Олеся.
Я поняла, что нахожусь в больнице еще до того, как открыла глаза. Не скажу, что провела в подобного рода заведениях слишком много времени и знаю, что есть те, кто буквально каждый день без особой надежды на успех борется за свою жизнь.
И все же я знала, что нахожусь в больнице и жива.
Последнее, что помнила — красная кабину грузовика, которая неслась прямо на нас. Удар. Скрежет металла. А я ведь так и не переспала с Толей. У меня не было детей. У нас с ним могли бы быть чудесные дети — с его зелеными глазами и моими светлыми кудрями. Какие глупые мысли. Но кажется тогда, в моменте, я вообразила, что вот-вот умру.
Но я была жива и помнила об этом.
Над ухом тихо пищал прибор, оповещая пустую палату, что пульс и давление в норме. Рука болела ровно в том месте, где мне (явно не с первого раза) поставили капельницу. По инерции вторую руку подняла к груди и попыталась сама нащупать ритм сердца. Ладонью ощутила знакомый прохладный и тонкий материал больничной сорочки.
Шрам на месте. Сердце бьется.
А Щербинский где?
Глаза открылись и одновременно с этим я села на больничной кровати. Голова закружилась, но не критично.
Где он? Жив?
Конечно жив, иначе и быть не могло.
Я постаралась успокоиться и взять себя в руки. Дверь в палату была закрыта, за окном ночь. В больничном коридоре горел свет, но никакого особенного движения не наблюдалось. Дежурные врачи либо на обходе, либо в ординаторской спят.
Медленно спустила ноги на пол, нащупала пятками тапки и обула их, чтобы не прилипать ступнями к полу, издавая смешные звуки. Капельница была удобно и надежно закреплена на специальном передвижном штативе — оставалось только аккуратно катить его за собой.
Встав на ноги я убедилась, что голова не кружится — только обмороков мне не хватало — и не спеша двинулась в сторону двери. Меня подгоняла уверенность, что Толя недалеко, и конечно, что он был в порядке.
Я прошла мимо трех дверей, когда услышала его голос. Только обрывки фраз, просто звук, но уже такой родной и знакомый.
Что я почувствовала в этот момент? Спокойствие. Теплоту.
Сделала еще несколько шагов и поняла, что с ним Алена. Они о чем-то спорили, несколько раз прозвучало мое имя. Мне хотелось войти и сказать что-то забавное, но открывая дверь совершенно точно не ожидала узнать о том, что мой муж (почти бывший) и отец (который в бегах вроде как из-за долгов) строят финансовую пирамиду. Или махинацию.
Или как это вообще понимать?
— Леся, — Алена вскочила на ноги и замерла.
Её руки смешно зависли в воздухе. Она вроде бы хотела протянуть их ко мне, хотя между нами было не меньше четырех метров, но тут же покосилась на брата, который недовольно сдвинул брови и сжал переносицу пальцами.
— Привет. Помешала?
— Нет, — ответила Алена.
— Да, — пробасил Щербинский.
— Мне уйти? — В ответ тишина. — Тогда, пожалуй, останусь.
— А я лучше уйду, — сестра Толи сделала несколько шагов к выходу и придирчиво профессиональным врачебным взглядом осмотрев меня, кивнула. — Не стой истуканом, займи мое место. Кажется у вас будет долгий разговор.
— С твоим-то братом? Мы же про одного и того же мужчину говорим? — я приподняла одну бровь и Алена расхохоталась.
— Я рада, что вы оба живы и в порядке, но перепугалась до смерти.
После этих слов она вышла за дверь, тихо прикрывая ее за собой.
— Не очень-то вежливо с твоей стороны так подкрадываться и подслушивать.
Щербинский сверлили меня взглядом, видимо потому что в его жизни еще ни одна женщина не смела так долго и открыто на него пялиться в ответ.
— На новый год под ёлку я положу тебе книгу “Правила хорошего тона для настоящих мужчин”.
— Мы уже обсуждаем подарки на новый год?
— Должна же я как-то отблагодарить своего адвоката, — яд выплескивается наружу вместе с негодованием и злостью. И пусть бы он только заикнулся, что я не имею на это права.
— Этикет придумали идиоты. А о том, что я настоящий мужчина ты уже знаешь.
Совсем не тонкий намек. У меня было с десяток шуток на тему того, что теории маловато и только практика могла бы пролить свет на проблему, но так я тоже рисковала взбесить больного и не получить желаемых ответов.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила прежде, чем перейти ко второму вопросу.
— Демонстрируешь свою вежливость?
— Такой умный и такой дурак, Толя! Но если ты в состоянии пререкаться, значит можешь рассказать о том, что накопал на Руслана и папу. Что это за великая такая схема по “отмыванию денег”? — Я показала воздушные кавычки, потому что это даже звучало смешно.
— Не великая, а вполне обычная. Причем проведенная крайне плохо и неумело. От этого все проблемы.
И тогда он рассказал мне о том, что началось еще несколько лет назад. Папа с Русланом объединили части своих капиталов (точнее основную сумму внес мой отец), чтобы сделать рискованное вложение и смогли его удвоить. Так у нас появились деньги на дом. Потом они снова провернули эту схему. И снова. Иногда им везло, иногда — нет, но до некоторого времени их тандем и в зале суда и в теневом бизнесе был на высоте.
— Около года назад дела пошли на спад. Их приобретениями и расходами заинтересовались. Тогда в игру решили привлечь и тебя, — продолжил Толя.
— То есть?
— То есть попытки Руслана устроить тебя в юридическую фирму, где он работает сам — не просто признание твоего гения, а способ держать поближе. Он хотел дать тебе рядовую должность — скорее секретаря, чем помощника юриста. Но так он мог контролировать каждый твой шаг.
Я все еще не понимала какое это имело значение для него и папы.
— Самое огромное. Как часто твой муж приносил тебе разные документы на подпись?
— Часто.
— Как часто ты их читала?
Я открыла рот, чтобы повторить свой ответ. Но… это была ложь. Почти никогда. Ведь он был моим мужем. Самым любимым и самым лучшим.
— Я ведь доверяла ему, — слова дались с трудом.
Я не могла понять должна ли чувствовать стыд или разочарование в самой себе. Что всегда говорили юристы — читайте, когда подписываете бумаги. И что сделала я?
— Я знаю. Макаров этим умело воспользовался, но сам себя загнал в логический тупик. Потому что ты, Олеся, с некоторых пор являешься владелицей виноградника в Италии, причем крайне убыточного. Но это не важно. На его содержание через несколько офшорных фирм и счетов переводятся деньги, которые, конечно, по назначению не используются. Вся бухгалтерия — это просто набор цифр и хорошо сверстанных отчетов. Куда именно утекают деньги — угадай.
— Моему отцу?
— Именно.
— Но зачем? Почему он оставил маму и меня? Зачем было придумывать этот фарс с карточным долгом и угрозами?
Вопросы в голове появлялись так же быстро, как кролики в той игре, где нужно было шандарахнуть их по башке молоточком. Но только ответов пока не было. И это очень злило.
— Думаю, что очень скоро мы все выясним.
— Каким образом?
— Сама у него спросишь, — я все еще не понимала, что он имеет в виду. Щербинский лишь закатил глаза и закончил свою мысль. — В Италии. Надеюсь у тебя загранпаспорт не просрочен?