Моя история подходит к концу, на записи остаётся очень мало времени. Не знаю даже, смогу ли довести их до конца. Теперь повествование будет не таким насыщенным — жаль, но это вынужденная мера.
Я решил посвятить остаток жизни тому, чтобы вернуть долг Мияги, и, конечно, здесь дала о себе знать моя глупая, неизлечимая привычка заблуждаться и делать неправильные выводы. Впрочем, на сей раз судить меня за это не стоило. Моя затея изначально была обречена на провал. Долг Мияги оказался гораздо больше суммы, которую Химэно назвала в качестве пожизненного заработка офисного менеджера. Не существует способа заработать такие деньги за два месяца, если ты обычный студент.
И всё-таки я рассмотрел разные варианты. Честно заработать — похвальная мысль, но в данном случае достижению цели она никак не поможет. Как бы я ни старался, за два месяца получу одни гроши. Можно таким образом вернуть триста тысяч Мияги, но она бы не одобрила того, что я трачу остаток жизни на работу. Также не стоит ждать от неё благословения на воровство, грабёж, мошенничество, похищение людей и другие преступления. Я собирался заработать денег ради Мияги, поэтому нельзя было действовать вопреки её желаниям.
Можно выиграть деньги, но, конечно, даже я не такой дурак, чтобы всерьёз на это решиться. Тем более я прекрасно знал, что успех в азартных играх не приходит к тому, кто отчаянно нуждается в деньгах. Выигрыш всегда достаётся тем, у кого их вполне достаточно.
Богиня удачи сбежит, если настойчиво тянуть к ней руки. Нужно набраться терпения, выжидать и схватить, как только она приблизится. Но ждать я не мог, а кроме того, не обладал чутьём, способным уловить её приближение.
Это ведь всё равно что гнаться за облаками. Если бы кто-нибудь знал способ заработать за два месяца столько, сколько можно заработать за всю жизнь, то уже осуществил бы его. Получается, я просто пытаюсь доказать, что невозможное невозможно. Единственное моё преимущество — близкая смерть, а следовательно, готовность подвергнуть себя большой опасности, но ведь не я первый придумал заработать денег, рискуя своей головой. К тому же нетрудно догадаться, что большинство отчаянных авантюристов так и не добились желаемого.
Однако я упорно думал. Слов нет, цель у меня безрассудная. Я убеждал себя, что, раз никому раньше такое не удавалось, мне придётся стать первым в истории. Ну же, думай, думай! Как вернуть долг за два месяца? Как обеспечить Мияги спокойный сон по ночам? Как избавить её от одиночества после моей смерти?
Я ходил по городу и отчаянно размышлял. Двадцать лет жизни научили меня тому, что прогулка помогает в поисках решения сложной и непонятной задачи. Я гулял и на следующий день, и в день, наступивший после него, надеясь, что нужный ответ сам предстанет передо мной.
В течение этого времени я почти не ел. Жизнь научила меня и тому, что голодный желудок обостряет интуицию, и на это я тоже рассчитывал.
Немного погодя до меня наконец дошло, что можно опять обратиться в тот самый магазин. Когда-то именно там втоптали в грязь мою последнюю надежду, и у меня оставалось право ещё два раза воспользоваться услугами этого заведения в старом здании.
Я спросил у Мияги:
— Благодаря тебе сейчас я намного счастливее, чем раньше. Как думаешь, если я попытаюсь продать свою жизнь сейчас, сколько за неё дадут?
— Предположили вы верно: ценность жизни может поменяться, — ответила она. — Но, к сожалению, субъективное ощущение счастья мало влияет на цену жизни. В основном обращают внимание на некое обоснованное счастье — чтобы его можно было объективно измерить. По-моему, конечно, это не совсем правильно.
— Хорошо, тогда что ощутимо повысит стоимость жизни?
— Например, вклад в общество, популярность человека... В общем, у них идёт на ура нечто объективно понятное.
— Понятное, значит...
— Кусуноки-сан…
— Что?
— Пожалуйста, не замышляйте ничего странного, — сказала она обеспокоенно.
— Это и не странное. Замышляю я как раз самое обычное и естественное в такой ситуации.
— Я примерно представляю, что у вас на уме, — продолжила Мияги. — Могу поспорить, вы задумали вернуть мой долг. Если так, то я, конечно, очень рада, но совсем не хочу, чтобы вы потратили на это отведённое вам время. Да и вообще, если вы решились на такое, думая о моём счастье, то тут вы, простите, совершенно заблуждаетесь.
— Расскажи тогда, что для тебя счастье?
— Обращайте на меня хоть немного внимания, — попросила она слегка обиженным тоном. — В последнее время вы совсем со мной не разговариваете.
Она была права: я совершенно заблуждался. Но, конечно, просто сдаться мне бы не позволили мои принципы.
Значит, нужно нечто объективно понятное: сделать вклад в общество и обрести популярность, и тогда цена жизни значительно вырастет. В такое можно поверить. В общем, мне нужно обрести такую известность, чтобы у каждого моё имя было на слуху.
Если честно, я сам не знал, что легче: просто заработать денег или стать человеком, жизнь которого купят за большие деньги. И то, и другое выглядело почти неосуществимым. Но другого выхода я не видел, поэтому оставалось изучить второй вариант как следует.
В одиночку придумать что-то дельное не удавалось, поэтому стоило обратиться к воображению других людей.
В первую очередь я сходил в букинистическую лавку. Дело в том, что я привык наведываться в книжный магазин в трудную минуту. Там, рассеянно глядя на полки с книгами, я хватал первый попавшийся томик, просматривал его, и решение большинства проблем само приходило на ум. Вряд ли получилось бы так же просто расправиться с нынешней задачей, но на сей раз я решил обратиться не только к книгам.
Старый хозяин лавки, окружённый томами со всех сторон, слушал по радио трансляцию бейсбольного матча. Я окликнул его, в ответ он поднял голову и устало поздоровался.
Я решил даже не упоминать о заведении, где покупают жизнь. Конечно, хотелось узнать, много ли старику известно об этой организации, а ещё больше мучило желание самому рассказать, что произошло со мной за этот месяц. Однако тогда пришлось бы признаться, что жить мне осталось всего два месяца, и хозяин магазина неизбежно почувствовал бы себя виноватым.
Вот почему я даже не заикнулся о продаже жизни и вёл себя так, чтобы не пришлось объяснять про Мияги, говорил о всяких мелочах — погоде, бейсболе, книгах, праздниках. Разговор не клеился, но мне отчего-то стало спокойно на душе. Я просто любил и лавку, и её хозяина.
Я улучил момент, когда Мияги рассматривала книги на полках, и тихо спросил старика:
— Как, по-вашему, можно повысить свою ценность?
Лишь тогда он, будто спохватившись, сделал радио потише и ответил:
— Ну, пожалуй... Как следует взяться за дело. Сам я, конечно, не смог этого добиться, но всё-таки думаю, что другого способа нет. Посмотреть, чем можешь заняться, и приняться за дело — делать одно за другим. В моём возрасте вывод только такой.
— Понятно, — кивнул я.
— Но... — добавил он тут же, будто пожалев о своих словах. — Важнее другое: не доверять советам таких людей, как я. Если люди не добиваются успеха, но рассуждают о нём, их нужно считать отбросами, которые не сумели признать своё поражение. Они ничему не научились, даже не поняли причины, по которой совершили ошибку. К таким прислушиваться не стоит. Большинство неудачников говорят о своих ошибках так, словно, будь у них ещё одна жизнь, уж в ней-то они бы добились успеха. Думают, что раз уж хлебнули горя полной ложкой, то больше такого не допустят. Но все они (включая меня, конечно) в корне ошибаются. В самом деле, теперь они хорошо знают, что такое совершить ошибку. Но ведь знать, как совершить ошибку, и знать, как добиться успеха, — совсем разные вещи. Для успеха недостаточно исправить свои ошибки, с этого лишь нужно начинать. Но неудачники, конечно, об этом не знают.
Я вспомнил, что Мияги говорила нечто похожее, и мне почему стало немного смешно.
«...Они всего лишь оказались на стартовой линии. На какой-то миг смогли обрести хладнокровие, проиграв кучу партий в азартной игре. В такой ситуации бесполезно рассчитывать на реванш».
Под конец старик спросил:
— Ты решил продать свою жизнь ещё раз?
Я нарочито рассмеялся:
— О чём вы?
Как и в прошлый раз, из букинистической лавки я прямиком отправился в магазин дисков. Тот самый продавец со светлыми волосами тепло меня поприветствовал. Я и здесь даже не заикнулся о продаже жизни, а сначала расспросил его о недавно прослушанных альбомах.
Затем я вновь улучил момент, когда Мияги не могла меня услышать, и спросил:
— Как, по-твоему, добиться чего-то за ограниченный срок?
Он ответил почти мгновенно:
— Положиться на других людей. Чего вообще можно добиться в одиночку? Так что надо в любом случае искать чьей-то поддержки. Если честно, в самодостаточность я не верю. Если я приложил восемьдесят процентов усилий, а проблема не решилась, то без раздумий прошу у кого-нибудь помощи.
Я не знал, считать ли это дельным советом.
Тем временем внезапно полил сильный дождь — такие бывают только летом. Я мысленно приготовился промокнуть до нитки и хотел уже выйти из магазина, но тут продавец протянул мне прозрачный зонт:
— Не знаю, чего ты там собрался добиться, но за любое дело надо браться здоровым.
Я поблагодарил продавца, открыл предложенный зонт и зашагал под ним домой вместе с Мияги. Зонт был маленьким, и плечи у нас обоих промокли насквозь. Прохожие провожали меня удивлёнными взглядами. Со стороны я выглядел как дурак: держу зонтик не прямо над собой, а чуть в стороне.
— Мне это нравится, — улыбнулась Мияги.
— Нравится что? — спросил я.
— Ну, в общем... Понимаете, окружающим, должно быть, смешно на вас смотреть, но для меня то, что у вас промокло левое плечо, — проявление особенной нежности. Именно это мне и нравится.
— Правда? — хмыкнул я.
Лицо у меня горело.
— Бесстыжий скромник. — Мияги ткнула меня в плечо кулачком.
Раньше мне было просто безразлично, что думают окружающие, но теперь я с каким-то азартом ждал странных взглядов. Мияги улыбалась, видя это. Чем смешнее я выглядел в глазах прохожих, тем больше она радовалась.
Мы укрылись от дождя под козырьком какого-то магазинчика. Где-то далеко гремел гром, из водостоков лилась вода, обувь насквозь промокла.
Тут я вдруг заметил знакомое лицо. Человек с синим зонтом явно куда-то спешил, но остановился, увидев меня. Это был мой одногруппник, в вузе я иногда с ним здоровался.
— Давно не виделись. — Он смерил меня взглядом. — Ты чем занимаешься в последнее время? В университете совсем не появляешься.
Я положил руку на плечо Мияги:
— Гуляю с этой девушкой. Её зовут Мияги.
Он сделал кислую мину:
— Не смешно. Дурацкие у тебя шутки.
— Неудивительно, что ты так думаешь, — ответил я. — На твоём месте я бы так же отреагировал. Поэтому говорю: Мияги на самом деле здесь находится. Я уважаю твоё право не верить в это. Но прошу уважать и моё право верить.
— Слушай, Кусуноки. Я всегда думал, что ты ненормальный, и теперь в этом убедился. Сам-то ведь сидишь в четырёх стенах и ни с кем не общаешься? Хоть бы чуть-чуть обратил внимание на то, что вокруг, — поражённо заявил он и удалился.
Мы сели на лавочку и смотрели на стекающие по ней капли. Проливной дождь быстро пошёл на спад. Я прищурился: мокрая дорога ярко сверкала под лучами солнца.
— Хм… Большое вам спасибо, — сказала Мияги и прижалась ко мне плечом.
Я положил руку ей на макушку, пропустил пряди между пальцами.
«Значит, взяться как следует», — тихо повторил я совет старика-букиниста.
Хотя тот и велел не прислушиваться к нему, но сейчас его слова, казалось, имели смысл.
Похоже, мысль о возврате долга заслонила мне всё остальное. Я ведь и правда мог сделать Мияги счастливее. Она сама попросила обращать на неё больше внимания, и даже неприязнь других людей, находивших моё поведение подозрительным, доставляла ей радость.
Нужное дело было у меня перед глазами, так почему же я за него не взялся?
Мияги заговорила, будто угадав направление моих мыслей:
— Послушайте, Кусуноки-сан. Я правда счастлива просто оттого, что вы хотите потратить свою короткую жизнь на моё спасение... Но этого больше не нужно. Я ведь уже спасена. Даже через несколько десятков лет я буду вспоминать дни, проведённые с вами, и радоваться сквозь слёзы. Эти воспоминания точно сделают мою жизнь ярче. Поэтому ничего не нужно. Пожалуйста, забудьте о моём долге. Вместо этого... — Тут Мияги прислонилась ко мне и продолжила: — Вместо этого оставьте мне воспоминания. Как можно больше воспоминаний. Когда вас не станет и я буду чувствовать себя ужасно одиноко, они меня согреют.
Вот так я и решил закончить свои дни — как дурак похлеще всех тех, кто встречался мне на жизненном пути; по иронии судьбы такое решение оказалось самым мудрым в моей жизни, и, прочитав мои записи до конца, вы в этом убедитесь.
Мы с Мияги сели в автобус и отправились к парку, в котором был огромный пруд.
Могу поспорить, что мои дальнейшие действия заставили бы большинство людей либо нахмуриться, либо громко рассмеяться.
У пруда сдавались напрокат лодки. Хотя были и простые шлюпки, на которых гребут вёслами, я решил взять нелепую вычурную лодку в виде лебедя. Работник проката, видимо, очень удивился, когда увидел, что я совершенно один пытаюсь в неё забраться. Ещё бы: обычно такие выбирают либо влюблённые парочки, либо девушки.
Я повернулся к Мияги, смеясь, пригласил её залезть внутрь, и тогда работник, выпучив глаза, поспешно удалился. Мияги, похоже, это показалось просто уморительным, и, пока мы гребли в лодке, она смеялась:
— Но ведь со стороны правда кажется, что взрослый парень сидит один!
— Ну сидит и сидит, нашли потеху. Может, ему самому весело, — смеялся и я.
Мы сделали круг по пруду. Мияги напевала Stand by me[25] под шум воды, и летний день был абсолютно безмятежен.
Вокруг пруда росла сакура. Скорее всего, весной можно увидеть, как лепестки падают на поверхность воды. А зимой, напротив, вода замерзает, лодки в виде лебедей убирают и, возможно, прилетают настоящие лебеди.
Мне вдруг стало грустно при мысли, что ни весны, ни зимы в моей жизни больше не будет, но, когда я увидел, как рядом смеётся Мияги, грусть как рукой сняло.
С лодок всё только началось. Позже я день за днём совершал глупые поступки. Проще говоря, перебрал всё, что не принято делать одному. Разумеется, я делал это с Мияги, но людям вокруг казалось иначе. В одиночку я катался на колесе обозрения, на карусели, в одиночку устраивал пикники, посетил океанариум, зоопарк, бассейн, бар, жарил мясо на природе. Каждый раз я не забывал звать Мияги по имени, ходить, держась с ней за руки, встречаться с ней взглядом и всячески напоминать о её существовании окружающим. Когда кончились деньги, нашёл подённую подработку и продолжил развлекаться.
Я совершенно не осознавал, что всё это сделало из меня своего рода местную знаменитость. Разумеется, кто-то смеялся надо мною, кто-то демонстративно отводил взгляд, кто-то хмуро смотрел, но нашлись исключения: одни считали меня умелым пантомимом, другие воображали, что я оттачиваю актёрское мастерство. Более того, какие-то люди даже испытывали умиротворение, а то и счастье, глядя на меня. В общем, реагировали все по-разному.
То, что среди зевак одобрявших и осуждавших меня оказалось почти поровну, стало полной неожиданностью. Почему же чуть ли не у половины невольных наблюдателей при виде меня поднималось настроение? Возможно, причина была до смешного проста: я всего лишь вёл себя как абсолютно счастливый человек.
— Кусуноки-сан, — обратилась ко мне Мияги однажды утром, — вы хотите от меня что-нибудь получить?
— Что это с тобой?
— Вы постоянно что-то мне даёте, а я только принимаю. Мне тоже хочется дать вам что-нибудь.
— Но я ничего особенного не сделал. Но ладно, подумаю, — ответил я. — Кстати, а тебе от меня ещё чего-нибудь хочется?
— Нет, Я и так уже получила от вас больше, чем можно вообразить. Разве что хотелось бы всё-таки узнать ваше желание.
— Ладно, тогда вот тебе моё желание: хочу узнать, чего ты хочешь.
— Так я же сказала: мне хочется узнать ваше желание.
Ещё раза четыре мы ответили друг другу в таком духе, и Мияги сдалась:
— Помните, вы спрашивали меня, что бы я сделала, если бы жить мне осталось несколько месяцев, а я перечислила три пункта?
— Звёздное озеро, собственное надгробие, друг детства.
— Да.
— Хочешь встретиться с другом детства?
Мияги кивнула с извиняющимся видом:
— Если подумать, я ведь тоже когда-нибудь умру. И мне пришло в голову, что лучше уж встретиться с ним, пока я знаю, где он живёт. Правда, под «встретиться» я всё же имею в виду, что просто посмотрю на него. Вы не присоединитесь ко мне?
— Да, конечно.
— Заодно расскажете, какое у вас желание.
— Если придумаю.
Мы туг же узнали, как можно добраться до нужного места, и составили план посещения родного города Мияги.
Глядя в окно автобуса, несущегося по горной дороге, девушка заговорила:
— Я знаю, что почти наверняка это принесёт мне одно разочарование. Ведь моё желание совершенно оторвано от реальности, оно эгоистичное и наивное. «Хочу, чтобы ничего не менялось» — такое желание исполнить невозможно. Но… даже если мои воспоминания будут разрушены этой поездкой, теперь, кажется, я выдержу. Всё потому, что рядом вы.
— Ну да. Ничто не греет сердце неудачника так, как наличие под боком ещё более неудачливого товарища.
— Я вообще не это имела в виду. Что за глупость?
— Знаю, прости. — Я погладил её по голове. — Ты ведь об этом говорила?
— Об этом, — кивнула Мияги.
Город был маленький. В таких на каждом шагу встречаются магазинчики с дешёвой электроникой, у касс супермаркетов выстраиваются огромные очереди, а школьники проводят время в коминканах.
Серый и непримечательный, городок показался мне очень красивым. Теперь не было необходимости подвергать мир скрупулёзной эстетической оценке и находить объяснения своим чувствам. Я мог просто остановиться и принимать вещи такими, какие они есть.
Я больше не рассматривал мир, стоя за изгородью, и меня охватило новое чувство — казалось, будто со всего на свете спала огромная прозрачная пелена.
В тот день Мияги взяла на себя роль проводника. Она знала, что её друг детства живёт в этом городе, но не могла назвать точный адрес, поэтому собралась обойти места, в которых он часто бывает. Кажется, её друга звали Эниси.
Когда мы нашли Эниси, Мияги не поспешила подойти к парню — напротив, тут же скрылась у меня за спиной, боязливо выглянула, а затем очень медленно приблизилась и встала перед ним.
Мы стояли на довольно маленькой и уютной станции — на платформе уместилось бы от силы человек десять. Эниси сидел на лавочке в углу и читал книгу. Рост у него был чуть выше среднего, черты — чуть правильнее, но моё внимание привлекло выражение его лица: в нём чувствовались какая-то уверенность и расслабленность. В последнее время я начал понимать, откуда такое берётся. Иными словами, это выражение читается на лицах людей влюблённых и уверенных, что их чувство взаимно.
Я понял, что Эниси ждёт не поезд, а того, кто должен с него сойти, и захотел уберечь Мияги от этого зрелища. Выждав немного, я тихо сказал ей:
— Может, пойдём?
Мияги покачала головой:
— Спасибо. Но я хочу посмотреть, кого он теперь любит. Подошёл состав из двух вагонов. Почти все пассажиры оказались школьниками, но я заметил в толпе весьма приятную девушку лет двадцати пяти и понял, что это и есть та, кого ждёт Эниси, ещё до того, как двое тепло улыбнулись друг другу.
У девушки была очень естественная улыбка — до того естественная, что я не мог отделаться от странного чувства. По-моему, в любой улыбке, даже самой искренней, ощущается некая натянутость, но девушка Эниси улыбалась по-настоящему, безо всякой фальши. Наверно, всю жизнь она дарила людям исключительно чистые улыбки.
Двое подошли друг к другу, не сказав ни слова, так что было очевидно: знакомы они давно; в то же время оба просто просияли от счастья, едва встретились взглядами, будто впервые увидели друг друга после долгой разлуки. Всё это произошло в течение пары секунд, но не оставалось сомнений, что перед нами влюблённая пара.
Эниси жил счастливой жизнью даже без Мияги.
Мияги молча смотрела на них — ни слёз, ни смеха. Зато я смутился, представив на месте Эниси и его девушки себя с Химэно. В моём воображении возникло возможное будущее, полное спокойного счастья для нас двоих, — то будущее, в котором я бы не захотел умирать.
Парочка удалилась, и на станции остались только мы с Мияги.
— А я хотела воспользоваться тем, что он меня не видит, и кое-что проделать, — сказала она. — Но передумала.
— Например, что? — спросил я.
— Например, обняла бы.
— Всего-то? Я бы на твоём месте решился на большее.
Прежде чем Мияги успела попросить объяснений, я привлёк её к себе за талию и показал, что имею в виду.
Мы стояли неподвижно минуты две.
Поражённая, Мияги сначала стояла, будто каменная, но постепенно успокоилась и ответила на мой поцелуй.
Когда мы оторвались друг от друга, я заговорил:
— В конце концов, кто меня за это осудит? Так что я просто делаю всё, что хочу.
— Да, точно. Никто не осудит, — потупившись, ответила Мияги.