Телохранители тройного назначения

Глава 29

Брайар

Кента ругается и вскакивает на ноги, выбегая из гостиной. На несколько секунд я застываю, сидя диване. Я не уверена, что делать. Кто-то пробрался в номер? Мне нужно спрятаться?

Крики внезапно прекращаются, и я слышу, как Кента что-то бормочет. Его голос совсем не напуганный. Скорее… успокаивающий. Я соскальзываю с дивана и следую за ним в спальню. Когда я толкаю дверь, в комнате темно. Шторы раздвинуты, и я вижу, как снаружи бушует небо Лос-Анджелеса. Снова вспыхивает молния, освещая Кенту, стоящего над кроватью и тихо разговаривающего.

— Ты в порядке, чувак. Всё хорошо. — Раздается прерывистый всхлипывающий звук, и мое горло сжимается.

— Что с ним случилось? — требовательно спрашиваю я. — Он ранен?

Кента оглядывается через плечо.

— Брайар, с ним всё в порядке, тебе не обязательно это видеть.

Я игнорирую его, прохожу в комнату. Мэтт сидит на кровати, сгорбившись и тяжело дыша. Его рука вцепилась в подол рубашки Кенты, как будто он пытается удержать мужчину на месте.

— Что случилось? — спрашиваю ещё раз.

Кента вздыхает.

— Ничего. У него просто был ночной кошмар. В последнее время они становятся все хуже. — Его губы кривятся в насмешливой улыбке. — Миленький пережиток нашего прошлого в армии.

Мэтт отпускает Кенту и проводит тяжелой рукой по своим густым волосам. Он всё ещё одет в парадные брюки и мятую рубашку, его раскрасневшаяся кожа вся в поту.

— Брайар… — хрипит он. — Мне жаль.

Я пристально смотрю на него.

— За что? Ты обмочился в постели или что-то в этом роде? Всё в порядке, я не против иметь телохранителя, страдающего недержанием.

Он смотрит на меня, тяжело дыша. Жар поднимается по его шее и щекам. Он выглядит совершенно униженным, и я не знаю почему. Кента смущенно смотрит на меня, как будто ему неловко, что я здесь.

— Что? — требую я. — Почему ты так на меня смотришь?

Мэтт делает еще один глубокий вдох и опускает голову.

— Жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Мой рот раскрывается в шоке.

— Жаль, что мне пришлось это увидеть? Что это, блять, значит? Видеть-то не особо тяжело. Мне жаль, что тебе пришлось это испытать.

Он качает головой, стыд написан на его лице.

Гнев пронзает меня.

— О, ради Бога, — бормочу я, топая вперед. — Можно мне тебя обнять?

Он моргает, замирая.

— Что?

— Объятие. Сомневаюсь, что в твоей жизни их было много, но я уверена, что ты слышал об этой штуке. Я хочу обняться.

Он ощетинивается.

— Мне не нужно…

— Это не для тебя, а для меня. Ты прав. Видеть, как тебе снится кошмар, было так травмирующе, что мне нужно утешение. Так будь им.

Он замирает на мгновение, затем неуверенно раскрывает объятия. Я забираюсь к нему на колени и сворачиваюсь калачиком у него на груди. Краем глаза я вижу, как Кента улыбается, закрывая за собой дверь. Я утыкаюсь лицом в потную шею Мэтта.

— Не извиняйся, ты, ебанный недоумок.

— Я думал, ты сука, — бормочет он, слегка касаясь рукой моей спины.

— Так и есть. — Я прижимаюсь щекой к его груди и хмуро смотрю на него. — Хороший человек не назвал бы тебя недоумком, не так ли? — Он натянуто улыбается, но всё ещё выглядит смущенным. Я расстроена. — Почему ты ведешь себя так пристыженно? У меня была паническая атака, и я, типа, валялась на полу общественного туалета у тебя на глазах. Из того, что я знаю о твоей старой работе, можно сделать вывод, что было бы более странно, если бы ты не был травмирован. — Я хватаю его руку и кладу её себе на голову. — Ты обнимаешься, как кукла. Погладь меня по волосам.

Он фыркает и запускает пальцы в мои волосы.

— В армии существует своего рода политика «не спрашивай и не говори», когда дело доходит до таких вещей. Люди на самом деле не доверят тебе носить оружие, если узнают, что у тебя не всё в порядке с головой.

— Ну, ты больше не в армии, ты работаешь на меня. Так что перестань быть таким смущенным, меня это раздражает.

Он заглушает ещё один смешок.

— Как ты перевела всё на себя?

— Я самовлюбленная дива, помнишь? — Я толкаю его, пока мы оба не оказываемся в лежачем положении. Некоторое время мы не двигаемся. Через влажную рубашку я чувствую, как его бешеное сердцебиение медленно успокаивается.

Я точно не знаю, что делаю. Я всё ещё злюсь на Мэтта. Но я могу злиться на него и в то же время беспокоиться о том, что ему больно.

— Прости, что накричал на тебя, — бормочет он мне в волосы. — Мне очень, очень жаль.

— Кента объяснил, что я сделала не так. Но я всё ещё думаю, что ты мог бы, ну, знаешь, поговорить со мной по-человечески, вместо того чтобы тащить меня прочь, как непослушного ребенка.

Он медленно кивает.

— Это была не твоя вина. Ты не знала. Мне жаль. Я… — Он облизывает губы. — До меня дошло, что я поступаю так во время флешбэков. Терпеть не могу быть рядом с людьми, поэтому я огрызаюсь на них, чтобы заставить их уйти. Я не нарочно, просто перегружен, наверное.

— Подожди. — Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него. — То есть, ты хочешь мне сказать, что не всегда такой огромный придурок?

— Я всегда придурок, — признает он. — Но ты определенно видела худшую часть меня с тех пор, как мы встретились. Мне очень жаль. — Он чертит круги на моей спине.

— Не извиняйся. Думаю, это довольно мило. — Я прижимаюсь к нему. — Наши нездоровые механизмы общения совпадают. Насколько это очаровательно?

Он издает смешок. Мы прислушиваемся к грохоту бури снаружи. Дождь становится сильнее, барабаня по окнам от пола до потолка. Я смотрю на серый горизонт.

— Нечестно. Из вашей комнаты открывается лучший вид. Могу я, пожалуйста, напомнить вам, что я тут V.I.P.^[46]? А вы просто обычные, незначительные людишки.

Он хмыкает.

— Твой выходит окнами на заднюю часть отеля. Меньше угрозы.

Внезапно снаружи раздается раскат грома, и он вздрагивает, всё его тело напрягается. Я кладу руку ему на грудь, поглаживая там, где расположено его сердце, и он снова расслабляется.

— Какие у тебя триггеры?

Он свирепо смотрит на меня.

Я закатываю глаза.

— Что? Это вроде как уместная информация. Я не хочу случайно причинить тебе боль.

Он слегка качает головой.

— На самом деле ничего такого, что бы ты могла сделать. Я… — Он замолкает, его челюсть сжимается. — Сырые места. Некоторые ароматы. Иногда голос Глена, особенно когда он кричит. Думаю, именно поэтому он теперь так чертовски молчалив. Иногда достаточно просто позволить моим мыслям блуждать. Но они не сразу срабатывают. Я могу быть в порядке месяцами, а потом… — Он приподнимает бровь.

Я пытаюсь переварить всё это.

— Ароматы. Какие-нибудь из моих тебя беспокоят?

Он фыркает.

— Да, «Шанель Номер Три» уносит мои мысли в действительно мрачные места. Нет, принцесса. В основном это кровь.

— Кровь? Ты что, акула?

— Если её будет достаточно, ты почувствуешь её довольно отчетливый запах. Иногда мне кажется, что я никогда не смогу избавиться от этого запаха у себя в носу. — Он зарывается лицом в мои волосы. — Ты всегда пахнешь сладостью, — хрипло говорит он. Я обвиваюсь вокруг него, чувствуя, как его дыхание касается моей шеи.

— Еще что-нибудь?

— Самый сильный, — он корчит гримасу, как будто ненавидит это слово, — триггер — это чувства. Эмоции. Чувство, будто я совершил ошибку, и из-за этого пострадает кто-то другой.

Я ничего не говорю.

Он тяжело вздыхает.

— Во время нашего последнего задания я был командиром патруля. Остальные следовали моим приказам, а я облажался, совершил ошибку. Нас схватили. Нас посадили в тюрьму и пытали, пока не появилась команда по освобождению заложников. Но наши похитители пытали только других, не меня. Они… они морили их голодом, а потом давали мне еду у них на глазах и били их, если я отказывался есть. Они душили их. Резали их. Они убили моего товарища Деймона прямо у меня на глазах. Растянули это на несколько недель. Никогда не думал, что почувствую облегчение, увидев, как умирает друг.

Ужас поднимается внутри меня. Я даже думать не хочу о том, каково это было для него. Есть вещи слишком мрачные, чтобы позволить себе думать о них.

— Как долго вы там пробыли? — шепчу я.

Перебор. Он открывает рот, затем закрывает его, всё его тело замирает. Я неподвижно лежу в его объятиях, тихо дыша, пока он снова не расслабляется. В его глазах стоят слезы. Он дрожит.

— Извини, — бормочет он, вытирая лицо. — Дерьмо. Несколько месяцев.

— Хочешь, могу снова назвать тебя недоумком? — предлагаю я.

Он закрывает глаза.

— Пожалуйста.

— Ладно. Ты маленький недоумок. — Слово выходит слишком мягким. Я поворачиваюсь и протягиваю руку, чтобы погладить румянец, покрывающий его щеки. — Кента сказал, что тебе становится хуже.

— Кента слишком много болтает.

— Он беспокоится о тебе.

Он немного помолчал.

— Так плохо не было уже года четыре, — говорит он в конце концов. — Раньше у меня были флешбэки, может быть, раз или два в месяц. Последнюю неделю или около того, они были каждый чертов день. По несколько раз в день. — Его голос немного срывается, и он прочищает горло. — Я… не знаю, что происходит.

Снаружи вспыхивает молния, освещая Мэтта. На мгновение он не похож на моего большого, сильного телохранителя. Он не похож на бывшего солдата. Он выглядит как испуганный маленький мальчик. У меня болит сердце. Я запускаю пальцы в его волосы.

— Ты не хочешь пойти на терапию?

Он втягивает вздох сквозь зубы.

— Господи Иисусе, и ты туда же. Кента достает меня этим каждый чертов раз. Нет.

— Почему? Терапия — это здорово. Я прохожу её постоянно.

— Нужна ли мне причина? — огрызается он. — Это мой чертов мозг, если я не хочу, чтобы какой-то чертов психиатр копался там, это мое дело.

Его слова звучат сердито, но он не отстраняется от меня. Мы просто лежим в тишине некоторое время. Мои веки тяжелеют. Я чувствую, как его дыхание углубляется, как будто он собирается снова заснуть.

— Что, если это я? — шепчу я.

Он вздрагивает.

— Что?

— Думаю, что я причина того, что твои симптомы ПТСР^[47] ухудшаются.

Он фыркает.

— Как, черт возьми, это тогда работает? Ты точно не похожа ни на одного из парней, которые нас похитили, принцесса. — Он протягивает руку, чтобы коснуться моих волос. — Лицом, может быть. Но ни один из них не был блондином.

— Ха, ха. Однако временные рамки совпадают, да? — Я играю с подолом его рубашки. — Тебе стало хуже после встречи со мной.

— Наверное, это просто стресс от того, что я нахожусь рядом с кем-то настолько ужасным, — категорично говорит он. — Ты чертовски действуешь мне на нервы, женщина.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Но ведь так и есть? Вот что я имею в виду. Думаю, когда ты беспокоишься о моей безопасности, это триггерит то чувство. Чувство, что если ты совершишь ошибку, я пострадаю.

Он качает головой.

— Это не имеет смысла. У меня никогда раньше не было такой проблемы с клиентами. Ни разу за последние годы.

Я улыбаюсь, прижимаясь к его коже.

— Ну что ж, — говорю я небрежно. — Тогда, ты, должно быть, просто заботишься обо мне.

Он усмехается.

— Не забочусь.

— Нет? Какое еще объяснение у тебя есть? — Я утыкаюсь носом в его воротник. — Думаю, что так и есть. Думаю, ты заботишься обо мне.

— Нет.

Я тыкаюсь носом в его горло.

— Думаю, я нравлюсь тебе.

Я чувствую, как напрягается его челюсть, когда он стискивает зубы.

— Ты — работа. Вот и всё.

— Да? Ты сильно разозлился сегодня. — Я запускаю пальцы в его волосы. — Почти как будто ты эмоционально привязан.

— Было бы плохо, если бы тебя убил твой преследователь. Ты важная персона; я бы никогда этого не пережил.

Я провожу рукой по его воротнику, теребя пуговицу.

— Думаю, мысль о том, что я могу пострадать, убивает тебя, — бормочу я. Он ничего не говорит, наблюдая, как я медленно расстегиваю пуговицу на его воротнике. — Потому что, независимо от того, как часто ты называешь меня властной, — я расстегиваю следующую пуговицу, обнажая треугольник твердой загорелой кожи, — или избалованной, — следующая пуговица, — или дивой… — Медленно провожу рукой под тонкой тканью его рубашки и наблюдаю как дрожь прокатывается по нему. — Думаю, я действительно тебе нравлюсь, — шепчу я.

Внезапно он протягивает руку и хватает меня за руку. Я смотрю вниз на наши сцепленные пальцы, мое сердце начинает колотиться.

— Так и есть, — говорит он хриплым голосом. Его глаза впиваются в мои. — Меня убивает мысль о том, что ты можешь пострадать, Брайар.

Что-то во мне смягчается. Я провожу рукой по его обнаженной груди.

— Я постараюсь держаться подальше от неприятностей. Обещаю.

Он фыркает.

— Ты не смогла бы избегать неприятностей, даже если бы от этого зависела твоя жизнь.

— Я сказала, что попробую. — Он переворачивает мою руку, проводя большим пальцем по нежной коже моего запястья.

— Я напугал тебя? — тихо спрашивает он.

— На мероприятии? Нет. Я хотела выколоть тебе глаз своими шпильками.

— Ага, я почти уверен, что ты бы так и сделала, судя по тому, как ты пинала меня. — Он качает головой. — Когда я закричал.

Я хмурюсь.

— Меня напугал не ты. Я просто испугалась, что кто-то причиняет тебе боль.

Его рот дергается.

— Тогда, похоже, ты тоже заботишься обо мне.

Я качаю головой.

— Я так не думаю.

— Ты уверена? Потому что ты в моей постели. В моих объятиях. Обнимаешь меня после кошмара. — Я пытаюсь отстраниться, а он прижимает меня еще ближе. — Не похоже на то, что ты бы стала так делать с тем, кого ненавидишь.

— Я презираю тебя, — чопорно сообщаю я ему.

Он наклоняется ближе, пока его губы не касаются моего уха, и я ошеломлена мягким, сладким запахом его стирального порошка.

— Я уверен.

— Это правда. Ты мудак…

— А ты дива, — легко парирует он.

— Ты своевольный, — продолжаю я. — Властный.

— Как и ты.

Я хмурюсь.

— Я не властная, я — твоя начальница^[48], ты полный болван.

— Избалованная, — перечисляет он. — Требовательная…

— Я настойчивая, а не требовательная, ты чертов сексист… — Я замолкаю, когда он внезапно переворачивает нас обоих, прижимая меня к матрасу. Он давит на меня своим весом, сильный и горячий. Я не могу дышать. Его взгляд опускается на мои губы, и я бессознательно облизываю их.

— Грубая, — добавляет он мягким голосом.

— Только с людьми, которые этого заслуживают, — шепчу. — Я могу быть милой.

Он протягивает руку, чтобы коснуться моих волос, его голубые глаза темнеют, когда он кладет руку мне на щеку. Тепло разливается по моему телу, пока он поглаживает мою скулу большим пальцем.

— Не думаю, что ты мне понравишься милой, — бормочет он.

Затем запускает руки в мои волосы и целует так, как меня никогда раньше не целовали.