Телохранители тройного назначения

Глава 50

Глен

Несмотря на то, что бригада скорой помощи прибыла почти сразу после нас, полиция не пускает их в хижину, пока не обезопасит место происшествия. Это означает, что Брайар просто лежит у меня на руках, медленно истекая кровью, и я ни хрена не могу с этим поделать.

Она не в порядке. Абсолютно. После того, как первая волна паники утихла, все силы покинули её. Сейчас она просто лежит, опираясь на меня, взгляд остекленевший и холодный, а пальцы судорожно сжимают мою рубашку. Я надеюсь, что это просто шок; насколько я могу судить, её один раз ударили ножом в бок и полоснули по лицу. Меня беспокоит рана в животе. Она не выглядит глубокой, но Брайар определенно потеряла пол-литра или около того крови, и без надлежащего обследования невозможно точно определить, какой ущерб был нанесен. Насколько я знаю, X мог задеть жизненно важные органы.

Я продолжаю зажимать рану и пытаюсь сделать так, чтобы Брайар не молчала.

— Детка. Ты в порядке? Можешь кое-что сказать мне, дорогая? Ты ударилась головой?

Она не отвечает.

— Брайар. Пожалуйста. — Я легонько встряхиваю её. — Не засыпай пока, любимая, сначала тебя нужно осмотреть, ладно? Медики будут здесь через несколько минут. Просто будь со мной до тех пор, ласс.

Она поднимает на меня глаза. Она совсем не выглядит сонной, но её губы плотно сжаты.

Я глажу её по щеке.

— Пожалуйста?

— Как она? — спрашивает Кента из-за моего плеча, отходя от детектива, с которым разговаривал. Как обычно, он оказался самым ответственным из всех нас. Ему каким-то образом удалось удержаться от того, чтобы побежать к Брайар, как только открылась дверь. Вместо этого он помог агентам надеть на X наручники.

— В сознании, — бормочу я. — Немного невосприимчива.

Он опускается на колени рядом с нами.

— Брайар, милая? Можешь посмотреть на меня?

Она даже не дергается. Он вздыхает и наклоняется, чтобы поцеловать её в щеку, но она резко отстраняется, утыкаясь лицом мне в грудь.

— Ладно, милая, — мягко говорит он. — Прости. Скоро кто-нибудь придет и поможет тебе, ладно?

Он выпрямляется и кладет руку мне на плечо.

— Пойду поговорю с Мэттом.

— Он в порядке? — спрашиваю я.

Кента морщится.

— Он, блять, разваливается на части. Чуть не набросился на одного из офицеров. К счастью, она вошла в положение.

Я чертыхаюсь, притягивая Брайар ближе к себе.

— Иди к нему. — Я точно знаю, что сейчас происходит в голове Мэтта. Он винит себя. То, что Брайар похитили и ранили, слишком сильно ударило по нему.

Я просто хочу, чтобы он смог пережить это. Кента, Деймон и я знали, во что ввязываемся, когда подписывались на нашу последнюю миссию. Мы знали, что есть приличный шанс, что нас схватят. Это была ни его, ни наша вина. Но он не может смириться с этим. Рано или поздно чувство вины разорвет его в клочья.

Когда Кента уходит, Брайар начинает сильно трястись, и я осторожно заворачиваю её в свой пиджак, стараясь не слишком сильно её тормошить. Я не знаю, что сказать, поэтому мы просто слушаем вой сирен и ждем.

Когда медикам, наконец, разрешают войти, большинство сразу же бежит к X. Только одна улыбающаяся женщина со светлыми волосами, собранными в конский хвост, подходит и опускается на колени рядом с Брайар. На её бейджике написано «АМАНДА».

— Серьезно? — огрызаюсь я. — Всё внимание уделяется ему? Ничего бы этого не случилось, если бы он не был чертовым извращенцем!

Аманда сочувственно улыбается.

— Триаж^[73]. Судить пациентов — не наша работа, сэр. Только сохранять им жизнь. — Она одаривает Брайар лучезарной улыбкой. — Привет, дорогая. Мы позаботимся о тебе, ладно?

Брайар ничего не говорит, а смотрит через мое плечо. Я поворачиваюсь и вижу, как другие медики укладывают тело X на носилки.

— Не надо, — шепчу я ей на ухо, беру за подбородок и поворачиваю её лицо к себе. — Просто смотри на меня.

Её глаза встречаются с моими, затем скользят по моей покрытой шрамами щеке. Она морщится.

Дерьмо. С этим её порезом на щеке мое изуродованное лицо, вероятно, последнее, что она хочет сейчас видеть.

— Да, я полагаю, вид на самом деле не намного приятнее, — пытаюсь пошутить я. — Если хочешь, мы можем позвать Кенту, чтобы ты смотрела на него. — Она хмурится, крепче сжимая меня в своих руках.

Аманда начинает готовить Брайар к оказанию скорой помощи. Кента возвращается в хижину, разговаривая с офицером, и я машу ему рукой, понижая голос.

— Может, тебе стоит поехать с ней в больницу.

Он хмурится.

— Что? Почему?

— Я думаю, её расстраивает, — я машу рукой у своей щеки, — вид на это. Наверное, именно поэтому она так запаниковала.

Кента смотрит на меня, как на идиота.

— Ну, да, — медленно говорит он. — Полагаю, твоё лицо могло быть тем, что напугало её. Или это могло быть осознание того, что её только что накачали наркотиками, похитили, порезали и чуть не застрелили. На самом деле возможно и то, и другое. Кто знает?

Я стискиваю зубы.

— Я просто думаю, что с тобой ей было бы спокойнее.

Он бросает на Брайар тоскующий взгляд, затем отступает назад.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Не я тот, с кем она спит каждую ночь словно с чертовым плюшевым мишкой, Смит. Сейчас ей нужен ты.

— Ты же психолог! Ты можешь помочь ей!

Его лицо каменеет.

— Ей не нужен мозгоправ, ей нужен комфорт. Так что забудь о своих проблемах и присмотри за ней. Мы приедем к вам после того, как поговорим с полицией.

Затем он уходит. Я смотрю вниз на девушку у меня на коленях.

Ей нужен ты.

Я никогда не буду тем, в ком нуждается Брайар. Сама идея нелепа. Но когда я перебираю её волосы, а она вжимается в меня, любовь вспыхивает в моей груди.

Я давным-давно отказался от любви. Когда мы вернулись с нашей последней миссии, я был травмирован. Весь в шрамах. Я был настолько сломлен, что не мог и представить, что когда-нибудь оправлюсь настолько, чтобы открыться кому-то. Я думал, что у меня никогда не будет жены, детей, дома с белым забором. Вот почему я начал работу в «Angel Security». Я думал, что никогда не смогу быть счастливым, но всё ещё могу защитить счастье других людей. Нормальных людей.

Я касаюсь щеки Брайар. Я никогда не буду тем, в ком она нуждается. Никогда. Но, Боже, я люблю её так отчаянно, что мне больно.

Брайар ничего не говорит по дороге в больницу. Она в сознании, кивает или качает головой, когда медики задают ей вопросы, но её губы остаются плотно сжатыми. Красное платье они срезали прямо с неё, все украшения аккуратно сняли и сложили в бумажные пакеты в качестве улик. Я замечаю, что она сняла ожерелье, которое мы ей подарили. Наверное, это к лучшему, но мне всё равно больно.

На неё надевают кислородную маску, но через несколько минут она срывает её, чтобы вырвать в маленькую картонную миску.

— Ох, детка. — Я убираю ей волосы назад, пока её стройные плечи вздрагивают. — Дерьмо. — Я поворачиваюсь к Аманде. — Как Вы думаете, у нее есть внутренние повреждения?

Брайар издает панический звук, и я глажу её по спине.

Аманда качает головой.

— Я конечно не могу сказать наверняка, но рана на её боку выглядит поверхностной. Вероятно, это из-за того, чем он её накачал. Похоже на хлороформ. Я видела флакон с отбеливателем в ванной.

— Иисусе. — Я провожу рукой по своему лицу. — Какие-либо серьезные последствия?

— Ну, она не в припадке и не в коме, так что я предположу, что всё пройдет хорошо. Требуется много вещества, чтобы нанести значительный ущерб здоровью. Тошнота, вероятно, вызвана сочетанием наркотиков, боли, шока и тревожности.

Брайар выпрямляется, и я передаю ей бумажное полотенце, чтобы она протерла лицо. Она хватает меня за руку и крепко её сжимает.

Остальная часть поездки мучительна. Несмотря на вой сирен, из-за пробок в Лос-Анджелесе мы движемся со скоростью черепахи. Мой телефон разрывается от сообщений от Мэтта и Кенты. Брайар рвет каждые несколько минут. Когда её не тошнит, она сидит, распластавшись на мне, прислонив голову к моей груди и медленно дыша. Несмотря на то, что она молчит, я чувствую, как в ней бурлит паника. Я провожу рукой по её спутанным волосам, пытаясь помочь ей успокоиться.

Прямо перед тем, как мы въезжаем в больницу, Аманда присаживается на корточки перед койкой и смотрит Брайар в глаза.

— Ладно, дорогая. Когда мы попадем внутрь, полиция заберет твою одежду в качестве вещдоков, а врачи осмотрят тебя должным образом. Можешь сказать мне сейчас, нужно ли проходить обследование на предмет сексуального насилия?

Мое горло сжимается. Я крепче сжимаю руку Брайар. Мысль о том, что этот мужчина прикасался к ней, вызывает у меня желание проблеваться. Или остановить машину скорой помощи, выследить его и прикончить.

Брайар качает головой.

— Я бы хотела, чтобы ты произнесла ответ вслух, пожалуйста, — говорит Аманда нежным голосом.

Брайар снова качает головой. Я глажу её по волосам.

— Ты уверена? — шепчу я ей в кожу. Она кивает.

Аманда улыбается.

— Ладно. Хорошо, хорошо. Если передумаешь, можешь сказать любому из нас, ладно? Мы заранее заказали VIP-обслуживание, поэтому, когда мы войдем в больницу, тебе выделят одиночную палату, чтобы фанаты не беспокоили тебя. Я не могу гарантировать, что на парковке не будет папарацци, но наши ребята сделают всё возможное, чтобы тебя не засняли.

Брайар снова начинает тихо плакать. Внезапно я понимаю, что для неё это, должно быть, так унизительно. Все здесь знают, кто она такая. Буквально каждый человек. У неё нет уединения даже в самые тяжелые моменты. По крайней мере, когда я застрял в больнице, восстанавливаясь после нашей последней миссии, никому не было дела до случайного солдата. Но для общественности то, что она была ранена, — это очередные сплетни.

Я осторожно отвожу её лицо от себя и осматриваю порез на щеке. Он перестал сильно кровоточить, но эта кривая линия от глаза до подбородка всё ещё выглядит ужасающе. Если она не обратится к хорошему пластическому хирургу, шрам останется у неё навсегда. Её карьере придет конец. От этой мысли у меня холодеет внутри.

Пока я рассматриваю порезанную щеку, Брайар прикрывает её рукой и свирепо смотрит на меня. Я заставляю себя не пялиться. Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, как это больно.

— С тобой всё будет хорошо, — говорю я ей. Она закрывает глаза и кивает.

В больнице всё ускоряется. Как только врачи осматривают Брайар, её перекладывают на койку и везут в отдельную палату для обследования. За считанные секунды они ставят ей капельницу, меняют одежду на больничный халат и берут образец крови на токсикологический анализ. Брайар молча и без жалоб проходит через всё это, позволяя людям передвигать её и втыкать в неё иглы. Её поведение так отличается от обычной властной манеры общения, что меня это пугает. Она словно кукла, безжизненная и не сопротивляющаяся, пока её телом манипулируют. Врачи оценивают её рану на боку и решают, что она поверхностная: нож рассек кожу, но не задел ни одного крупного нерва или кровеносного сосуда. Они промывают порез и зашивают его так быстро, что я едва осознаю, как это происходит.

Она не говорит ни слова до тех пор, пока не заканчиваются все анализы. Сейчас перед ней стоит хирург, держа нитку и иглу.

— И последнее, — весело говорит он, — нам просто нужно зашить Вашу щеку, мисс Сэйнт.

Она смотрит на иглу в его руках.

— Я хочу домой, — приказывает она тонким, но твердым голосом.

Я испытываю такое облегчение, слыша, как она говорит, что готов расплакаться.

— Мы почти закончили, любимая. — Я прижимаюсь поцелуем к её волосам. Медсестра в дальнем конце палаты приподнимает бровь, и я быстро отстраняюсь, прикусывая язык. Даже сейчас, после того, как она едва выжила, любое публичное проявление чувств опасно для Брайар. Черт, этот маленький поцелуй может оказаться в завтрашних журналах. Я отодвигаюсь от неё, устанавливая профессиональную дистанцию между мной и ней. Она непонимающе смотрит на меня.

Хирург кивает.

— Просто позвольте мне зашить Ваш порез, и Вы можете быть свободны. — Он натягивает пару резиновых перчаток, но Брайар качает головой.

— Мне всё равно на порезы. — Она пытается соскользнуть с кровати. — Я хочу отправиться домой, сейчас же.

— Мы поедем, — успокаиваю я её, поглаживая по руке. — Поедем. Мы все вернемся в отель, и ты сможешь немного поспать. Тебе просто нужно ещё немного посидеть спокойно. — Я осторожно поднимаю её обратно на кровать.

Доктор улыбается, протягивая руку, чтобы потрогать порез.

Брайар отшатывается.

— Нет! Я не хочу накладывать швы!

— На Вашем боку их ещё больше, мэм, — указывает он. — Я не говорю о серьезной операции. Скорее всего, Вам придется прийти ещё на пару осмотров, но мы в кратчайшие сроки придадим Вашему лицу полностью заживший вид.

— Я буду держать тебя за руку, — говорю я ей. — Они вколют обезболивающее, тебе будет не так уж больно.

Брайар смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Я абсолютно без понятия, что творится у неё в голове.

Медсестра выходит вперед с одноразовым шприцем, и хирург принимает его.

— Именно. Немного этого, и Вы почти ничего не почувствуете. — Он кладет руку в перчатке ей на щеку и подносит иглу. Брайар отдергивается, и хирург сдерживает проклятие, поскольку едва не попадает ей в глаз.

— Нет, нет.

— Мэм…

— Я не согласна на эти швы, — невнятно произносит она, пытаясь оттолкнуть мужчину от себя. — Остановитесь. Нет. Нет.

Хирург вздыхает.

— Мэм, Вы не в своем уме. Я бы настоятельно рекомендовал Вам прислушаться к Вашему парню. Он по своему опыту скажет Вам, что жить со шрамами на лице довольно трудно.

— Я не её парень, — поправляю я, пытаясь сохранять спокойствие. — Но да, это ебать как трудно. — Я понятия не имею, почему она сейчас упирается изо всех сил. Я не могу вынести и мысли о том, что ей придется вечно жить с этим шрамом. Напоминание о том, что произошло сегодня, останется на её лице до конца жизни.

Брайар хмуро смотрит на нас обоих.

— И что? Я хорошо справляюсь с трудностями.

Я пытаюсь подойти с другой стороны.

— Дело не только в том, как ты выглядишь. Это касается твоей карьеры, ласс. Могут возникнуть некоторые трудности с тем, чтобы быть актрисой или моделью, если у тебя будет огромный шрам на лице.

Она морщится.

— Меня не волнует модельный бизнес, — выплевывает она.

— Тогда в чем же дело? — требовательно спрашиваю я, внезапно теряя чертово самообладание. — Почему ты так упрямо отказываешься? Почему?!

Она свирепо смотрит на меня.

— Потому что, может, если у меня останутся шрамы, то ты наконец-то поймешь своей тупой башкой, что я влюблена в тебя!

Всё стихает. На секунду мне кажется, что это происходит только у меня в голове; но я понимаю, что тихая болтовня врачей и медсестер, проходящих по коридору, стихла. Люди подслушивают. Но сейчас меня это не волнует. Её голос продолжает эхом отдаваться у меня в голове.

Я влюблена в тебя.

Господи.

Я неловко ерзаю на кровати.

— Брайар, у тебя сильный шок…

— Я люблю тебя, — упрямо повторяет она, затем повышает голос. — И он мой парень!

— Я не её парень, — говорю я, паника внутри меня нарастает. Боже, как это больно. — Брайар, пожалуйста, — умоляю я. — Пожалуйста, ты не можешь мыслить здраво.

— Почему ты думаешь, что я лгу? — требовательно спрашивает она, её глаза горят гневом.

— Я не думаю, что ты лжешь, я думаю, что ты устала, испытываешь боль и сбита с толку…

— Почему? — повторяет она, прерывая меня.

Я бормочу:

— Потому что…

Потому что сама мысль о том, что она любит меня, смехотворна. Это не «Красавица и чертово Чудовище», это реальная жизнь. Брайар не моя девушка; она совершенно недосягаемая знаменитая актриса, которой нравится трахаться со своими телохранителями. Вот и всё.

— Потому что ты считаешь, что твое лицо — источник всех проблем, — заканчивает она за меня. — Мне надоело это, Глен, я устала от того, что ты ведешь себя так, будто меня недостоин, только из-за какого-то чертового шрама! Мне надоело, что ты прячешься от фотографов, чтобы сохранить мой имидж. Мне надоело, что ты прячешь свое лицо от меня. Я обожаю твое лицо! Я так люблю его! Я хочу видеть его каждый день до конца своей жизни! — Её грудь сотрясается от рыданий. Я едва могу дышать. — Я думала, что ты, возможно, погиб, когда взорвались бомбы. Думаешь, мне было бы не так больно из-за твоих шрамов?

— Это не так… — протестую я.

Она пропускает мои слова мимо ушей.

— Это именно так. Ты думаешь, что значишь меньше меня. — Она протягивает руку и касается моей щеки, и мне приходится бороться с желанием отстраниться. Ее губы поджимаются. — Эти шрамы не делают тебя менее значимым по сравнению с любым другим мужчиной. Если уж на то пошло, они показывают, насколько ты лучше большинства людей. Ты — один из лучших людей, которых я когда-либо встречала. И, может быть, это эгоистично, но именно поэтому я хочу тебя только для себя.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить свои мысли.

— Дело не только в шрамах. Это… — Я облизываю губы. Я не силен в словах. Я не знаю, как правильно выразиться. — Ты очень хорошая. И красивая. И нежная. — Она прищуривается от моих слов. Дерьмо. — Это не оскорбление, — отступаю я. — Я просто имею в виду… после службы в армии все гражданские кажутся нежными. И мягкими. Те вещи, что я помню, те места, где я был… они ожесточили меня. То дерьмо, которое я видел, кажется слишком темным и грязным для кого-то настолько нормального. Мне не так плохо, как Мэтту, но кошмары всё ещё снятся. Воспоминания преследуют меня. Я чувствую, что есть такая часть меня, которую нужно держать от тебя подальше. Там слишком темно. А тебе эта темнота не нужна.

— О, Глен, — мягко говорит она. Теплая рука касается моего лица. Я закрываю глаза. Она понимает меня. — Ты же понимаешь, что всё, что ты только что сказал, полная чушь, да?

Я давлюсь собственной слюной.

Она качает головой.

— Я имею в виду, что понимаю это. Действительно. Я не хочу унизить твои чувства или что-то в этом роде. Но… твои мысли — чушь собачья. Они ошибочны. Они путают тебя. — Она проводит пальцем по моей скуле. — Я не хорошая, не чистая, не нежная, а ты не испорченный, не грязный, не жестокий. Ты прошел через ад. И ты прав: я никогда по-настоящему не пойму всё то, через что тебе пришлось пройти. — Она проводит рукой по моей щеке. — Но это не значит, что мы не можем быть вместе. Это не значит, что я не могу любить тебя.

Позади нас слышится покашливание.

— Мэм? — напоминает о себе хирург. — Если Вам не нужны мои услуги, я найду им применение в другом месте.

Брайар не отводит от меня взгляда, её голубые глаза умоляют.

— Ладно, — говорю я ей. — Ладно. Я тебе верю. Я… тоже тебя люблю.

Она дрожит всем телом и прижимается ко мне в поцелуе.

— Ладно, — бормочет она. — Простите. Вы можете приступать.

Хирург вкалывает ей обезболивающее, и я держу её за руку, пока он методично накладывает швы на её лицо. Она сжимает мою руку почти до хруста, но, когда я смотрю в её глаза, то понимаю, что это совсем не из-за боли.