В разводе. Ты нас недостоин

28

– Что с ним случилось, Марина Аркадьевна? – спрашиваю, передумав смеяться.

Слишком всё это кажется странным и диким. С чего бы ему сходить с ума?

– Натан… он, ты знаешь… – произносит женщина, запинаясь. – Он пришёл домой недавно после двухдневного отсутствия такой бледный, в той же самой одежде… помятый какой-то весь, больной. От него пахло больницей. В первую очередь сын спросил где ты. Не найдя ни тебя, ни детей, он учинил скандал. Эва… я никогда его таким не видела. Я в шоке, и я боюсь. Я по-настоящему боюсь… – она всхлипывает.

Я удивлённо моргаю, задерживая дыхание. Марина Аркадьевна боится собственного сына – это на самом деле что-то из ряда вон. Удивительно.

Звучит, как очередной нелепый розыгрыш.

– Вы серьёзно сейчас? – переспрашиваю. – Натан учинил скандал собственной матери?

– И мне, и Веронике, – уверяет бывшая свекровь. – Он застал нас в доме. Мы пили чай, праздновали… – она глотает последнее слово, но я прекрасно понимаю, что именно они праздновали – свою победу надо мной, видимо. – Натан зашел, такой жуткий, злой. Я даже не знала, куда девать глаза. Он посмотрел на нас… и мне плохо стало. Сын спросил, куда ты делась, и мы сообщили, что не знаем – мы ведь правда не знаем, куда ты ушла, Эва…– женщина тяжело сглатывает. – Он учинил нам настоящий допрос. Что мы сделали для того, чтобы выгнать тебя из дома, и кто нам разрешил появиться в нём снова. Потому что он же запретил. Понимаешь? А он очень не любит, когда что-то делают против его воли. Но если раньше он мог просто коротко приказать, чтобы мы ушли… то сейчас… он начал швырять мебель: перевернул стол, разбил вазу. Он выгнал Веронику, едва её не избил. Ты себе не представляешь, что произошло! Натан сошел с ума! И вот я сижу, закрывшись в ванной, а он с кем-то говорит по телефону… и мне очень страшно. Я тебя умоляю… мне кажется, только тебя он сможет послушать… – она снова всхлипывает.

Я горько усмехаюсь.

– Да уж… интересно получается. Ну вы ведь добились своего, не так ли? – спрашиваю спокойно. – Вы ведь выжили меня из этого дома. Я ушла из жизни вашего сына. Так чем вы недовольны? И почему я должна вам помогать, если вы всё это время вели себя со мной как с врагом?

Марина Аркадьевна судорожно выдыхает.

– Просто, Эва… мне не к кому больше обратиться. Понимаешь? Я думала, что ему и правда будет лучше без тебя, без этих детей. Быть может, я ошиблась. Не знаю. Быть может, я преуменьшила твою роль в его жизни. Может, и правда… ты ему слишком дорога…

– Сомневаюсь, что дорога. Потому что не так давно он послал меня, – произношу холодно. – Буквально пару дней назад я ездила к нему в офис и нашла его пьяным, в компании Вероники. Поэтому я и уехала. И забрала детей. Быть может, он вспомнит эту ситуацию и поймёт, что нужно винить себя самого в первую очередь.

– Пьяным? – переспрашивает она, ошарашенная. – Мой мальчик никогда не пьёт. Никто из нашей семьи никогда не пьёт. Ты это прекрасно знаешь. Зачем ты наговариваешь на него?

– Я наговариваю? Отнюдь. Я вам описываю только то, что видела собственными глазами. Он лыка не вязал, правда. Но ему хватило набора слов, чтобы послать меня подальше и оскорбить. Кстати – он был голый, весь измазанный в помаде. И Вероника была там же, в примерно таком же состоянии. Ещё там были бокалы, шампанское… и всё это в офисе. Прелестно, правда?

Женщина молчит пару мгновений.

– Ты знаешь… ему никогда не нравилась Вероника особо. Никогда. Он же тебя любит, чёрт побери… Неужели ты этого не видишь? Должна была уже понять. Ты как будто совсем его не знаешь. Ни его, ни его характера. Он ведь такой… да, он слишком твёрдый, прямолинейный, слишком самолюбивый. Не может показать свою слабость. А мы его подставили. Мы его обманули. Заставили его искать выход из такой дикой ситуации. С женщинами он не воюет, понимаешь? Не воюет. Он считает это ниже своего достоинства. – Марина Аркадьевна устало выдыхает. – Его отец, быть может, на его месте давно бы надавал нам тумаков – что мне, что Веронике. Но Натан… он не такой. Он насмотрелся в своё время, как его отец бил меня. И он меня жалеет, понимаешь? Жалеет всех женщин, несмотря на то, чему они его подвергают. Именно поэтому он слишком мягок с Вероникой.

– Зачем вы всё это мне говорите?

– Я просто убеждаю тебя, что ты должна помочь. Ты не представляешь, насколько я напугана. Я боюсь за Натана. Очень боюсь. Он ведёт себя так, как никогда в жизни не вёл. Я даже переживаю, что он поднимет на меня руку…

– А вы думаете, на меня он не поднимет руку?

– Ни в коем разе. Ни в коем. Он тебя слишком любит. Это всё из-за тебя. Из-за того, что ты ушла. Пожалуйста… приди хотя бы для того, чтобы поговорить с ним. Он там словно что-то ломает в доме… Боже мой…

– Может, полицию вызовете? – предлагаю.

– Полицию? На собственного сына? Издеваешься, что ли? Да и кто там приедет? Опять мои знакомые? У меня же связи. А мне не следует портить репутацию сына. Что будет, если узнают, что он громит дом и пугает собственную мать? Ты хочешь, чтобы его в клинику упекли? Его?! – она почти рыдает. – Пожалуйста… приезжай. Никто мне больше не поможет. Он не слушает меня… не хочет даже слушать. Я даже выбраться отсюда не могу. Вероника каким-то чудом убежала. Не уверена, что она вернётся обратно… как она кричала… Боже мой… Мне кажется, он её всё-таки ударил.

– Ударил Веронику? – спрашиваю, вскидывая брови.

Женщина торопливо подтверждает:

– Да. Я слышала какой-то звук… Что же мне делать… Боже мой…

– Позвоните Кириллу, – предлагаю. – Быть может, он сможет его успокоить. Но я вам не могу помочь, Марина Аркадьевна. Это ведь именно этого вы добивались. Не так ли? Так что имейте дело с последствиями собственных поступков. А я… пойду готовить обед. Самое время.

– Эва, пожалуйста!

Но я просто жму красную кнопку.