Телохранители тройного назначения

Эпилог

Брайар

Два года спустя

Руки скользят вниз по моему телу, обхватывая изгиб обнаженного бедра. Я задыхаюсь и запрокидываю голову назад, когда теплые губы нежно прижимаются к моему горлу.

— Боже, — шепчу я, слегка покачивая бедрами. — Малыш… пожалуйста.

— Пожалуйста, что? — ворчит низкий голос. Легкий морской бриз пробегает между нашими телами, треплет мои волосы и оставляет мурашки на коже. Периферическим зрением я замечаю мелькающие объективы камер, но игнорирую их, сосредоточившись на мужчине передо мной.

— Ты мне нужен, — бормочу я, хватая его за подбородок и притягивая к своим губам. Я закрываю глаза и приоткрываю губы, ожидая поцелуя.

Ничего не происходит.

Мои глаза распахиваются.

— СТОП! — кричит наш режиссер.

Я хмуро смотрю на Тома Петти, напряженно лежащего подо мной.

— Ты должен был поцеловать меня, болван. Это действительно так сложно?

Он не отвечает. Он смотрит через мое плечо широко раскрытыми глазами. Я вздыхаю, соскальзываю с его колен и отряхиваю свои бедра, оглядываясь вокруг.

Мы с рассвета снимаем эту секс-сцену на пляже. Я всё ещё не пришла в себя от того, насколько это красивое место. Море вспенивается всего в нескольких метрах от нас, а утреннее небо окрашено в мраморный бледно-розовый и нежно-голубой цвета. Неподалеку прямо на песке установлен белый павильон, где различные члены съемочной группы сидят на складных стульях, наблюдая за разворачивающимся действием через экраны.

Пока я наблюдаю, наш режиссер Джина выбегает из палатки навстречу нам. Она выглядит изможденной и усталой, её волосы выбились из небрежного хвоста, а очки сползли на нос. Последние съемочные дни всегда изнурительны, поскольку мы переснимаем все сцены, которые каким-то образом испортили. Все мы почти не спали на этой неделе.

— Брайар, — практически умоляет она. — Пожалуйста.

— Пожалуйста, что? — Я моргаю, глядя на неё снизу вверх. — Это я делаю что-то не так? — Я думала, что проблема в Петти.

— Не ты, — бормочет Джина. — Но мы хотим, чтобы зрители болели за то, чтобы вы с Томом были вместе. И я сомневаюсь, что они будут, пока он выглядит так, будто вот-вот описается.

Я смотрю вниз на Тома, распростертого подо мной.

— Ты правда собираешься обмочиться? — спрашиваю я. — Я подам на тебя в суд.

Он глупо моргает, глядя на меня.

— З-за что?

— За отвратительное поведение. — Мы оба почти полностью обнажены. На мне стринги телесного цвета и нет лифчика, а на нём только очень стратегически расположенный носок. Я подозрительно смотрю на него в поисках следов мочи. Он прикрывает его рукой. Я щепаю его за щеку, заставляя взвизгнуть.

Когда я получила эту роль, я не знала, что моим любовным интересом будет Том. Когда я узнала об этом, я подумывала о том, чтобы уйти из фильма, но роль была слишком хороша, чтобы от неё отказываться. Во время трехмесячных съемок мы с Томом, как ни странно, снова стали друзьями. Мне стало очень плохо, когда я узнала, что его дом взорвали из-за меня. У нас было много времени, чтобы разобраться в проблемах. Приятно, что я вернула своего самого первого друга в шоу-бизнесе.

Тем не менее. Если он помочится на меня, я позвоню своему адвокату.

Джина потирает переносицу.

— Это последний съемочный день. Мы все хотим покончить с этим, чтобы поскорее вернуться домой. Так что, ради всего святого, просто скажи своим парням, чтобы они ушли, и мы могли доснять эту сцену и успеть на самолет.

Ох.

Я поворачиваюсь, оглядываясь через плечо. Все «Ангелы» стоят в одном из углов павильона, уставившись на Тома словно они банда, готовые его избить. Я пытаюсь не засмеяться.

Мы снимаем фильм «Пораженный солнцем» уже больше трех месяцев. Большую часть мы снимали в лондонских студиях, используя декорации, построенные специально для фильма, но для некоторых съемок требовалась пляжная обстановка, поэтому актеры и съемочная группа провели последние две недели на маленьком частном острове недалеко от Сардинии. Это прекрасное место: белоснежные пляжи, пальмы, тропические голубые океаны. Когда я сказала ребятам, что уеду за границу, они предложили поехать со мной в качестве моей охраны.

Я была в восторге. Они только недавно вернулись из поездки в Америку, где защищали политика в очень сумбурной обстановке. Из-за моего плотного графика съемок и их постоянных заданий, в последнее время было трудно выкроить время побыть вместе. Вот почему так прекрасно, что они поехали со мной в Италию.

Тем не менее. Если они продолжат выкидывать подобные трюки, маловероятно, что их когда-нибудь снова пригласят на съемки. Я прищуриваюсь, глядя на троих мужчин. Мне необходим только один охранник на съемочной площадке, но это забавно; всякий раз, когда я снимаюсь в интимной сцене, оказывается, что им больше нечем заняться, кроме как прийти сюда и понаблюдать.

Пока я смотрю, холодные глаза Кенты перебегают с Тома на меня. Выражение его лица расслабляется, и он улыбается, махая рукой.

Я поворачиваюсь обратно к Тому.

— Возьми себя в руки, — говорю я ему. — Они ничего тебе не сделают.

Он прикусывает губу.

— Ты же им не позволишь, да, Би?

Иисусе.

— Я поговорю с ними, — говорю я Джине.

Она кивает.

— Перерыв десять минут! — кричит она.

Подбегает ассистент и предлагает мне халат, и я встаю, накидывая его на свое тело. Ни один из парней не выглядит даже отдаленно смущенным, когда я подхожу к ним.

— Брайар, — улыбается Кента, пробегая глазами по вырезу моего шелкового халата. — Ты отлично справляешься, милая.

— В отличие от него, — бормочет Глен. — Любой мужчина, занимающийся с тобой сексом, должен выглядеть чертовски более восторженным.

Я отталкиваю его руку, когда он тянется ко мне.

— Режиссер вежливо попросила всех вас покинуть площадку.

У них хватает наглости выглядеть удивленными.

— Почему? — требует Глен.

— Потому что вы пугаете моего коллегу по фильму настолько, что он не может вспомнить свои реплики.

— Тогда он не очень хороший актер, — миролюбиво говорит Кента.

— Как можно ожидать от него хорошей актерской игры, когда он под угрозой кастрации?

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Мы просто наблюдаем, любимая. — Он наклоняет голову, рассматривая мой парик. — Ты такая хорошенькая с каштановыми волосами.

— Тебе нужна охрана, — добавляет Глен, бросая хмурый взгляд через мое плечо.

— От чего? — Я обвожу рукой пляж. — Записывается буквально всё!

— У него перед лицом твоя обнаженная грудь, — бормочет Кента, протягивая руку, чтобы осторожно поправить мой халат. Движение выглядит достаточно невинным, но когда мягкая ткань скользит по моей коже, по нервным окончаниям пробегают мурашки. Я борюсь с желанием задрожать от удовольствия. — Мы просто хотим убедиться, что он не переступит черту. Нас убьет, если он станет распускать руки.

Я фыркаю.

— Поверь мне, он очень хорошо понимает это. Из-за шума, который я бы подняла, он бы лишился работы навсегда. Или потерял бы способность двигать пальцами.

— Береженного Бог бережет, любимая.

Я закатываю глаза, поворачиваясь к Мэтту. Он пока ни слова не сказал. Он всё ещё смотрит на Тома, выражение его лица обеспокоенное.

— Мэтт?

Он сглатывает и тянется ко мне. Обычно на съемочной площадке я придерживаюсь правила «никаких публичных проявлений чувств». Это непрофессионально; мужчины должны быть здесь в качестве моей охраны, а не моих парней. Но я знаю, когда Мэтт ведет себя как сварливый мерзавец, которому просто нужна чашка кофе, и когда он по-настоящему выбит из колеи. И на этот раз последнее. Поэтому я позволила ему прижать меня ближе.

— Ты в порядке? — тихо спрашиваю я.

Он кивает, зарывшись в мои волосы.

— Неандертальские инстинкты проснулись?

Он отстраняется и хмуро смотрит на меня.

— Они меняют сценарий. Это не то, что ты репетировала.

Я пожимаю плечами.

— И что?

Вчера, после того как Джина решила, что секс-сцена на пляже была недостаточно похабной, она прислала мне переделанный сценарий.

Мэтт вздыхает, обхватывая мою щеку.

— Я знаю, что ты подписала контракты, но если когда-нибудь передумаешь, знай, что можешь отказаться, ладно? Мне насрать, если они подадут на тебя в суд. Никакие деньги не стоят того, чтобы тебе причинили боль.

Ох. Внутри у меня потеплело.

Прошло два года с тех пор, как X похитил меня. Как и ожидалось, его посадили под пожизненное заключение. Тем не менее, мне потребовалось много времени, чтобы снова почувствовать себя в безопасности. Это первая роль, взятая мной после нападения, в которой я обнажаюсь. Я так боялась, что кто-нибудь ещё «влюбится в меня», что наотрез отказывалась играть чей-либо любовный интерес.

Но сейчас я пережила это. Я готова снова встретиться лицом к лицу с миром. В том, что произошло, не было моей вины, и я не собираюсь прятаться только потому, что много лет назад какой-то урод зациклился на своей фантазии.

— Я в полном порядке. — Я провожу большим пальцем по скуле Мэтта. — Я люблю тебя.

Мэтт бросается вперед и прижимается своими губами к моим. Мне кажется, я слышу стон визажиста в нескольких метрах от меня, но мне всё равно. Я целую его в ответ. Его рука опускается на мою талию, скользит по шелковистой ткани халата и, наконец, опускается на мою задницу. Он собственнически поглаживает её, и я фыркаю ему в губы.

— Ладно. Думаю, Том понял намек. — Он прикусывает мою верхнюю губу, затем отступает назад.

— Идите, — говорю я двум другим. — Мы сможем закончить намного быстрее, если вы не будете пугать Тома до чертиков. И тогда я вся ваша.

Глен и Кента оба кивают, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в шею. Они, по крайней мере, заботятся о моем бедном визажисте. Затем трое мужчин, наконец, поворачиваются, чтобы уйти.

Когда я возвращаюсь на свое место, Джина наблюдает за ними с красными щеками.

— Как, черт возьми, тебе удалось заполучить их? — бормочет она.

Я пожимаю плечами, сбрасывая халат.

— Наверное, я сделала что-то хорошее в прошлой жизни.

— Ты, должно быть, была чертовым ангелом.

Я смеюсь, откидывая голову назад, чтобы стилист мог поправить мои волосы.

— Должно быть, да.

Визажист и стилист суетятся вокруг меня, приводя в порядок. После этого я снова сажусь на бедра Тома.

— Лучше? — спрашиваю его я.

— Э-э. — Он бросает взгляд через мое плечо. Я поворачиваюсь и вижу Глена, слоняющегося за одной из камер, бросающего на Тома прощальный холодный взгляд.

Я вздыхаю.

— Глен.

Он одаривает меня ослепительной улыбкой и поворачивается, чтобы уйти. Я смотрю вниз, чувствуя, как тепло разливается в моей груди.

— Поторопитесь, — кричит Джина операторам. — Давайте снимем сцену, пока она не перестала краснеть.

Съемка заканчивается около пяти вечера, и после быстрого бокала шампанского все расходятся, хватая свои сумки и направляясь к пирсу. Последний паром до материковой части Италии отправляется в шесть вечера, но бо́льшая часть актеров и съемочной группы отбыла ранее днем. Я единственная, кто остался; теперь, когда съемки закончились, мы с парнями договорились остаться на острове на следующие две недели, чтобы насладиться солнцем и морем.

Том догоняет меня, когда я собираю свои вещи. Он снял носок с пениса и сейчас одет гораздо более уместно: в джинсы и футболку.

— Эй, Би. Проводишь меня до пирса? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами и иду с ним, пока он тащит свой чемодан по белому песку. Я смотрю на открывающийся вид, любуясь склонами песчаных дюн и сверкающим бирюзовым морем.

— Знаешь, — говорит он, — когда ты сказала, что встречаешься со всеми тремя, я действительно тебе не поверил.

Я смеюсь.

— Ты не единственный. Думаю, половина таблоидов убеждена, что они просто эскортники, которых я наняла.

— Это смело, — искренне говорит он. — Иметь отношения, которые не одобряет общество.

Я думаю об этом. Полагаю, что так оно и есть. Мы определенно взяли Голливуд штурмом. Каждый раз, когда я выхожу из дома с парнями, это попадает на первую полосу новостей. Таблоиды всегда полны выдуманных историй о нашей личной жизни: что-то вроде «МЭТЬЮ VS КЕНТА — ТАЙНАЯ ВРАЖДА БОЙФРЕНДОВ» или «БРАЙАР ОБЪЯВИЛА СВОЕГО ЛЮБИМЧИКА». Всё это чушь собачья, но на самом деле я не возражаю против того, что огромное количество людей лезет в наши отношения. Думаю, что привлечение внимания к различным видам любви может быть только благом.

— Общество не одобряло меня с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Мне пришлось набраться храбрости. — Я наклоняю голову, глядя на него искоса. — Может быть, мне стоит поблагодарить тебя за это. Было невероятно дерьмово, но, думаю, в конце концов всё наладилось. — Я даже представить себе не могу, каким человеком была бы, если бы не случилось скандала с изменой. Была бы я по-прежнему той встревоженной, вежливой девушкой, всегда боящейся кого-нибудь обидеть, совершенно неспособной самоутвердиться? Возможно, это лучшее, что когда-либо могло случиться со мной.

Он кивает, потирая затылок. Большой белый паром причаливает к пирсу, и люди начинают подниматься на борт. Том поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Я рад за тебя, — говорит он. — Честно.

Я закатываю глаза.

— Не будь таким сентиментальным. Позвони мне, когда приедешь.

Он быстро обнимает меня и, схватив свой чемодан, забирается на паром. Прежде чем я осознаю, что происходит, наш режиссер Джина, стоящая за Томом, притягивает меня в объятия.

— Запри их, — шипит она мне на ухо, подмигивая. Я смеюсь и машу рукой, когда паром отходит от причала и начинает рассекать воду, возвращаясь в Италию. Я жду, пока он полностью не скроется из виду, затем поворачиваюсь и направляюсь обратно в глубь острова, чтобы найти парней.

— Вы все просто ужасны, — заявляю я, открывая дверь в наш пляжный домик. Во время съемок студия разместила актеров и съемочную группу в небольших шале на одной стороне острова. Естественно, мы с ребятами живем в одном. Оно восхитительно: оформлено в морской тематике, с постельным бельем цвета морской пены и мебелью из дрифтвуда^[87] и ракушек. Шале довольно маленькое, но достаточно большое, чтобы вместить всех нас. С другой стороны, нам и не нужно много места. Только одна очень, очень большая кровать.

Волнение поднимается во мне, когда я скидываю шлепанцы. Мой график был довольно непредсказуемым с тех пор, как мы приехали на остров: в некоторые дни я работала с пяти утра до середины ночи. В другие я вообще не была нужна. Мы с ребятами перепробовали столько развлечений, сколько смогли; сноркелинг, вейкбординг^[88] и виндсерфинг^[89]. В мои выходные вечера мы оставались дома и готовили вместе, наслаждаясь свежими продуктами и вином на закате. А ночью…

Мы постоянно были заняты. Думаю, мы трахались в каждой комнате этого дома. Я так рада, что наконец-то смогу полностью расслабиться, вместо того чтобы беспокоиться о звонках или изменениях в сценарии в последнюю минуту. Следующие две недели обещают быть потрясающими.

Когда вхожу в гостиную, я ожидаю, что там будут все парни. Странно, но единственный, кого я вижу, — это Кента, стоящий у плиты в маленькой кухне. Он поднимает глаза и улыбается мне. Он выглядит потрясающе: загорелый и расслабленный, одетый только в плавки и белую льняную рубашку, которую оставил расстегнутой. Его волосы заплетены в свободную косу, но некоторые пряди упали на лицо.

— Наконец-то закончили? — спрашивает он. Я киваю, идя к нему через всю комнату. Он разогревает вок^[90] и макает кусочки сладкого картофеля в сливочный кокосовый соус карри. Я опираюсь на его руку, наблюдая, как он помешивает что-то на сковороде, а затем наклоняется, чтобы проверить что-то в духовке. Из духовки вырывается аппетитный аромат шоколада и орехов.

— Что это? Ты готовишь ужин?

Он кивает, выпрямляясь, чтобы подарить мне долгий поцелуй.

— Подумал, что мы могли бы отпраздновать.

— Конец съемок? — Его глаза вспыхивают, встречаясь с моими. Он уклончиво мычит, разрезая помидор пополам и отправляя его мне в рот. — Среди прочего, — говорит он, постукивая по моему подбородку, чтобы заставить меня жевать. — Может быть. Или, может быть, я просто хочу откормить тебя.

Мне пришлось сбросить четыре с половиной килограмма ради этой роли. Мужчины убеждены, что если я немедленно не наберу вес, то просто упаду в обморок и умру.

Я улыбаюсь, облизывая его пальцы.

— Думаю, мне это очень понравится.

Внезапно снаружи раздается грохот. Я поворачиваюсь. Двери во внутренний дворик открыты, и через них видно, как Глен перетаскивает всю кухонную мебель в маленький сад на заднем дворе. Я смотрю, как он ругается, поднимая упавший стул.

— Ничего не сломай, — кричит Кента. Масло в сковороде плюется, и он бросается к плите, чтобы повернуть ручку. Я в последний раз целую его в щеку, затем выхожу к Глену на улицу, щурясь от яркого солнца. Думаю, он, должно быть, только что вернулся с купания; его волосы потемнели от морской воды и на нем только пара влажных плавок.

— Привет, горячая штучка, — кричу я, прислоняясь к дверному косяку. Моё новое любимое прозвище для него. С тех пор, как «Hello» включили его в список «Десять самых горячих штучек на ковровых дорожках этого года». Он каждый раз краснеет от этого.

Он поднимает взгляд, и улыбка расползается по его лицу.

— Привет, любимая. Закончили снимать?

Я киваю.

— Всё пошло намного быстрее, когда Том перестал бояться, что его выпотрошат. — Я смотрю на накрытый стол. Он выложился по полной, наполнив бокалы вином и разложив салфетки на каждую тарелку. Букет дорогих на вид тропических цветов стоит в стеклянной, перевязанной розовой лентой вазе посреди стола.

Я показываю на них пальцем.

— Для меня?

— Я купил их на рынке после того, как ты выгнала нас со съемочной площадки.

Я улыбаюсь.

— Они прекрасны.

Он выбрал ярко-розовую лилию и заложил её мне за ухо.

— Не так, как ты, ласс.

Я закатываю глаза, позволяя ему притянуть меня для поцелуя, затем оглядываюсь. В этой идеальной сцене не хватает только одного.

— Где Мэтт? — спрашиваю я.

— Около часа назад у него был разговор с психотерапевтом, — говорит Кента, выходя из кухни и вкладывая мне в руку фруктовый напиток. Ободок бокала украшен кусочками ананаса и розовым бумажным зонтиком. — Мы думали, что к этому времени он уже вернется.

Я делаю глоток напитка, и внутри у меня теплеет от вкуса кокосов и рома.

— У него ведь не назначено на сегодня, разве нет? — Я слизываю сахар со своих губ. — Я думала, они созваниваются по субботам.

Кента качает головой.

— Это было… спонтанно.

Я хмурюсь. Мэтту сейчас гораздо лучше. Гораздо лучше. Иногда ему всё ещё снятся кошмары, но я не помню, когда в последний раз у него были флэшбеки. Думаю, это должно означать, что ситуация изменилась.

— Он в порядке?

— Не очень.

Я ставлю свой бокал на стол.

— Я должна найти его, прежде чем мы сядем есть.

Он кивает.

— Поторопись. Еда почти готова. На закуску у нас брускетта.

— Я уже упоминала, что люблю тебя?

Он смеется.

— Не уверен. — Он приподнимает мой подбородок, прикасаясь своими губами к моим. — Ты всегда можешь сказать мне это снова.

Я нахожу Мэтта примерно в минуте ходьбы от домика. Он сидит у моря, развалившись в тени пальм и уставившись на океан. Он держит в руке что-то маленькое, снова и снова вертя это между пальцами.

— Хей. — Я медленно подхожу к нему. — Ты в порядке?

Он отрывисто кивает.

— Можно мне посидеть с тобой?

Ещё один кивок. Я опускаюсь рядом с ним, поджимая под себя ноги. Он опускает голову, не встречаясь со мной взглядом. Я кладу руку ему на колено, и через мгновение он берет её, переплетая наши пальцы.

— Истерика? — предполагаю я.

Он кивает.

— Почему? Что-то случилось? — Я массажирую большим пальцем его ладонь. — Ты кажешься напряженным.

Он издает смешок.

— Не напряженным. Нервным. — Он смотрит на меня искоса. Океанский бриз обдувает нас, взъерошивая его густые черные кудри. — Я очень сильно люблю тебя.

На моем лице расплывается улыбка.

— Я тоже люблю тебя.

Он тяжело сглатывает.

— Очень сильно, — повторяет он.

— И… из-за этого ты нервничаешь? Говорила ли я тебе, что ты самый эмоционально страдающий человек, которого я когда-либо встречала?

— Да, — говорит он. — Я просто… — Он смотрит вниз на наши сплетенные руки. — Не хочу всё испортить.

— Что испортить?

Он колеблется, затем показывает мне предмет в другой руке. Мой рот раскрывается от шока. Это коробочка для кольца, обтянутая черным бархатом. Пока я наблюдаю, он открывает её большим пальцем, показывая серебряное кольцо со вставкой из белого, блестящего на солнце, камня квадратной формы.

Оно прекрасное. Совершенно потрясающее. Я сглатываю.

— Мэтт…

— Парни убьют меня за то, что дарю его сейчас, — бормочет он. — Мы договорились, что сделаем это вместе.

Я пристально смотрю на него.

— Мы?

— Все трое. Мы хотели сделать предложение все вместе. — Он хмурится, потирая большим пальцем петлю коробочки. — Но, конечно, я, блять, всё испортил.

Я изучаю его лицо. Он всё ещё выглядит нерешительным, как будто не уверен, что действительно хочет подарить мне кольцо.

— Что это? — шепчу я.

— Что?

— Есть что-то, что удерживает тебя от того, чтобы подарить его мне. — Я сворачиваюсь калачиком у его бока. — Я действительно его хочу, — говорю я ему. — Так что, пожалуйста, поторопись объясниться.

Он смеется, но звук выходит пустым.

— Я просто… — слова замирают у него на губах. Проходит несколько мучительных секунд, пока он явно пытается подобрать слова.

— Это из-за флэшбека? — раздумываю я. — Он был настолько ужасен?

Его плечи опускаются.

— Худший за последнее время. Честно говоря, я не мог понять, что происходит.

Я утыкаюсь подбородком в изгиб его шеи, мое сердце болит за него.

Если есть что-то, что я узнала о ПТСР Мэтта, так это то, что флэшбеки не заканчиваются, как только он выбирается из них. Они имеют долгий эффект. Даже при том, что он пытается это скрывать, каждый из них пугает его до чертиков. Обычно он бывает немного странным, вспыльчивым и неуверенным в себе до конца дня. Однако я обнаружила, что объятия творят чудеса, помогая ему чувствовать себя лучше, поэтому я забираюсь к нему на колени, устраиваясь между его ног.

— Мне жаль.

Он хмыкает, его сильные руки обвиваются вокруг моей талии.

— Понятия не имею почему, — бормочет он мне в волосы. — Он взялся из ниоткуда.

— Ты из-за этого расстроился? — Я провожу пальцами по его загорелым предплечьям, слегка царапая его кожу ногтями.

— Я потратил всё это чертово время, пытаясь разобраться со своим дерьмом. Я думал, что был готов. — Он смотрит вниз, на кольцо в своей руке.

— Готов к чему?

— К тебе. Я не хочу, чтобы ты привязывала себя к мужчине, который будит тебя криками каждую вторую ночь, — разочарованный рокот сотрясает его грудь. — Как, черт возьми, я могу просить тебя посвятить мне остаток своей жизни, создать со мной семью, однажды завести со мной детей, когда я даже не могу контролировать свой собственный чертов мозг? — Он делает глубокий вдох, качая головой. — Я не могу просить тебя об этом. Это совершенно несправедливо.

— Ты закончил? — спрашиваю я. Он бросает на меня свирепый взгляд. Я вздыхаю. — Мэтт, я не хочу унижать твои эмоции или что-то в этом роде. Но солдат, отказывающий себе в отношениях из-за ПТСР, это, типа, чересчур.

Он фыркает.

— Да?

— Да. Типа, если бы я увидела это в сценарии, я бы выбросила его в мусорку. Это клише. И даже не очень хорошее. Оно всегда раздражает зрителей.

— Почему?

— Потому что оно глупое. Болван. — Я поворачиваюсь у него на коленях, так что мы оказываемся лицом к лицу. — Моя любовь к тебе не зависит от того, что тебе «становится лучше». Никогда не зависела. Я не хотела, чтобы ты ходил к психотерапевту ради меня, недоумок. Я хотела, чтобы ты сделал это ради себя. — Я поднимаю руку и провожу пальцами по его заросшей щетиной щеке. — Потому что я хочу, чтобы ты был счастлив. Ты заслуживаешь счастья. Ты заслуживаешь любви. И, — я прижимаюсь губами к его шее, чувствуя, как под кожей бьется его пульс, — ты заслуживаешь очень горячую, талантливую и умную жену. Так что, пожалуйста, дай мне кольцо.

Он делает глубокий вдох, позволяя словам вырваться наружу:

— Ты уверена, что хочешь меня?

— Иисусе, Мэтт. Да. Навсегда.

Последний слог ещё не слетел с моих губ, а он уже притянул меня к себе для поцелуя. Я вздыхаю, тая под ним, когда он прижимает меня к себе, его горячий язык кружится против моего.

Я слышу, как хрустит песок под шагами в нашу сторону, и, подняв голову, вижу Глена и Кенту. Глен хмурится, когда видит коробочку с кольцом в руке Мэтта.

— Я так и знал. Я, черт возьми, так и знал, — бормочет он, опускаясь на одно колено рядом с нами и нащупывая коробочку с кольцом в собственном кармане. Без церемоний он открывает её, показывая мне серебряное кольцо с розовым камнем в форме сердца в центре. Я прижимаю руку к груди, чувствуя, как трепещет мое собственное сердце.

— Глен…

— Подумал, что оно подойдет ко всем твоим нарядам, — бормочет он, всё его лицо краснеет.

Я смеюсь. Он прав. Розовое и блестящее. Оно полностью соответствует моему стилю.

Я протягиваю руку и слегка касаюсь камня подушечкой пальца.

— Оно прекрасно. — Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его глазами. — Ты прекрасен.

Он сильно моргает, протягивая руку, чтобы провести по тонкому шраму на моей щеке. Он едва заметен — мне провели пару операций, чтобы исправить его, и теперь на его месте лишь маленькая белая полоска, легко скрываемая макияжем, когда необходимо. Он наклоняется вперед и очень нежно целует её.

— Не так прекрасен, как ты, ласс.

Я знаю, что он говорит не о том, как я выгляжу. Я наклоняюсь вперед, всё ещё сидя на коленях Мэтта, и прикасаюсь своими губами к его. Его губы приоткрываются, и я вдыхаю его мягкий, довольный вздох.

Раздается ещё один хруст, и затем Кента опускается на колени рядом со мной, предлагая мне свое собственное кольцо; изящное серебряное кольцо со сверкающей розой, подходящее к кулону с подвеской в виде розы, которое сейчас висит у меня на шее. Я закрываю глаза, когда он нежно обхватывает мое лицо ладонями.

— Ты самый невероятный человек, которого я когда-либо встречал, — тихо говорит он.

— Ты в тройке лучших, — шепчу я в ответ. Он смеется и притягивает меня для поцелуя. Когда мы отрываемся друг от друга, у меня кружится голова. Он протягивает мне руку, помогая встать. Я стою на песке, справа от меня мерцает море, а пальмовые листья трепещут у меня над головой.

А потом они все делают мне предложение.

Я чувствую себя словно во сне, когда они по очереди прижимают меня к себе. Каждый произносит свою маленькую речь, но я словно в тумане и улавливаю лишь суть этих слов. «Мы нуждаемся в тебе.» «Мы любим тебя.» «Мы не хотим жить без тебя ни секунды.»

Это слишком. Мое сердце выпрыгивает из груди. Я не могу сделать полноценный вдох. Ошеломленная, я прислоняюсь щекой к стволу пальмы.

Кента хмурится.

— Брайар…

— Я в порядке. — Я моргаю, слезы наворачиваются на мои глаза. — Вы уверены? Вы никогда больше не будете жить нормальной жизнью.

— Мы хотим только ту жизнь, в которой будешь ты, ласс, — тихо говорит Глен.

Я прерывисто вздыхаю, кивая.

— Я тоже.

— Нин умирает от желания поработать над свадьбой, — добавляет Кента. — Мы можем отпраздновать её так, как ты захочешь. В закрытом кругу или публично, нам всё равно.

— Это было бы идеально. — Больше, чем я когда-либо мечтала. — Я люблю вас. Всех. Очень сильно.

— Тогда скажи «да», — говорит Мэтт.

— Да. — Я протягиваю руку, и каждый из них надевает свое кольцо. Они подобрали их размер так, чтобы все они подходили на разные пальцы: на мизинец, на безымянный и на указательный. Мужчины окружают меня, и я закрываю глаза, наслаждаясь моментом. Происходящее настолько идеально, что кажется, будто это конец фильма. За исключением того, что здесь, когда вокруг нас нет ничего, кроме песка, неба и волн, я больше не актриса. Я не играю роль. Я просто остаюсь собой.

Запускайте титры.

Слеза скатывается по моей щеке. Потом ещё одна, и ещё.

— Я действительно думала, что всегда буду одна, — шепчу я, наблюдая, как три драгоценных камня блестят на свету и отражаются радугой на мою кожу. — Это всё, на что я когда-либо рассчитывала.

Кента мягко улыбается.

— Ты больше не одна.

— И никогда не будешь, — добавляет Глен.

— Мы обещаем, — заканчивает Мэтт, целуя каждое из моих колец. Я сжимаю в кулак его воротник и притягиваю для настоящего поцелуя, погружая свой язык глубоко в его рот. Я чувствую руку на своей спине и поворачиваюсь к Глену, прижимаясь губами к его губам, прежде чем отстраниться, чтобы поцеловать и Кенту. Я отдаю себя всем им сразу, целуя всех по очереди, в то время как шесть рук гладят мою кожу, сжимая и лаская. И пока мы сидим тут, целуясь и свернувшись калачиком на песке, вечернее солнце освещает небо. Я чувствую, как последняя стена, когда-то воздвигнутая мной вокруг собственного сердца, рассыпается в прах.

И я не умираю. Не становлюсь слабой. Не разваливаюсь на части.

Я чувствую себя сильнее, чем когда-либо.