Вампиры: Когда ночь сменяет ночь

Глава 19

Все ночи после моего возвращения от корейцев мы с Домиником были неразлучны. Доминик сразу заметил синеватые пятна от пальцев Юнг-Су на моей шее, однако подобраный Акеми наряд настолько рассмешил и восхитил его, что мне удалось на удивление быстро направить его внимание в другое русло. Сообщение о будущих ежемесячных встречах с принцем тоже не вызвало особых нареканий с его стороны, так что корейское предприятие можно было считать удачно завершившимся. Сейчас Доминик отправился на очередной совет с бессмертными "соратниками". А я пока собралась навестить Эдреда.

Остановившись возле пышно цветущих кустов жасмина, разросшихся у самых стен стеклянного домика, я заглянула внутрь. Эдред был не один, а в компании трёх девиц — все, как на подбор, с длинными тёмными волосами… Я решила не мешать его "развлечениям" и потихоньку улизнуть, но Эдред заметил меня через прозрачную стену, и уже в следующую секунду его сутулая фигура возникла рядом со мной.

— Моя красавица… — привычно пропел он, но, будто о чём-то вспомнив, осёкся. — Тебе нельзя здесь задерживаться. Я знаю место, где никто не помешает…

— Что же стало с твоим долгом хозяина? Кельты ведь славились гостеприимством.

Я насмешливо кивнула на девиц, которые разбрелись по гостиной, словно потерявшее вожака стадо. Они были так заняты разглядыванием обстановки, что не замечали ни Эдреда, ни меня, хотя нас разделяли лишь пара метров и стекло. Даже не повернувшись в их сторону, Эдред попытался меня обнять.

— Идём со мной…

— Почему мне нельзя здесь задерживаться? — я немного отодвинулась. — Из-за них?

— Прошу тебя… Я всё объясню, но не здесь…

Последние слова Эдреда почти заглушил звонок моего мобильного. Я подскочила от неожиданности, девицы, наконец, нас заметили, а из трубки раздался голос, услышать который я ожидала меньше всего:

— Дочь моя, — торопливо приветствовал меня отец Фредерик. — Знаю, что очень долго не давал о себе знать. Я в Венеции. Понимаю, моё приглашение может оказаться некстати, но, возможно, у вас всё же получится навестить меня прямо сейчас?

Преподобный отец был явно взволнован.

— Да, конечно… Что-то случилось?

— Нет, нет, ничего, — бодро заверил он. — Расскажу обо всём при встрече. Буду ждать вас у базилики Санта-Мария Глориоза деи Фрари[1] — очень важно, чтобы мы поговорили до того, как вы переступите её порог.

— Санта-Мария Глориоза деи Фрари, — вполголоса повторила я.

Отец Фредерик отключился. Я повернулась к Эдреду.

— Меня ждут в Венеции, увидимся в другой раз. Собственно, я зашла только чтобы…

— В Венеции? У базилики деи Фрари? Я отправлюсь с тобой.

— С ума сошёл? Лучше займись своими гостьями, пока они не разбрелись по всей округе.

Девицы тем временем, немного потаращившись на нас, занялись своими делами. Две непринуждённо болтали, присев на диванчик, третья поправляла макияж. Эдред небрежно махнул рукой.

— Никуда они не разбредутся — я запру дверь. И ты никуда от меня не денешься — я ведь всё равно знаю, где ты будешь.

Базилика деи Фрари оказалась массивным подслеповатым зданием, возвышавшимся над маленькой совершенно безлюдной площадью. За круглыми витражными окнами мелькали слабые оранжевые отблески. Отец Фредерик ждал у самого входа.

— Дочь моя! Рад что вы…

Но тут он заметил материализовавшегося рядом Эдреда и запнулся.

— Это мой… друг, — пояснила я. — Надеюсь, вас не смутит его присутствие?

— Нет, конечно, нет… — отец Фредерик явно делал усилия, чтобы не глазеть на нового образчика моей породы, но любопытство брало вверх.

Эдред, для которого интерес преподобного отца не остался незамеченным, только скалился, но вёл себя на удивление прилично.

— Я слышал о том, что произошло с вами не так давно, и рад, что всё закончилось благополучно, — вернулся к теме отец Фредерик. — Но, каким бы прискорбным ни было это происшествие, в какой-то мере именно благодаря ему я получил союзника, который помог, наконец, добиться успеха в моей миссии.

— Аббат Джозеф, — догадалась я.

— Он тоже здесь, вместе с остальными, — отец Фредерик качнул головой в сторону церкви.

— С остальными?

— Энтони ведь говорил, зачем я отправился в Рим. То, что готово вырваться из оков и уничтожить наш мир, — извечный враг всего живущего. И что как не церковь должна сделать всё, чтобы предотвратить катастрофу? Это и было моей целью: донести весть о приближающейся угрозе и заручиться поддержкой. Но это оказалось не так просто. В Ватикане моё имя стало синонимом сумасшедшего — как вы и предполагали… Впрочем, не хочу утомлять вас подробностями о моих неудачах, прийти сюда я просил вас по другой причине.

Отец Фредерик вытер платком вспотевший лоб. Он выглядел страшно уставшим и мало походил на того энергичного, полного сил человека, который покинул Льеж несколько месяцев назад.

- Вот уже более пяти столетий в Европе существует тайный орден апокалиптиков. Он появился благодаря монаху-францисканцу, который, судя по оставленным им документам, обладал тем же даром, что и Энтони. Постигнув тайну многих явлений, он пытался донести свои знания до всех, но был услышан лишь несколькими. Они и основали орден, занимавшийся, кроме изучения христианских доктрин, поиском истин совсем другого рода. Не все ведьмы, корчившиеся на кострах инквизиции, были несчастными жертвами бездоказательных доносов — не все они были человеческими созданиями…

И преподобный отец, и я подпрыгнули от хриплого хохота Эдреда:

— Так вот как они называют себя сейчас! Орден апокалиптиков. Довольно, старик, не продолжай!

Отец Фредерик, уже не таясь, с интересом уставился на Эдреда.

— Вы слышали об этом ордене, сын мой?

— Слышал? Я знаю это сборище сумасбродов, полагающих, что у тех, чьи души отравлены злом, отражение в зрачках перевёрнуто вверх ногами. Что истинный облик демонов проявится, если положить им на лоб кусок сырого мяса, засунуть в рот жёлтый цветок или засыпать глаза порошком корицы. А ведьма — зажги лишь в её присутствии вербную свечу — должна непременно встать на голову и тем себя выдать. Как думаешь, сколько обвинённых в колдовстве становились на голову в результате такого испытания?

Он снова захохотал, но лицо преподобного отца оставалось серьёзным.

— Вижу, вы осведомлены о многом, сын мой. Но эти далёкие дни, а вместе с ними и многие заблуждения ордена — в прошлом. Члены его разоблачали и истинное зло.

— Почему "апокалиптики"? — вмешалась я.

— Они убеждены, что силы зла испокон века стремятся уничтожить творение Господне — людей и созданный Им мир, и что рано или поздно им это удастся. Вообще-то, ничего нового, разве не об этом говорится в Библии? Но члены ордена видят причину апокалипсиса не в злодеяниях людей и ответном Гневе Господнем, а в происках враждебных человеку сил. Они давно следят за знамениями, и знали о приближении Конца до того, как я пришёл к ним с вестью о нём. Правда, преподобный Джозеф и я посвятили их ещё в некоторые детали. Но они хотят услышать подтверждение из уст той, кто принесла ту же весть из иного мира. Потому я и просил вас прийти.

Эдред злобно зашипел.

— Они — там? — я кивнула на массивную деревянную дверь. — И знают, кто я…

— Я должен был рассказать всё. Но существование вам подобных для них — не новость, по сути, я не выдал никакой тайны.

— Ты ведь не собираешься входить туда? — возмутился Эдред.

— Что даст нам их помощь?

— Поддержку католической церкви, — ответил отец Фредерик. — Глава ордена, кардинал Орефичи, пользуется большой властью в Ватикане. К нему прислушивается даже папа. Кардинал лично заинтересован в разговоре с вами. Полтора года назад у его племянника начались видения, подобные видениям Патрика, правда, очень непродолжительные и менее чёткие…

— Племянник тоже здесь?

— Умер около месяца назад при весьма странных обстоятельствах, о которых его преосвященство предпочёл умолчать. Он лишь упомянул, что незадолго до смерти психическое состояние мальчика, и до того оставлявшее желать лучшего, значительно ухудшилось — им овладела патологическая мания преследования… Впрочем, это к делу не относится. Теперь слово за вами.

Он выжидающе посмотрел на меня, но Эдред мгновенно втиснулся между нами, загородив мне путь.

— Ты не знаешь, на что идёшь, они — безумны. Им действительно удавалось пленить существ нашего мира: отродье низших ступеней демонической иерархии, получеловеческих отпрысков более могущественных демонов… То, что они с ними делали во славу своего Бога, было отвратительно даже мне…

— Сейчас другие времена, а я — не полудемон и, тем более, не отродье, занимающее низшую ступень эволюции. Если и захотят, вреда мне они не причинят.

— За это я ручаюсь, — вставил отец Фредерик. — Никто внутри этих стен не считает вас врагом.

— Мы всегда были и останемся их врагами! — рявкнул Эдред. — Это сборище сумасшедших фанатиков, и ты, старик, не менее безумен, если поддался на их лживые уверения! Хотя, может, ты с ними заодно?

Его губы подёргивались, оскаленные зубы оказались в опасной близости от горла преподобного отца, хотя последний скорее всего и не догадывался, на каком тонком льду стоит.

— Сын мой… — начал было он, но я уже скользнула к Эдреду, незаметно отодвинув от него преподобного отца, и нежно пропела:

— Не надо, Эдред… Со мной ничего не случится, не волнуйся.

Взгляд Эдреда немного прояснился, но рот продолжал подёргиваться.

— Если ты не выйдешь через полчаса…

— Это может занять и больше получаса. Просто дождись меня, если хочешь. Хорошо?

Лицо Эдреда приняло умильно-ласковое выражение и, пробормотав что-то нечленораздельное, он кивнул. Отец Фредерик, с лёгким удивлением наблюдавший за этой сценой, отворил передо мной тяжёлую дверь и, заверив напоследок: "Не беспокойтесь, сын мой, я ручаюсь за её безопасность.", переступил порог вслед за мной.

[1] Базилика Санта-Мария Глориоза деи Фрари — итал. Basilica di Santa Maria Gloriosa dei Frari, одна из самых известных и знаменитых церквей Венеции.

Внутри церковь была на удивление просторной. Под неказистой оболочкой из красного кирпича скрывались сводчатые потолки, арочные колоннады и мраморные скульптуры. Слева раскинулся огромный мрачный барельеф: скорбные фигуры и пирамидальная гробница с зияющим чернотой входом и выбитым над ним именем почившего. Миновав неф[1], я остановилась перед ступенями, которые вели к пресвитерию[2]. На площадке между двумя расположенными друг напротив друга рядами деревянных кресел, больше похожих на троны, стояло ещё одно кресло, хорошо видное со всех сторон. Казалось, оно ждёт подсудимого, который подвергнется суду сидящих в креслах-тронах. Из-за царившей тишины можно было подумать, что в церкви мы с отцом Фредериком одни, но на самом деле все до единого "троны" были заняты. Свободным оставалось только "кресло подсудимого". Чуть поодаль стояли десятка два монахинь и служители низших рангов. Сократив последние несколько метров, я материализовалась перед пустым креслом, подозревая, что предназначено оно именно для меня. Монахини зашептали молитву, фигуры на "тронах", до того совершенно неподвижные, зашевелились. Высокая спинка одного из кресел заканчивалась резным деревянным балдахином. Под балдахином важно выпрямился сухопарый старик в длинном тёмном одеянии с красными пуговицами и широким красным поясом. На седой голове красовалась круглая красная шапочка, на шее висел инкрустированный драгоценными камнями крест.

— Кардинал Орефичи, — вежливо произнесла я.

Он наклонил голову, довольно высокомерно, тёмные живые глазки уставились на меня из-под густых дугообразных бровей. Я окинула беглым взглядом остальных собравшихся: длинные чёрные одежды, на некоторых такие же красные шапочки и пояса… Кто-то смотрел на меня с интересом, другие равнодушно, но никакой враждебности я пока не заметила. Аббат Джозеф, сидевший по правую руку от кардинала, ободряюще улыбнулся.

— Значит, ты утверждаешь, что, отдав во власть зла свою бессмертную душу, всё же остановилась у самой черты, отделяющей от кромешной тьмы? — глазки кардинала буравили моё лицо.

— Вы имеете в виду, что я не совершила ни одного убийства? Да, это так. Иначе я не смогла бы переступить порог этой церкви.

— А сейчас ты надеешься получить помощь от служителей Бога, которого отвергла?

Кардинал говорил с сильным итальянским акцентом — я едва его понимала, а сам разговор становился просто бестолковым. Если, несмотря на заверения таких значимых духовных лиц, как декан собора и аббат, кардинал всё ещё считает меня исчадием ада, какой смысл всё это продолжать? Мне сильно захотелось развернуться и уйти, и лишь уважение к отцу Фредерику, положившему столько сил на то, чтобы добиться этой встречи, удержало на месте.

— Я никого не отвергала. И помощь мне подобных нужна вам не меньше, чем нам — ваша. Вы считаете нас порождением зла, мы вас — фанатиками и безумцами, и, думаю, обе оценки в какой-то мере справедливы. Но сейчас не мы — ваши враги, а те, кто, уничтожив нас, развеют этот мир, словно туман, и вас вместе с ним…

— Всё это мы знаем, — прервал меня кардинал.

— Тогда не понимаю, для чего я здесь.

Кардинал подал знак кому-то за моей спиной, и два служителя, осторожно взяв под руки стоявшего рядом со мной отца Фредерика, отвели его в сторону. В глазах преподобного отца отразилась тревога, он тихо спросил, что это значит, но служители хранили упорное молчание. Я почему-то обратила внимание на крайнего ко мне тщедушного старика, ещё одного обладателя кардинальской шапочки. У него было на редкость ехидное лицо. Сейчас на нём читалось неприкрытое злорадство, и я невольно подумала о предостережениях Эдреда.

— Мы готовы оказать помощь и принять её, — снова заговорил кардинал, безбожно коверкая английские слова. — Но подобного союза ещё не было. И, прежде чем объединиться с врагами человеческого рода, мы должны быть уверены, что это не противоречит нашему долгу перед церковью. Ты, принесшая весть о конце, должна подвергнуться испытанию и, выдержав его, доказать, что намерения твои чисты, а слова правдивы…

— Об этом не было речи! — выкрикнул отец Фредерик. — Ни о каком испытании речи не было!

Он дёрнулся в мою сторону, но служители удержали его на месте.

— Вы не обязаны это делать, дочь моя! — от волнения преподобный отец начал путать английские слова с французскими. — Клянусь, я ничего об этом не знал!

Аббат Джозеф привстал, тоже явно собираясь возразить, но кардинал властно поднял руку.

— Ты можешь уйти, но тех, кто за тебя поручился, ждёт наказание. Отказываясь пройти испытание, ты подтвердишь собственную лживость. Лживость, которой они поддались, забыв о вере и своём долге перед Богом…

Он говорил что-то ещё, но я уже не слушала. Отправляясь к корейцам, перед гневом которых трепетала Акеми, я всё же надеялась, что мы вернёмся из их мира без потерь. Но тогда я полагалась на здравый смысл подобных мне существ. А на что можно рассчитывать теперь, отдавшись во власть закоснелых фанатиков? Конечно, я могла бы перенести отца Фредерика и аббата подальше от мести ордена, но что потом? Если кардинал обладает в Ватикане такой властью, неужели они смогут скрыться от наказания?

— Хорошо. В чём заключается испытание?

Кардинал замолчал, словно поперхнулся собственными словами, и кивнул одной из монахинь. Не без опаски подойдя ко мне, она быстро залопотала что-то по-итальянски, указывая на "кресло подсудимого". Я опустилась в него, не обращая внимания на причитания отца Фредерика, полностью перешедшего на франзузский и заклинавшего меня уйти. Лицо аббата Джозефа было белым, и во мне пробудилось любопытство: какое же испытание можно придумать, чтобы проверить на крепость подобное мне существо? Между тем, уже три монахини суетились возле меня. На моих запястьях чуть выше часов Винсента защёлкнулись широкие, прикреплённые к подлокотникам кресла металлические браслеты. Напротив остановился служитель. Совсем молодой и на вид очень хрупкий, он смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Взгляды остальных тоже были устремлены на меня, старик с ехидным лицом даже подался вперёд, и тогда кардинал тожественно объявил:

- Cominciate![3]

Молодой служитель принялся нараспев произносить строки на латыни, и, хотя я понимала большую часть слов, общий смысл был мне непонятен. Что-то вроде призыва сбросить путы, расправить крылья, вырваться из-под гнёта… В какой-то момент мне показалось, что мои "наручники" начали нагреваться, а через несколько секунд, я в этом убедилась. Вскоре они накалились настолько, что стали очень чувствительно жечь кожу. Я покосилась на кардинала. Это и было испытанием? Полюбоваться, как мои руки пойдут волдырями? Но старческое лицо не выражало ничего. Отец Фредерик отвернулся, сжав побелевшие губы. Аббат Джозеф что-то беззвучно шептал. Песнопения служителя становились громче, ему вторили монахини… Наручники уже изменили цвет, раскаляясь всё сильнее. Боль постепенно становилась невыносимой, и во мне начал разгораться гнев. Какого дьявола я в самом деле торчу здесь, выставленная на всеобщее обозрение, словно дикий зверь? И я даже не уверена, стоит ли мучений помощь этих святош! И неужели можно ожидать, что они действительно станут союзниками "врагов человеческого рода", будут искренне защищать нас от силы демонических заклинаний? Да и кто поручится, что они попросту не сбегут, увидев вырвавшиеся на свободу полчища демонов? Ведь сойтись с ними в открытой схватке — совсем не то, что мучить в застенках инквизиции низших существ моего мира… Ничтожные, трусливые и злобные создания, именующие себя людьми!.. Ярость захлёстывала меня волнами, я с ней едва справлялась, избегая смотреть на своих мучителей — любопытство на их лицах наверняка бы привело меня в неистовство. Но это не помогало. Ощущение реальности меня оставляло, даже боли я уже не чувствовала — только чёрную жгучую ярость. Она как будто отодвигала сознание в тень, уступая место другой сути, не имевшей ничего общего с разумом… Почему я вообще должна это выносить? Что мешает мне вырваться, сбросить с себя эти путы? Голос служителя, читавшего заклинания, стал заметно слабее. Я подняла на него затуманенный взгляд и увидела… КРОВЬ. Она сочилась из его порезанных запястий, стекала по ладоням и мерными каплями падала на пол… У меня потемнело в глазах. Я чувствовала, как оскаливаются зубы, как тело сжимается, готовясь к прыжку… Кресло затрещало и распалось на куски, когда я оторвала подлокотники вместе с обхватившими руки "браслетами" от сидения. К тому моменту я уже наблюдала за собой со стороны, практически не ощущая собственного тела. КРОВЬ… Наконец-то я смогу припасть к горлу смертного и узнать её настоящий вскус! Наконец-то…

Но внезаппно в моём почти отключившемся сознании настойчиво забилась мысль: "Остановись, остановись, остановись!". По какой-то причине мне нельзя нападать на этого смертного — ни на одного смертного вообще. Потому что иначе… иначе я потеряю способность прикасаться к освящённой земле… не смогу носить часы Винсента… и тогда ничто не защитит меня от… Помимо воли с губ сорвалось имя, внушавшее мне больший ужас, чем конец света:

— Арент…

Сознание прояснялось быстро, ярость прошла ещё быстрее, осталась только боль от раскалённых пут… Я обвела растерянным взглядом ряды собравшихся. Служитель всё ещё бормотал латинские слова. На посеревшем лице выделялись испуганные глаза, кровь продолжала стекать по пальцам на пёстрое ковровое покрытие. Но вот он покачнулся и начал оседать — я подхватила его, не дав коснуться пола. Кровь запачкала мою светлую юбку, расплывшись по ней безобразным пятном.

— Какого дьявола вы медлите? — я не узнала собственный охрипший голос. — Хотите, чтобы он истёк кровью?

Воцарилась гробовая тишина. Кардинал Орефичи поднялся со своего места. Вид его был торжественным, как если бы он только что взял приступом Замок Ангела[4].

— Испытание пройдено.

Монахини выхватили из моих рук потерявшего сознание молодого человека и уволокли его куда-то в темноту. Я тронула пальцами один из своих "браслетов" — они были совершенно холодными… Отец Фредерик, уже стряхнувший с себя державших его служителей, бросился ко мне. Продолжая стоять, кардинал едва заметно наклонил голову и торжественно добавил:

— Дочь моя.

Тела, задрапированные в тёмные одеяния, зашевелились, словно кто-то невидимый дёрнул за управлявшую ими ниточку. Лица выражали ту же торжественность, что и лицо кардинала. Даже ехидные черты крайнего ко мне старика приняли более благородное выражение. Одна из монахинь освободила меня от пут и поцеловала в лоб. Я не без удивления смотрела на весь этот спектакль, ожидая концовки. Кардинал поднял руку, и гул голосов смолк.

— Тьма не завладела твоей душой полностью, — объявил он. — Ты доказала это трижды: войдя в эту церковь, оставшись в ней ради того, чтобы защитить своих поручителей, и, наконец, поборов собственную чудовищную суть, при этом пощадив жизнь невинного человека. Твоя весть — истина, и мы её принимаем. Мы сделаем всё, что сможем, чтобы защитить этот мир, не щадя собственных сил — при единственном условии. Ты должна поручиться за тебе подобных, что ни одному из нас не будет причинён вред.

Я красноречиво глянула на пламеневшие следы на запястьях и усмехнулась:

— Уверена, вы и сами в состоянии о себе позаботиться.

Разумеется, кардинала подобное уверение не удовлетворило, и мне пришлось торжественно пообещать, что ни один из мне подобных не злоупотребит оказанным ему доверием и не использует людей его высокопреосвященства в качестве закуски. Кардинал, со своей стороны, обещал начать немедленную мобилизацию имевшихся в его распоряжении средств, как людских, так и "божественных", включавших освящённые предметы и реликвии, которые помогут в битве против "кромешного зла". В случае нужды я смогу связаться с ним через аббата Джозефа или отца Фредерика, с которыми он будет поддерживать тесную связь. Когда он замолчал, я кивнула, не в силах выдавить из себя слов благодарности. Ожоги продолжали жечь кожу, но гораздо больше меня злил разыгранный ими фарс. Что если бы я не сдержалась и прикончила чтеца? Защитное кольцо освящённой земли было бы разрушено, и Арент нашёл бы меня в тот же миг…

— На что вы расчитывали, подвергая меня испытанию? Если бы моя "чудовищная суть" всё же вырвалась наружу?

— Погибли бы многие из нас, — не задумываясь ответил кардинал.

— И вы шли на это сознательно? И этот юноша…

— Конечно, он знал, что его ожидает. Но эта жертва была необходима. Мы должны были увериться в истинности посланного нам знамения. Вестница из глубин мрака, душа которой, опалённая адским пламенем, всё же сохранила человеческие черты. Весть, принесённая тобой, не может быть ложной.

Палачи внезапно превратились в мучеников. Теперь мне был понятен страх в глазах молодого служителя. Я вспомнила, захлёстывавшую меня ярость и поёжилась. А если бы здесь ещё появился Арент и увидел меня обезумевшей, закованной в путы, и с уродливыми ожогами на запястьях? Ни распятия, ни святая вода, ни молитвы не спасли бы присутствующих от кровавой бойни. Безумцы! Самые настоящие безумцы…

— Что это за металл? — я постаралась отвлечься от возникшей в воображении картины. — Почему он стал нагреваться?

— Этот сплав — тайна нашего ордена. Под действием молитв, он реагирует на всё не-человеческое, помогая выявить его истинную суть. Мы заготовим для битвы достаточное его количество.

Аудиенция явно затянулась — его высокопреосвященство начал проявлять признаки нетерпения, и я поспешила с ним распрощаться. Отец Фредерик проводил меня до выхода.

— Не знаю, как просить вас простить меня, дочь моя. Клянусь, я ничего об этом не знал…

— Я и не сомневалась. Но всё же мы получили то, за чем пришли, а это главное.

Отец Фредерик с горечью посмотрел на мои изуродованные запястья.

— Это ведь заживёт?

— Быстрее, чем вы думаете.

Он удручённо вздохнул и потянулся к двери.

— Ваш друг — откуда он родом? Мне было бы интересно побеседовать с ним.

Я поспешно встала между ним и дверью.

— Будет лучше, если вы воздержитесь от разговоров с ним, преподобный отец.

— Да, пожалуй. Я ведь обещал ему, что с вами ничего не произойдёт…

— Нет, не поэтому. Просто для него не существует запретов, сдерживающих меня. Общение с ним… небезопасно.

Отец Фредерик пожал плечами с явным сожалением.

— Что ж, вам лучше знать. Возможно, я слишком беспечен. Наверное, в самом деле не стоит забывать, что другие подобные вам — не вы.

— У вас не совсем правильное представление обо мне… — начала я, но отец Фредерик меня перебил:

— Они считают, что с помощью ритуала смогли обнажить вашу настоящую суть, которую вы вынуждены подавлять. Но ваше истинное лицо не нужно выявлять с помощью заклинаний. Я смотрю на него сейчас, а до этого видел в течении многих ночей в библиотеке льежского собора. В этом я не сомневался и не усомнюсь никогда.

[1] Неф — часть интерьера церкви; вытянутое помещение, ограниченное с одной или обеих сторон рядом колонн или столбов, отделяющих его от соседних нефов.

[2] Пресвитерий от лат. "место для избранных", др. — греч. "собрание священников". В католической церковной архитектуре — пространство между нефом и алтарём в восточной части храма, где расположены места для клериков. Обычно это деревянные резные кресла с высокими спинками, подлокотниками и подставками для головы для удобства сидящих на время длительных месс.

[3] Cominciate — (итал.) начинайте.

[4] Замок Святого Ангела (итал. Castel Sant'Angelo) был построен по заказу римского императора Адриана как мавзолей, а также в качестве гробницы для других императоров. Позднее использовался римскими папами как крепость от варварских набегов и во время междоусобных неурядиц.

На небольшой площади перед церковью не было ни души. Видимо, Эдред всё же вернулся к своим гостьям. Меня бы это очень устроило…

— Как всё прошло?

Я обернулась.

— Всё-таки решил меня дождаться? Опасался, что я не выберусь из святой обители?

— Почти. Ну и? Ты их убедила?

— Не без труда, — поморщилась я.

Эдред уставился на кровавое пятно на моей юбке, потом заметил ожоги, и мертвенное лицо исказила гримаса бешенства.

— Чёртовы святоши!..

— Забавно, как тебя злит, когда боль мне причиняет кто-то другой. Можно подумать, ты ни разу не воображал, как терзаешь моё тело железными шипами и крючьями.

Эдред смущённо потупился.

— Это не одно и то же.

— И в чём разница?

Я неторопливо двинулась вдоль огибавшего площадь канала, рассеяно поглядывая на тёмную воду.

— Им чужды желание и страсть, которые сжигают меня, — Эдред махнул рукой в сторону оставшейся позади церкви.

Увидев причаленную у ступенчатого спуска гондолу, я спрыгнула в неё. Эдред мгновенно оказался рядом.

— Хочешь прокатиться?

— Не в этот раз.

— Кстати, одета ты подходяще, — глаза Эдреда плотоядно прошлись по моему телу. — Если бы публика была другой — не престарелые выжившие из ума фанатики, ты добилась бы своего без усилий. Сейчас ты как никогда похожа на ангела.

— Не кощунствуй.

— От демона в тебе тоже более чем достаточно, — тут же утешил Эдред.

Я шутливо подняла руку, прося пощады.

— На сегодня комплиментов хватит, честное слово.

— Я могу залечить их, — Эдред кивнул на ожоги. — Мне в самом деле больно видеть рубцы на твоём теле, а эти выглядят просто ужасно.

Уже собираясь выпрыгнуть из гондолы, я остановилась. Так быстро ожоги не сойдут — до сих пор они даже не начали затягиваться. Я представила, что придётся объяснять Доминику их происхождение, и захотела нырнуть под гондолу и не выбираться из-под неё до самой битвы.

— И как быстро ты сможешь их залечить?

— Эту ночь тебе придётся провести со мной.

— Ты имел в виду, в твоём обществе. Но если это очередная ловушка…

— Я всего лишь хочу тебя отблагодарить. Ты ведь спасла меня, помнишь?

Эдред так старательно изобразил на лице искренность, что мне осталось только согласиться. Выпуклые глаза радостно вспыхнули, в руках мелькнул тонкий металлический шнур, с помощью которого он однажды приволок меня в палаццо Андроника.

— Это ещё зачем? Я думала, мы вернёмся к тебе…

— Там нам могут помешать, — Эдред ловко обвил шнур вокруг моей талии. — Не бойся, место, куда мы отправимся, тебе понравится — я специально выбирал.

"Специально выбранное" место оказалось полуразрушенным дворцом, затерявшимся в дебрях джунглей. В своё время дворец наверняка впечатлял роскошью. На стенах ещё не стёрлась позолота, кое-где сквозь пышно разросшиеся растения проглядывали вкрапления драгоценных камней. Выскочив на балкон, я залюбовалась открывшимся видом. В лиловом мраке тропической ночи джунгли, обступавшие дворец со всех сторон, представлялись каким-то таинственным миром, живущим мириадами звуков. Бешеный стрёкот насекомых, далёкое рычание и вой животных, шелест листвы…

— Здесь действительно здорово! Что это за место?

— Древняя резиденция индийских царей. Для смертных эти чащи непроходимы, поэтому дворец давно заброшен. Кстати, можешь снять свои часы — я нанёс на стены защитные знаки.

Я усмехнулась.

— Тебе всё равно придётся это сделать. Как иначе я смогу залечить ожоги?

— Но пока ведь ты их не лечишь.

Эдред пожал плечами.

— Подожди здесь, я принесу всё необходимое.

В его отсутствие я снова прошлась по диковатым комнатам. Украшенные барельефами стены почти поглотила буйная тропическая растительность. Но толком осмотреться не успела — Эдред уже возник в фигурном проёме одного из переходов и кивнул вглубь зала. Выложив принесённые предметы на что-то вроде мраморного ложа, он выжидающе уставился на меня. Я нехотя сняла с запястья часы и присела на край ложа.

— Видишь, это не так уж и сложно, — оскалился он.

Эдред потянулся к моим запястьям, и я, поборов уже выработавшийся в общении с ним импульс шарахнуться в сторону, вложила руки ему в ладони. Эдред не произнёс ни звука, пальцы, ощупывавшие мою кожу, дрожали.

— Думаешь, это заживёт за ночь? — тихо спросила я.

Странно, ожоги всё ещё не начали затягиваться… Эдред поднял на меня затуманенные глаза. Казалось, вопрос прошёл мимо его сознания, и я на всякий случай его повторила. Эдред пробормотал что-то невразумительное и подтянул к себе какие-то сосуды и коробочки. Боясь пошевелиться и ненароком вызвать у него припадок, я настороженно следила за его действиями.

— Чем именно они тебя ранили?

— Какой-то самонагревающийся металл, способный под действием молитв выявить истинное лицо существ нашего мира.

— Проклятые фанатики…

Он мягко провёл пальцами по моим запястьям.

— Мне придётся выжечь кожу там, где её касался этот металл… Они как будто заклеймили её, и если этого не сделать, ожоги не заживут ещё очень долго.

Соскользнув с запястий, пальцы Эдреда робко погладили мои.

— Это будет болезненно.

— Как раз то, о чём ты мечтал столько раз, правда? Снять с меня кожу, заставить корчиться от боли…

В глазах Эдреда сверкнула обида и он отвернулся к своим склянкам. Дальнейшие приготовления проходили в напряжённой тишине. Эдреда явно задели мои слова. У меня даже мелькнула мысль извиниться, но я побоялась спровоцировать очередной приступ безумия и промолчала. Нанеся на ожоги бурую клейкую массу, Эдред обмотал запястья широкими листьями какого-то растения и легко сжал мои колени.

— Сейчас начнётся.

— Что начнётся?.. — не поняла я и тут же сдавленно охнула.

Под обхватившими запястья листями как будто вспыхнул огонь. В считанные секунды боль стала ужасной — такой я не испытывала ещё ни разу. Сдерживая рвущийся наружу стон, я стиснула пальцы, хотя рук не чувствовала — огонь уже поглотил их… Перед глазами всё плыло, и сквозь эту пелену я нечётко видела мертвенное лицо Эдреда очень близко к моему, выпуклые зелёные глаза, в которых горела исступлённая страсть. Мне казалось, его губы мягко ласкают мою кожу, с робкой нежностью приникают к моим — но прикосновений не ощущала. Не различала слов, нашёптываемых хрипловатым голосом. Я не чувствовала ничего, кроме боли, лишавшей последних крох сознания…

Я пришла в себя от пронёсшегося по волосам предрассветного ветерка. Спина упиралась в полуразрушенную стену, рядом шумели джунгли, а вокруг тела плотно оплелись руки Эдреда. Я немедля попыталась высвободиться, он торопливо потянулся к моим губам, но я уже вскочила на ноги.

— Выворачиваешься даже в безсознательном состоянии… — досадливо пробормотал Эдред.

На самом деле сознание так и не оставило меня в эту ночь, но всё, что произошло, я помнила будто сквозь туман… Дикую непрекращающуюся боль, ласковый шёпот Эдреда, мои бессильные попытки вырваться из его объятий и отстраниться от поцелуев. Но, как бы то ни было, он сотворил обещанное чудо: на моих запястьях виднелись только едва заметные следы. Я смахнула остатки лечебной мази. Благодаря ей жуткие на вид раны затянулись за каких-то пару часов. Эдред подобрался ближе и осторожно погладил меня по щеке.

— Когда ты была смертной, тебя постоянно вырывали у меня из рук… Но, если бы… Наверное, ты бы и тогда не издала ни звука…

— Кто бы мог подумать, что однажды ты будешь не терзать моё тело, а залечивать на нём рубцы, оставленные другими.

Сказала я это совершенно беззлобно, но в глазах Эдреда мелькнула горечь, и я поспешила сменить тему:

— Почему ты хотел сделать всё здесь, а не в твоём доме?

Лицо Эдреда неприязненно скривилось, и я тут же догадалась:

— Андроник…

— Он узнал о ловушке, которую расставили мне демонические выродки, и о том, что ты спасла меня. Кстати, найти этих тварей мне так и не удалось. Я немного отыгрался на тех, что мне попались, но это совсем не то…

Я представила, какая участь постигла попавшихся ему полудемонов, и почувствовала удовлетворение. Тщеславные полукровки вызывали у меня ещё большее неприятие, чем их породившие.

— Ну, а причём здесь я?

— Он слишком тобой интересуется. В последнее время, в надежде, что ты появишься, он торчит в моих домах чаще, чем я сам. Удивительно, что его не было прошлой ночью… Просто позвони, если захочешь меня увидеть. Я буду ждать тебя здесь…

Словно устав сдерживаться, он меня обнял. Я не стала вырываться, уклонившись только, когда он попытался меня поцеловать. Джунгли уже просыпались, то и дело взрываясь щебетанием птиц и пронзительными воплями мартышек, небо становилось всё светлее. От ожогов не осталось и следа. Благодарно глянув на Эдреда, я легко чмокнула его в щеку и, улыбнувшись растерянно-счастливому выражению, появившемуся на его лице, бросилась к мраморному ложу. До первого солнечного луча оставались мгновения — я едва успела подхватить часы…