Телохранители тройного назначения

Глава 51

Брайар

Другие «Ангелы» присоединяются к нам, когда полицейские допрашивают меня в одиночной палате. Это невыносимо. Медсестры постоянно прерывают нас, чтобы потыкать в меня иглами или проверить жизненные показатели, а Мэтт и Глен не перестают рычать на офицеров за то, что они «оказывают на меня сильное давление». Это сводит меня с ума. Мне нужно поговорить с полицией, и чем скорее я закончу, тем скорее смогу попасть домой, но они оба ведут себя так, словно я могу сорваться в любой момент.

В конце концов, я отсылаю обоих, пока не воспользовалась против них шокером или скальпелем, и остаюсь с Кентой. Он сидит в кресле напротив, наблюдая за мной темными глазами. Позволяя мне делать то, что нужно. Веря, что я достаточно сильна для этого. Когда я протягиваю руку, он подходит, берет её и начинает массировать мне пальцы, пока я вяло рассказываю полиции обо всем, что произошло. Я чувствую себя чуждо и отстраненно словно кто-то другой управляет моим телом, а я просто наблюдаю за этим.

Наконец, меня выписывают из больницы с обезболивающими, местным антибиотиком и диагнозом «две поверхностные рваные раны и симптомы психологического шока». Врачи пытались оставить меня для наблюдений на ночь, что глупо, поскольку они фактически признали, что единственное, что со мной не так, это пара порезов и приступ тревожности. Мне пришлось проявить настойчивость, но в конце концов меня отпустили.

Мы возвращаемся в отель в тишине. Мы с Гленом сидим на заднем сиденье, его рука крепко обхватывает меня за плечи. Кента ведет машину, а Мэтт сидит на переднем пассажирском сиденье, застыв и уставившись на дорогу прямо перед собой. Он не сказал мне ни слова с тех пор, как набросился на меня в хижине. Он даже не взглянул мне в глаза. Он полностью игнорирует меня. Видимо, я недостаточно сегодня настрадалась.

Когда мы входим в фойе отеля, на нас бросают множество странных взглядов. Я не удивлена. Мы все в грязи и крови. Под пиджаком Глена на мне больничный халат. Белая рубашка Мэтта полностью в крови. Он выглядит так, словно кого-то убил.

Мы возвращаемся в номер, и я, как зомби, ковыляю в ванную. Я писаю, мою руки, встаю и рассматриваю себя в зеркале над раковиной. Под резким флуоресцентным освещением мое отражение выглядит суровым. Потрепанным. Мое лицо сплошь в тенях и бликах, словно маска. Я изучаю свое выражение лица в поисках любого проявления жизни, любой искры эмоций, но ничего не нахожу.

Я не знаю, что чувствую, и это меня пугает. Я должна плакать. Или паниковать. Или испытывать облегчение. Или злость. Я должна испытывать хоть какие-нибудь эмоции, но их нет. Только оцепенение и усталость. Настолько сильная, что не могу стоять.

Я медленно опускаюсь на коврик. Мягкий голубой материал оказался пушистым и комфортным, поэтому я осторожно ложусь и закрываю глаза. Такое чувство, что гравитация тянет меня вниз. Я знаю, что мне следует встать и помыться, но не могу.

Не могу.

Не думаю, что сейчас вообще на что-то способна. Я опустошена.

Я только начинаю погружаться в сон, когда слышу стук в дверь.

— Брайар? — говорит Глен со своим низким, раскатистым шотландским акцентом. — С тобой там всё в порядке?

Я открываю рот, но мне слишком тяжело двигаться. Я слышу, как открывается дверь, затем Глен резко втягивает воздух.

— Брайар? — В его голосе звучит ужас. Чувство вины охватывает меня. Он подходит ближе, опускаясь на колени рядом со мной. — Дерьмо, ты что, упала? У тебя закружилась голова? О Боже, детка, нам нужно отвезти тебя обратно в больницу…

— Нет. Я в порядке, — бормочу я.

— Да? — Он убирает прядь волос с моего лица, его взгляд смягчается. — У тебя была очередная паническая атака, любимая?

Я качаю головой.

— Я просто… — Я пытаюсь придумать причину, по которой лежу на полу. — Не могу?

— Не можешь чего?

— Всего. Я действительно устала.

Он издает тихий звук.

— Ладно. Всё в порядке. Тебе не нужно ничего делать. Вот так вот. — Большие руки поднимают меня, подхватывая под мышки, чтобы не коснуться бока. Глен осторожно сажает меня на край ванны, затем принимается снимать больничный халат. Я смотрю, как он обнажает мою окровавленную кожу.

— Прости, — говорю я, когда он достает мочалку из корзины с бесплатными туалетными принадлежностями и подставляет её под кран.

— За что, милая? — Он опускается на колени у моих ног, осторожно берет ступню в руку и начисто вытирает её.

— Что не в состоянии сделать это сама. — Я просто сижу здесь, ощущая себя грустным, голым, бесформенным нечто.

Он поднимает на меня взгляд.

— Это нормально, любимая. Я видел как это происходит со многими парнями после заданий.

Я смотрю, как он трет мочалкой мою икру.

— Мм?

— Ага. Черт возьми, после того, как мы попали в больницу после нашей последней миссии, Кенни не разговаривал где-то неделю. Просто целыми днями сидел в постели, уставившись в стену. Иногда твоему мозгу нужно восстановиться. — Он целует мое колено. — Всё пройдет. Обещаю.

Я киваю.

Глен очищает всё мое тело мягкими, успокаивающими движениями, затем выжимает мочалку и выбрасывает в мусорное ведро.

— Хочешь, чтобы я вымыл твои волосы, милая?

Я думаю и затем киваю. Мои волосы полны пота, грязи и крови. Я позволяю ему опустить меня так, чтобы голова оказалась в раковине. Под струей теплой воды он тщательно промывает мои волосы шампунем. Его грубые пальцы почти невыносимо нежны, пока он вымывает грязь. Мы почти не говорим. Я закрываю глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Одна крошечная ниточка эмоций вспыхивает внутри меня, освещая огромную темную пустоту в моих мыслях.

— Я люблю тебя, — шепчу я. Он вздыхает, наклоняется и очень нежно прижимается своими губами к моим.

— Это чувство взаимно, ласс.

Когда я прихожу в себя настолько, насколько это возможно, Глен вытирает мои волосы и приносит одну из своих рубашек и пару джоггеров. Когда мы входим в гостиную, Кента расставляет на кофейном столике контейнеры с едой навынос.

— Я не голодна, — говорю я ему, дрожа. Я думаю о тарелке с жареным цыпленком и чуть ли не срываюсь на бег обратно в ванную, чтобы вырвать.

Глен сжимает мое плечо и подводит к дивану.

— Просто попробуй. Здесь всего понемногу. Просто возьми то, что тебе приглянется.

Мэтт, который так и не сменил свой запятнанный костюм, врывается к нам и, схватив коробку наугад, направляется к балкону.

— Пойду покараулю, — бормочет он.

— Зачем? — огрызаюсь я, мой голос холоден. — С ним покончено.

Он останавливается в дверном проеме, затем отодвигает стеклянную панель и выходит наружу.

— Хочешь лапшу из черной фасоли? — Кента протягивает мне коробку. — Спринг-роллы?

Я качаю головой, прижимаюсь лицом к шее Глена и вдыхаю его запах.

Кента садится рядом со мной. Возможно, мне это кажется, но он выглядит шокирующе бледным.

— Ты потеряла кровь, милая. И вырвала всем, что было у тебя в желудке. Тебе следует что-нибудь съесть.

— Я всё ещё чувствую тошноту.

— Тогда просто рис. — Он наклоняется, чтобы зачерпнуть немного на тарелку. — Может от него тебе станет лучше.

Глен трется своей шершавой щекой о мою, и я чувствую, как что-то сжимается у меня в горле. Моя губа начинает дрожать. Кента протягивает мне небольшую порцию риса. Я беру тарелку, подношу вилку ко рту… и тут же заливаюсь слезами.

Глен обнимает меня крепче.

— Ох, Брайар.

— Это нечестно! — кричу я. Внезапно внутри словно прорвало плотину, и меня захлестнуло эмоциями. Гневом. — Я не сделала ничего плохого!

— Конечно, — успокаивают они оба.

Я машу рукой на балконную дверь.

— Тогда почему, черт возьми, он прячется от меня?! Почему он ведет себя так, будто я все испортила? Почему мне объявили бойкот?!

Кента делает паузу.

— Подожди. Ты имеешь в виду Мэтта?

— Меня ранили, а он не хочет меня успокоить. — Я стискиваю зубы, сердито вытирая щеки.

Мужчины обмениваются взглядами.

— Он напуган, — говорит Кента.

— Он напуган. — Я встаю, с громким стуком ставя тарелку на стол. — Этот человек служил в САС, но слишком труслив, чтобы обнять меня? Ради бога, я тоже напугана. Я думала, ему не наплевать!

— Думаю, он разбирается в оружии гораздо лучше, чем в своих собственных чувствах, — уныло говорит Кента.

— Мне всё равно! — Откидывая назад влажные волосы, я топаю в сторону террасы и толкаю раздвижную дверь. Мэтт сидит в садовом кресле, глядя на горизонт. Лос-Анджелес, полный ярких огней, сверкает под нами.

— Ты караулишь на балконе? — огрызаюсь я. — Разве ты не рискуешь быть подстреленным снайпером или что-то в этом духе?

Он поворачивается и смотрит на меня. Дрожь пробегает по мне, когда его холодные глаза встречаются с моими. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. Я пытаюсь разобраться в эмоциях, вспыхивающих в моем сознании. Боль от того, что он не разговаривает со мной. Гнев от того, что он солгал мне. Облегчение от того, что с ним всё в порядке.

Любовь, притягивающая меня к нему, словно ракушку, подхваченную приливом.

Я хмурюсь, подавляя это чувство.

— Мне очень холодно, — бормочу я.

— Это реакция организма на повышенную тревожность, — медленно говорит он. — Из-за адреналина кровь приливает к внутренним органам, чтобы можно было более эффективно защищаться. Потеря крови может вызвать чувство холода.

Я фыркаю.

— Ага, спасибо, WebMD^[74]. — Я скрещиваю руки на груди. — Мне холодно, — повторяю я.

— Хочешь вернуться внутрь?

— Нет.

Он ерзает, одергивая свой мятый, грязный смокинг.

— Хочешь одолжу пиджак?

Я морщу нос.

— Нет.

Он ждет. Проходит пара секунд.

— Тогда… чего ты ждешь?

— Того, что ты предложишь согреть меня, тупица.

— Ох. — Он делает паузу, затем неуверенно раскрывает объятия. Я забираюсь к нему на колени и прижимаюсь к его груди. Я слышу, как его сердце колотится у моего уха. — Я думал…

— Я всё ещё злюсь на тебя, — предупреждаю я его. — Но я могу злиться и обнимать тебя одновременно.

— Ладно. — Он кажется немного ошеломленным. Я зарываюсь лицом в него, стараясь дышать спокойно. Некоторое время мы молчим. На улице под нами гудят автомобильные двигатели и слышны несколько пьяных криков, разносящихся в ночи. Легкий ветерок касается моих волос. Мимо нас проносятся воющие полицейские сирены, и я снова начинаю плакать. Он притягивает меня ближе.

— Мне жаль, — грубо произносит он. — Брайар, мне так жаль. Ничего из этого не случилось бы, если бы я просто был с тобой честен.

Я сжимаю в кулаке его рубашку.

— Что ранило меня больше всего, так это то, что ты был такого невысокого мнения обо мне. Что ты думал, что я избалованная, эгоистичная и достаточно глупая, чтобы подвергнуть опасности жизни других людей только для того, чтобы отомстить этому парню. Я правда думала, что ты знал меня. Что ты уважал меня.

Он хмурится.

— Я не был невысокого мнения о тебе. Я просто был очень напуган. Очень сильно напуган тем, что могу потерять тебя. Когда возглавляешь команду, ты несешь ответственность за их жизни. И иногда… ты делаешь неправильный выбор. — Я слышу, как он сглатывает. — Я пытался перестраховаться, но это лишь привело к неприятным последствиям, и мне жаль. Ты была нужна мне живой, и, на мой взгляд, держать тебя в неведении было лучшим из возможных вариантов. — Он вздыхает. — Я недооценил тебя.

— Это так. И из-за этого взорвались бомбы. Я подвергла людей опасности, потому что ты не позволил мне увидеть всей картины. Люди пострадали из-за меня, Мэтт. Я знаю, что ты понимаешь, каково это. Тогда, какого черта ты так поступил?

Он вздрагивает.

— Я… я и раньше терял людей. Друзей. Братьев. Они умирали у меня на глазах. И каждый чертов раз я чувствовал, как частичка меня умирает вместе с ними. Я забирал их обручальные кольца и возвращал домой, к их женам. Смотрел на их детей, лишившихся папы, и чувствовал, как сам погибаю внутри. Но я никогда… — Он качает головой. — Частичка меня не умерла бы, если бы ты исчезла из жизни. Я бы просто прекратил свое существование. Я бы… я бы покончил с этим. Всё бы просто погрузилось во тьму. Я бы не вернулся после такого.

— Мм. — Я провожу пальцем по его рубашке. — Я тоже тебя люблю.

У него перехватывает дыхание. Он весь замирает, если не считать одной руки, успокаивающе поглаживающей вверх и вниз по моей спине. Я прижимаюсь к нему, чувствуя, как удушающий узел сильных эмоций в моей груди медленно ослабевает и распутывается. Я почти засыпаю, когда чувствую, как что-то теплое капает мне на волосы. — Я… ты плачешь?

Я пытаюсь поднять взгляд и всмотреться в его лицо, но он лишь крепче прижимает меня к себе. Его грудь вздрагивает подо мной. Ещё одна слеза падает мне на щеку.

Позади нас открывается балконная дверь, и входят парни.

— Она спит? — спрашивает Кента. Я качаю головой и не успеваю произнести и звука, когда Мэтт начинает говорить.

— Мне жаль, — выдыхает он. — Мне жаль. Мне так жаль, что я облажался. Мне так, блять, жаль.

По тону его голоса я понимаю, что он говорит не о том, что произошло сегодня. Я пытаюсь вылезти из его хватки, чтобы дать мужчинам поговорить, но Мэтт хватается за меня, как за спасательный круг, и притягивает обратно к себе на колени.

— Тебе не за что просить прощения, — говорит Кента со спокойным лицом. — Ты это знаешь.

— Никогда не винил тебя, — хрипло бормочет Глен, подходя и становясь рядом со мной. — Мы оба сделали бы то же самое. Ты просто выполнял приказы. — Его рука опускается к моему лицу, и он обхватывает мою щеку мозолистыми пальцами. Я наклоняюсь навстречу прикосновению.

— Я знаю, ты не винишь меня, — протестует Мэтт. — Но…

Кента кладет руку ему на плечо.

— Отпусти это чувство, — мягко говорит он. — Время пришло.

Мэтт отрывисто кивает.

Я улыбаюсь, смотря на него снизу вверх.

— Означает ли это, что ты наконец-то пойдешь на терапию?

Он неуверенно смеется, кивая.

— Я не хотел… — слова застревают у него в горле. Я внезапно понимаю.

— Ты не хотел забывать о том, что произошло. Ты наказывал себя кошмарами и флэшбеками.

Его горло подрагивает, когда он сглатывает. Глен неловко хлопает его по спине, и я закатываю глаза. Эти люди вместе прошли через ад, и хлопают друг друга по спине словно парни из братства. Я хватаю Глена за запястье и дергаю к себе вниз.

— Обними его, — приказываю я. Он подчиняется и обнимает нас обоих. Через мгновение Кента делает то же самое, присаживаясь рядом на корточки и присоединяясь к нам. Какое-то время мы просто сидим, прижавшись друг к другу. Я сворачиваюсь калачиком между ними, вдыхая их запахи. Это потрясающее ощущение.

Однако в конце концов кто-то сдвигается и врезает локтем мне в бок, от чего я шиплю.

Мужчины встают. Мэтт поднимает меня и несет внутрь. Остальные следуют за ним, закрывая за собой балконную дверь. Кто-то устроил что-то вроде гнездышка на гигантском диване, притащив все стеганые одеяла и мягкие подушки, которые только были в номере.

— В одной кровати мы не можем разместиться так, чтобы всем было удобно, — объясняет Кента. — Если захочешь, можешь спать в своей комнате, но мы хотели бы провести сегодняшнюю ночь с тобой.

Я киваю и зарываюсь в одеяла, дрожа. Парни ложатся вокруг меня. Я быстро засыпаю, уткнувшись головой в чье-то плечо, пока кто-то другой нежно гладит меня по волосам.