Сижу во внутреннем дворике, умиротворенно почитываю фолиант об устройстве и быте магов Мордгарда в обложке простенького дамского романчика. Вообще, чтиво довольно занимательное, так я узнала, что власть короля у темных довольно-таки номинальная, важные вопросы решаются на темно-верховном совете, и чтобы принять в обиход тот или иной закон, требовалось, чтобы все, так скажем, лорды-инквизиторы проголосовали за него.
Имеется у темных и верховный суд, и та самая свято-темная инквизиция. В суде главный — один из тех шести высоких фамилий, а инквизицией заведует унитазный монстр, хе-хе, эта кличка к нему для меня прицепилась очень плотно, ибо не фиг утенком подрабатывать. Остальные же четыре фамилии — внешняя и внутренняя политика, министры, так сказать, один советник и ещё один — по дипломатическим миссиям. Как-то так.
Во дворик шагнули две служанки. Одна тащила поднос с горячими напитками и сладостями, вторая — с обедом. За ними строгой надсмотрщицей шествовала Каргина. Девушки синхронно сделали книксен и напряженно принялись расставлять на столике снедь. Девчонок немного потряхивало, аж посуда звякала.
Госпожа Рот недовольно скривилась и кашлянула. Девушки замерли испуганными мышатами, споро закончили расставлять поклажу, дрожащим голоском уточнили, нужно ли мне чего-нибудь ещё. Получив отрицательный ответ, унеслись со скоростью звука, будто им пятки лизал адский огонь.
― Боятся они вас, мадам, пуще лорда, ― усмехнулась Каргина. ― Запугали вы их хорошо, даже господину уже не смеют на вас жаловаться, да и он в последний раз жалобщика отходил по полной программе. Правильно, пусть знают своё место. А то ишь, управы, думали, на них не найдется, распустил их добрый лорд.
Ну, я бы не сказала, что Кайло такой уж и добрый. Не гнушался парацетамол пропускать и плетей. При мне охранника отхлестал за то, что тот «посмел» мне улыбаться, заставив меня на это смотреть, и злился, что я не пускаю слезы и не пытаюсь лезть ему под руку, кидаясь на плеть грудью как на амбразуру, ага, нашел идиотку. За те несколько дней, что я гощу, так скажем, в Изумрудном, уже поняла, что тюбик только прикидывается тюбиком, а на деле тот ещё садист, ему бы записаться к психологу не мешало, налицо какая-то детская травма по части работы дядюшки Фрейда.
А что насчет прислуги: намеренно я никого не запугивала, на собрании в холле, что случилось два дня с небольшим назад, прошлась, такая, мимо шеренги адмиралом, естественно, представилась, не забыв отпустить порцию яда, что они моё имя, кажется, немножко позабыли, да огласила новые правила проживания. Ничего такого уж из ряда вон, между прочим: хорошо выполнять свою работу, не распускать по углам особняка сплетни, поскольку им за это не платят, и уж тем более — за пределами Изумрудного.
В тот же день перед ужином проинспектировала все уголки поместья, заставив и Кайло с собою пройтись. Натянув на руку беленькую перчатку, притараненную Карги, подработала ревизором, напрочь игнорируя шипения тюбика, что неприлично леди под кровати залазить. Я и подумала: раз неприлично, пусть лазит Мортель, ласково напомнила, что мы не свиньи, чтобы жить в грязи и пыли. Ему ничего не оставалось, как нацепить перчатку и работать ревизором самому.
Пыли и грязи той нашли мы прилично, горничные имели бледный вид, все лопотали, что у них и так напряженная работа и они просто ничего не успевают. Я спокойно сказала на это, что мы можем нанять того, кто успевать будет, а Мортель сверкнул золотым наконечником плети, которую с недавних пор носил на манер меча. Удивительно, но к утру вся грязь и пыль исчезла.
Далее, проверили кухню и нашли много испорченных продуктов, скользкое мясо, из которого и планировали стряпать ужин! Никому не надо, думаю, объяснять, что это значит. Плесневелый хлеб, запасы тоже оставляли желать лучшего. Серый вид имели уже все поварята под предводительством кухарки, внешним видом напоминающей свиноматку.
Инспектировали и конюшню. Затем барак охраны и чердак. С охраной интересно получилось. Так вышло, что на смене был тот самый Грог. Завидев меня, бедняга покраснел, принялся низко кланяться, на мой вежливый вопрос: посетил ли он лекаря и как его самочувствие, не беспокоят ли руки, бедняга, заикаясь, принялся рассыпаться в благодарностях, всё намереваясь бухнуться лбом в доски. Его коллеги нервно мялись в сторонке, поглядывая на меня как на сущего монстра, давя улыбки и сочувственно поглядывая то на самого Грога, то на ничего не понимающего Мортеля. Эрик пытался понять, а что это такое происходит с его дружиной, но те неожиданно начали петь мне оды и возносить чуть ли не к святым ликам, не-уважаемый муж остался недоволен и очень подозрительно поглядывал весь оставшийся день.
На чердаке был такой срач, что заходить туда было страшно, кажется, там даже кто-то жил, жирные огромные крысы. На этот раз бледный вид имел сам Мортель. Наорал на всю прислугу. Рявкнул и на меня, что ему в браке со мной молоко за вредность выдавать нужно, после чего заперся гордо в своём кабинете. Вот только молоко за вредность кому и нужно выдавать, так это мне!
Особенно с таким-то мужем. Он, к слову, и на меня пару раз пытался руку поднимать, замахивался, гад, но встретив спокойствие с вопросительно выгнутой бровью, отчего-то только кривился, плевался и сваливал в кабинет. Всё припоминал того самого мэтра по этикету, грозился обязательно вызвать, чтобы призвал меня наконец к порядку, да всё почему-то не вызывал, откладывая на другой день. Мерзавец!
Насчет Бертины моя горничная не ошиблась. Она подозрительно затихарилась и старалась вообще не попадаться мне на глаза, внешний вид имела болезненный, будто её пороли денно и нощно, ходила, как-то странно подволакивая ногу, а место пароочистителя в постели моего неверного заняла другая горничная — блондинка с медным отливом волос. Она, к слову, тоже старалась мне лишний раз не попадаться.
Сегодня утром заметила Бертину в одном из коридоров особняка, что еле шла, опираясь на стену, и терпение лопнуло. Я, конечно, всё понимаю, но нельзя же так над человеком изгаляться.
Подошла к ней и спокойно предложила уехать. На что девушка залилась горючими слезами и призналась: ехать ей некуда и не на что. Пожевав губу, выделила несчастной небольшую сумму денег и предложила одно из не особо дорогих украшений. Девушка долго таращилась на меня как на то ли святую, то ли больную, схапала мзду, покидала свои пожитки в мешок и свалила уже через час. Мортель даже и не заметил.
Каргина потом долго ворчала, что я слишком сердобольная и немного блаженная. Пусть ворчит, зато моя совесть будет чиста перед собой же. Довел бы её муженек если не до ручки, то до мыла с веревкой уж точно. Я таких пустых лиц на своём прошлом веку много повидала в интернате.
Ещё немного о гаде неверном. Умная Рот прикупила из артефактов несколько очень ценных вещиц, таких как фактер-видец, способный проявить скрытые, так скажем, жучки, но и противоядный. Так вот, в моих покоях нашлись несколько таких вот жучков на прослушку. Играем теперь с Мортелем в негласную игру — я те мушки уничтожаю (те фактерны реально похожи внешне на мушек), а он подкидывает новые. И ведь не скажет же мне ничего, такие артефакты без согласия немного незаконны, аха. Что нам, естественно, на руку.
― Мадам?
― Да, Каргина?
― Что-то не так? Вы не притронулись ни к чаю, ни к еде.
― Всё в порядке, просто задумалась.
Провожу ладонью с анти-ядо-перстнем над чашками и тарелками, фактерн молчит, можно пить. Беру чашечку и пригубливаю травяной чай. Никаких подсматривающих и прослушивающих устройств во дворике не имелось, так что, мы могли вести себя более свободно.
― Садись рядом, Каргина, не стой. Ты написала лорду Коктенбергу?
Скулы Карги розовеют, она отводит взгляд.
― Конечно, мадам. Я как раз собиралась вам сообщить, ответ от лорда нотариуса получен. Лорд обещает завтра быть в Изумрудном к десяти утра, осталось сообщить об этом вашему супругу.
Киваю. На груди светится артефакт. Сжимаю кулон. Эрик к себе вызывает. Как знал, когда связь кидать, даже чай не попила спокойно. Ничего, подождет.
― Сообщу.
Спокойно беру столовые приборы под недоумение Рот.
― Мадам, а…
― У меня обед.
Каргина затыкается.
― Поняла, мадам.
Пока я обедала, Эрик кидал запрос ещё раза четыре. Утерев рот салфеткой, расправила юбки и не спеша отправилась в кабинет неблаговерного, сталкиваясь с ним у двери нос к носу.
― Где тебя носит, Сьера? ― ворчит он. ― Я уже сам собрался за тобой идти.
― Переходи к сути, дорогой.
Кайло оглядывает меня сверху-вниз и кривится.
― Завтра утром прибудет модистка из столичного дома моды с каталогом готовых платьев для бала, вот что я хотел до тебя донести. Выбери три варианта и покажи мне на согласование, думаю, тебе не стоит напоминать, что наряды супругов должны быть гармоничны.
― О правилах этикета во всех постулатах я прекрасно осведомлена с раннего детства, как и подобает эрц-герцогине, что бы ты себе ни думал, ― ядовито-елейно напоминаю о своем более высоком положении по праву рождения.
― По твоему поведению зачастую и не скажешь, ― ворчит. Тоже мне, нашел, во что тыкать носом, о своем поведении пусть заботится, оно у него хромает на обе ноги.
― В какое время модистку ожидать? Я как раз собиралась тебе сообщить, что также завтра утром прибудет лорд Коктенберг, нотариус из салона…
― «Дело Людви», ― заканчивает неожиданно совершенно спокойно тюбик. ― И какое у него к тебе, гм, дело?
― Не ко мне, а к нам. Ты, видно, запамятовал, дорогой, о необходимости подтвердить наш договор клятвой и заверением у нотариуса, а так как прошло уже несколько дней и ты не чешешься, то есть, даже не думаешь по поводу приглашения этого специалиста, я позаботилась о нём сама. Цени мою заботу о твоём времени.
У Кайло вздулась венка на шее и нервно забился пульс.
― О, я ценю. Я очень сильно ценю, драгоценная супруга. Как ты, к слову, себя чувствуешь? ― более медленное, оценивающее — сверху вниз.
Под волосами зашевелились мелкие волоски.
― Просто прекрасно, благодарю. Хорошо дня, Эрик.
Разворачиваюсь, спеша уйти, невольно учащается сердцебиение. Уйти не успеваю, чуть повыше локтя меня тормозит мужская нахальная рука.
― Как насчет прогулки по саду, Сьера? ― негромкое мурчание над ухом. ― Ты мне жена, а мы так и не провели с тобой в эти дни и часа совместного времени, нехорошо.
― Тебе нечем заняться, Эрик? ― интересуюсь не оборачиваясь.
― Я отложу все дела для тебя, дорогая.
― Что ты, родной мой, не стоит. Занимайся работой на благо и процветание рода Мортель.
― Род Мортель переживет, если я уделю супруге несколько вечерних часов. И даже больше, он укрепится.
Вот же змей. И шипит по-змеиному. Точно василиск. Только языка-ленты не хватает, зато мой собственный прям изгибается, капает ядом и завязывается в узлы.
― Решено, ― торжественно оглашает, наконец убирая свою конечность. ― Вместо ужина — прогулка по Фиании, а поужинаем в ресторации.
― Ты же собирался просто прогуляться по саду.
― Передумал, ― пожимает плечами и щурится довольной гиеной. ― Прикажи своей горничной подготовить подходящий наряд. До встречи, моя дорогая, ― клюет в щеку победно.
Вздернув подбородок, цежу:
― Гуляй и ужинай без меня, Эрик. У меня нет должного настроения.
― Найди, ― резко и непреклонно. ― В противном случае я отсыплю за твоё неповиновение плетей твоей ненаглядной госпоже Рот.
― Вымещаешь несостоятельность на слугах? Как мило.
Пожимает плечами с ослепительной улыбкой:
― Такова их доля. Что скажешь?
Склоняю голову к плечу. Если откажусь, Каргина пострадает, если соглашусь, рычаг давления. Обложил, гад.
― Хорошо. И не скалься победно, дело не в Рот, как я тебе уже сотню раз до этого говорила. Во-первых, я, в отличие от тебя, не садистка, и слуги для меня — обычные люди с чувствами и ничем не отличающимся от моего телом, а не собаки, какими ты их считаешь, хотя даже собаки живые, Мортель. А во-вторых, мне всё равно нужно кое-куда заглянуть.
― Куда это? Сьера! ― в спину.
― В дом рабочих, нанять собственную прислугу, чтобы ты не мог мной помыкать.
― А Каргина?
Пожимаю плечами.
― Придется дать ей расчет.
― Ты, верно, забыла, дорогая моя супруга, что Рот плачу жалование именно я. И именно я поставил эту женщину тебе в услужение. И только мне её увольнять и наказывать!
― Значит, уволь. Мне она больше не нужна. Проку от неё всё равно как от обмылка.
― Вот и уволю! ― ревет взбешенно. ― И на окончательный расчет пусть не рассчитывает! Раз она такая дрянная служанка, как ты говоришь.
― Хорошо. Без проблем.
― И без плетей, так и знай, не обойдется! Передай старухе мою волю, пусть готовится к наказанию!
Устало заказываю глаза.
― Слушай, Эрик. Не будь таким жалким, а? Оставь женщину в покое. Уймись уже. И имей хоть какую-то аристократическую гордость, Мортель. Только дрянной господин вымещает свою, ― «мужскую несостоятельность», цежу про себя, ― злобу на слугах.
Ухожу, оставляя Кайло пыхтеть. Боже, какой же он мерзкий ублюдок, аж воротит. И вот совсем неудивительно, что настоящая Сьера предпочла безропотно сбежать, чтобы не существовать рядом с этим ничтожеством.
Осталось сообщить Карги, что мне придется дать ей отставку, для её же блага. И пусть бежит из этого ада побыстрей.