ГЛАВА 15

Разговор опять получился какой-то мутный. Хотя... а чего она ждала? Эта "двоюродная бабушка", где она была, когда родная дочь, беременная, сидела в общежитии, тише воды, ниже травы, чтобы комендант не увидела и не выгнала? Когда врачи ничего не смогли, хотя ничто не предвещало... Когда Соню оформляли в дом малютки?

Наконец, когда мама, вторая и настоящая мама Юля взяла ее на руки и объявила, что это ее дочь — ведь отговаривали всем миром: молодая совсем, ни образования, ни нормальной работы, только замуж выскочила, своих еще нет — куда такая обуза, чужой ребенок, да еще с неизвестной наследственностью. А если мужу не в ноздрю будет? Но ведь встала намертво и отстояла. Никого не послушала. Никому не позволила отнять.

...Соня невольно улыбнулась. Мама Юля обожала строить из себя нежную и трепетную газель, не приспособленную к реальной жизни. И долгое время Соня этому верила. Но на работе ее научили не доверять первому впечатлению. Коллеги так и говорили: "Есть два вида информации. Один — это таблица умножения. Вторую нужно проверять".

А по результатам проверки выходила не газель, а совсем другой зверь: сильный, умный и способный за свою стаю... да на все. Без ограничений. Что ж, хорошо, что такая сила на ее стороне.

Соня была иррационально, но абсолютно уверена, что уж кто-кто, а мама Юля ее поймет и поддержит. Что бы не говорила эта странная двоюродная бабушка. И — что бы не думала по поводу Сониного ребенка сама мама Юля. Просто поддержит Соню, чего бы та не решила. Просто встанет за спиной — скалой, которую не сдвинуть с места. И все будет легко.

Легко быть сильной и неуступчивой, когда за спиной скала.

Большие напольные часы в гостиной показывали без семи шесть. Почему-то ужасно захотелось клюквы в сахаре. Рот наполнился слюной, Соня почти почувствовала сначала нестерпимую сладость, а потом вполне терпимую кисель.

Круглосуточный магазин был тут же, в двух шагах, в соседнем дворе, и клюкву в сахаре там точно продавали.

Соня даже переодеваться не стала — кому какое дело до того, как она одета, если на карточке достаточно денег, чтобы расплатиться за все, что она положит в корзину?

Это было глубоко неправильно, но, после почти трех лет жизни перед камерой, с безупречностью, возведенной в квадрат и в куб, она откровенно наслаждалась возможностью валяться на диване растрепой, в растянутых трениках, без макияжа и с "гулькой" на голове, и особенно — возможностью в таком же виде выйти на улицу.

То, что никто, вообще никто не признавал в ней знаменитую Софью Понашевскую, звезду четвертого регионального канала, было за гранью добра и зла. И почему-то невероятно нравилось.

Соня сунула ноги в дорогие, кожаные но нарочно простые босоножки без каблуков, накинула на футболку легкую ветровку, проверила ключи и карточку и вышла за двери.

В подъезде было прохладно и пусто. И — тихо. Через полчаса дом оживет: в окнах зажжется свет, потянутся в сторону небольшого и пока незастроенного пустыря "собачники". Чуть позже начнут порыкивать моторы машин. Следом потянутся в сторону парка молодые мамы с колясками.

Но сейчас здесь было тихо, и Соня не стала нарушать тишину, вызывая антикварный, дребезжащий лифт. Четвертый этаж, говорить не о чем!

Консьержа в доме оплачивали вскладчину, поэтому крепкий, едва-едва пенсионный мужчина не спал и не курил на рабочем месте, а бдительно нес службу в специальной "будке". Увидев ее, он приветливо кивнул:

— Доброе утро, Софья Павловна. Рано вы...

— Не спится, — беспечно пожала плечами Соня, — с вечера начала фильм смотреть, потом не оторваться, потом четыре утра, а потом и не уснуть.

— Вот, супругу пожалуюсь, что вы режим не соблюдаете, — шутливо пригрозил консьерж.

Соня тихонько рассмеялась, запрокинув голову. Угроза была и впрямь смешная. А все из-за стереотипов, которые правят миром. Почему-то все соседи считали, что если мужчина привез в престижный дом жену, и эта жена не ходит на работу, значит мужчина ее содержит. А еще это значит, что стоит такой женщине пригрозить недовольством мужа, так она немедленно напугается и серебром рассыплется...

Деньги у Сони были свои и квартира принадлежала ей. На телевидении очень хорошо платили, и родители помогли. Так что мужа она выбрала по любви. А что денег у него было пока не густо, так ведь это — пока. Да и — не выйдет из Сережки миллионера, тоже ничего страшного. Из Сони уже почти вышел. Не все ли равно, кто в семье деньги зарабатывает. Главное, что они есть.

"А с деньгами и любовь надежнее..." цинично подумала женщина и улыбнулась уже иначе, холодно, профессиональной репортерской улыбкой. Улыбкой человека, который все подвергает сомнению. "Если твоя мама сказала тебе, что любит — верь. А если кто-то другой — проверь".

На улице было уже совсем светло и не жарко. Солнечный диск висел где-то на полпути в небо, и пока его закрывали высотки, оттого во дворе-колодце стояла приятная прохлада. Ветровка оказалась в тему, в последнее время Соня отчего-то мерзла.

Она немного постояла перед домом, соображая, как лучше поступить — и свернула под темную арку. Так было гораздо ближе, а криминальные элементы... Ну откуда им взяться в шесть утра? Все элементы давно подушки обнимают и десятый сон видят.

То, что она фатально ошиблась, Соня поняла почти сразу, когда от темной стены отделилась высокая, чуть сутулая фигура мужчины в черных джинсах и короткой куртке.

— Куда торопимся? — каким-то насквозь обыденным тоном спросил он. От мужчины пахло, а, вернее — шмонило за версту дешевыми сигаретами и несвежей футболкой.

— У меня шокер в кармане, — в тон ему отозвалась Соня, с нездоровым любопытством разглядывая покоцанного жизнью парня, явного маргинала. Он смотрел на нее со смесью усталости и раздражения, словно Соня была перед ним в чем-то виновата.

Шокера не было, забыла дома. Расслабилась за время бессрочного отпуска. Зато был телефон с очень удобным диктофоном, включался не из меню, кнопкой на корпусе. Специально искала такой.

— Шокер — это плохо, — выдал маргинал, дыша дивной смесью табака и пива.

— Плохо для кого? — развлекаясь, спросила Соня, поглаживая в кармане ребро телефона.

— Для тебя, мучача. Так бы отдала телефон по хорошему, и пошла бы себе куда шла. А если шокер — вырубать придется.

— Это статья, — проинформировала его Соня.

— Ага, — согласился тот, — а я под крышу не хочу. И Васяня не хочет. Поэтому — валить будем. Чтобы заяву не накатала.

Никакого Васяни Соня не слышала и не чуяла, но вряд ли этот убогий врал, у таких обычно вершина благородного искусства вранья: "Не был, не пью, впервые вижу". На "Васяню" у них мозгов не хватает. Значит, их точно двое.

Что ж. Не лучший расклад, но и не худший. Сумочки нет — плохо, без нее еще хуже, чем без шокера. Босоножки мягкие... тоже не лучший вариант. Но других-то как бы и нет. Падения на землю или удара в живот ей нужно избегать во что бы то ни стало. Значит — действовать на опережение, пока утырок не принимает ее всерьез.

Васяня, конечно, проблема. Но это вторая проблема.

Соня выпустила телефон и сжала в кармане кисть, формируя "правильный" кулак. То есть — жесткий.

Внезапно насквозь мирный, неспешный, РАЗМИНОЧНЫЙ разговор нарушило резкое:

— Отошел от барышни на три шага!

— Чего? — опешили, кажется, оба, но маргинал больше. Он неторопливо повернул голову.

Не в силах совладать с любопытством, Соня бросила быстрый взгляд туда же и — едва сумела отвести взгляд. Ничего ж себе личности по подворотням бродят!

То, что это не "Васяня", она поняла сразу. Не монтировался бомжистого вида укурок и молодой мужчина, шагнувший в темноту арки, так, словно имел полное право и даже был обязан.

На мгновение Соне показалось, что это полицейский. В самом деле, кем еще может быть человек, который среди лета ходит в головном уборе и кожаной (!) куртке? Но на полицейского он был похож еще меньше, чем на "Васяню", Соня поймала себя на том, что снова вцепилась в телефон — сфотографировать.

Он был в фуражке, но не полицейской, другого фасона, потертой кожаной куртке до бедер, с широкими отворотами, перетянутой по талии здоровенным ремнем с квадратной пряжкой, брюках... или штанах, прости Создатель... Из глубин памяти всплыло название: "галифе". И — в сапогах.

Странный наряд так поразил Соню, что довольно высокий рост, широкую кость и при этом — заметную худобу она отметила машинально, не заостряя внимания.

— Мужик, — утырок помолчал, собираясь с мыслями и вдруг громко заржал, — ты кого косплеишь? Неуловимых мстителей? Че, в парке сегодня фестиваль?

— Отошел от барышни на три шага, контра недобитая, — повторило... явление. Утырок, было, дернулся в сторону. Но резко передумал, когда плавным, в этом и захочешь — не ошибешься, насквозь привычным движением рука "мстителя" взлетела в аккурат на высоту груди и в эту самую грудь уставился вороной зев... нет, не пистолета.

Какой, к ясеням, пистолет — пушка целая. Здоровенный слонобой с длинным стволом и мощной рукоятью.

Рукоять эта, к слову, лежала в руке так естественно, что даже укуренному бомжу было понятно — эти двое одно целое. И выстрел последует без секунды задержки.

Загрузка...