– Какая пенсия, мама? За всё время я ни копейки у тебя не взяла, только наоборот!
Она отмахивается, показывая, что спорить бесполезно. Так было всегда. Даже если ее слова расходятся с реальностью с точностью до наоборот – мама всегда права.
– За что ты меня предаешь тоже? – выдыхаю слабо, на что та продолжает хмуриться, глядя на меня, как в детстве, когда я принесла из школы два по алгебре.
– Кто тебя предает, Эва? Скажешь тоже! О детях бы лучше подумала! Но ты не думаешь, тебе твоя гордость дороже! Тогда о них подумаю я!
– Так бы и сказала, что мы тебе обуза, мама... могла мне это раньше сказать прямо в глаза, а не действовать исподтишка.
– Да причем тут это?? Детям нужен отец, Эва! Я не устану этого тебе повторять!
Как будто сама она росла с отцом. Не было этого. Да и я выросла вполне адекватной несмотря на то, что мой собственный ушел очень рано, и я его почти не помню.
– Ты хочешь, чтобы он отобрал у меня детей, да? – не дожидаясь ответа, скидываю обувь и на деревянных ногах иду в гостиную, как на эшафот.
Мама... никогда бы не подумала, что она способна на самое настоящее предательство. Ведь кто как не она видела, насколько мне плохо, насколько больно... Хотя, она и детей-то не хотела оставлять, так что с нее взять теперь? Наверное, нужно поблагодарить за то, что смогла продержаться так долго и не растрезвонить бывшему зятю еще раньше.
В гостиной на ковре возятся малыши. Они играют с новой мозаикой из крупных деталек. Неподалеку от них на краешке дивана расположился Натан. Мужчина смотрит на них так, как будто эти дети – самое интересное, что было у него в жизни.
– Выметайся, Чернов, – говорю, останавливаясь в дверях.
Тот медленно поднимает голову, и из его взгляда выветривается всё тепло.
– И тебе здравствуй, дорогая, – произносит ровным тоном.
Анечка замечает меня первой. Улыбается мне всеми пятью зубами, что-то лепечет на своём, пытаясь соединить две детали. И я бы хотела улыбнуться дочери в ответ, но губы отказываются растягиваться в улыбку. Не сейчас, когда рядом он – потенциальный враг и угроза нашей привычной жизни.
– Я тебя сюда не звала.
Мужчина кивает, переводя взгляд за мою спину.
– Так ты и не хозяйка здесь, как я понял.
– Всё верно понял, – поддакивает мама. – Натан искал тебя, между прочим, – добавляет. – По всем своим каналам искал. Да ты зашифровалась так, что и сыщик не найдет.
Ага, как же. Искал. Пускай другим рассказывает свои сказки. Я в них больше не верю.
Мужчина поднимается с дивана, шагает ко мне.
– Нам давно пора поговорить, Эва, как считаешь?
Довольная мама торопится мимо нас к детям. На ее лице светится хитрая улыбка, а я вся превратилась в камень. Кажется, что любое движение будет только во вред.
– На кухню можете пойти, – предлагает, – дверь только прикройте, я тут с внуками пока посижу.
Не дожидаясь, Натан берет меня под локоть и ведет в указанном направлении. Мне и хотелось бы дернуться, отвесить ему пощечину... но в таком случае драться надо будет со всеми. И с мамой тоже, раз пригласила гостя без моего ведома. Решила, что так будет лучше.
Решила за меня.
Натан закрывает за нами кухонную дверь. Так непривычно видеть его тут, в нашем маленьком убежище. Я привыкла, что здесь безопасно, здесь наша уютная крепость, где никто не найдет. Но нет, враг всё-таки прорвался. Его впустили свои же.
– Почему не рассказала про детей? – Натан превращается в начальника.
Именно с таким лицом он общался с нерадивыми поставщиками, или проштрафившимися работниками. И для него я теперь тоже не более, чем сбежавший инкубатор, посмевший украсть его драгоценный биоматериал.
– А кто ты такой, чтобы тебе рассказывать? – вскидываю брови.
Я не собираюсь ни терпеть его тон, ни отношение. И вообще не хочу терпеть его рядом с собой.
Как только избавлюсь от мужчины – тут же сяду обдумать дальнейшую стратегию. Оставаться у мамы больше не вариант. Жаль, я раньше не додумалась снять нам отдельное жилье. И взять больше заказов, чтобы на всё хватало.
– Я их отец, – бросает он веско. – А ты украла у меня детей.
Медленно дышу, давя в себе панику.
– Украла? Ты серьезно сейчас?
Мужчина плавно кивает.
– Более чем. Ты должна была рассказать мне о них, Эва. Тогда я просто не позволил бы тебе уйти. Ты вернулась бы ко мне, в семью...
– И кем бы в нашей семье была Вероника, м-м? – перебиваю. – Нянькой? Или приходящей любовницей? А может, второй женой?
– Это тебя никак не должно волновать, – он понижает голос, делая его почти угрожающим, и я сжимаю зубы. – Ты подвергла опасности себя и моих детей. Растила их в условиях выживания. Зачем? В чем виноваты перед тобой собственные дети, Эва, за что ты с ними так?
– А не пойти бы тебе, Чернов? – вскидываюсь зло. – Ты снял квартиру беременной любовнице! И мне нужно было это проглотить?
– Именно так, – мужчина незаметно оказывается ближе желаемого, нависая надо мной и заставляя прижаться спиной к двери, – но ты не стала ничего выяснять, не стала добиваться информации. Тебе куда проще было фыркнуть и уйти с голой жопой, зато гордой и непримиримой. За это я тебя не похвалю, дорогая. Мои дети достойны лучшего, а не облезлой халупы на окраине...
– С чего ты вообще взял, что это твои дети? – шепчу, затравленно глядя на него исподлобья.
Я не могу игнорировать его мощной мужской энергетики. Кажется, она заполнила каждый уголок в маленькой маминой кухне, и я никак не могу с ней соперничать.
– Посмотрел документы. Да и без них нетрудно догадаться, я не слепой.
– Быть может я «взяла твой материал»...– передразниваю его.
– Быть может. А быть может просто забеременела, узнав об этом после развода и предпочла гордо промолчать. Глупо, очень глупо с твоей стороны. Лучше пускай дети живут в нищете, чем подать на алименты? Это ниже твоего достоинства, да, Эва? Откуда оно только взялось, не пойму.
– Достоинство?
– Гордость твоя глупая. И неуместная. Или ты боялась, что я заберу детей? – догадывается он вдруг.
Меня окутывает ароматом горьковатого парфюма, и я забываю дышать. Он будто отравляет меня, пропитывая насквозь.
– Не заберешь...– хриплю.
Горячие пальцы ощутимо сжимаются на моём горле. Топазовые глаза блестят смертельным льдом.
– Уверена? – усмехается холодно. – А теперь мне хочется это сделать. За то, что ты промолчала о них, Эва, я тебя не прощу. Никогда...