Эрик добрую минуту гипнотизирует меня кровожадным василиском, то ли пытается наслать чары «окаменей», либо же ментально прибить, то ли в красках представляет, как с наслаждением сжимает мою шейку, то ли действительно старается загипнозить. Если последнее, это он зря: внушениям я не поддаюсь, вообще никаким, так что Кайло зря пыжится. Кстати, а я ведь даже не знаю, какой магией «родимый» обладает, эх, всё-таки жалко — он прискакал слишком рано, и я не успела заглянуть в его «иди». Ну, ничего, ещё не всё потеряно.
— Какая же ты всё-таки наглая, Сьера, — подает шипящий голос Кайло, оглядывается через плечо на бедную Каргину и рычит: — На выход.
Каргина дергается, делает маленький шажок к двери, где по-прежнему ошивается Берти, и вопросительно глядит на меня: мол, мадам? И это очень не нравится Эрику, у него, вон, аж лоб испариной покрылся, гляди, задымится муженек. Спокойно киваю горничной, и та с гордой осанкой чешет на выход, не забыв в дверях фыркнуть в сторону чухони, та возмущенно смотрит ей вслед.
— Тебя это тоже касается, Бертина.
Чухоня недоверчиво замирает.
— Но… Эрик…
— Я сказал, вон!!!
Берти испуганно подпрыгивает, в каре-вишневых глазах застыли обиженные слезы. Бросив на меня быстрый взгляд, она порывисто кланяется и осторожно закрывает дверь. Всё это время Мортель не сводит с меня злобного властного взгляда.
— Бертина! — кричу елейно. — Ты забыла принести кофе. Я всё ещё жду.
За дверью глухой стук и шипение. Не дом, а серпентарий какой-то.
— Итак, Сьера, что ты себе возомнила? Никому не дозволено заходить в рабочий кабинет лорда без его на то разрешения и уж тем более в его отсутствие, за такой серьезный проступок следует не менее серьезное наказание.
— Да? И какое же? — безмятежно прогуливаюсь по кабинету и без зазрения совести присаживаюсь за хозяйский стол. — Прикажешь выпороть меня? Либо же сам этим грязным делом займешься?
Эрик играет желваками, он зол как тысяча чертей, мне бы держать язык за зубами на самом-то деле и не дергать тигра за усы, вот только, в отличие от Сьеры, я Мортеля совсем не боюсь. И отсыпать мне плетей он не сможет при всём желании, на аристократок запрещено поднимать руку, и максимум, что может сделать Мортель, — отослать меня из Изумрудного и лишить содержания, тоже мне, жуткое наказание, хотя для леди этого мира в самом деле очень жестоко.
— Ты прекрасно знаешь, что нет, хотя, право слово, горю подобным желанием.
— Это пожалуйста, онанировать, то есть фантазировать, никто не в силах тебе запретить. Вернемся к цели моего визита. К слову, поделишься секретом, как ты узнал вчера о том, что я в библиотеке и о моём прибытии в Изумрудное? Уж очень быстро ты примчался, дорогой. Кто доложил? Не поверю, что Каргина, и не думай бездоказательно мне горничную очернять.
— А, гляжу, к Рот ты крепко прикипела, дорогая, — загораются глазенки Кайло хищным блеском.
Опасная ступень: если Эрик найдет маломальскую точку, как мною управлять, ничем хорошим это не закончится, особенно для меня.
Равнодушно пожимаю плечами.
— Каргина — всего лишь простая служанка, каких много, на её место тысячу таких, рьяно желающих.
— То есть, если я её отзову от тебя, всё-таки именно я выплачиваю жалованье твоей служанке, ты не расстроишься?
Мысленно до боли кусаю губу.
— Забирай. Мне не жалко. На её место я сама подберу кого-нибудь без страха, что ты через слугу можешь мною командовать или вынюхивать обо мне всякое разное.
— А есть что вынюхивать?
— Ну, я же не знаю, какие извращенные мыслишки бродят в твоей головке, родной.
Лицо Кайло темнеет от злости.
— Я тебя понял.
— Ну, раз понял, поговорим о нашей сделке.
В дверь осторожно стучат. Это чухоня кофе притащила, и пока Эрик отвлекся на свою подстилку, быстренько цапаю карточку «иди», потом придумаю, как вернуть её благоверному, хочу кое-что узнать, кое-что, что пришло мне ещё в прошлый наш разговор в голову. Собственно, уже придумала.
Бертина с недовольным видом ставит на свободное место небольшой поднос с маленькими чашками и вазочкой с печеньем. Поднимаюсь и под вопросительный взгляд Мортеля говорю:
— В уборную отойду, Бертина проводит. Правда, Берти-и-и?
У чухони нервно дернулась щека:
— Конечно, леди, — цедит сквозь зубы. — Странно, что вы запамятовали, где в Изумрудном уборная, ведь жили здесь какое-то время и в юности частенько бывали.
Напоминаю о памяти чукче, хоть это вообще не её дело, а в уборной подношу карточку к глазам, внимательно её изучаю, вдоль позвоночника ледяной холодок.
— Черт, так и знала! Вот же подонок.