-Ну и каковы соображения, друг мой?
— Отравлены наверняка. — Себастьян выплеснул вонючее содержимое своей кружки на песок у колодца. — Как и в последних двух городах, где мы были. Как и сообщили шпионы тамплиеров на совещании с королем. — Он взъерошил пальцами волосы и с раздражением посмотрел на Логана. — Не сомневаюсь, что то же самое мы обнаружим в каждом колодце отсюда до Джаффы.
Было уже за полдень, но они преодолели лишь несколько лиг от Ашкелона, не проделав и половины пути назначенной королем миссии — миссии, которая начинала казаться все более и более бессмысленной с каждой новой деревней, которую они посещали. Ричард мог быть легкомысленным, когда поддавался очередному капризу, но ему было несвойственно подобное бесцельное разбрасывание ресурсами, ни лошадьми, ни припасом, ни людьми, и мысль о том, что именно его, Себастьяна, король специально назначил во главе отряда, грызла его все сильнее с самого отъезда из дворца.
Он размышлял, не выбрана ли эта разведывательная миссия в качестве наказания, не был ли это королевский способ выразить недовольство какими-то действиями Себастьяна. И мысли вернулись к пиру в ту ночь, в лагере у Дарума, когда он раскровенил нос Гаррету из Фэллонмура. Граф наверняка принялся скулить и обратился к Ричарду с просьбой о каком-либо наказании для него, но Себастьян знал, что король равнодушен к нытику и наверняка не стал бы назначать подобного в защиту Фэллонмура. К тому же упражнения в бессмысленности были не в его природе. Нет, тут замешано что-то другое.
Вопреки собственной воле он задумался о королевском интересе к Захире. Он заметил это в Даруме, затем снова, по дороге назад, в Ашкелон. Это его беспокоило. Его беспокоили похотливые взгляды Львиного Сердца, беспокоило, что он теперь вдали от дворца из-за бессмысленной миссии и не способен присмотреть за Захирой, спасти ее от намерений Ричарда.
Но в том, в чем он не доверял королю, он полностью верил своей леди. Она была умна, она наверняка будет избегать королевской компании, если почувствует в нем хоть намек на угрозу. Он успокаивал себя еще и тем, что король был явно нездоров этим утром. Ричард наблюдал с балкона за отъездом отряда, так и не сняв ночного халата. Если он болен, он наверняка проведет остаток дня в своих покоях. Если они быстро справятся с проверкой всех местных колодцев, вернуться в Ашкелон можно будет к следующему утру. И все его волнения, скорее всего, беспочвенны.
И все же разум не желал успокаиваться, его тошнило при мысли, что его разыграли.
— Я уже насмотрелся. Скажи тем двоим, выдвигаемся, — сказал он Логану, указывая подбородком на рыцарей, которые сопровождали их из Ашкелона. Рыцари были молоды и ленивы, старались избежать солнца, занимаясь палатками и лошадьми. Все четверо жеребцов стояли в тени нескольких пальмовых деревьев, поить их приходилось из собственного припаса и собственноручно чистить после долгого дневного перегона. Голые деревенские дети сгрудились вокруг, пытались коснуться могучих боевых коней и тараторили на арабском, стараясь выпросить монетки и еду. Логан вложил два пальца в рот и засвистел, затем помахал обернувшимся рыцарям и закричал им вести коней. Себастьян вынул горсть монет из сумки и отдал согбенному главе деревни, поблагодарив за помощь и сообщив, где можно найти чистую воду для деревни.
— Пребывайте в мире, — сказал он, жестом отпуская старика, потому что два солдата уже спешили к нему.
— Ну что, девочки, отдохнули перед походом? — протянул Логан, усмехаясь молодым компаньонам, выхватывая поводья коня и взлетая в седло.
Себастьян улыбнулся шутке, но мысли его никак не оставляли Ашкелон.
— Следующий город примерно в часе езды, — сказал он. — Я хочу добраться быстрее, так что вперед.
Четверо всадников помчались по пыльной тропинке, которую здесь считали дорогой. И пришпорили лошадей, посылая их в галоп. Через некоторое время Себастьян снял с пояса флягу, сделал большой глоток и передал ее Логану, скакавшему с ним рядом.
Шотландец и двое молодых людей болтали большую часть пути, сравнивали истории, обсуждали пути войны в этой чужой и суровой земле. Один из молодых рыцарей был на марше с Ричардом в Даруме. Он делился довольно подробными описаниями бед, которые их преследовали: иссушающая жара и солнечные ожоги, жалящие мухи, живьем пожиравшие солдат, гнилой припас, из-за которого большая часть армии страдала от дизентерии.
— Но не король, — отметил рыцарь с восхищением в голосе. — Его, похоже, обходят все напасти. Некоторые говорили, что он наш новый Роланд.
Логан хмыкнул и покосился на Себастьяна.
— Ну, герой легенды или нет, а эти дни на марше не прошли для него даром, парень. Когда мы уезжали, Львиное Сердце заперся в покоях и наверняка пробудет в постели до нашего возвращения.
Сзади раздался смешок дарумского рыцаря и хлопок раскупоренной фляги с вином.
— В постели, возможно, — протянул он. — Но не из-за болезни. И не один, насколько я слышал.
Второй рыцарь бросил на него быстрый осуждающий взгляд, сжал губы, и глаза его расширились, предупреждая. Младший, похоже, не понял, где допустил промашку, но тут же захлопнул рот.
Пантомима была краткой и непонятной, но Себастьян вовремя обернулся и заметил ее.
Во рту немедленно пересохло.
— Уточните, сержант?
Неловкая тишина была ответом на его вопрос, два рыцаря неуверенно переглянулись.
Младший, отпустивший шутку, тут же опустил глаза и покачал головой, вся его предыдущая бравада тут же исчезла.
— Прошу прощения, сэр. Я… я говорил, не подумав. И, очевидно, ошибся.
Что-то холодное и тяжелое сжало нутро Себастьяна при этом ничтожном оправдании. Он ощутил, как кровь приливает к вискам, как кожу покалывает от дурного предчувствия. И натянул поводья, останавливая жеребца.
— Говорите, сержант, — прорычал он, переводя взгляд со смущенного солдата на рыцаря, который велел тому прикусить язык. Когда ни один не ответил ни на слова, ни на взгляд, Себастьян задал вопрос снова, вложив в свой тон всю ярость, застилавшую его разум темной пеленой.
— Говори, черт тебя побери!
Два рыцаря дрогнули, явно испугавшись. Второй молодчик поднял взгляд, его глаза забегали от страха, лицо приобрело оттенок рыбьего брюха. Весть была явно недоброй.
— Простите, милорд, но з-знаете ли вы Джона Брэдфорда, сэр? — Имя показалось Себастьяну знакомым: один из немногих доверенных стражей короля. — Айе, ну, вот, милорд… мы друзья, мы с Джоном. Он рассказал мне, как вчера присутствовал на встрече короля с тамплиерами и другими дворянами. И потом, сэр, видите ли, Джон был с королем и после…
— После, — подбодрил Себастьян, не в силах терпеть нервное заикание. — Давай, говори.
Судя по всему, он требовал подвига. Рыцарь сглотнул, беспомощно посмотрел на своего компаньона и снова опустил взгляд. Затем наконец выпалил на едином дыхании:
— Он был там после окончания совета, когда король делился планами интимного характера с леди, которую встретил в коридоре.
— Леди? — голос Себастьяна задеревенел.
— Айе, сэр. Сарацинской женщиной. — Он с трудом сглотнул. — Вашей леди, милорд.
Рыцарь из дарумской кампании, явно до этого момента не понимавший связи, ахнул, услышав новость. Логан потрясенно расхохотался, явно чтобы прикрыть внезапное онемение Себастьяна.
— Это невозможно. Скажи своему Брэдфорду, чтобы проверил зрение. Он ошибся.
Но как бы Себастьяну ни хотелось в это не верить, он не мог присоединиться к другу в отрицании рассказа солдата. Слишком близко пришлись слова к его страху, к тому, что уже начало подозревать сердце. Он принял новость, как физический удар, но инстинкт велел ему собирать информацию рассудительно и логично.
— Что еще он тебе сказал?
— Не много, милорд. Лишь то, что король отослал его и других охранников из покоев.
— Отослал. Почему?
Рыцарь слабо пожал плечами, и в его взгляде проскользнуло нечто отвратительно похожее на жалость.
— Он сказал, что сегодня рано отойдет ко сну… и что желает уединения. Насколько я понял, она… ваша леди… настояла на этом.
— Без охраны, — сказал он, с тревогой переглянувшись с Логаном.
Голова кружилась, он не мог поверить в происходящее, но вспоминал недели, которые они провели во дворце, — все, от ее появления на базаре и мольбы о защите, до засады, от которой она его спасла, и все ночи, что они провели в объятиях друг друга. Он размышлял над вчерашним поведением Захиры, о ее молчаливой отрешенности, о странных словах о том, что она хочет запомнить его таким, как в ту ночь, когда они занимались любовью в купальне, и о том, как она молча встретила новость относительно разведывательной миссии, словно ничуть не удивившись ранним вестям. А затем о ее связи с Халимом, доказанным ассасином. Она объявила его своим братом, а позже призналась во лжи.
В ней было слишком много секретов: сколько же в их отношениях было лжи? Какая часть того, во что он верил — хуже того, хотел верить, несмотря на то, что чутье говорило ему об обратном?
— Я должен ее остановить, — сказал Себастьян. И дернул поводья, разворачивая коня, который поднял тяжелыми копытами целую тучу пыли. — Мы должны вернуться в Ашкелон. Немедленно.
Логан смотрел на него, и взгляд его темнел — он начал осознавать.
— О Господи. Ты же не думаешь…
Оглушенный тяжестью своих подозрений, Себастьян стряхнул руку друга, в утешительном жесте коснувшуюся его плеча.
— Давайте убираться отсюда, — приказал он тихим, мертвым и ровным голосом, и шотландец тоже развернул своего жеребца. — Вперед, Логан, и моли Бога, чтобы я ошибся.
Захира обреченно выдохнула, когда солнце нырнуло за горизонт. Она почти обрадовалась тому, что невыносимо алый диск начал свой путь ко сну. Ее ожидание почти закончено. Сумерки наступали быстро, а с ними приходила пора выполнить задание, на которое она теперь полностью решилась.
Король в это время должен был ужинать. Меньше часа отделяло ее от ужасной уловки, которая приведет ее в его личные апартаменты. Меньше часа от этого вздоха до того, что станет ее последним. Она ощущала странную отрешенность, она наконец смирилась с тем, что только смерть короля, неизбежно предшествовавшая ее собственной, позволит Себастьяну жить.
Она должна была в это верить. В эти последние мгновения созерцания и медитации у нее не осталось ничего другого, что имело бы для нее значение.
Цепляясь за важность этой единственной задачи, она опустилась коленями на жесткую черепицу крыши и склонилась в глубоком поклоне последней молитвы.
Сумерки уже наступали, когда Себастьян и Логан галопом прогнали своих запаленных коней в открывшиеся ворота дворца Ашкелона. Себастьян бросил поводья и спрыгнул с седла. Всего несколько широких шагов понадобилось ему, чтобы пересечь сумрачный двор и завернуть за колонну прилегающей колоннады. Его покои были в соседнем коридоре, он бежал к ним, задыхаясь от предчувствия и все же надеясь, вопреки всему, что Захира будет ждать его там, когда он распахнет дверь. Пусть он окажется дураком, потому что засомневался в ней, чем дураком, потому что не подумал о том, что она обманывала его все это время.
Когда он достиг своих покоев, он обнаружил, что дверь слегка приоткрыта. Ударом он распахнул ее на бегу, и дверь с громовым звуком стукнула по стене.
— Захира! — позвал он, застыв на пороге, и голос эхом отразился в тишине опустевшей комнаты.
Он спешно обыскал прилегающие покои, хотя чутье, несмотря на надежду, твердило, что там он ее не найдет. Прошел обратно в главный зал, где одна из занавесок балкона зацепила его за рукав кольчуги. Он яростно сорвал шелковое полотно со шнура, отбросил прочь.
Текучая ткань отлетела на маленький столик, охватила доску для шатранджа, стоявшую наготове. Взгляд Себастьяна внезапно метнулся к доске, где ровные ряды фигур скрылись под шелковым покрывалом. Он сдернул ткань и увидел белого короля, лежавшего в центре доски. Символическая смерть. Фигура, которую намеренно положили туда, означала проигрыш того, кто играл черными.
— Нет, — прорычал он. — Господи, Захира. Нет. Не ты.
Он чувствовал себя одурманенным, избитым, перед глазами все плыло и качалось, растягивалось в мешанину света и звука, очертания становились неуловимыми, словно дым. Но никогда прежде он не видел всего так ясно. Все мышцы свело от ужаса и скорости, с которой он вынырнул обратно в коридор.
— Король! — закричал он слонявшемуся там рыцарю. — Король, проклятие! Где он?
— Отошел ко сну, насколько я знаю, — ответил солдат.
— Где?
— В своих покоях, сэр. Что случилось? Что происходит?
Себастьян нетерпеливо отмахнулся, у него не было времени отвечать. Калеча шпорами мраморный пол дворца, он побежал к королевским покоям по другую сторону зала.
Господь Всемогущий, молился он, не дай мне сейчас опоздать.