Твоя измена - не моя вина

Глава 6

Говорят, что от сильного стресса у человека может развиться бессонница.

Помню, что плохо спала накануне свадьбы, пытаясь удержать в голове тысячи мелочей про рассадку гостей, свадебный танец и идеальные макияж с прической. Еще помню как не могла уснуть накануне защиты дипломной работы, частично из-за подготовки и еще немного из-за Руслана. Он помогал мне, прорабатывал теорию, подсказывал откуда взять лучший материал для освещения судебных прецедентов, но каждый раз наши уроки приобретали практический характер. Мы неизбежно оказывались в спальне. Или гостиной. Или на кухне.

Руслан замечательный любовник, чуткий, нежный и внимательный. Иногда он был похож на первобытного мужлана, дикого и необузданного. Заниматся с ним любовью было наслаждением. Он знал мое тело лучше меня самой, знал, где прикоснуться, как провести подушечками пальцев по внутренней стороне бедер от колена вверх, как сильно свести мои руки за спиной и провести языком по шее, чтобы я была готова на любые безумства в постели и за ее пределами. Руслан любил секс в любом его проявлении.

Секса у нас не было… два с половиной месяца.

Черт возьми.

Я вздохнула и села на диване, который мне выделила мама, после того как прочитала длинную и выразительную нотацию о том, что не стоит жене сбегать из дома мужа на ночь глядя из-за всяких пустяков. Что какие-бы трудности не вставали на пути семейного счастья муж и жена всегда должны засыпать в одной постели.

— Мам, с этим советом ты опоздала. Месяца эдак на три. А может и больше, — вздохнула я, закатив глаза и расправляя одеяло. Мама замерла, открыла рот, чтобы возразить, но я поспешила ее прервать: — Давай мы поговорим завтра. Мне хватило переживаний на один вечер, поверь.

Бог знает, что Руслан ей наговорил.

Она вышла и я наконец-то осталась одна. Легла на диван, повернулась лицом к спинке, укрываясь одеялом до самого носа, и всхлипнула. Один раз, второй, третий. Из глаз брызнули слезы и скорее всего утром на идеальной белой наволочке останутся следы черной туши. Но мне было все равно. Вслед за слезами из горла вырвался сдавленный стон, который готов был перерасти в вой. Я развернула голову и заорала в подушку, которая поглощала все это — и слезы, и стоны, и остатки моей прошлой жизни, напополам с уязвленной гордостью и разбитым сердцем.

Все, что я прожила за последние часы, все, что я никогда не должна была испытать, о чем переживать и страдать — все это сосредоточилось в одной истерике, но даже ей я не могла дать полную силу. Ведь что толку сейчас волновать родителей? Расскажу им все утром. Знаю, что мама и папа поддержат и встанут на мою сторону.

Постепенно цунами боли стало утихать, буря отступала и тело успокоилось, отпуская последние всполохи рыданий. Чувствовать себя побитой собакой — отвратительно, но состояние было очень схоже с тем, чем я испытывала перед операцией.

Обессиленная, пустая, никчемная оболочка.

Тогда меня попросили довериться врачам и дать им сделать свою работу. Закрыть глаза и уснуть под воздействием анестезии, чтобы потом проснуться здоровым человеком. Сейчас мне тоже нужно было просто поспать. Казалось, что это было невозможно, но, отдав последние силы на этот эмоциональный всплеск, мое тело провалилось в сон, быстро и без остатка.

Я проспала почти до девяти утра и резко села, скидывая с себя одеяло, чувствуя как стало жарко. Не удивительно — в такую рань на улице уже ярко светило солнце, разогревая воздух больше чем до двадцати пяти градусов.

В родительской квартире было необычайно тихо. Обычно даже в выходной мама просыпалась часов в семь, чтобы приготовить отцу завтрак, а тот ворчал на нее за то, что вот уже тридцать лет она варит ему овсянку без сахара.

Наскоро сложив постельные принадлежности в стопку и взяв из шкафа первое попавшееся полотенце, я юркнула в ванную комнату, оценивая свое не слишком презентабельное отражение в зеркале.

— Ну и мымра, — голос тоже был незнакомым. Слишком осипшим и слабым.

Волосы, вчера лежавшие идеальными волнами сегодня торчали во все стороны как сухая солома. То, что раньше называлось макияжем сделало из меня грустного Джокера. Не женщина, а мечта!

Скинув футболку и спортивный топ стала настраивать воду в душе, и еще раз бросила взгляд на себя и замерла на месте. Потом зажмурилась, в надежде, что все что я пережила и все, что сейчас вижу — лишь ночной ужастик. Но сегодня снов не было — это я прекрасно помнила.

И шрам от стернотомии был на месте. Уродливый, безобразный, все еще слишком ярко выделяющийся на фоне бледной кожи. Длинный — он спускался от самой шеи вниз до линии груди. Я провела по нему пальцем, как делала сотни раз до этого. Не больно, но тактильно неприятно.

— Олеся, ты чего воду включила, и не моешься? Все хорошо, доченька? — мамин возглас вывел меня из ступора.

— Я настраивала температуру, — выкрикнула и забралась под горячие струи воды, заглушающие следующую её реплику.

Возможно не стоило этого делать, ведь тогда бы присутствие Руслана не стало для меня полной неожиданностью.

Спустя пятнадцать минут, приведя себя в порядок и высушив голову я вышла на кухню. Муж сидел на стуле, пока мама суетилась с кофе и сырниками. Около него стоял мой вновь собранный и закрытый чемодан, а рюкзак с документами примостился рядом.

— Что ты здесь делаешь? — выдохнула я, почувствовав спазм в желудке из-за аппетитного запаха. Есть хотелось просто ужасно.

— За тобой приехал. Поехали домой, Лесь, — твердо сказала он, вставая с места и протянул руку, намереваясь взять мое запястье. Никаких признаков несобранности, идеален — как и всегда.

— Дочка, послушай его, — стоя спиной к нам, подбадривала зятя мама. — Глупая же ссора, не стоит устраивать ненужные хлопоты и истерики.

Ненужные? Я усмехнулась.

— Я не устраиваю истерики, мама. Я подаю на развод! — и с этими словами, едва успев сунуть ноги в кроссовки, вылетела из родительского дома, не представляя куда теперь идти.