– Пошли вон, – шепчу про себя. – Наелась я уже вашими выгодными предложениями, вашим обществом и вашими рожами!
Вытягиваю из кармана телефон, иду на кухню, звоню Кириллу. Он берёт трубку сразу же, как по заказу. Как будто Натан попросил его приглядеть за мной в его отсутствие.
– Да, Эва. Что? – спрашивает он.
– Слушай, – выдыхаю. – Тут твоя мама и Вероника под дверью у меня дежурят. Я не хочу им открывать, потому что… ну, ты сам понимаешь.
– Сейчас приеду, – бросает тот понятливо, и из трубки несутся короткие гудки.
Вот что значит сообразительный мужчина.
Буквально минут через десять долбёжки и звонков в дверь, я слышу в подъезде тяжёлые мужские шаги. Мои незваные гости слышат их тоже.
Иду в прихожую, смотрю в глазок. Ага, а вот и Кирилл. Быстро он – спасибо ему за это.
– Ой, здравствуй, сынок, – оборачивается Марина Аркадьевна.
– Что тут происходит? – бросает тот мрачно. Кажется, он не улыбается даже собственной матери.
– Да вот, пришли в гости к Эвочке, а она не открывает. Нам очень нужно с ней поговорить…
– Вероника, ты идёшь со мной, – командует мужчина, перебивая мать.
Та моргает удивлённо.
– С какой это стати? Куда иду?
– Я скажу, куда.
– Нет, – отступает она. – Мне некогда. У меня… у меня дела, у меня встречи… Ты что-то путаешь…
Кирилл усмехается.
– Ничего подобного, идем. Теперь твои дела касаются только ответственности за твои поступки.
Но та вдруг кидается в сторону и бежит вниз по лестнице. Свекровь смотрит ей вслед, потом переводит взгляд на сына.
– Ну, я, пожалуй, тоже пойду. Что ж ты так пугаешь девочку? Нельзя же так, Кирилл, чего вы пристали к ней все?
Марина Аркадьевна спускается вниз по лестнице следом за своей любимицей. Я только посмеиваюсь.
Открываю дверь, выглядываю в подъезд.
– Спасибо, – говорю Кириллу.
Тот кивает.
– Зайдёшь на чай?
Он пожимает плечами.
– Мне некогда особо чаевничать…
– А куда ты звал Веронику?
– Ну, чтоб не бегать за ней лишний раз, отвезу в отделение эту отравительницу, – объясняет.
– Так она уже убежала.
– Ничего, – усмехается. – Я знаю, где она живёт.
– Может, всё-таки чаю? – предлагаю.
У мужчины какой-то усталый вид. И он со вздохом соглашается:
– Смотря с чем?
– У меня есть пироги с яблоками.
– Пойдёт, – одобряет он.
– А потом поможешь мне переехать?
Он закатывает глаза.
– Так и знал, что это не на халяву.
Я смеюсь.
Через пять минут мы пьём чай на кухне.
– Спасибо, что помогла с братом, – благодарит Кирилл, расправившись с одним пирогом.
– Да не за что, – выдыхаю. – Это всё-таки в моих интересах тоже.
– Да, – соглашается он. – Более чем.
Я вижу, что мужчина не в настроении. Не уверена, что он вообще в нём когда-то бывает. Не видела, чтобы он улыбался. Быть может, у него проблемы? Не может же Кирилл всегда быть таким мрачным. Или может?
– У тебя всё хорошо, Кирилл? – спрашиваю.
И что-то в моём тоне, видимо, заставляет его поднять глаза.
– Не сказал бы. Но я не люблю жаловаться.
– Может, я смогу помочь?
– Это вряд ли, – мужчина отводит взгляд, тарабанит пальцами по столешнице, выдавая тщательно скрываемые эмоции. Такие мужчины их почти не выражают – я знаю.
Он очень закрытый. Его эмоции только для по-настоящему близких людей. Быть может, проблема в этом. В том, что у него что-то не сложилось с близкими.
– Это из-за женщины, да? – сама не знаю, зачем лезу в душу к человеку. Но что-то подсказывает, что ему очень необходима чья-то помощь.
– Не важно. Я разберусь. Можно сказать, что у меня что-то… похожее на вашу ситуацию с Натаном. Но если у вас вроде как всё налаживается, – он усмехается горько, – то у меня… Ладно, не так важно. Спасибо за чай.
Он резко поднимается, отодвигая тарелку, идёт на выход. Я растерянно бреду за ним. Ну да – если бы хотел, рассказал бы во всех подробностях.
– Если вдруг понадобится помощь или совет – я к твоим услугам, – говорю ему на прощание.
Он лаконично кивает
– Приеду вечером помочь с переездом, – и выходит.
А я иду будить детей.
Как обещал, брат бывшего приезжает к концу рабочего дня. Я как раз собрала свой нехитрый скарб, детей. И мужчина помогает мне погрузиться в небольшой минивэн.
Приезжаем к дому Натана, в котором что-то происходит. У ворот стоит грузовик какой-то ремонтной компании, во дворе ходят незнакомые люди.
– Ага, – кивает Кирилл. – Взялся за ум. Решил починить последствия своего стресса.
– И что, часто с ним такое бывало, пока меня не было? – спрашиваю осторожно.
Мужчина невесело усмехается.
– Да, бывало. Но в основном он срывался на работе. А тут вдруг не выдержал. Но все мы имеем собственные слабости. И свой предел. Ну что, идём?
Он выходит из машины, открывает для меня дверцу. Затем начинает переносить наши сумки на крыльцо. Я усаживаю детей в коляску.
Натан выходит из дома в свежей, чистой рубашке. Улыбается мне, смотрит на детей, его глаза начинают светиться – и внутри меня дрожит что-то тёплое и светлое, как при взгляде на новогоднюю ёлку в детстве.
Натан жмёт руку брату, подходит ко мне, забирает у меня коляску, мимоходом целуя меня в макушку – такой естественный и такой тёплый жест. В груди что-то ёкает сладко. Я кусаю губы, часто моргаю. На глаза наворачиваются слезы – какая-то я эмоциональная в последнее время. Эмоциональная до невозможности. Особенно тогда, когда не надо.
– Ко мне Вероника приходила, – говорю Натанy, когда мы заходим в спальню, чтобы разместить детей. – С каким-то очередным выгодным предложением.
Мужчина зло хмурит брови.
– Ничего. Скоро она с этими выгодными предложениями будет из изолятора звонить. Если ей позволят. И то – раз в сутки, не чаще.
– Думаешь? – смотрю на него. – И тебе её не жалко? У неё всё-таки родители погибли…
Он смотрит на меня.
– Знаешь, выяснилась одна очень странная деталь.
– Какая? – спрашиваю осторожно.
– Что никаких погибших родителей не было. Её отца недавно видели в Европе, в кафе. В компании какой-то молодой девушки.
Моргаю ошарашено. Вот оно что.
– Значит, всё это было ложью с самого начала.
– Похоже на то. Я покопался и нашёл у него многомиллионные долги. Так что ему просто выгодно было сжечь квартиру и сбежать. Так что ещё по одному товарищу тюрьма плачет. Вся семья у них такая, видимо… весёлых интриганов.
У него звонит телефон. Мужчина смотрит на входящий вызов, жмёт кнопку громкой связи, и я слышу голос Вероники:
– Натан, привет. Мне очень жаль, что так всё вышло, – мурлычет она низким голосом. – Я не хотела, ты же знаешь… всё это было на эмоциях. Так глупо. Нам нужно встретиться и поговорить. Я хочу попросить прощения. Я хочу искупить вину каким угодно способом. Пожалуйста, дай мне шанс всё исправить… умоляю тебя, дорогой. Ты же знаешь, на что я могу, верно?