Женщина проскользнула в едва приоткрытую калитку быстро, как ящерица. Даже если бы Оксана была серьезна на счет полена — она бы не успела, Елена Нери, или как ее там на самом деле, двигалась как звук или даже свет — вот только что была там, а сейчас уже тут.
Стоит посреди не слишком прибранного двора, скалится. Силой вокруг себя плещет, как солнце — протуберанцами. И почему-то не кажется чужой — в своем дорогом изумрудном платье, изящных лодочках и, кажется, в чулках... Наоборот, это мы с Оксаной, похоже, выглядели чучелками. Да и убраться бы тут не мешало. А до появления незваной миллионерши вроде и ничего было — вот как это работает?
Алена покрутила головой — крылья тонкого, излишне острого носа едва заметно дрожали, словно она принюхивалась к чему-то.
Мама выбрала именно этот момент, чтобы особенно громко возмутиться попранием своих гражданских прав. Ведьма ехидно улыбнулась, повернулась на голос и словно разом спала с лица. Даже протуберанцы свернулись и спрятались.
— Э-э... — протянула она с удивлением, — Вот оно как, значит.
— Значит — что? — спросила я. Утруждать себя вежливостью было откровенно неохота.
Гостья перевела взгляд ярких, светлых глаз сначала на Оксану. Шевельнула бровями пренебрежительно и повернулась ко мне.
Я почувствовала себя... странно. Словно что-то постороннее копошиться в районе солнечного сплетения и давит так, что даже подташнивает.
— Меня зовут Алена, — сказала она вдруг. Голос прозвучал неожиданно доброжелательно.
Мы с Оксаной красноречиво промолчали. Конечно, узнать наши имена не сложно, но, во-первых, узнала со стороны или сами сказали — большая разница, а во-вторых, никто не собирался облегчать ведьме жизнь.
Она тихонько рассмеялась. Смех у нее был приятный, шуршащий, как пляжный песок.
— Я же не прошу назвать подлинное имя. Назови светское. Или... О, вот оно как! Бедная девочка. Как же это получилось, что имя у тебя одно? Это же грандиозная глупость. И Юля допустила?! Поразительное легкомыслие.
...Вот так и получилось. Никто не предполагал, что у мамы — лишенки и папы — обычного человека родится талантливая дочь. Да и никто про талант не догадывался, пока не случился со мной Хукку — потомственный шаман из очень древнего рода нойд.
— Что ж, это все упрощает, — Алена улыбнулась, уже не сочувственно, а деловито, — по крайней мере, для меня.
— Правда? — Не поверила Оксана. — Так, может, скажешь — явилась-то зачем?
— Скажу. — Ведьма с сомнением осмотрелась. Сесть ей никто не предложил, разве что прямо на утоптанную землю — в узком платье и чулках это бы выглядело эпично. Звать ее в дом не собирались ни Оксана, ни я. Алена это поняла, поморщилась. — Хотела Юлю просить... Она мне кое-чем обязана, не отказала бы. Но эта глупышка умудрилась где-то потерять свою силу. Значит, буду с тобой говорить, наследница.
— О чем? — мирно спросила я, рассудив, что поцапаться еще успею.
— Обряд для меня проведешь...
Забавно, гостья держалась так, словно и мысли не допускала, что ей могут отказать. Но — обряд?
— А сама? — встряла Оксана. С языка сняла. — Или силы не хватит?
Ведьма по-кошачьи сощурилась, полыхнув глазами:
— Ты говори, да не заговаривайся. Я ведь клялась не причинять вреда до рассвета, кто мне помешает с солнышком твой клоповник по бревну раскатать? — Прошипела она. Кажется, даже пальцы скрючила, немного — и вцепится.
— У меня нет клопов, — обиделась сестра, — уж на такую-то малость всегда хватало. И, кстати, на вопрос ты не ответила.
Вместо ответа ведьма, как терьер, зарылась в сумочку. Мы ждали с полным пониманием — у дамочки такого почтенного возраста в сумочке вполне мог прятаться полный гардероб и парочка демонов.
— Вот, — она откопала... всего лишь телефон, полистала его и сунула мне под нос, — ты же знаешь, как это делается. Умеешь и даже, как я вижу, практикуешь.
В обалдении я смотрела на свое собственное фото: в темном балахоне до пят, с растрепанной гривой и с ритуальным ножом в руках. Губы сжаты в ниточку (чтобы не заржать, но кто бы это понял!), глаза закрыты. На заднем плане маячили убойно-серьезные морды архиепископа Кентерберийского, Мэтью Хопкинса, герцогини Кентской и виконта Питта.
— "Агнес Уотерхаус", — пробормотала я, — Приозерск, прошлый год. Фотка с альбома в группе. И что? Это же была игра. Просто ролевая игра. Помесь театра, похода и большой пьянки.
Алена хмыкнула:
— Ага. А аббатисса Блэкфрайерс дождь с градом просто так вызвала, играючи. И агрофирма "Весна" вообще не пострадала. Просто осталась без урожая...
Я почувствовала, что краснею. Сначала запылали уши, потом шея. Кровь бросилась в щеки и заставила опустить голову. Этот эпизод моей биографии был позорным позорищем, если бы я могла отмотать время назад и опозориться как-нибудь иначе, я бы это сделала. Никогда нельзя ритуалить спьяну, из этого получаются трэш, кровь и фраги.
Мне было мучительно стыдно. В основном, перед Оксаной, которая трепетно любила свои грядки. Ну... не удержала силу. Бывает. Хотя, конечно, не должно. Но мы не идеальны.
— Это была ошибка.
— Бывает, — пожала плечами ведьма. Ее мой потерянный вид насмешил и, кажется, удивил. — Когда будешь творить обряд для меня, не ошибись. Это в твоих интересах. Я в ритуалистике не очень... Издержки большой силы, знаешь ли. Все эти костыли в виде свечей, камней, кругов... Я работаю на первородной силе, так проще. Если, конечно, ее хватает.
— У тебя с этим проблем нет, — кивнула я, потихоньку приходя в себя. Ну, было и было. Не ошибается тот, кто ничего не делает.
Для того, чтобы окончательно стряхнуть с себя груз вины, пришлось повторить слова Хукку: "В конце концов, никто не умер. И даже не заболел..."
— Что нужно-то? Снег?
— Петлю времени. На крови.
В триллере сейчас за кадром бы пронзительно взвыли скрипки. Я вскинула голову и уставилась на ведьму. Она пошутила? Точно — пошутила. Правда, ни фига не смешно, но такое бывает. Есть же люди, которые не умеют анекдоты рассказывать: вроде все правильно говорят, а никто не смеется.
— Ты серьезно? — дошло до меня.
Алена кивнула. Просто — кивнула, словно ничего, вот вообще ничего запредельного в ее заявке не было.
— Ты с какого дуба рухнула, я его огорожу, — взорвалась я, — это же... жертвоприношение, — горло сдавило, голос скатился в свистящий шепот.
Ведьму моя реакция, кажется, насмешила:
— Ну, успокойся, девочка. Жертвоприношение, да. И что?
— То! — Я, обалдев, запустила пальцы в волосы. — Это статья, ты в курсе? За это сажают.
Карминовые губы дрогнули в усмешке:
— Интересно у тебя расставлены приоритеты. То, что ты силу потеряешь, этого не боишься?
— Потеряю?
— А как же: "Кто с Гайтанкой знается, смерти не касается?"
— Так тебе не просто подготовить ритуал, а и провести?, — я даже головой помотала, в полном афиге. — Всерьез думала, что я для тебя сама на алтаре какого-нибудь несчастного бомжа прирежу? Своей рукой? Ты больная?
— Зачем же бомжа? — Удивилась ведьма. Похоже, из всей моей гневной речи до нее дошло только это, — Бомж не годится. Я-то думала, ты и правда из знающих. Выходит, ошиблась. Кровь должна быть подходящая, какую попало не возьмешь. Но это не твоя забота, жертву я обеспечу. Сама опою, свяжу, положу. Тебе только дело сделать останется. Немного, правда?
— Да с чего ты взяла, что я тебе помогать-то буду, да еще в такой явной уголовщине? — поразилась я.
Стало страшно, честно! Чуть ли не впервые за всю эту странную ночь. Потому что мутная тетка в чулках и платье ни на секунду не сомневалась, что она меня уболтает. Убить человека. Принести в жертву. Совершить преступление и огрести за это по всей строгости, потому что следы замести я, ясен пень, не сумею... Потерять дар.
Что же такое лежало на другой чаше весов, что эта стервь была уверена в моем согласии?
Ведьма словно прочитала мои мысли. Она привстала на носочки, качнулась ко мне так быстро, что я не успела отстраниться. И Оксана проворонила!
Но ничего особо жуткого Алена не сделала, просто коснулась моего уха сухими, горячими губами и прошептала несколько слов. Я их не расслышала, в ушах стоял гул, а все тело было ватным.
— С рассветом, — тихо и очень отчетливо проговорила она, — с рассветом все услышишь и поймешь. Я клятвы не нарушу. До встречи — Кира Понашевская.
Нас околдовали — ничем иным я это объяснить не могла. Потому что ведьма совершенно спокойно опустила телефон обратно в сумочку и пошла к калитке. Не быстро, спокойно, не поворачиваясь и, явно, не опасаясь, что ей прилетит поленом по затылку.
Скрипнула калитка. Трепыхнулся спящий петух и, прокашлявшись, тихонько, неуверенно кукарекнул.
— Выспался? — скривилась хозяйка, — не по зубам тебе эта зараза белобрысая, спи дальше.
— Оксана, — тихо протянула я, — она, похоже, никому из нас не по зубам.
— Сильна, — кивнула та. — Что сказала-то?
— Не знаю! Представляешь? Вроде все расслышала, каждую букву — а не поняла.
— Значит, не по-русски сказала, — Оксана хозяйственно уложила полено на верх аккуратной стопки и полезла на колоду. — Погляжу, на чем приехала, — пояснила она.
Наверное, высовываться из-за забора было не лучшей идеей, но после того, как мы сами впустили врага в свою крепость, все остальные глупости выглядели уже не такими эпичными.
— Внедорожник, — сказала она, — черный, как сапог. Марку не скажу, не разбираюсь я в них. Номера отсюда тоже не вижу, темно. Но садится справа.
— То есть ее привезли? — Соображалка медленно, но включалась, — надо сбегать на гору, позвонить Багрову, чтобы на въезде в город эту кралю караулили. Хотя, джип наверняка нанятый.
— Все равно ниточка, — резонно заметила Оксана, — зови этого, своего. Да Юльку выпускай. Сейчас, чую, будет нам скандал с истерикой.
— Так и за дело, — ответила я и тихонько позвала: "Призрак...".
Пес появился мгновенно, как будто формула: скорость-время-расстояние работала для него как-то иначе. Ткнулся лбом в ладони.
— Молодец, — я погладила лобастую голову, — хорошая работа.
Собакин вильнул хвостом и закрутился по двору, вынюхивая следы. Очень быстро они привели его к калитке, за которой тихонько, но в ночи очень отчетливо заурчал мотор.
Призрак едва слышно заскулил. И поскреб лапой калитку.
— Ты чего? — удивилась я, — Спасибо, конечно, за благородный порыв, но машину тебе не съесть. И не догнать.
— А если его по следу пустить?
Призрак тихонько одобрительно гавкнул.
— Спятила? Триста километров! Он тебе кто — электронный пес Рэсси?
— Ррры... — тихо возразил пес.
— Оба спятили!
Черные умные глаза глядели на меня с почти человеческой укоризной. Призрак встряхнулся и очень выразительно потерся о столбик калитки.
— Ошейник, — дошло до меня, — снять? Но Хукку говорил — нельзя...
— Ррры, — еще тише, но более нетерпеливо повторил пес.
И я решилась.
Кованую пряжку не открывали, кажется, лет сто. Она проржавела и почти вросла в растрепанную кожу. Проще было разрезать ошейник, тем более, нож под рукой, но я, тихо шипя под нос, продолжала воевать с замком. Наконец он поддался и ошейник остался у меня в руках, а пес... вытек из под них туманом и просочился в калитку.
— Черандак! — ахнула Оксана и схватилась рукой за стену.
— Ну, черандак, и что? — Тихо спросила я. — главное, человек хороший.