Анатолий был компетентным. По крайней мере Бэлла Изольдовна мне про него рассказала достаточно много, чтобы я смогла оценить послужной список юриста.
Как мне и представлялось, разводы — не его профиль деятельности. То, что ему действительно было интересно — финансовые манипуляции в сфере коммерческого имущества, корпоративные дела о разделе интеллектуальной собственности и крупные банкротства.
— Он работал на Зотова, — на следующее утро мне на стол упал журнал. Из тех, что выпускают в ограниченном тираже, на дорогой бумаге и обязательно в глянце. Такие обычно раздают на тематических презентациях или оставляют на журнальных столиках в приёмной каких-нибудь председателей комитетов (структур, ведомств) и их заместителей.
Что такое издание делало в рукаху моей совершенно лишенного честолюбия начальницы — тот еще ребус.
Игнат Зотов был видной фигурой в сфере недвижимости. И это было значительным преуменьшением.
— Не могу представить обстоятельства, при которых вы с Анатолием познакомились.
— И не представляй.
Совершенная интрига.
Меня распирало от любопытства и этот факт делал живее всех живых. Я вышла на работу всего лишь второй день как, а уже успела хапнуть адреналина больше, чем за последние полгода, если не считать тот кубик лекарства, который мне всадили прямо в открытое сердце, когда оно остановилось и не подавало признаков жизни.
— Сколько и кому мне заплатить, чтобы узнать об этом? — я продолжала листать глянец, пока не наткнулась на фото взрослого мужчины чуть старше пятидесяти с небольшой щетиной на лице и выразительными карими глазами. Он стоял в слишком постановочной позе — руки сложены на груди, взгляд направлен куда-то за фотографа. На заднем плане панорамные окна — очевидно снимали в одной из башен Москва-Сити.
Бэлла Изольдовна нетерпеливо перевернула на следующую страницу и указала пальцем на кого-то другого. Анатолий Щербинский выглядел словно… денди. Я не могла подобрать другого слова, потому что его брюки с идеальными стрелками, до блеска начищенная обувь, запонки и держатель для галстука были слишком чопорными. Если бы я не знала, что его имя Толя, то решила бы, что передо мной какой-нибудь Чарльз или Гарри.
— У тебя нет столько денег. Ты на мели и питаешься сосисками, помнишь? — усмехнулась начальница. — Но главное, что он согласился помочь.
— Допустим. Но в чем его выгода? — я провела пальцем по контуру фигуры на фото.
— Возможно он сам тебе когда-нибудь расскажет, Лесь. Это не моя история, — она снова уклонилась от ответа.
Я же задумалась, что в действительности могло адвоката без фактической практики в разводах привести к решению помочь мне в такой ситуации. Тем более бесплатно.
Пока же ответа не было, оставалось только гадать.
Вчера я действительно записала номер Щербинского в свою телефонную книжку, сразу поставив на быстрый дозвон под цифрой “Шесть”, после Руслана, мамы, папы, Наташи и босса. В принципе можно было ставить на номер “Три”, потому что трое из пяти контактов уже кажутся не такими актуальными.
Не сильно радужная статистика.
Анатолий позвонил вечером, почти в одиннадцать.
— Как добралась до дома? — спросил коротко, без приветствий.
— На такси.
— Что ж, ты не безнадежна.
После этих слов он отключился оставив меня с примерно десятком вопросов и одним конкретным выводом — ему не все равно. От этого открытия было до странного приятно. Не знаю, что именно, но в этом мужчине было нечто интересное. Он был безмерно холодным и отстраненным, высокомерным, но в тоже время участливым. Его поступки сложно было принять за заботу в чистом виде, и все же Щербинский не просто привел меня в чувство после обморока ударив пару раз по щекам, а отвез в больницу. К сестре.
Тут было над чем подумать.
Сегодня вечером никаких звонков не поступало и перед сном, когда я забралась в кровать, открыла галерею своего смартфона. Меня не настигла ностальгия, но фотографий было много и некоторые, наверно, стоило удалить.
Первыми открылись те, что я сделала несколько дней назад — в субботу, на свадьбе знакомых. Руслан с женихом, с женихом и невестой, в окружении друзей жениха и подружек невесты. Рядом с Наташей, которая (ну надо же!) так близко стояла к нему и буквально вжималась грудью в его предплечье. Я ведь сама сделала это фото. Я была настолько слепа и доверчива.
Внутри что-то сильно кольнуло. Прошло… сколько? Всего четыре дня? Слишком мало, чтобы до конца осознать — к прошлой жизни уже не вернутся.
Провела пальцем вправо и там другие фото — выписка из больницы, цветы и счастливые улыбки родителей, Бэллы Изольдовны и еще нескольких человек из офиса. Руслан тогда встретил меня дома. Точнее вернулся вечером с букетом цветов и коробкой капкейков — моих любимых, морковных.
Задержался он тогда в офисе или в постели Беловой? Разве могла я теперь знать наверняка?
Еще пролист, и еще, и еще.
Как киноленту я листала фото от настоящего к прошлому, последние полгода, когда мне неизбежно становилось хуже и до той вечеринки, где планы Руслана устроить меня в его фирму были разрушены именно мной. Я отказала ему — он злился. Помню, как выбежала за ним в одном платье на мороз. Сколько тогда было — минус двадцать или двадцать два?
Но ссора, обида и несколько минут за пределами теплого зала с сотней гостей, вкусными угощениями и премиальным алкоголем, остались вне моих фото. На них только улыбки и счастье. Дорогое и фальшивое.
Смотреть дальше ни сил ни желания не было, но на очередном фото я остановилась. Точнее уже пролистнула, и вернулась обратно. Приблизила. Отдалила. Потом снова приблизила и почувствовала как по моему лицу расплывается улыбка. Совершенно глупая и беспричинная — ведь это ровным счетом ничего не значило.
Но на том фото, где я старательно ловила наилучший кадр обожаемого мужа, в десяти метрах дальше от нас стоял Анатолий Щербинский.
И смотрел прямо на меня.