– В тот день у меня не было телефона, Эва, – отвечает Натан. – Я его оставил в офисе, поэтому и не мог ничего подтвердить, понимаешь? Я приехал утром и обнаружил его на своём столе, хотя думал, что потерял... Думал, придётся новый брать. Я ничего не подтверждал, никакого развода, веришь?
Киваю медленно.
– Да, кажется, верю.
В офисе завелась крыса. И не просто крыса. И не просто в офисе, а в самой жизни – самая настоящая жирная крыса, подтачивающая благополучие изнутри.
– А договор? – спрашиваю хмуро. – Брачный договор?
– А что договор? – мужчина смотрит на меня, и его взгляд теплеет, будто ему очень нравится то, что он видит. – Он нужен в основном для тебя. Чтобы ты верила мне. Если не словам, то подписанным строчкам. Они внушают доверие, не так ли? Куда больше, чем обычные слова.
– Да, наверное… но этот пункт… как я могу родить тебе ещё детей за десять лет? Как это вообще можно спланировать? Да и куда тебе столько? Ещё двое?!
Натан берёт моё лицо в ладони, его дыхание становится спокойнее.
– Можешь вычеркнуть этот пункт, хорошо. Пусть остаётся на твоё усмотрение. Я просто хочу быть рядом с тобой, хочу нянчить наших детей. Хочу, наконец, начать жить, понимаешь? Начать жить снова. Эти два года я не жил, я существовал. И вот по возвращению из больницы меня просто порвало. Я не думал, что способен на такое. Сам от себя не ожидал, что могу настолько сорваться. Это был катарсис, Эва. Это была кульминация всех моих нервов и переживаний, моего страха снова никогда не начать жить нормально. Я понял, что к чему. Понял, в чём главная проблема. И я вышвырнул из своей жизни тех людей, кто мешал мне жить. Теперь всё будет иначе. Я обещаю.
Смотрю в его отчаянные глаза, и мне очень хочется верить его словам. Медленно выдыхаю, давя в себе эмоции.
– Мне нужно вернуться к детям, только… – задерживаю дыхание. – Идём сначала выпустим мою мать.
– Я не могу смотреть на неё сейчас, – отзывается он низким голосом.
– Ладно, оставайся тогда. Я сама.
– Когда ты приедешь обратно? Давай я отвезу тебя.
– Нет, отдыхай. Прими душ, ложись спать. Я приеду, попрошу Кирилла – он нас привезёт. Договорились?
Мужчина медленно кивает. Я заставляю его опуститься на постель и лечь на подушки, глажу по голове и выхожу. Медленно выдыхаю – с плеч сваливается огромный, неподъёмный груз, и шагать становится как будто легче.
Спускаюсь вниз, мимоходом разглядывая погром, учинённый в доме, и мне становится слегка не по себе. Кое-где на стенах отколоты деревянные панели, поломаны перила на лестнице, разломан диван – буквально на части… порвана обивка. Боже, что же он делал? Огромный телевизор на кухне разбит, под ногами хрустят осколки посуды. Что тут творилось – страшно представить.
Интересно, как там Марина Аркадьевна жива вообще после всего этого? Вероника, наверное, – что-то подсказывает – и носа сюда не покажет. Хотя чёрт её знает. На месте Натана… понимаю, что сделала бы то же самое. Марина Аркадьевна – собственная мать – сватала ему потенциальную убийцу.
Как у неё рука не дрогнула лить в эту чёртову минералку отраву?
Стучу в дверь ванной.
– Марина Аркадьевна, вы там? Это я.
Она открывает. Бледная с расширенными испуганными глазами.
– Натан… он… тут? – оглядывается опасливо.
– Нет, он в спальне. Отдыхает. Ему нужен отдых.
– Ну конечно нужен… после всего… – шепчет женщина, хмурясь, как будто всё это построено и обустроено на её собственные кровные деньги, а сын посмел испортить интерьер.
Опасливо оглядываясь, она торопливо бежит к выходу. Я иду следом, чтобы закрыть за ней дверь. Она несётся, только что пятками не сверкает, торопливо обувается в прихожей.
– Скажи ему, – просит. – Скажи, чтобы он простил Вероничку. Чтобы извинился перед ней. Нельзя с ней так. Она хорошая девочка. Очень добрая, милая. Заботливая.
Я смотрю на бывшую свекровь, не веря своим ушам. Видимо, скандала с мебелью, ором и угрозами ей показалось мало.
– Вы серьёзно сейчас? – переспрашиваю.
Она кивает.
– Ну конечно… нельзя так обращаться с женщинами.
– Да она…– выдыхаю возмущенно. – Она его отравить пыталась! Натан два дня лежал в больнице с отравлением под капельницами. Вы это знали?
Женщина замирает на секунду.
– Не может такого быть… чтобы Вероничка… отравить… ну нет. Ты сочиняешь.
– Это не мои слова, Марина Аркадьевна. Это слова вашего собственного сына. Он видел по камерам все действия Вероники – от и до. Он говорит, что она его отравила, чтобы сыграть для меня красивый спектакль с пьяным мужем в помаде.
Женщина хлопает глазами. Я вижу – она не верит до конца. Моё слово против слова Вероники, её любимицы. Откуда только такая любовь – непонятно.
– А ещё Натан сделал тест ДНК. И Дамир – её сын. Только её. Натан не является его отцом, – припечатываю мрачно.
Свекровь отступает от меня на шаг. Открывает рот, но оттуда не доносится ни звука. Видимо, сказать ей мне нечего.
– Полагаю, вы немного просчитались с кандидатурой для будущей невестки, – улыбаюсь ей холодно.
Она качает головой:
– Это дикость какая-то. Я тебе не верю. Вероника не способна на подобное. Я же сама… я же сама передала ей… – начинает краснеть.
– Что передали? Биологический материал собственного сына, чтобы обманом получить желанного внука от этой «прекрасной девушки»? Вы правда пошли на это, Марина Аркадьевна? Это же отвратительно. Это мерзко...
Она вскидывается.
– Я хотела внуков! Я хотела нормальную невестку. Ту, которая мне нравится. Ту, которая меня устроит!
– Вас? А что насчёт Натана? Его вы спросить забыли? – усмехаюсь.
– Мать всегда знает, что лучше для её ребёнка. Тебе не понять!
– Уверены? А я думаю – понять. Ну что ж. Ваш ребёнок сам решил, как лучше для него. Идите. Лучше вам сюда не возвращаться.
– Не командуй! Я сама знаю, что мне делать, – фыркает.
– Ну, удачи, – говорю и наблюдаю, как она бежит на выход со двора.
С этим нужно что-то делать. Две женщины, кажется, попутали берега и краёв не видят.
Поднимаюсь наверх. Натан уснул. Перенервничал. Почему-то сейчас мне его безумно жалко. Собственная мать – хуже мачехи.
Укрываю мужчину пледом, спускаюсь вниз, вызываю себе такси. Кирилл уже уехал – деловой... Еду к детям. Нужно будет снова собирать чемоданы. Только на этот раз эта мысль не вызывает у меня отторжения.
Но я предчувствую, что главная битва ещё впереди.
Так и есть. У входа в подъезд матери припаркован автомобиль, в котором я вижу Веронику.