Телохранители тройного назначения

Глава 36

Брайар

Когда мы наконец возвращаемся в отель, настроение у всех подавленное. Мэтт довольно быстро оторвался от погони — водитель перестал следить за нами, когда понял, что мы его заметили. Что вызывает беспокойство. Если бы это был обычный папарацци, ему было бы всё равно, заметили мы его или нет. Никто не упоминает об этом, но мы все знаем, что это значит.

X был там сегодня вечером. Он точно знал, где я нахожусь. Он последовал за мной.

Как только мы входим в номер, я сбрасываю каблуки и плюхаюсь на диван, теребя застежку своего клатча. Мой разум мчится со скоростью сто километров в минуту.

— Вина? — предлагает Глен.

Я киваю.

— Спасибо.

Кента снимает пиджак, вешает его на спинку дивана и садится рядом со мной.

— Мне жаль, если это происшествие испортило тебе вечер.

Я одариваю его улыбкой.

— Это не так. Это лучший день рождения, который у меня был с тех пор, как я была ребенком.

Он выглядит удивленным.

— Действительно?

Я откидываю голову на диванные подушки, наблюдая, как он расстегивает воротник и ослабляет галстук.

— Это так шокирует? — бормочу я, опуская глаза на его предплечья, когда он закатывает рукава. Знают ли парни, как это горячо? Клянусь Богом, нет ничего сексуальнее парня в наполовину расстегнутом костюме.

Он слегка улыбается мне.

— Я думал, что никто не устраивает вечеринки лучше, чем богатая двадцатилетняя женщина.

Я пожимаю плечами. Мне совсем не хочется говорить ему, что у меня не было настоящих друзей с тех пор, как я вернулась в индустрию. Это досадный побочный эффект того, что я отъявленная сука; единственные люди, которые хотят дружить со мной, такие же суки. Большинство своих дней рождения я проводила либо за работой, либо за просмотром фильмов с едой навынос.

Я придвигаюсь ближе к Кенте, беру его за руку и кладу её на свои плечи.

— Вот так, пожалуйста.

Он улыбается, наклоняясь, чтобы прижаться губами к моей голове.

— Могу я задать тебе вопрос? — шепчет он мне в волосы.

— Конечно же нет, — надменно отвечаю я, играя с его пальцами. — Я не разрешаю своим работникам обращаться ко мне.

Глен передает мне бокал белого, а Кенте вручает пиво и садится рядом со мной. Мэтт плюхается рядом с ним. Я потягиваюсь между мужчинами, удовлетворенно улыбаясь. Зажатая между тремя большими мускулистыми телохранителями, я внезапно перестаю думать об импровизированной автомобильной погоне как о такой уж большой проблеме.

— Ладно, — разрешаю я. — Можешь задать свой вопрос. Раз уж я в таком хорошем настроении.

— Ты сказала, что Петти разрушил твою жизнь, — говорит Кента. — Вы оба снимались в одном шоу, верно? — Я киваю, делая глоток вина. — Что он на самом деле сделал?

Я открываю рот, чтобы дать ему свой обычный ответ — какой-нибудь насмешливый комментарий о том, как я изменяла Тому из-за его крошечного, грибкового члена, — но по какой-то причине слова застревают у меня в горле. Несколько секунд проходят в тишине, пока я пытаюсь придумать, что сказать.

— Ты не обязана мне говорить, — быстро говорит Кента.

— Нет, это просто… — Я замолкаю, теребя ножку своего бокала. — Я не говорю об этом. Никогда.

Я хранила все воспоминания о своих подростковых годах взаперти внутри себя уже более десяти лет. Я полагаю, что если не буду говорить о них, газеты не смогут их заполучить.

Но я знаю, что ребята не продадут мои секреты прессе. Сама идея смехотворна. Они просто хотят обезопасить меня. Они доверили мне свои секреты, и я доверюсь им в ответ.

Внезапно мне очень, очень хочется рассказать им.

Я изучаю свое вино, поджав губы, затем делаю большой глоток.

— Когда ты начинаешь работать в индустрии, — начинаю я, — пиарщики создают твой личный бренд. Знаете, каким был мой образ, когда я подписала свой первый контракт в тринадцать лет?

Они все пожимают плечами.

— «Подросток-милашка», — тщательно выговариваю я слова.

Мэтт фыркает.

Я киваю.

— Я знаю, ладно? Сейчас это трудно представить, но когда мне было тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет, я была хорошей девочкой. «Невинной девочкой». Тогда я была очень застенчивой. До боли вежливой. Всё, чего я хотела, — всем нравиться. Мои пиарщики решили сыграть на этом и заклеймили меня как милого, нежного ангела. Вспомните Тейлор Свифт ранней эпохи.

Парни обмениваются непонимающими взглядами.

— Ладно. Подумайте о принцессе Ди^[60]. Мой пиар-менеджер решил, что я всегда должна быть одета в белые или розовые платья. Минимум макияжа. Мне не разрешали ходить на вечеринки или постить в социальных сетях. Мне было полностью запрещено делать селфи, независимо от обстоятельств. Меня поощряли заниматься благотворительностью. Это, по крайней мере, осталось при мне. — Я смотрю на свой напиток. — В течение многих лет все знали меня именно такой. Хорошей девочкой. И я нравилась людям. Я была одной из самых популярных детей-актеров в индустрии. Когда мне исполнилось восемнадцать, у меня была отличная карьера. А потом Том Петти всё испортил, сказав всему миру, что я ему изменила.

— Ты же этого не делала? — спрашивает Глен.

— Мы даже никогда не встречались. Он был моим другом. Моим единственным другом, на самом деле. Мы познакомились на съемках «Голливудского Дома», и он был таким же, как я. Британским ребенком, которого вырвали из средней школы и забросили в Голливуд. Я думаю, мы как бы вцепились друг в друга, и пресса предположила, что мы были вместе. Но мы никогда не встречались. — Я рассматриваю свои ногти. — Когда мне было шестнадцать, я пошла на свидание с этим парнем. Папарацци преследовали нас по всему городу и засняли, как мы целуемся. Это был мой первый настоящий поцелуй вне кадра, и я была так взволнована, что хотела рассказать об этом Тому на следующий же день.

К моему животу подкатывает тошнота, и я ставлю бокал с вином на столик. Я так давно об этом не вспоминала. Я почти забыла, как это больно.

— На следующее утро я проснулась от всех этих заголовков. Томас Петти убит горем после скандала с изменой Брайар Сэйнт. Том публично заявил, что мы встречались последние два года, а я поцеловала другого парня за его спиной. Меня выпотрошили в прессе. Я пришла к нему домой и умоляла его просто сказать всем правду, но он отказывался видеть меня.

— Дерьмо, — бормочет Глен.

Я поджимаю губы.

— Это был отличный пиар-ход с его стороны. Он превратился из обычного ребенка-актера в бедного, отвергнутого любовника. Он месяцами ходил перед папарацци, выглядя таким удрученным и чуть ли не плачущим. Что, конечно, означало, что люди стали ненавидеть меня ещё больше.

— Всё было так плохо? — спрашивает Мэтт.

Я делаю глубокий вдох.

— Ужасно. Фанаты были так возмущены, что начали бойкотировать шоу. Совет директоров выгнал меня из проекта, потому что я сильно влияла на просмотры. «Голливудский дом» был моей жизнью. Я знала актеров лучше, чем свою собственную семью. Но всё это не имело значения. — Я пожимаю плечами. — И вот так родилась Злая Западная Сучка. Не имело значения, что я говорю правду. Все меня ненавидели.

— Должно быть, это было пугающе, — тихо говорит Кента.

Я невесело смеюсь.

— Мне никогда в жизни не было так страшно. Я была ребенком, и мне казалось, что весь мир отвернулся от меня. Люди, которые раньше были моими поклонниками, стали присылать мне смертельные угрозы. Я всё делала неправильно: если меня фотографировали стоящей рядом с мужчиной, значит я шлюха. Если выглядела расстроенной на публике, значит я пыталась вызвать сочувствие. Если игнорировала папарацци, значит я была заносчивой сукой, которая думала, что она лучше всех остальных. Мне хотелось исчезнуть с лица Земли.

— И как ты поступила? — спрашивает Мэтт низким голосом.

Я вздыхаю, делая ещё один глоток вина.

— Я исчезла. Купила дом в Девоне^[61] и много лет жила там одна. Делала все свои покупки онлайн, ела еду навынос и отказывалась кого-либо видеть.

Я тереблю пайетку на своем платье.

— В течение нескольких лет я была по-настоящему подавлена. Я просто не видела смысла в существовании. Я не могла выйти из своего дома без того, чтобы не подвергнуться словесным оскорблениям со стороны незнакомцев и преследованиям в прессе. Я поняла, что у меня никогда не было настоящих друзей, или партнеров, или семьи. Все так сильно меня ненавидели. Моя жизнь уже была кончена, так в чем же был смысл?

Я удивляюсь, когда слеза скатывается по моему лицу и падает на светлую ткань моего платья. Я высвобождаю свою руку из руки Кенты и скрещиваю из на груди, сворачиваясь калачиком. Кто-то протягивает мне салфетку.

— Спасибо. — Я вытираю лицо. — Да. То были действительно мрачные годы. Потом, когда мне было двадцать, я смотрела фильм, и на экране появился Том. Я погуглила его и была потрясена тем, насколько он был успешен. У него все было так хорошо. Фильмы, брендовые контракты, музыка. Ради бога, у него была своя линия парфюма. И в моем мозгу будто щелкнул переключатель. Мне больше не было грустно, я просто была очень, очень зла. — Я стискиваю зубы. — Он был тем, кто солгал. Он должен был быть наказан, а не я. Я так скучала по актерству. Так что я решила, что достаточно хандрила. Я хотела попытаться вернуться в индустрию.

Глен усаживается удобнее, но никто ничего не говорит.

— Я решила, что вместо того, чтобы пытаться исправить свою репутацию, я начну ей соответствовать. Если люди хотели, чтобы я была сукой, прекрасно. Я буду сукой. Я вернулась в ЛА. Снова начала получать работу. — Я ухмыляюсь. — На самое первое прослушивание я вообще-то пошла в свою старую студию. Они ожидали увидеть того же раненого олененка, каким я была перед исчезновением. Мышь, которая просто хотела понравиться и быть принятой ими. А вместо этого они получили меня, — тычу я большим пальцем себе в грудь. — Очевидно, что я не получила работу. Но я покинула ту комнату, чувствуя себя… львицей.

Я делаю ещё один глоток вина, болтая золотистую жидкость в бокале.

— Так забавно. Раньше я так боялась, что люди подумают, что я злая, или заносчивая, или грубая. Теперь, если уж на то пошло, я боюсь, что люди подумают, что я милая. Я сильнее, когда никому не нравлюсь. Я в безопасности, когда веду себя как стерва.

— Однако ты не такая, — тихо говорит Кента.

Я поднимаю на него взгляд.

— Хм?

— Ты не груба, не заносчива, или что-то в этом роде. Внутри ты всё тот же милый ребенок. — Он снова берет меня за руку. — Ты много занимаешься благотворительностью. Ты заботишься о людях. Ты заботишься о нас. Эта доброта всё ещё внутри тебя.

— Знаю, — говорю я. — В том-то и дело. Если я выйду на публику и буду самой собой, а потом все решат, что они меня ненавидят — что я буду делать? Терапия может сделать не так уж много. Но сейчас? — Я машу рукой на свое лицо. — Я играю определенную роль. Стервозной дивы. Они критикуют не настоящую меня, а только мои действия. И с этим, черт возьми, намного легче справиться.

— Ты сделала всё это, чтобы защитить себя, — понимает он. — Ты не хотела становится грубой. Ты просто хотела уберечь свою добрую часть от всех остальных.

— Думаю, ты прав, да. — Я наклоняюсь вперед, огонь внезапно вспыхивает в моем животе. — И знаете, что ещё? Теперь люди слушают меня. Они знают, что я не тряпка. Они знают, что если оскорбят меня, я не буду держать рот на замке. — Я смотрю на Мэтта. — Как-то ты спросил меня, почему я пыталась разрушить жизнь этого подонка Марио Васкеса только лишь потому, что он мне не нравился. Правда в том, что ко мне каждый день обращаются люди, которые говорят, что кто-то влиятельный в индустрии оскорбил их, или обманул их на деньги, или сексуально домогался их, и они не могут ничего сказать, не став мишенью. Но я могу говорить что хочу и сколько хочу без последствий. Я живу вне этих игр за власть, в которые вынужден играть остальной Голливуд. Люди боятся меня, и правильно, блять, делают.

— Я думаю, ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал, — тихо говорит Глен.

Я смотрю на него, затем киваю.

— Спасибо. — Я прочищаю горло, хватаю свое вино и допиваю его одним большим глотком. Со стуком я ставлю бокал на кофейный столик и перевожу взгляд с одного на другого. — Ладно. Хватит моей трагической истории. Вы, ребята, хотите праздничную групповушку?

Смех Глена вырывается из него.

— Я думал, ты никогда не спросишь.

Мэтт медленно встает, направляясь в свою спальню.

— На самом деле у меня есть кое-что для тебя, — бросает он через плечо. — Я забрал это сегодня утром.

Я поднимаю бровь. Из спальни доносится шуршание пластика, затем возвращается Мэтт и бросает что-то мне на колени. Я рассматривая пластиковую упаковку. Моё лицо вспыхивает, когда я понимаю, что это за подарок.

Розовая пуля-вибратор.

— Да ты шутишь, — говорю я, стреляя в него взглядом.

Он ухмыляется.

— Принцесса, я всю прошлую неделю мечтал о том, чтобы увидеть как ты кончаешь с этой штукой внутри. Поверь, я не шучу.

Я открываю упаковку и перекатываю игрушку на ладони. Всё мое тело внезапно становится слишком горячим.

Мэтт садится передо мной на корточки и протягивает мне руку. Я передаю ему пулю, и он нажимает крошечную кнопку. Вчетвером мы смотрим, как она жужжит у него между пальцами.

— Спасибо, что рассказала нам, — тихо говорит Мэтт, встречаясь со мной взглядом.

— Я же сказала, что постараюсь доверять тебе. Вот и пробую. — Я наклоняю голову. — Теперь я получу награду?

— Да, — просто говорит он. — Ли, опусти верх её платья.

Кента послушно снимает бретельку платья с левого плеча. Я закрываю глаза, когда Мэтт протягивает руку и прижимает кончик пули к изгибу моего горла.