Телохранители тройного назначения

Глава 2

Мы возвращаемся домой без происшествий, и я иду прилечь в гостиную, пока ребята разбегаются, прочесывая дом в поисках детских принадлежностей. Они определенно сходят с ума. Забавно; независимо от того, сколько раз мы проходили через это, им, кажется, никогда не станет легче. Я слушаю, как они кричат друг на друга из разных комнат.

— ЛИ! ГДЕ ЕЕ ТАПОЧКИ?

— Под кроватью. Мы купили ещё крема для сосков?

— Дерьмо! Где крем для сосков, Глен?

Я фыркаю.

— Можете взять мне сухой шампунь? — кричу я. — Желтая банка на моем комоде.

— Роджер, — отзывается Мэтт.

Я борюсь с желанием рассмеяться, потирая рукой свой раздутый живот.

— Твои папы такие глупые, — бормочу я, закрывая глаза. Я чувствую, как малышка слегка шевелится внутри меня, будто уже готовится выйти.

Я так взволнована. Мы с Гленом ждали этого дня пять лет. Когда мы начали попытки завести детей, мы решили, что у нас будет трое: по одному от каждого мужчины. Конечно, мужчины принимают всех детей как своих собственных. Но я бы хотела иметь семью, в которой была бы частичка каждого из них.

— Ребенок скоро родится?

Я открываю глаза и вижу, как Эми, одетая в свою любимую блестящую футболку, шаркающей походкой входит в комнату. Её золотистая кожа выглядит свежевымытой, а длинные черные волосы аккуратно собраны сзади. Она что-то сжимает в своих маленьких ручках.

Я протягиваю ей руку.

— Я уверена в этом.

Она улыбается.

— Хорошо. Я сделала тебе открытку на уроке.

Мое сердце трепещет.

— Открытку, да?

— Я сказала мисс Николе, что скоро родится ребенок, и она сказала, что я смогу сделать её за короткое время, — объясняет она, забираясь на диван и показывая мне свою открытку. Я аккуратно беру её в руки. На самом деле она действительно милая. Похоже, что она нарисовала цветок из книжки-раскраски и тщательно закрасила его гелевыми ручками. Она ни разу не вышла за контур.

Эми только что исполнилось пять, но я убеждена, что она в некотором роде гений. У неё темные, серьезные глаза Кенты и шелковистые черные волосы. Сегодня они заплетены в косу. Она всегда настаивает на том, чтобы ходить с прической, как у отца. Если Кента уходит в спортзал с хвостом, а возвращается с пучком, она подбегает к нему и требует, чтобы он тоже собрал её волосы в пучок.

Это очаровательно.

— Спасибо, детка. — Я поворачиваю открытку к свету, наблюдая, как переливаются розовые и золотые искорки.

— Деймон нарисовал то, что внутри, — добавляет Эми, и я открываю открытку. Внутри рисунок всех нас: меня, Мэтта, Кенты, Глена, Эми, Деймона и крошечного комочка, который, как я предполагаю, и есть ребенок. Трудно сказать, кто есть кто, поскольку Деймон рисует людей в виде шатких яиц с торчащими руками и ногами, но слезы всё равно наворачиваются у меня на глаза.

— Выглядит не очень, но он пытался, — объясняет Эми. — Он плохо рисует.

— Нет же! — кричит Деймон, врываясь в комнату. Биологически он ребенок Мэтта, и, как и у его отца, у него темные волосы и свирепый нрав. Хотя его глаза скорее зеленые, чем голубые, более близкие по оттенку к моим.

— Да, — миролюбиво говорит Эми, — но мамочка не возражает.

— Я люблю твои рисунки, — честно говорю я Деймону.

— Видишь! — Деймон запрыгивает на диван, обвивая руками мою шею. Прямо в эту секунду начинается ещё одна схватка, и я сгибаюсь пополам.

— О, Боже, — кричу я, прежде чем успеваю остановить себя. — О, Иисусе…

— Мам, — Деймон хмурится.

— Мамочка! — Эми забирается на меня сверху, её маленькое тело прижимается к моему. Я задыхаюсь от боли, вцепляясь рукой в диванные подушки.

В дверном проеме раздаются шаги, и Глен врывается в комнату, легко подхватывая по одному ребенку в каждую руку.

— Осторожнее, ребята, — говорит он, поднимая их с кровати. — Не делайте маме больно.

— Почему она плачет? — спрашивает Эми, покачивая ногами.

— Я не плачу, — бормочу я, смаргивая слезы.

— Плачешь, — говорит Эми, — пожалуйста, не плачь.

Я делаю несколько глубоких вдохов.

— Я просто взволнована тем, что скоро родится ребенок. Если всё пойдет по плану, вы сможете увидеть её уже завтра.

Раздается звонок в дверь.

— Это должно быть Нин, — говорит Глен, целуя обоих детей в лоб. — Сегодня она присмотрит за вами, ребята.

Эми смотрит на него, нахмурившись.

— Вы оставляете нас?

— Нам нужно убедиться, что с вашей мамой всё в порядке.

Её глаза расширяются.

— Почему она будет не в порядке?

— Всё будет хорошо. Потому что мы идем с ней. Что мы вам говорили? — Он наклоняется и осторожно опускает детей на ковер. — Наша работа — обеспечивать людям безопасность. Мы всегда будем защищать вас. — Он тычет её в живот.

— Мамочку тоже.

— Особенно мамочку. Так что тебе не нужно беспокоиться, ласс.

В коридоре слышится звяканье ключей. Голос Нин разносится по дому.

— Где мои маленькие ангелочки? — кричит она.

Эми и Деймон оба выбегают из комнаты, чтобы поздороваться. Я отпускаю их, затем откидываюсь на спинку дивана, глубоко дыша. На последних двух родах было не так больно и не так быстро. Схватки уже идут с тревожно коротким интервалом. Глен садится рядом со мной и берет меня за руку, пока мы ждем остальных.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он. — Нервничаешь?

Я качаю головой.

— Взволнована.

— Хорошо. — Он сжимает мою руку.

Кента и Мэтт, пошатываясь, входят в комнату, выглядя до смешного взволнованными для бывших солдат элитного подразделения.

— Сумка собрана, — говорит Кента, перекидывая блестящую розовую сумку через плечо. — Какова ситуация?

— Не знаю, попрошу свою матку напечатать отчет, — ворчу я.

Он улыбается.

— Как ты себя чувствуешь, любимая? — переводит он.

— Схватки становятся сильнее, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — И дольше.

— И интервал сокращается, — добавляет Глен. — Думаю, пора ехать.

— Уже? — Мэтт кивает, на его лице явная паника. — Да. Хорошо. Тогда ладно. — Он протягивает мне руку, помогая встать. Я направляюсь к двери, но вместо этого он притягивает меня к себе и прижимает к груди, крепко обнимая. Я чувствую, как его сердце колотится в груди, когда он запускает руки мне в волосы.

— Со мной всё будет в порядке, — бормочу я в его джемпер. — Скоро всё закончится.

Он отрывисто кивает и крепко целует меня в лоб, затем отстраняется и ведет меня через дом к входной двери.

— Пока, ребята, — проходя через кухню, я быстро целую каждого из детей. Они оба сидят за барной стойкой для завтрака, поедая снэки. Нин обнимает меня, а затем без лишних слов парни сажают меня в машину, и мы попадаем в вечерний центр Лондона.

Как только мы выезжаем, всё происходит очень, очень быстро. В одну минуту, я в полном порядке, сижу, прислонившись спиной к Глену на заднем сиденье. Глен держит меня за руку и делает со мной дыхательные упражнения каждый раз, когда начинаются схватки, а Кента ведет машину. Мэтт молчит и неподвижно сидит на пассажирском сиденье, уставившись в окно.

Пятнадцать минут спустя я лежу на коленях у Глена, рыдая, постанывая и задыхаясь. Кента ругается себе под нос, когда мы попадаем в очередную пробку, а Мэтта заметно трясет, когда он кричит Кенте, чтобы тот ехал быстрее.

— Прекрати орать, — бормочу я, кусая нижнюю часть рубашки Глена. — Блять.

Мэтт поворачивается на своем сиденье лицом ко мне. Его лицо белое.

— Пожалуйста, согласись на эпидуральную анестезию^[97], — умоляет он. — Пожалуйста, принцесса.

Я хмуро смотрю на него. Я уже решила, что мне не нужны обезболивающие при этих родах. Я согласилась на них, когда рожала Деймона, и от одного воспоминания об этом меня тошнит. Я не думала, что боюсь игл, пока одна из них не оказалась у меня в позвоночнике.

— Тебе не должно быть больно, — добавляет Глен, кладя руку мне на спину. — Это просто укол, ласс. Он избавит тебя от стольких страданий.

Я отталкиваю его.

— Отъебись, — шиплю я. — Кента, скажи им, чтобы отъебались от меня.

Кента прочищает горло.

— Отъебитесь, — объявляет он. — Это её тело. — Он щелкает по индикатору, проверяя зеркала. — В любом случае, сейчас может быть уже слишком поздно, — бормочет он так тихо, что я едва слышу.

Мэтт издает рычащий звук. Глен откидывает мои волосы назад. Я борюсь с желанием наброситься на него, постанывая, когда очередная схватка сжимает мои внутренности. Теперь они идут тревожно быстро друг за другом и настолько сильны, что, когда они начинаются, я не могу сосредоточиться ни на чем другом, кроме боли. Когда я моргаю, возвращаясь к реальности, Глен сжимает мои пальцы. Мэтт всё ещё повернут ко мне лицом. Все его мышцы напряжены, и он сильно потеет. Одной рукой Кента сжимает плечо Мэтта, а другой — совершает круговой разворот. По бешеному взгляду голубых глаз Мэтта я вижу, как он борется.

Я не удивлена. Такое происходило и во время двух предыдущих беременностей. Видеть, как люди, которых он любит, корчатся в агонии, — это, пожалуй, худший кошмар Мэтта.

— Ты можешь поехать обратно домой, — говорю я ему, тяжело дыша. — Если тебе очень тяжело. Или выйти из комнаты. Или надеть наушники. Закрыть глаза. Я не буду возражать. Всё, что будет тебе необходимо.

На самом деле, визуальные флэшбеки у Мэтта уже прекратились, но эмоциональные иногда случаются. Он описал мне это как внезапное ощущение, словно кто-то вломился в дверь и приставил пистолет к моей голове. Даже при том, что он видит, что и я, и дети в полной безопасности, его мозг говорит ему, что мы в смертельной опасности. Это звучит ужасно.

Он поджимает губы и качает головой.

— Я люблю тебя.

Я протягиваю ему свободную руку.

— Я тоже тебя люблю. Даже несмотря на то, что я хочу обматерить тебя. Сильно.

Он хватает мою руку и подносит её к своим губам. Крепко поцеловав её, он поворачивается, чтобы поговорить с Кентой.

— Ты уверен, что не можешь ехать быстрее?

— О, конечно, я могу, — дружелюбно говорит Кента. — Почему ты раньше не спросил? Я просто проеду по этим гражданским, словно бульдозер, пойдет?

Я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к руке Глена. Он гладит меня по волосам, прижимая к себе.

Кажется, что дорога в больницу занимает целую вечность, но в конце концов мы добираемся, и меня везут прямо в одиночную палату. Медсестра присвистывает, когда заглядывает мне под юбку.

— Второй ребенок?

— Третий, — выдавливаю я.

— После второго и не замечаешь, как они появляются, — со знанием дела говорит она. — Повезло, что вы приехали вовремя. Ты почти готова рожать.

— Уже? — Иисусе. — Ох, Боже мой. О-о, Боже мой. — Сердце колотится у меня в груди. До этого момента я была словно на автопилоте, просто выполняя все действия, чтобы убедиться, что мы прибудем сюда вовремя.

Теперь я, наконец, всё осознаю и не могу заставить легкие наполниться воздухом. Я рожаю ребенка. Прямо сейчас. Без лекарств. Я не готова.

— Не напрягайся, — ругает меня медсестра, ставя капельницу. — Это ничему не поможет.

Я прикусываю губу, отрывисто киваю и медленно выдыхаю.

— Хей.

Я поднимаю взгляд. Кента опускается на колени рядом со мной. Он берет мою руку и прижимает её к своей груди, дыша вместе со мной.

— Ты в безопасности. Ребенок в безопасности. Ты самая сильная женщина, которую я знаю. Ты можешь справиться с чем угодно. С чем, блять, угодно, Брайар. Ты уже прошла через то, что многие не могут и представить.

Я киваю, моё сердце бешено колотится в груди.

Он утыкается носом в мою щеку.

— Мы здесь, рядом с тобой, — шепчет он. — Но ты бы справилась и без нас, в любое время.

Я снова киваю, воздух с шумом покидает мои легкие. Нервный комок сжимается во мне, когда я смотрю на пищащие мониторы.

— Я просто хочу покончить с этим, — бормочу я. — Ожидание убивает меня.

К счастью, мне не приходится долго ждать. Проходит где-то около десяти минут, прежде чем схватки принимают серьезный оборот.

Большую часть родов я провожу, потеряв сознание. Мне очень больно, я плачу и хватаюсь за парней. Я почти уверена, что в какой-то момент назвала их всех самодовольными уебками. Если я правильно помню, они просто кивнули с серьезным видом и согласились со мной. Они по очереди гладят и обнимают меня, хотя я неизбежно отталкиваю их снова и снова.

Через некоторое время ругань стихает, я вообще перестаю разговаривать. Теперь схватки даже не похожи на простую боль. Они ощущаются словно пытка. Словно меня разрывает на части. Я закрываю глаза, хватая воздух ртом. Странные стонущие звуки, какие я даже не подозревала, что могу издавать, вырываются из моего горла. Это слишком. Я не смогу.

Я не смогу.

— Поговори с нами, детка, — говорит Мэтт, беря меня за руку. — Ещё раз назови нас долбоебами. Мне не нравится, когда ты молчишь. — Я ничего не говорю, шумно дыша. — Брайар, пожалуйста, говори.

Я задыхаюсь, слезы катятся по моим щекам и впитываются в подушку. Это слишком. Слишком, слишком больно. Я даже думать не могу из-за боли. Я не могу сформулировать слова.

Он опускается на колени рядом с кроватью, кладя своё лицо на подушку рядом с моим. Его сапфировые глаза пробегают по моему лицу.

— Всё, что нам нужно было сделать, это кончить, — пытается он. — Разве это тебя не злит?

Я качаю головой, плача сильнее.

— Почему ты пытаешься разозлить её? — спрашивает Кента.

— Злость лучше, чем грусть!

— Мне больно, — шепчу я.

Мэтт стонет, низкий, полный боли звук вырывается из его груди.

— Ох, блять. Боже, принцесса. Я знаю, что это больно, любимая. Мне так жаль. Если бы мог, я бы забрал всю боль себе.

Я киваю, смаргивая слезы с глаз, и дергаю за воротник его рубашки.

— Сними, — бормочу я.

— Глядя на мой пресс, ты почувствуешь себя лучше?

Я рычу на него.

— Сними. Пожалуйста.

Не говоря больше ни слова, он хватается за подол своей рубашки и стягивает её через голову. Я беру её и прижимаю к груди, утыкаясь лицом в его обнаженное плечо. Мне нужно, чтобы он был рядом.

Проходит четыре часа. Они невыносимы, но каким-то образом я их пережила. Когда роды наконец подходят к концу, Глен лежит рядом, крепко меня обнимая. Я впиваюсь ногтями в его предплечья, рыдая. Мэтту пришлось выйти. Кента стоит рядом с доктором и наблюдает.

— Ты так близко, — говорит он. — Ты почти сделала это, любимая.

— Ты отлично справляешься, ласс, — успокаивает меня Глен. — Просто тужься. Остался всего разочек.

Я снова кричу и плачу, когда падаю, утыкаясь лицом в руку Глена.

И вот, наконец, всё кончено. Я лежу в крепких объятиях Глена, потея и тяжело дыша, пока Кента умело перерезает пуповину и передает мне крошечный извивающийся сверток. Мои глаза расширяются, когда я смотрю на раскрасневшееся, сердитое лицо и крошечные розовые кулачки. Я оттягиваю ворот своей свободной футболки, и ребенка осторожно кладут мне на грудь. Всё остальное меркнет, когда я беру её на руки и прикасаюсь к её липкой, мягкой коже, чувствую, как она прижимается ко мне. Любовь вспыхивает внутри меня, захватывая меня целиком.

Медсестра передает Глену несколько полотенец, и он осторожно вытирает ребенка. Кента подходит и накрывает нас теплым одеялом.

— Я позову Мэтта, — тихо говорит он. — Боже, она такая красивая. — Я тупо киваю, глядя в сонные серые глаза моей дочери.

— О, Боже, — выдыхаю я, обращаясь к Глену. — Она выглядит точь-в-точь как ты. Она так же прекрасна, как и ты.

Глен наклоняет голову рядом с моей, касаясь губами крошечных влажных кудряшек дочери.

Я обнимаю её некоторое время, а затем передаю парням, чтобы они понянчились с ней. Мои веки уже тяжелеют, а конечности чувствуют слабость и дрожь. Я хочу свернуться калачиком вокруг своего ребенка и проспать двадцать четыре часа подряд. Я откидываюсь на подушки.

Кента выпрямляется, прекращая целовать свою дочь, и обращает свое внимание на меня.

— Устала, любимая?

Я киваю, всё ещё тяжело дыша. Засыпание после родов стало моей фишкой. Когда у нас родилась Эми, я отключилась, пока она пыталась обнять меня. Мое тело будто, в конце концов, расслабляется, а мозг отключается.

Кента убирает волосы с моего лица, выражение его лица невыносимо нежное.

— Ты очень хорошо справилась.

— Ага, блять, — бормочу я. — Присмотрите за ней. Я вернусь через секунду.

А потом я отключаюсь.