— Ты больной? Или это игрушка?
— Выстрелить тебе в ногу? — предложил неизвестный в маскарадном костюме. Похоже — абсолютно серьезно.
— Слушай, — заметно занервничал кадр из подворотни, — я тут, вообще-то, не один.
— Я заметил. Еще барышня, которая от твоего общества не в восторге. Я не ошибся? И хлопчик, который пытался меня не пустить, — незнакомец покачал головой, словно дивясь на человеческую тупость. — Я его в кусты отволок.
— Убил? — Голос просел.
— Может быть. А может и очухается. Если быстро к доктору попадет, голову я ему, кажется, не пробил. Хотя ручаться не буду. — Незнакомец сказал об этом с потрясающим равнодушием, словно, походя прихлопнул комара. — А ты куда?
Ствол здорового пистолета качнулся с намеком.
— Васяня...
— Подождет. Он не в том состоянии, чтобы бегать. В крайнем случае, уползет, но недалеко, — "успокоил" его тот, — Сначала скажи, любезный, зачем ты здесь барышню с ночи поджидаешь?
— Я не... Да мне все равно было, кого! — Парень, явно, струхнул, и не только из-за пистолета. — Хотел бабла немного отжать, на пиво.
— Врешь, — палец на спусковом крючке многозначительно дернулся, — Вы здесь с самого вечера пасетесь. Пачку папирос скурили, пили какую-то пакость, несколько раз отлить бегали... Сказать — куда? За это время тут много людей прошло. Чем они вам не подошли? Деньги у них не такие?
Любопытство дернуло Соню за язык и она негромко поинтересовалась:
— А, простите... Откуда такие сведения?
— Нюх у меня хороший, — непонятно ответил незнакомец. — Ждали они именно вас, барышня. Так с какой целью?
Гопник скривился, будто ему наступили на ногу:
— Да пошла она! — непонятно выразился он. — Появилась такая цыпа, вся из себя, на джипе. Пять штук за пустяковую работу. И еще десять, если все получится.
— А вот с этого места подробнее. Что за работа и что должно было получиться?
— Вот ее, — он мотнул подбородком в сторону Сони, — дождаться и пугнуть как следует. Не бить. Ничем не вредить. Просто напугать. А что получится — не знаю. Она сама не сказала.
Под аркой послышались тихие, шаркающие шаги. Соня обернулась. Пожилой сухонький мужчина, почти дедушка — но еще не совсем, в щегольском спортивном костюме неторопливо двигался в их сторону в сопровождении роскошного алабая.
Пес был отлично воспитан и чинно шел у левой ноги хозяина, не забегая вперед. На Соню он и ухом не повел, увидев гопника, брезгливо поморщился. А, поравнявшись с незнакомцем, оперативно сунул хвост между лап. Тот улыбнулся, едва заметно, но как-то очень понимающе.
Мужчина остановился.
— Все в порядке, девушка? Вас не обижают?
— Не, — мотнула головой Соня, — спасибо. Это я их обижаю.
— А, ну хорошо, — удовлетворенно кивнул тот и продолжил путь. Алабай последовал за ним с заметным облегчением. Похоже, связываться со странной компанией псу не хотелось. Или только с кем-то одним из компании?
— А где...?
— Маузер? На месте, рядом, — парень в кожанке повел плечами, — мне показалось, что с оружием сейчас не ходят. Война ведь кончилась?
Приехали!
В этот момент у хлопчика родилась мысль. Бестолковая, но он отчего-то сразу решил, что дельная и рванул из подворотни с изяществом годовалого медвежонка-пестуна, который еще ничего толком не умеет, но уверен, что умеет все.
Незнакомец с понимающей усмешкой чуть посторонился, ловко подставил ногу и "аккуратно, но сильно" врезал по лбу рукоятью своего нереально тяжелого пистолета. Который, оказывается, никуда не девался, просто на время спрятался в складках галифе.
— Да, вы правильно записали, именно этот сквер, слева от арки, — четко повторила Соня, — двое мужчин, явно травмированных, без сознания... Ну, если у одного из них голова в крови, то, как бы, понятно, что в таком виде он не поспать прилег... Да, фамилию мою вы расслышали правильно, номер телефона у вас есть... если возникнет необходимость, я дам показания... но ждать вас не буду. У меня дела, простите. Кусты у арки тут одни, не заблудитесь. Всего доброго, удачи в нелегком труде... что вы, абсолютно без иронии.
Барышня закончила разговор с... плоской синей коробочкой, отливающей на солнце металлическим блеском и убрала ее в карман. Черандак решил, было, что она не в себе, но из коробочки был четко слышен второй голос, слух у него оказался под стать нюху. Да и — видел он уже такое. Беседы с коробочкой тут, похоже, были вещью самой обыденной.
"Радио..." всплыло в памяти смутно знакомое слово.
С памятью было как-то скверно. Она вроде бы имелось, но урывками, и собачьи частички причудливо мешались с человеческими, наслаиваясь друг на друга. А туман и вовсе помнил как-то по-своему. И это оказалось неудобно до раздражения.
— Вы хотели мне о чем-то рассказать? — Барышня пытливо смотрела на него и не боялась. Не испугалась даже после того, как черандак резким ударом рукояти оглушил хлопчика и за ноги отволок к кустам.
— Хотел. Мне кажется, это важно.
— Да, но... не здесь же. Что ж, у нас консьерж. И по всему подъезду видеокамеры, так что, думаю, я могу рискнуть и пригласить вас на чай. Тем более, сейчас белый день.
Половину ее слов черандак не понял вовсе, а вторую понял, но совершенно неправильно. Соня разумно опасалась маньяка или грабителя. Хотя — маньячить или грабить в таком виде, чтобы точно запомнили и поймали... А, с другой стороны, кто знает, что у этих маньяков в голове?
Но черандаку показалось, что барышня беспокоится о своей репутации. У такой милой (не смотря на несколько небрежную одежду и непокрытые волосы) барышни точно имелся жених или даже муж, и посторонние мужчины в доме были без надобности.
К тому же, консьерж. Это было как раз то слово, которое он понял. Когда-то давно он знал французский язык. Не в совершенстве. А почему? Интересно... Учил совсем недолго, — торкнуло вдруг, словно проснулась еще одна память, не собачья и не туманная. Далекая — далекая. Что-то получилось с этим недоученным языком, но что? Голова ушла в несознанку.
— Не испугаетесь? — Хмуро спросил он. — Сесть бы вам, барышня, да вот некуда здесь. Ну, хоть к стенке прислонитесь.
— Зачем? — Хотела спросить Соня, но не успела. Нормальный, плотный, если так можно выразиться, абсолютно телесный, хоть и странный мужчина вдруг поплыл туманом, сделался прозрачен, осел куда-то вниз, на уровень опущенной руки. А когда сгустился снова... Рядом с Соней стоял лохматый, остроухий пес с умными черными глазами и смотрел на нее не по-собачьи. И — точно, не по-человечьи.
— И биться сердце перестало! — С чувством выразилась она и все же сделала попытку сползти по стене.
Пес подошел к ней и подпер ее собой.
— Дела, — она помотала головой и машинально попыталась взять пса за ошейник.
Ошейника не было.
Консьерж явлению Сони с собакой не удивился. Мало ли? Купили, подарили, попросили приютить. Спросил лишь, почему пес без намордника.
— Так и было, — отмоталась она, уже вполне бойко. Шок прошел. В ее профессии слабонервные и те, кто не мог принять изменившиеся обстоятельства, не приживались.
— Так вы, Софья Павловна, бездомного подобрали?
— Вряд ли. Он не истощен, и к людям привычный. Наверняка потерялся. Подкормлю и дам объявление в группе.
— Дело, — покивал консьерж, разумно не приближаясь к чужой собаке, — может быть, даже вознаграждение получите. Он, похоже, породистый. Или это она?
Черандак фыркнул.
— Понятия не имею, — разулыбалась Соня, — вот как раз буду мыть и выясню.
— Отчаянная вы. Я бы не рискнул мыть-то. Такого крупного.
— Он мирный и воспитанный, — уверенно сказала Соня и направилась наверх по лестнице. Почему так, она бы не сказала и сама. Как-то не захотелось испытывать судьбу. Это явление на мобильник смотрело, как на мироточащую икону в святой праздник: кто знает, как оно отреагирует на лифт. И пусть это лучше случиться где-нибудь подальше от свидетелей и видеокамер.
Лестницу явление приняло спокойно, поднялось собакой и в квартиру зашло собакой. И обернулось человеком, как только щелкнул замок закрывшейся двери. Ни раньше, ни позже.
То есть — это оборотень? А — где кровь, клочки плоти, прочая жуть, которая должна бы сопровождать процесс? Опять все наврали?
— Разувайтесь, я дам вам тапочки и поставлю чайник.
Далеко уйти она не успела. Черандак снял сапоги, размотал какие-то жуткие, неопределенного цвета тряпки и аккуратно расправил, намереваясь... Да не все ли равно, что за извращением он собирался с ними заняться.
Зажимая рукой нос и изо всех сил пытаясь унять бунтующий желудок, Соня рванула в ванную и открыла люк стиралки.
— Кидайте эту газовую гранату сюда, немедленно. Только... О, майн гот, это невыносимо! Быстрее можно. Да, вот сюда...
Когда зашумела вода, она с облегчением тихонько присела на край ванной. Какое там нападение гопников? Вот ЭТО было по-настоящему страшно. Так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Не придумали таких перьев. Да и бумага, пожалуй, не стерпит.
Разве что высечь в камне.
— Я поторопилась, — глядя на него чистым, виноватым, но непреклонным взглядом объявила Соня, — надо было не запускать машину. Ваше... все остальное тоже бы постирать. Хотя, можно ли его? Это машиной стирается?
— Машиной? Я думал, это печка такая и вы решили сжечь мои портянки.
— Стоило бы, — Соня содрогнулась, — откройте тайну, сколько лет вы не разувались? И не мылись, похоже. Извините за прямоту, но от вас... псиной пахнет.
— Барышня, — проникновенно отозвался черандак, — за что ж тут извиняться? От меня не только псиной, но и лошадью, и болотом — и не пахнет, а смердит за три версты, так, что ворона на подлете с неба навернется. И от баньки я не откажусь. Не мылся я, похоже, еще дольше, чем не разувался.