Ушастый призрак

ПРОЛОГ

Ночью неожиданно сильно похолодало, да так, что не только на грязных лужах вдоль дороги блестел лед, но и трава по краям серебрилась, а листья берез, белеющих стволами сквозь плотные заросли конской ивы, тихонько постукивали друг о друга, и от этого в лесу было слегка неуютно.

Хотя... чего уж себе-то врать? Невелики баре, и правдой обойдемся. Причина была не в утреннем холоде. Что — холод? Сейчас солнышко на небо залезет, отряхнется, потянется — да как вжарит!

Петр Борисович Лейба, командир отдельного (все они были отдельными, не срасталось как-то по-другому) отряда ЧОН, созданного при местной партячейке для охраны крупного железнодорожного узла от контрреволюции и саботажа, поправил ремень на груди.

С оружием было кисло — одна винтовка на троих бойцов. Но трофейные наганы были у всех и это внушало Петру некоторый оптимизм.

Как показали дальнейшие события — совершенно необоснованный.

— Вот оно, гнездо контры, — невысокий и крепенький Степан Ильин, сын путевого обходчика, указал подбородком на белое пятно, что пряталось в низине, укрытое густыми кронами уже желтеющих лип. Пожалуй, так-то и не заметишь. Но закатное солнце сверкнуло на белоснежной облицовке и на миг показало сокрытое.

Лошади, кстати, фыркали, топтались и не то чтобы совсем отказывались слушаться поводьев, но дали понять — вперед не пойдут. Хотите — тащите волоком.

Петр оценил молчаливый протест скотины. Дураком он отродясь не был. Дурак не выживет, год за годом ходя под смертью в подполье, раз за разом уходя от жандармов и снабжая подполье деньгами, оружием и патронами. Дурак не сможет хладнокровно солгать, глядя в льдистые и умные глаза самого Саввы Трефильева, штаб-ротмистра жандармского корпуса, пса Николашки, душителя свободы и равенства. Дурака не поставят командиром взвода переменного состава ЧОН.

Петр спешился и бросил поводья Максимке — сопливому мальчишке, который прибился к отряду то ли по убеждениям, то ли из вечной тяги к приключениям. То ли еще проще — голодно было в губернии, а тут ему из отрядного котла миску всегда нальют, иногда даже и с мясом. Правда, редко — но дома и того бы не было.

— Постереги коней, боец.

— А ты, дядя Петя?

— Да надо бы навестить соседей да посмотреть, что там делается...

— Ой, не ходил бы ты туда, дядь Петя, — протянул мальчишка. Серые, ясные глаза отражали настоящую, не наигранную тревогу.

— А что так?

— А то, что место тут непростое. Хозяин усадьбы, помещик Мызников, чернокнижием баловался. И усадьбу он каженный год обходил трижды с медвежьей желчью...

Петр усмехнулся:

— Ну, если с медвежьей желчью, тогда точно черное колдовство. Особенно на коней действует. Понятно, почему они дурят. Значит так, бойцы. Мракобесие отставить. Двое — со мной, Степан и Алексей. Остальные — ждать здесь.

Степан спешился, поправил ремень и зашагал по дорожке, даже чуть впереди командира. Алексей немного приотстал. Паренек был местный, и байку про страшного колдуна из Мызниковской усадьбы знал с детства. И, кажется, верил в нее. Иначе с чего бы ему так головой вертеть?

— Что, Леха, ляжки дрожат? — поддел Степан.

— Да будут тут дрожать. В нее, в усадьбу-то, без хозяйского приглашения никто и не ходил никогда. А кто пробовал, тех с полдороги как отворачивало, — голос молодого парня дрогнул и дал петуха, но тот справился. А, глядя на похихикивающих Петра и Степана и сам неуверенно улыбнулся, — Ну, я ведь за что купил, за то и продаю. Как мне сказали, так и я пересказал. От себя ничего не прибавил.

— Гости — понятно, по приглашению, да хозяин бы и встретил... А прислуга? — Неожиданно заинтересовался Петр, — Мызниковы прислугу себе небось по ближайшим деревням набрали. И что — никто в гости к родителям, женихам, невестам не бегал?

Алексей задумался — и надолго. Так что мужчины успели пройти с полверсты. Густой осинник сменился благородными липами и колючим шиповником, а местность ощутимо понизилась и далеко, почти на пределе слуха послышалось журчание ручья или даже небольшой речки по камушкам, когда Алексей мотнул головой:

— А ведь и верно... Как с прислугой-то? Поместье большое, такой дом только прибрать-протопить человек с десяток надо, а еще сад, конюшня. У Мызниковых кони были красивые, рыжие, как бы не орловской породы. Кто ж за ними ходил-то? Потому что из деревень они точно никого в усадьбу не брали, у нас бы знали. В деревне ничего не скроешь, а уж если кому свезло...

— Эксплуататорам нужники чистить, это, по-твоему, счастье? — скривился Степан.

— По-моему, всем им пулю в затылок — и в овраг. И их прихвостней туда же, — буркнул Алексей, — вот только не все так думают.

— Это не страшно. Патронов у революции много, на всю контру хватит...

Петр слушал ленивый разговор своих людей и, одновременно, настороженно поглядывал по сторонам. По его прикидкам, спустились они уже порядочно, и границу поместья должны были миновать. Вот только ничего, даже отдаленно похожего на ворота, он не видел. И это тревожило.

Еще больше тревожил белесый, густой туман, который полз из долины, уже укутал деревья и часть дороги и протянул свои щупальца к сапогам Петра. Осенью на закате туман — штука обычная. Воздух остывает быстро, земля медленнее. Испаряющаяся влага сгущается у самой земли, значительно ниже чем летом, вот и появляется туман. Об этом рассказывали в реальном училище, которое Петр закончил с очень хорошим аттестатом. Гимназия ему, по циркуляру "О кухаркиных детях", не светила... И это была еще одна причина уйти в подполье.

Ноги, меж тем, утонули во влажном и теплом "молоке", следом за ними, потонуло и все остальное.

Петр замер.

— Степан, Алексей, — позвал он.

Звук собственного голоса прозвучал странно. Он словно нырнул в туман, провалился и вынырнул аж на том краю долины. Петру показалось, что он окликнул ребят издалека... Но это тоже было нормально, звуки в тумане ведут себя странно. Этому было научное объяснение, которое Петр даже помнил.

— Странно-то как, — тихо проговорил Алексей. Его голос слышался совсем рядом, словно паренек говорил у самого уха, — кажется, нам здесь не рады. Не хотят пускать дальше.

— Скажи еще что-нибудь такое же умное, — напористый басок Степана разрубил туман, как лезвие казацкой сабли, на мгновение его круглое недовольное лицо даже вынырнуло из белесого марева — и спряталось снова. — Может быть Мызников еще и горы двигает? И реки может вспять повернуть?

— Реки — не реки, а вот только слышал я, что еще при царе Александре третьем, царствие ему... то есть, чтоб ему черти на сковородку сала кинуть забыли... В общем, меня тогда еще не было, а дед рассказывал, что Мызниковы чем-то губернатору не угодили. А, может, и не губернатору, то дело темное. А только приехали сюда казаки цельной сотней

— И что? — Спросил Степан, потому что парень замолчал.

— А несколько дней вот так же кружили-кружили по дорогам, пройти не могли. А потом поставили во главе отряда старца Антония с чудотворной иконой Богородицы, да с молитвой и прошли. Вот только, — Алексей нервно хихикнул, — про то, как они назад вертались, никто не слышал.

— Мастера вы тут брехать, любому кобелю впору поучиться, — фыркнул Степан, но как-то так неуверенно.

Петр понял, что еще немного, и в его отряде случится первое дезертирство.

— С молитвой, говоришь? — переспросил он, — добро же... Можно и с молитвой.

Он тихонько прокашлялся, пробуя голос. И — запел. Не в лад, но с чувством:

"Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног.

Нам не нужно златого кумира,

Ненавистен нам царский чертог..."