компаньону, Захира увидела только воздух, мужчина сбежал, дробно топоча ногами уже в конце улицы.

Внезапно за ее спиной раздался шорох и из темноты вынырнула рука. Захира повернулась, готовясь встретить любую проблему с той же жестокостью.

— Не бойтесь, госпожа. — Это был бродяга, которого она переступила на дороге к таверне. Он вышел на свет, и теперь она заметила, что он не просто пьяница. Он был из ее клана, фидаи, поставленным на посту наблюдать за улицами под прикрытием. Если он здесь, значит отец тоже где-то неподалеку.

— Отведи меня к нему, — приказала она сородичу. — Я должна немедленно увидеть отца.

Он провел ее по прилегающей улице, невыносимо смердящей отбросами. Здесь света не оказалось, она могла рассмотреть лишь случайные проблески луны и тень очертаний ее проводника фидаи, который помогал ей не оскользнуться в кромешной тьме. Она закрывала нос рукавом, второй рукой удерживала равновесие на узкой дорожке, казавшейся слишком мерзкой для человеческого существования.

Захира мгновенно поняла, почему ее отец выбрал это место в качестве своей штаб-квартиры в Ашкелоне — никто, кроме самых отчаянных посетителей, не стал бы забираться в этот отстойник нижнего города. Синан здесь так же неуязвим, как жук в самом центре навозной кучи.

Впереди, в десятке шагов от нее, улица заканчивалась неприметной покосившейся хижиной. Крошечное здание, похожее на крышку котла, возвышалось над улицей грудой камней и обвалившейся черепицы. Сородич Захиры остановился у криво сколоченной из гнилых досок двери.

— Быстрей, госпожа, — прошептал он, приглашая ее вперед, отодвинув доски от входа.

Она поднырнула под его руку и направилась в непроглядную тьму за ним. Ни ламп, ни звуков, лишь черная тишина. И застыла на месте, размышляя о том, не завели ли ее в очередную ловушку, но тут голос фидаи раздался совсем рядом.

— Сюда, госпожа. Совсем скоро будет светлее.

Осторожно, не зная, есть ли у нее выбор, она проследовала за шорохом его одежды в темную бездну. Раздался мягкий скрип кожаных петель, затем он повернулся и взял ее за руку.

— Сейчас мы начнем спускаться, мистрис. Держитесь ближе и осторожно ступайте.

Они спускались по бесконечной лестнице, все вниз и вниз, пока воздух вокруг не стал холодным и влажным. Откуда-то издали доносился низкий вой ветра. Звуки походили на сильный шторм.

Глаза Захиры понемногу привыкли к недостатку света. Она видела, как предметы начинают приобретать форму: арка грубо отесанных каменных стен, плоские ступени под ногами, слабое очертание плеч ее проводника, скрытых рваньем его маскировки. Впереди и выше, очень далеко, виднелись проблески серебристого света.

Где-то там горел факел, его оранжевое пламя служило им маяком. Они проследовали на этот свет, и по мере приближения Захира начала различать голоса. Низкие раскатистые голоса говорили на арабском. Она расслышала голос отца и содрогнулась от ужаса, думая, как сообщит ему о провале.

Лестница резко обрывалась, выходя на ровную утоптанную площадку. Сандалии Захиры слегка проваливались при каждом шаге, и она сообразила, что идет по песку. И, следуя за сородичем к конечной точке своего пути, она поняла, что звуки, которые она приняла за вой ветра, на самом деле были грохотом волн. Они очутились возле океана. И чем глубже входили в пещеру, тем сильнее становился запах водорослей, резкий, навязчивый, пропитавший весь воздух. Она чихнула, и бормочущие голоса резко замолкли от этого звука. Внезапная тишина прервалась шипением оружия, которое покидало ножны.

— Кто идет? — с угрозой спросил мужской голос на арабском.

— Джалил, — отозвался ее сопровождающий. — Я привел дочь господина.

Он завел ее за широкий отрог скалы, и перед ними оказался Синан, трио его телохранителей и несколько других мужчин, державших оружие наготове. Фидаи, все фидаи, и нервный мусульманин, который, судя по всему, стал патроном короля ассасинов в городе.

Синан смотрел на Захиру, но заговорил с Джалилом.

— Тебе было приказано стоять на страже и убедиться, что сюда никто не придет. Помнишь подобный приказ?

Фидаи, стоявший рядом с ней, нервно переступил с ноги на ногу.

— Да, господин.

Захира почувствовала, как холод ползет по спине, когда ее отец обернулся к своим людям. Двое телохранителей, стоявших за спиной Синана, вышли вперед и стали по обе стороны от господина. Один из них вынул кинжал.

— Н-но, господин… — запнулся Джалил. И вскинул руку, словно стараясь остановить приближение стражей Синана. — Она ваша дочь. Она была в опасности. Я думал…

— Да, — с ледяным спокойствием прошипел Синан. — И в этом твоя ошибка.

Он взглянул на двоих фидаи, и они шагнули к Джалилу.

— Отец, — вскрикнула Захира, — отец, нет!

Слишком поздно и тщетно. С эффективностью, ради которой она сама тренировалась долгие годы, ассасины бросились к Джалилу и перерезали ему горло. Его кровь хлынула на песок, когда он упал, пятна казались черными в слабом свете фонаря.

— Сбросьте его с обрыва, — скомандовал Синан. — Пусть река отнесет эту рвань к морю.

Телохранители подняли обмякшее тело Джалила и отнесли его на несколько метров вперед. В темноте казалось, что к темной каменной стене, но затем Захира поняла, что у стены находился глубокий провал. Стена возвышалась над пропастью, расколом в камне. Люди Синана остановились и бросили тело Джалила вниз. Оно упало в воду, раздался далекий всплеск, тут же затерявшийся в реве океанского течения.

Захира поморгала, чтобы утишить ярость, и уставилась на чудовище, бывшее ей отцом. Она была в ужасе от увиденного, но его она боялась больше. Он прожег ее взглядом, и она попятилась, отчего в его угольно-черных глазах блеснуло веселье.

— Скажи, что ты здесь с хорошими новостями, Захира. Франк мертв?

Она не могла ответить, язык словно приклеился к нёбу. Синан захихикал в ответ, тонко и злобно.

— Я должен был знать, что тебе не хватит сил, — продолжил он едва слышным шепотом. — Ты слаба. Ты женщина. Ты мне отвратительна.

Было время, когда Захира ощетинилась бы в ответ на такие слова, она была выращена, чтобы уметь защитить себя, она объяснила бы, как прошла ее миссия, как она старалась, настаивала бы, что не слаба и не заслуживает его отвращения. Но куда больше ее сейчас беспокоило то, что в ее жилах течет его кровь, что она может быть похожа на него. И то, что она так долго хотела одобрения от этого жестокого человека, готова была на все, чтобы заслужить его. Ей было больно оттого, что она боялась его настолько, что решилась предать любимого человека — рискнуть потерять его навсегда, — только бы не столкнуться с яростью Синана. В этом была ее слабость. Это было отвратительно.

— Отец, — сказала она, и слово горечью осело на языке, — я никогда ни о чем тебя не просила, но сегодня я умоляю тебя о милости. Я пришла просить тебя освободить меня от судьбы клана и дать клятву, что ты не тронешь Себастьяна.

Лицо Синана не выказало ни малейшей реакции на ее просьбу. Он смотрел на нее без выражения, сжав губы в тонкую линию, которая терялась в седой бороде.

— То и другое было почти что в твоих руках, сделай ты то, за чем мы тебя послали. Ты не смогла, Захира. Ты знала, что на кону, ты понимала, какой будет цена провала. И эту цену заплатит твой франкский любовник.

— Мне неважно, что будет со мной, — сказала она, упав перед ним на колени. — Отец, я умоляю тебя. Прошу, не воплощай своей угрозы Себастьяну.

— Я никогда не грожу впустую, Захира. Тебе стоило это знать.

— Так ты убьешь его? — задохнулась она, сходя с ума от отчаяния. — Неужели я никак не могу тебя переубедить? Неужели ничто не заставит тебя передумать?

Она не видела ни милосердия в его немигающих глазах, ни следа человеческих эмоций, на нее смотрела лишь темнота. Его голос был пустым, как пропасть, ведущая к морю.

— Ты обесчестила себя, когда пришла сюда умолять меня. Более того, ты обесчестила меня. — Он отвернулся, готовый зашагать прочь.

— Нет, отец, — сказала Захира, заставив голос не дрожать. — Потому что у тебя нет чести.

Звенящее напряжение сомкнулось вокруг нее, другие фидаи приглушенно переговаривались, шокированные тем, как безрассудно бросают вызов их ужасному лидеру. Синан остановился и развернулся к ней, вглядываясь в ее лицо. В его глазах она видела свою смерть, но отвечала на взгляд с равной ненавистью.

— Ты правишь кровью и ужасом, — обвинила она. — Ты считаешь, что, если тебя боятся за то, что щелчком пальцев ты можешь оборвать чью-то жизнь, тебя уважают. Но это не так. Страх и уважение отнюдь не одно и то же. — Она покачала головой, чувствуя, как ее собственный страх исчезает во вспышке нарастающей ярости. — Подчинение, которого ты требуешь, не имеет ничего общего с честью и восхищением. Ты не лидер. Ты чудовище.

Сила уверенного удара Синана швырнула ее на песок. Она коснулась звенящей от боли щеки, в голове на миг помутилось.

— Ты думаешь, что знаешь меня, девчонка? Позволь же сказать, что ты такое. — Он потянулся к ней, сжал ее подбородок, впиваясь костлявыми пальцами в ее щеки, рывком задирая ее лицо к своему. — Ты ничто. Ты мое собственное творение. Я создал тебя из пыли и слез, из предсмертных воплей твоего народа, который я размозжил каблуком.

Захира отпрянула от полных ненависти слов, в ужасе от истории, которая медленно проникала в ее мозг.

— Ты молишь меня сейчас, как умоляла меня твоя мать много лет назад. Как умолял твой отец, просив пощадить его жену и ребенка. Все вы слабы, все бесполезны. Я должен был убить тебя тогда, вместе со всеми.

— Нет, — простонала Захира, зажмурившись, словно пыталась не видеть кошмара, который всколыхнулся в памяти от жестокого признания Синана.

Теперь она видела все: караван англичан-пилигримов, бредущий по пустыне к Иерусалиму, путешествие, которое она не вполне понимала, потому что ей было всего два года. Но она поняла страх, который охватил ее семью, когда отряд сарацинских всадников перевалил через гребень холма, ястребами падая на группу христианских паломников. Она понимала опасность, панику, которая заставила маму кричать, когда отца избили и потащили прочь от фургона. Все они кричали, все плакали, взрослые молили о пощаде, дети вопили.

Один из всадников вырвал Захиру из рук матери, поднял в седло своего тонконогого вороного коня. Их пальцы в последний раз соприкоснулись и разделились, конь под Захирой начал двигаться. Она кричала, звала маму, поворачивалась, чтобы увидеть ее, и сквозь слезы видела, как одетые в черное сарацины уничтожают караван мечами и дымящими факелами. Захира услышала крик позади. Слышала, как кричит в смертной муке отец, как ее мама выкрикивает ее имя сквозь общий шум.

— Джиллиан! — кричала она. — Нет! Только не мою Джиллиан!

— О Боже, — всхлипнула Захира, и каждый мускул ее тела обмяк, ноги и руки онемели. Синан отпустил ее, отбрасывая прочь с рычащим смехом.

Она упала на землю, плача, безразличная к происходящему, потому что она уже была мертва. Синан ошибался, он убил ее много лет назад, когда убил ее родителей и других пилигримов.

Себастьян дал ей шанс снова жить, быть чем-то большим, чем горстка глины в руках Синана, который лепил из нее свое мерзкое оружие, а она отбросила этот шанс. И теперь не имела права надеяться на второй. У нее ничего не осталось, и некого было в этом винить, кроме самой себя.

Синан нависал над ней, как стервятник над падалью. Она все ждала, когда он начнет терзать ее плоть, надеялась на это, хотела покончить с болью. Теперь, когда все было потеряно, смерть казалась ей милосердием, которого она не заслуживала. Сама себя она давно не жалела.

— Возьмите ее, — приказал он телохранителям. — Она еще может мне пригодиться.

Захира не сопротивлялась жестким рукам, которые кандалами схватили ее под мышки. Ее приподняли и потащили, как неживой груз, ноги волочились по песку, а саму Захиру несли в другую часть пещеры, где связали, оставив дожидаться своей судьбы.