Глава 6

Я подогревалась на медленном огне. Лёгкими, почти невесомыми поцелуями Доминик скользил от моего живота к груди, потом по плечам и шее…

— Так я хочу проводить вечность, — едва слышно шептал он. — Не отрывать губ от твоей кожи, чувствовать в руках твоё тело, ощущать шелковистое прикосновение твоих волос…

Стиснув ладонями его лицо, я горячо прижалась к губам. Доминик зарылся пальцами в мои волосы и простонал:

— Моя любовь…

Оторваться от меня явно стоило ему усилий, но ночь "охоты" на Охотника неумолимо приближалась. Приподнявшись на кровати, но всё ещё не выпуская из рук, Доминик впился в меня очередным поцелуем и пробормотал:

— Честное слово, я почти готов послать эту затею с Охотником ко всем чертям…

— Я не против!

В глазах Доминика мелькнула улыбка, пальцы пробежали по моей шее, по подбородку, с нежностью тронули губы.

— …но не хочу потом терзаться весь год, что упустил возможность ускорить твоё освобождение.

— Если бы только я могла последовать за тобой…

— А ради чего, думаешь, я на это иду? Именно ради того, чтобы больше никогда не пришлось отпускать тебя…

Мы расстались, когда закат в Европе уже наступил, и направились прямиком на свои "посты". Отданные под моё наблюдение могильники находились в Вестра-Гёталанде[3] на западе Швеции и в датской части полуострова Ютланд. Выглядели они почти одинаково: покрытый пожелтевшей травой холм, низкий вход, грубо обтёсанные валуны, образующие что-то вроде коридора во внутреннюю часть. Заглянув внутрь обоих курганов и не обнаружив ничего примечательного, я отправилась бродить среди испещрённых рунами камней Вестра-Гёталанда. Луна ещё не взошла. Чтобы как-то скоротать время, я рассеянно просматривала старинные надписи. Языку рун меня научил Доминик. Но сосредоточиться на посланиях викингов не получалось — мысль, что Доминик последует за Охотником, вызывала у меня всё большее неприятие. Я нащупала рукоятку заткнутого за пояс кинжала, которым должна была пустить себе кровь… Ничто не заставит меня подать знак, если повезёт и Охотник покажется возле одного из "моих" курганов.

Луна, наконец, появилась. Холодное серебристое сияние окутало ряды неподвижных камней. Я продолжала своё бездумное шатание… и вдруг остановилась как вкопанная. Корявая надпись на одном из камней гласила: "Высокому я возношу здесь молитву. Да снизойдёт до меня и выслушает!". Под ней красовалось изображение всадника: в руке он сжимал копьё, а конь сильно смахивал на большого тонконогого паука.

— Слейпнир[4]…- вполголоса пробормотала я.

Так звали восьминогого коня главного божества викингов — Одина или "Высокого"[5]. Один был тесно связан с миром мёртвых, но мог путешествовать по всем мирам скандинавской мифологии. В странствиях его часто сопровождали эйнхерии — погибшие воины, после смерти обитавшие в Вальхалле[6]… Я подскочила к другому камню, потом к следующему… Похожие изображения, полустёршиеся, но всё равно позволявшие различить фигуру божества и спутанный клубок ног его чудо-коня. У меня отпали последние сомнения: этой ночью именно мне выпадет "проводить" Охотника в мир теней. На всякий случай я всё же наведалась в Ютланд. Но камни датского могильника хранили молчание — на их поверхности виднелись лишь следы времени и непогоды.

Когда я вернулась в Вестра-Гёталанд, по земле стелился туман. Густой и влажный, он буквально прилипал к коже. Я прислушалась — ни звука. Такая же мёртвая неестественная тишина царила вокруг торий, когда появились призрачные птицы. Вдруг за грядой камней сверкнула молния, потом ещё одна и ещё. Не было видно ни луны, ни звёзд — только сполохи молний, беззвучно прорезавших чёрное небо. Я напряжённо всматривалась в темноту, и до меня вроде бы донёсся отдалённый стук копыт, рычание и лай собак. По камням замелькали тени, и тишина взорвалась гиканьем, свистом и оглушительным громом, словно разверзлись земля и небо. Темнота ожила, тени безумным хороводом носились вокруг. И я увидела всадника… Измождённое оскаленное лицо, ввалившиеся щёки, белые как мука волосы и жуткие глаза без зрачков… Он вихрем промчался мимо — к разверстому входу в могильный холм. Но, вместо того чтобы исчезнуть, вдруг развернулся и понёсся прямо на меня. Из-под развевающегося плаща вынырнула костлявая рука, как если бы он приглашал вскочить к нему в седло. Мёртвые, ничего не выражающие глаза уставились на меня, и я, как под гипнозом, тоже протянула ему руку…

…Растерянно моргая, я лежала на земле, над головой возвышалась каменная морда лошади… Интересно, откуда она взялась?.. Я приняла сидячее положение, стряхнула что-то ползшее по щеке и с удивлением поняла, что это — моя кровь. Лошадиная морда оказалась частью статуи. Её подножие тоже было испачкано кровью — видимо, именно к нему я хорошенько приложилась виском. Сама статуя представляла собой совершенно несуразный гибрид: человеческое тело в длинной восточной одежде и лошадиная голова… На мгновение я подумала, что слишком сильно стукнулась о постамент, но похожие на это творения красовались по всему периметру небольшой каменной площадки, чуть поодаль виднелись очертания пагоды… Где же я? И что здесь делаю?.. Всё, что произошло с момента, когда я вскочила в седло Охотника, тонуло в беспорядочном хаосе. Вроде бы я неслась куда-то с бешеной скоростью. Потом — вспышка яркого света, я зажмурилась, налетела на что-то твёрдое и вот… очутилась здесь… Знать бы, где сейчас Доминик… Я пощупала начавший затягиваться рубец на виске. Моя кровь пролилась — знак был подан помимо моей воли, но почему-то я была уверена, что Доминик на него не откликнулся. Может, он всё ещё ждёт возле своего кургана?

Оркней встретил меня могильным спокойствием. Огромный холм, освещённый бледным светом луны, молчаливо возвышался над плоской равниной. Меня вдруг пронзило чувство ужасного одиночества, и я тоскливо выкрикнула в темноту:

— Доминик!

Но никто не отозвался… Внутреняя часть холма была просторной и мрачной. Я сразу заметила на стенах руничекие надписи: "Здесь останавливался Эйлифр…", "Эти руны вырезаны топором, которым был убит Эгги, сын Атли…", "Нет никого прекраснее Гудрун, дочери Эйнара…", "Да будет славен Альфёдр — Всеотец!"[7]… Под последней надписью смутно виднелись очертания уже знакомого мне узора спутанных ног Слейпнира. Неужели и здесь… Я перенеслась к Нью-Грейндж, потом к "холму ведьмы" — могильникам Винсента. Одинаковое безмолвие везде и схематический рисунок скачущего во весь опор всадника на камне у входа в "холм ведьмы"… Значит, Охотник — это не единственный дух, обречённый на скитания по всем мирам. Таких духов несколько, и, скорее всего, каждый показывается вблизи мест, каким-то образом связанных только с ним. Знал ли об этом Доминик, разыгрывая фокус с монетой? Или просто хотел последовать за призраком в одиночку?.. Я посмотрела на светлеющее небо, на безмолвный могильник… и закружилась в вихре.

…Сидя на кровати в спальне одного из домов Доминика, я бессмысленно таращилась на разбросанные по полу цветки орхидей. Я набрала их в тропиках Южной Америки, сама не зная зачем… С ночи Дикой Охоты прошло почти трое суток, а Доминик всё не появлялся. Ни он, ни Винсент… Пытаясь как-то отвлечься, я бесцельно кружила по улицам городов, забрела в казино и слонялась от одного стола к другому, пока дородный тип в шляпе техасского рейнджера не предложил мне стать его "талисманом" на несколько игр в craps[8]. Я смерила его пустым взглядом и растворилась в воздухе, даже не подумав как-то "замаскировать" своё исчезновение. Доминик не появлялся, хотя жажда его уже должна была стать невыносимой… Бродя по дебрям тропиков, я вспомнила о сроке, названном отцом Фредериком. Как раз к этой ночи он обещал собрать информацию о Диком Охотнике, которую Доминик отказался ждать… Ярко-красные лепестки орхидей переливались на светлом ковре, словно капли крови. Я зло пнула ближайший ко мне цветок и понеслась в Льеж.

Приветливо улыбаясь, отец Фредерик поднялся мне навстречу. Вид у него был отдохнувший.

— Решение уделить исследованиям об Охотнике больше времени, было правильным, дочь моя. Сведения о нём довольно противоречивы… — но, заметив выражение моего лица, запнулся и обеспокоенно спросил:

— Что-то случилось?

— Они уже последовали за Охотником, отец. Оба. Я тоже его видела, но осталась в этом мире… Так что за сведения вы собрали?

Отец Фредерик указал на стол, и я, даже не присев, вцепилась в один из разложенных на нём манускриптов.

"Проклятый дух, отвергнутый адом и раем… осуждённый на вечные скитания за грехи… Eго псы с глазами, горящими адским пламенем, охотятся за человеческими душами… Приходит с севера, стороны смерти, становится видимым в мире людей в дни безвременья…"

— Всё сходится… — пробормотала я.

Отец Фредерик только кивнул, я потянулась за другой рукописью.

"В определённые ночи дьявол носится по земле в обличье ужасного всадника… В его свиту входят ведьмы и призраки… Псы поднимают из могил души некрещённых младенцев и гонят их в ад… Умирает или исчезает встретившийся взглядом с Диким Охотником… Увлечённый мертвящим взглядом навечно присоединяется к кавалькаде… Страшна ночь, когда Охотник ищет свою жертву…"

Я уронила рукопись на пол… Вот почему его появление связано с охотой — он преследует свою "дичь"… Отец Фредерик с тревогой смотрел на меня, я дёрнула к себе следующий манускрипт и, уже не отрываясь, прочитала их все до конца. В одном из текстов говорилось об Одине: во главе могучих эйнхериев он рыщет по мирам в поисках всё новых воинов, с помощью которых надеется отсрочить Рагнарёк[9]. Снова этот мотив охоты и жертвы! В кельтских мифах Охотником назывался владыка потустороннего мира Аннон. Белоснежный олень, которого он якобы преследует, увлекает за собой смертных охотников, которые навечно присоединяются к процессии Аннона…

— Не уверен, что Дикий Охотник — всего лишь проклятый дух, — тихо проговорил отец Фредерик. — Слишком часто он ассоциируются с древним божеством или дьяволом.

— Думаете, это — демон?..

Отец Фредерик пожал плечами.

— С одной стороны, то, что он выступает в роли дьявола и охотится за людскими душами, можно отнести к христианским наслоениям — всё языческое считалось дьявольским. Но и в скандинавских, и в кельтских сказаниях, на которые христианство повлияло весьма мало, в роли Дикого Охотника выступает именно божество, а не дух. И взаимоотношения с ним очень похожи на договор, который заключают с потусторонними силами. Например, для Асгардрейи — Охоты, возглавляемой Вотаном[10], оставляли подношения, чтобы его свита не чинила разрушений на своём пути, а наоборот, несла с собой процветание. В странах северной Европы Охотнику приносились и человеческие жертвы…

— Повешенные на ветвях деревьев в священных рощах, — пробормотала я. — Имитация самопожертвования Одина[11]… Но Охотник, которого видела я, был вне всякого сомнения, призраком…

— Скорее всего, "Охотник" — лишь обощающее название существ, разных по своей сути, но имеющих одну общую черту: всем им нужна жертва. Возможно, это — условие их способности перемещаться из одного мира в другой. Не напрасно пребывание потусторонних существ в мире людей всегда вызывало опасение. Особенно во время "сезонных" праздников, отмечающих переход от одного состояния к другому — начало весны, наступление нового года, окончание пастбищного сезона — когда границы между мирами истончаются. Скитальцы с того света бродят по земле и увлекают в свой мир любого, кто имеет неосторожность оказаться на их пути. Отсюда и обычай рядиться в маски, чтобы не быть узнанными потусторонними обитателями. В Ирландии в ночь Самейна запрещалось оборачиваться, чтобы не встретить взгляд мертвеца…

— …который сковывает тело и лишает воли, — беззвучно прошептала я, вспомнив жуткие парализующие глаза Охотника. Но на мне была освящённая земля, он не смог утянуть меня за собой…

— Не переживайте раньше времени, дочь моя, — отец Фредерик мягко тронул моё плечо. — Прошло ведь всего три ночи…

— Трое суток, — поправила я. — Шесть ночей. Никто из нас не может так долго обходиться без крови…

На лице отца Фредерика отразилась озабоченность.

— Вы уверены, что демоны или связанные с ними духи могут причинить вред вам подобным?

Откуда мне это знать? Арент не раз говорил об опасностях, поджидающих в нашем мире. Тогда я считала его предостережения уловкой, но что если в них была доля правды?..

Из Льежа я снова отправилась в дом Доминика, прошлась по пустым комнатам… Ожидание и неизвестность сводили с ума, и я поймала себя на мысли, что за Винсента переживаю, пожалуй, не меньше… Каждый из них бросился вслед за своим дьяволом — ради меня… А я осталась здесь, в безопасности. Нервно крутанувшись в вихре, я оказалась на вершине могильного холма в Оркнее. От бессилия хотелось кричать. Разыгравшееся воображение рисовало их обоих — обезумевших от жажды, с затуманенными глазами, дальше и дальше следующих за демонической кавалькадой, которую они не в силах покинуть… Почти с ненавистью я посмотрела на обхвативший запястье браслет часов. Если б только я могла снять их!.. И вдруг меня осенило… Эдред! Как я сразу о нём не подумала! Он поможет мне вернуться в наш мир! Или хотя бы скажет, насколько действительно опасен Охотник… Теперь намерение обратиться к Эдреду за помощью не вызвало даже колебания. Правда, я понятия не имела, где его искать. Человеком мне довелось побывать в его логове, но с того посещения остались лишь несколько сумбурных образов — единственное, что смог запечатлеть мой метавшийся в панике разум… Неужели во всех моих воспоминаниях нет никакой зацепки?.. Первая встреча с Эдредом в доме Толлака, холодный озноб, в который меня бросило от одного его вида… Если бы Акеми тогда не вмешалась… Ну, конечно! Акеми! Она должна знать, где обитает Эдред! И найти её я смогу. Пару недель назад мы с Домиником проносились по живописной местности к северу от Киото, и Доминик небрежно кивнул на один из похожих на маленькие пагоды домиков:

— Кстати, этот принадлежит Акеми и Лодовико. Ты говорила, что встречалась с ними у Толлака…

Никогда ещё время не тянулось так медленно. Я едва дождалась заката в Стране Восходящего Солнца. Вокруг аккуратного, почти игрушечного домика росли клёны с огненно-красными листьями, под окнами пышно цвели хризантемы. Сад был очень ухоженным, и это внушало надежду, что Акеми наведывается сюда часто. Однако, вдоволь набродившись меж клёнов, я начала сомневаться, что этой ночью её дождусь. Конечно, я буду возвращаться сюда снова и снова, но… Мне вдруг показалось, что за мной наблюдают. На ветру шелестели листьями клёны, тихо пел сверчок… Совсем рядом послышался шорох, будто под ногой хрустнула ветка, и негромкий, немного жеманный голос произнёс:

— Поздноватый час для нежданных гостей.

Я повернулась, бледнеющий свет луны упал на моё лицо.

— Для ожидаемых — тоже. Но я и не называю себя гостьей.

Тёмные глаза Лодовико округлились — он меня узнал.

— Ты?.. Вот уж не ожидал, что снова встречу тебя, bambina[12]!

— Не называй меня так!

Это прозвище напомнило о сестре Франческе, погибшей из-за меня, когда я была человеком.

— Она не любит, когда с ней обращаются как с ребёнком, — словно призрачное видение, рядом с Лодовико возникла тонкая фигурка Акеми.

Меня задел её пренебрежительный тон, как если бы она знала меня с рождения, и я зло бросила:

— И когда, интересно, ты успела это заметить?

Кокетливым жестом Акеми поправила бретельку длинного струящегося платья такого же огненного цвета, как листья клёнов, и легко опустилась на одну из деревянных скамеечек.

— Может, я ошиблась. Прости.

Тут же пристроившись рядом, Лодовико ласково провёл ладонью по её волосам, и лукаво улыбнулся мне.

— На меня ты тоже не должна обижаться, piccolina[13]. И прозвище bambina тебе очень подходит — ты ведь "родилась" совсем недавно.

Моя злость уже прошла. Кроме того, начинать со ссоры визит, цель которого — просьба о помощи, было неразумно. Рассмеявшись, я присела на небольшой валун напротив скамейки.

— С этим действительно не могу спорить. И в принципе понимаю твою радость передать звание "младшего" другому.

Лодовико вопросительно изогнул бровь.

— Разве не ты был последним, кого обратили до меня?

— Женщины, — с шутливым осуждением покачал головой Лодовико. — Когда вы только успеваете выболтать всё секреты? И это, пока одна бегала от буйнопомешанного, а другая ей в этом помогала!

— Мы не говорили о тебе, милый, — вмешалась Акеми, положив голову ему на плечо.

— Это было предположение. Твоя подруга родилась в Эдо, то есть не раньше 17-го столетия, до меня никто не был обращён в течении почти трёх сотен лет… Простая математика.

Лодовико сверкнул зубами в улыбке.

— Браво!

Я решила, что уже достаточно следовала этикету, беседуя на общие темы, и теперь самое время перейти к истинной причине визита:

— Ты только что упомянул Эдреда. Вы знаете, где я могу его найти?

Лодовико перестал перебирать пальцами густые волосы Акеми, та тоже приподнялась на скамейке, оба с удивлением уставились на меня.

— Зачем тебе? Хочешь поджечь его логово?

— Пока нет.

Лодовико с наигранно сокрушённым видом обратился к Акеми:

— По-моему, тебе не следовало вмешиваться прошлый раз, amore. Судя по всему, эти двое достигли взаимопонимания.

— Мне нужен только его адрес. Что ты об этом думаешь, можешь оставить при себе.

— Не пойми меня неправильно, piccolina, ты и при жизни была куколкой — глаз не отвести, но если он увидит тебя сейчас… Надеюсь, у обратившего тебя остался твой портрет или фото — хотя бы какая-то память после того, как этот психопат разорвёт тебя на части.

— Постараюсь убедить его этого не делать.

Акеми поднялась со скамьи и мгновенно материализовалась передо мной.

— Эдред действительно непредсказуем. Но ты, наверное, знаешь, что делаешь.

— Из простого любопытства, — снова подал голос Лодовико. — Зачем ты его ищешь?

— Поговорить.

— С ним? Думаешь, он это умеет?

— Ты не прав, дорогой, — мягко возразила Акеми. — Эдред — садист, один из самых неуравновешенных, каких я когда-либо встречала. Но он совсем не глуп, даже если не всегда это показывает.

Тонкая украшенная резным браслетом рука потянулась к моему запястью, но я тут же отпрянула. На меня снова устремились удивлённые взгляды, я деланно улыбнулась.

— Будет вполне достаточно, если ты просто скажешь, где его найти. Я и так отняла у вас время…

Фарфоровое личико Акеми уже было невозмутимо.

— Хорошо, слушай.

— Кстати, — вставил Лодовико, едва Акеми замолчала, — всё это время он бережно хранил в памяти твой образ. Но тебе лучше не знать, в чём это выражалось.

Я только усмехнулась.

— Могу догадаться.

— Будь осторожна, — бесстрастно напутствовала Акеми.

— Надеюсь, ты не посчитаешь мой вопрос нескромным, — снова вмешался Лодовико. — Где тот, кто тебя обратил?

— Посчитаю, — улыбнулась я. — Но всё же отвечу: понятия не имею.

И закружилась в вихре…


[1] Брин-Келли-Ди (валл. Bryn Celli Ddu) — "холм в тёмной (или священной) роще", доисторический археологический памятник в Уэльсе на острове Англси. В период неолита были сооружены каменный круг и хендж. В начале бронзового века камни были удалены, и в центре была сооружена коридорная гробница.

[2] Лепреконы — в ирландском фольклоре существа, похожие на гномов, чаще всего башмачники. Они постоянно чинят один и тот же башмак, обожают табак и не выпускают изо рта трубки.

[3] Вестра-Гёталанд — область на западном побережье Швеции.

[4] Слейпнир (др. — сканд.) — "скользящий" или "живой, проворный, шустрый".

[5] Один — верховное божество в германо-скандинавской мифологии, бог-шаман, знаток рун и саг, а также бог войны и хозяин Вальхаллы. Оружие Одина — копьё Гунгнир, которое всегда попадает в цель. У Одина множество имён и прозвищ. Одно из них — Har, т. е. "высокий".

[6] Вальхалла (др. — исл. Valhаll) — "дворец павших". В германо-скандинавской мифологии — небесный чертог в городе асов Асгарде, рай для эйнхериев — павших в бою воинов, в момент смерти не выпустивших из рук оружие. Эйнхерии составляют свиту Одина.

[7] Викинги часто совершали набеги на Оркнейские острова. Время от времени холм Мейсхау даже служил им жилищем. На стенах погребальной камеры они оставили рунические надписи.

[8] Craps (англ.) — кости.

[9] Рагнарёк (др. — сканд. Ragnarоkr) — гибель богов и всего мира, следующая за последней битвой между богами и чудовищами подземного царства.

[10] Вотан — германский эквивалент Одина.

[11] Согласно скандинавским мифам, чтобы постичь силу рун, Один принёс самого себя в жертву. 9 суток он провисел на стволе ясеня Иггдрасиля, прибитый к нему своим же копьём.

[12] Bambina (итал.) — ребёнок, девочка.

[13] Piccolina (итал.) — малышка, крошка.

* * *

Утопающий в тропической растительности дом походил на хрустальную шкатулку. Стеклянные стены, кажущаяся невесомой крыша, бассейн с зелёной подсветкой. Трудно поверить, что так мог выглядеть дом Эдреда. Но Акеми предупредила о внешней обманчивости его жилищ. Они были как чемоданы с двойным дном — невинный на вид фасад, скрывающий смертельный лабиринт, из которого ещё ни одна жертва не выбралась живой. Пожалуй, я была единственным исключением…

Помявшись у входа, я нерешительно шагнула внутрь, и тут же всё вокруг залил тёплый золотистый свет, как будто разом вспыхнули сотни свечей. У меня мелькнула мысль: это был сигнал Эдреду, что незванный гость вторгся в его жилище. Но секунда проходила за секундой, Эдред не появлялся, и я со смешанным чувством облегчения и разочарования огляделась. Низкий стол со сложной резьбой и две кушетки — больше в просторной комнате не было ничего. По одной из стеклянных стен непрерывно струилась вода — что-то вроде декоративного водопада. Золотистое сияние исходило от многочисленных светильников на стенах, настолько искусно скрытых, что на первый и, пожалуй, на второй взгляд заметить их было сложно. В их свете выложенный светло-коричневой плиткой пол и кремовая обивка кушеток, и лакированная поверхость стола казались залитыми золотом, и я поняла, что истинным назначением подсветки было вовсе не предупреждение. Скорее всего, это должно было произвести впечатление на жертву — последнее яркое воспоминание за несколько минут до начала ужаса, который будет продолжаться до её последнего вздоха…

Стиснув зубы, я подошла к двери, ведущей в подвал. По словам Акеми, подвалы Эдреда были обустроены таким образом, что ничего из происходящего в них не доносилось во внешний мир. Возможно, Эдред даже находился в доме в этот самый момент… Я миновала нескончаемо длинную лестницу, тёмный коридор, переступила какой-то порог и тоскливо замерла. Дальше идти не хотелось. То, что я видела, сильно смахивало на музей пыточных орудий. Свисавшие с потолка цепи, железные клетки, плети со стальными крючьями на концах, жуткие металлические маски… И в довершение всего в зловещей напряжёной тишине раздался женский стон. Переборов себя, я пошла на этот звук. Комната, коридор, ещё комната и снова коридор… Дом в самом деле напоминал лабиринт. Мне становилось всё больше не по себе, и только мысль о Доминике удерживала в этой пыточной камере. Стоны женщины между тем перешли на пронзительный визг, и, не выдержав, я громко выкрикнула имя Эдреда. Клич пришлось повторить несколько раз, прежде чем его сутулая, обнажённая до пояса фигура выросла прямо передо мной. В первый момент он меня не узнал — мутный взгляд бессмысленно пронёсся мимо. Но уже в следующее мгновение выпуклые глаза жарко полыхнули, рот приоткрылся в полуудивлённой-полувосторженной улыбке, вымазанное кровью лицо приняло умильное выражение.

— Ты… — хрипло прошептал он.

Повторяя как молитву, что он не может ко мне прикоснуться, я не шевельнулась. Эдред попытался меня обнять, но тут же досадливо опустил руки.

— Дьявол!.. Забыл, что на тебе освящённая земля…

— Эдред…

Он меня не слышал. Окровавленные ладони снова потянулись к моему лицу, губы ощупывали воздух вокруг моих губ.

— Не беда, я знаю заклинание… Идём…

— Я здесь не для этого!

— Для чего тогда? Ты появляешься и исчезаешь, каждый раз оставляя меня в горячке…

Невменяемые зелёные глаза жадно шарили по моему телу, пальцы сжимались и разжимались, словно он представлял, как водит ими по моей коже. Я наткнулась спиной на стену — даже не заметила, когда успела подойти к ней так близко… Эдред уже стоял рядом, лицо начало подёргиваться.

— Останься со мной… — прохрипел он. — Хотя бы в этот раз…

— Я пришла за помощью…

— И готова за неё отблагодарить?

Увернувшись от устремившихся ко мне рук, я отскочила на несколько шагов. Эдред судорожно стиснул пальцы.

— Если бы ты знала, как я хочу тебя!.. Твоё тело, кожа, как шёлк, губы, сводящие с ума… Моё собственное тело начинает пульсировать, стоит мне только подумать о тебе…

Я сдерживалась из последних сил, чтобы просто не сбежать. Происходящее казалось гротескным спектаклем: худая забрызганная кровью грудь Эдреда, полные вожделения безумные глаза и дикие вопли обречённой девицы…

— Можешь заставить её замолчать?

— Ты останешься со мной?

— Нет! — это прозвучало слишком категорично.

Лицо Эдреда приняло хищное выражение.

— Тогда она мне ещё понадобится.

Я боролась с десятком внутренних голосов одновременно. Большая их часть вопила, что мне следует исчезнуть и забыть эту безумную затею раз и навсегда. Но один робкий голос без конца повторял имя Доминика, убеждая, что, знай Эдред способ лишить меня воли и сознания, сейчас он бы применил его без колебаний. И я взяла себя в руки.

— Ты хотел знать, кто меня обратил: Арент. Возможно, ты о нём слышал. И, да, я скрываюсь от него за щепоткой освящённой земли, потому что стала бессмертной ради другого. Тогда в казино была первая ночь моей свободы, но, как можешь догадаться, не абсолютной. Чтобы избавиться от Арента совсем, я бы, не оглядываясь, бросилась за пределы пространства и времени, но не могу… пока ношу на себе эту землю. Вместо меня все возможные пределы переступает Доминик…

— Зачем мне всё это?

— Я знаю, откуда ты родом, и знаю, что владеешь многими тайнами. Не прошу открывать их мне — они принадлежат тебе и твоему народу. Мне нужен ответ только на один вопрос. И после этого я исчезну. Обещаю.

Эдред молчал, его взгляд стягивал с меня одежду вместе с кожей. Отчаянные вопли девицы сорвались на надсадные всхлипывания. До рассвета оставалось совсем немного… И я решилась на последний отчаянный шаг. Подойдя к Эдреду, я с выражением робкой надежды заглянула ему в глаза.

— Ты поможешь мне?..

По телу Эдреда пронеслась дрожь, лицо склонилось к моему так близко, что губы коснулись бы моих, не будь на мне освящённой земли. Борясь с отвращением, я, будто в смущении, приопустила ресницы. Эдред провёл языком по контуру моих губ и сдавленно прохрипел:

— Я сделаю для тебя всё… моя красавица…

Его руки, не касаясь, оплели моё тело, и я с мягким упрёком прошептала:

— Эдред…

Никакой реакции. Начиная всерьёз сомневаться, что чего-либо от него добьюсь, я вывернулась из обьятий, хлопнула на всякий случай ресницами и, как бы извиняясь, пробормотала:

— Мне не по себе здесь… Я подожду наверху. А ты пока можешь… — я качнула головой в направлении, откуда раздавались всхлипывания.

Окровавленное лицо осветилось улыбкой.

— Только не исчезай…

Не обращая внимания на снова вспыхнувший золотистый свет, я сделала несколько нервных кругов по комнате и остановилась возле водной панели. Постепенно напряжение спадало, но до конца успокоится я не успела — в переливавшемся золотом стекле возникло отражение Эдреда. Он уже вымыл лицо и руки, следы крови остались только на груди. Глаза по-прежнему светились безумием, но голодный блеск исчез — скорее всего он высосал несчастную досуха. Моё ослабевшее было наряжение снова начало набирать силу. Но сворачивать с дороги в самом конце пути было бы глупо, и я бодро заявила:

— Скоро рассвет. Думаю, стоит сразу перейти к делу.

— У меня есть дом и там, где ночь только наступит.

— Не сомневаюсь. Но не хочу отнимать у тебя столько времени. Мне нужен только совет. Доминик последовал за Диким Охотником уже больше шести ночей назад и…

— Зачем? — в голосе Эдреда прозвучало недоумение.

— Чтобы найти первых бессмертных, но…

— И причём здесь Дикий Охотник?

— Ему открыты многие измерения, о которых мало кто знает, поэтому…

— Не вполне понимаю, зачем вам первые бессмертные, но кому пришло в голову искать их с помощью Дикого Охотника?

— Мне.

По губам Эдреда пробежала улыбка. С умилением глядя на меня, он взъерошил свои и без того встрёпанные волосы.

— Там, где носится Дикий Охотник, первые бессмертные могут оказаться разве что по ошибке. Твоему возлюбленному следовало бы это знать.

— Но Охотник… может причинить нам вред?..

— Думаешь, он уволок твоего возлюбленного в ад? Вот уж чему бы я порадовался!

— Но он ведь этого не может, правда?..

Эдред расхохотался.

— Ты такая миленькая, когда сбрасываешь свою маску! Волнение тебе идёт, честное слово. Мне бы следовало рассказать какую-нибудь страшилку, чтобы…

— Но ты этого, конечно, не сделаешь и скажешь всё как есть.

Эдред сокрушённо покачал головой.

— Подумать только! Этот идиот добровольно оставил тебя на шесть ночей…

— Добровольно? То есть, они могут покинуть кавалькаду в любой момент?

— Они?

— Доминик и… его обращённый, — нехотя пояснила я, досадуя на собственную неосторожность.

Эдред вдруг уставился на своё тело и неловко развёл руками.

— Я весь в крови… Даже не заметил… Не хочешь составить мне компанию в бассейне? Я включу другую подсветку…

— В тебе проснулся палач? Ответь, наконец, на мой вопрос, потом можешь менять подсветку, сколько захочешь!

— Когда ты так смотришь, я не могу ни в чём отказать, — в очередной раз его ладони потянулись к моему лицу. — Какая же ты хорошенькая…

Я молча отдёрнула голову, с трудом подавляя ярость. В глазах Эдреда мелькнула досада.

— Ладно, так и быть… Дикие Охотники или Скитальцы — всего лишь духи. При жизни каждый из них заключил сделку с демоном и потому после смерти обречён на скитания и подчинение своему хозяину. Для людей они могут быть опасны, для нас — совершенно безвредны. Ты это хотела услышать?

— И как тогда объяснить принесение им жертв, как демонам? Или то, что в большинстве мифов это — не просто проклятые души, а древние божества?

— Не путай одно с другим. Духи появляются в мире людей в определённое время, сами по себе, независимо от чьего-либо желания, включая и их собственное. А демона можно вызвать. Именно этим и занимались те, кто приносил им жертвы.

— Вызвать? Я думала, демоны не могут выбраться из своего склепа — за исключением лишь самых могущественных.

— Всё так. Но самые могущественные приходят в этот мир по собственной прихоти — на заклинания смертных они не откликаются. А вот менее могущественные действительно не могут проникнуть в мир людей без помощи последних.

— Значит, те, за кем последовали Доминик и Винсент могли быть только призраками…

— Винсент, — повторил Эдред. — Это имя второго? И зачем твой любезный его обратил?

Посчитав, что излишняя откровенность может лишь навредить, я небрежно пожала плечами:

— По глупости.

— И теперь вы всем скопом ищете первых бессмертных. И что, интересно, хотите от них узнать?

— Как освободиться от власти обратившего.

Лицо Эдреда медленно склонилось к моему, глаза снова начали утрачивать разумное выражение.

— Это могу сказать тебе и я… Убив его.

— Как?

Но Эдред уже явно не слышал вопроса. Взгляд его затуманился, рот приоткрылся… Не дожидаясь продолжения, я скользнула к выходу.

— Спасибо, Эдред. Если бы не знала заранее, что ты потребуешь, пообещала бы когда-нибудь оказать услугу тебе…

Как будто очувшись, он торопливо заговорил:

— В нашем мире есть озеро, постоянно меняющее местоположение. Вошедший в его воды выныривает с ответом на любой мысленно заданный вопрос. Уверен, что Толлак его нашёл. После этого он, как одержимый, бросился на поиски смертных, способных видеть обитателей нашего мира. Ты ведь обладала этой способностью, верно? Потому он и старался приберечь тебя для своих целей…

Я посмотрела на светлеющее небо. Рассвет уже почти наступил…

— Первые бессмертные тебе не помогут, — настойчиво продолжал Эдред. — Найти их очень нелегко, я сомневаюсь, что они обладают нужным тебе знанием, и ещё больше сомневаюсь, что готовы им поделиться.

— Я никогда не слышала об этом озере…

— И поэтому оно не должно существовать? Если хочешь, спроси у своего возлюбленного, когда он вернётся.

По листьям пальм пронёсся утренний ветерок, вовсю надрывались птицы — вот-вот сверкнёт первый солнечный луч… Я с сомнением покосилась на Эдреда.

— С чего вдруг ты решил мне об этом рассказать?

Несколько мгновений он смотрел на меня, словно колеблясь, потом улыбнулся слабой беспомощной улыбкой. Губы шевельнулись, но я уже не разобрала слов. Бешеный вихрь закружил как пылинку и с силой шарахнул обо что-то твёрдое. Не понимая, что произошло, я растерянно огляделась. "Что-то твёрдое" оказалось столбом, который был частью сложной арочной конструкции, украшенной фигурами животных. За ней возвышалось каменное строение. По виду оно очень смахивало на могильник, и, подойдя ближе, я убедилась: это и был могильник. Скорее всего, через него можно было проникнуть в мой мир. Я слишком долго медлила и не успела убраться из дома Эдреда до рассвета. Но существо ночи не может оставаться там, где светит солнце, поэтому с первым лучом меня должно было автоматически выбросить в мой мир. А, поскольку попасть в него я не могла, то и осталась у ближайшего "входа". Наверное, в месте, подобном этому, я очнулась и в ночь, когда попыталась следовать за Охотником. Статуи полулюдей-полуживотных охраняли покой кого-то, похороненного в мавзолее, который я приняла тогда за пагоду…

В самом мрачном расположении духа я понеслась обратно в дом Доминика. То же мёртвое безмолвие пустых комнат, увядшие цветки орхидей на ковре в спальне… Слова Эдреда ободрили меня совсем немного. Что бы он ни говорил, так долго обходиться без крови невозможно. Даже если Охотник не представляет опасности, кто знает, в какой из проклятых уголков нашего мира он увлёк их обоих?.. Прислонившись к стене, я закрыла лицо руками. Нужно снова отправиться к Эдреду. Пусть он возвратит мне способность переноситься в наш мир, поможет найти это озеро. Я готова поверить ему, согласна терпеть его общество. Что угодно, только не это бездействие… Мне вдруг почудилось, что волосы тронуло едва ощутимое дуновение, я рывком отняла от лица руки. Из темноты ко мне неслышно шагнула тень…

— Винс!.. — простонала я и бросилась ему на грудь.

Руки Винсента, не касаясь, сплелись вокруг меня, будто он только этого и ждал.

— Больше шести ночей… Я уже не знала, что думать…

— Глупенькая… — с нежностью прошептал Винсент.

Но охватившее меня облегчение тут же снова сменилось тревогой: они ведь последовали за разными Охотниками, и Доминика до сих пор нет… Я подняла на Винсента умоляющий взгляд. Он медленно наклонился к моим губам…

— Винс… — протестующе пробормотала я.

— Надеюсь, я ничему не помешал?

При звуке этого голоса каждый капилляр в моём теле взорвался сотнями жгучих искр, будто меня лизнул язык пламени. Трепеща от радости, я бросилась навстречу Доминику… В тот момент меня совершенно не волновало, что он видел меня в объятиях Винсента. Не злилась я и на последнего за то, что, почувствовав приближение Доминика, он использовал это в своих целях. Оба были невредимы… Но Доминик явно не разделял моего настроения. Лицо его было мрачным как небо перед грозой, глаза вспыхивали словно сполохи. Казалось, он сдерживается изо всех сил, чтобы сохранить самообладание. Решив, что словами ситуацию не прояснить, я потянулась к его уху:

— Жду тебя в спальне… — и, стараясь не встречаться взглядом с Винсентом, исчезла.

Доминик появился рядом буквально в следующее мгновение. Одним движением восстановив линию круга из освящённой земли, я торопливо сорвала с запястья часы и бросилась ему на шею.

— Любимый…

Доминик судорожно прижал меня к груди.

— То, что ты видел… — едва слышно прошептала я. — Не хочу, чтобы ты…

Но губы Доминика прервали моё покаяние.


Солнце собралось взойти слишком рано. Лихорадочно проведя ладонями по спине, Доминик ревниво привлёк меня к себе.

— Будь проклят рассвет и всё, что с ним связано…

— Скорее будь проклята моя неспособность переноситься в наш мир, — уточнила я.

— И это тоже. Всё, что вынуждает выпускать тебя из рук…

Улыбнувшись, я взъерошила и без того встрёпанные серебристые волосы и легко тронула кончиком языка его губы. Руки Доминика с силой стиснули меня.

— Я плавлюсь, точно воск, когда держу тебя в объятиях, — горячо прошептал он. — Моё сокровище…

Как было бы хорошо, вот так, не разжимая объятий, перенестись в наш мир, минуя все раздражающие предосторожности. И оставаться там бесконечно долго, не думая ни о чём… Но мы по-прежнему находились в мире людей, и рассвет близился неумолимо. С явным усилием Доминик оторвал от меня руки. Я быстро подхватила часы, одним движением ноги разрушила тонкую полоску освящённой земли и, собираясь прикрыть наготу, дёрнулась было за покрывалом. Доминик с едва заметным ехидством качнул головой:

— Ты в самом деле думаешь, оно тебе понадобится?

Насмешливо вскинув бровь, я тряхнула волосами и закружилась в вихре. Вдогонку понёсся смех Доминика. Ковра в спальне его другого дома наши ноги коснулись одновременно, как если бы при перемещении мы держались за руки. На то, чтобы засыпать проход, нарушавший линию круга, и отставить в сторону сосуд с освящённой землёй, ушли доли секунды. Но, когда я повернулась к Доминику, в его глазах горело такое нетерпение, что мне захотелось подразнить его и ещё какое-то время не выпускать из ладони ремешок часов. Скорее всего, он угадал мои мысли, в мимолётной улыбке мелькнул упрёк, и я сразу сдалась…

Губы Доминика жадно покрывали поцелуями мои плечи, грудь, жарко впились в шею, но, поражённая внезапной мыслью, я попыталась отстраниться.

— Твоя жажда, я совсем забыла… Сейчас ты уже должен сходить с ума…

— Я и схожу с ума… Разве не видишь?..

С нежностью я провела ладонью по пепельной щеке, поцеловала нетерпеливо потянувшиеся ко мне губы…

— Я был готов вознести хвалу небесам и аду, когда дьявольская кавалькада провалилась, наконец, в преисподнюю, — прошептал Доминик. — Не видя тебя так долго, я доходил до безумия…

Я поёжилась, вспомнив собственные ужасные ночи, полные тоски и неизвестности… и встречу с Эдредом…

— Знал бы ты, до какого безумия дошла я…

В глазах Доминика засветился счастливый огонёк, и в то же мгновение я оказалась опрокинутой на подушки…

Несмотря на отрывочность наших разговоров, постепенно я всё же узнала историю их "охоты" на духа-скитальца. Как выяснилось, долгое воздержание без крови, так сильно меня беспокоившее, никаким воздержанием и не было. Изначально Доминик и Винсент действительно последовали за разными Охотниками, но где-то посреди небытия нашего мира две кавалькальды встретились и продолжали свои скитания совместно. Тогда-то Доминику и пришла счастливая мысль использовать "кровную" связь с Винсентом в общих целях. Эта связь позволяла им чувствовать присутствие друг друга, где бы они ни находились, поэтому, пока один продолжал следовать за Охотой, другой вырывался в мир людей, утолял жажду и возвращался к кавалькаде. Так они и носились по измерениям до момента, когда обе кавалькады умчались в обиталище демонов, куда ни Доминик ни Винсент последовать не могли.

— Скажи, по крайней мере, это что-то дало? — улыбнулась я, ласково гладя встрёпанные волосы Доминика.

— В этом я убеждён. Наш мир безграничен, познать его до конца невозможно. Признаюсь, до недавнего времени я к этому и не стремился, но всё же повидал многое. Однако, измерения, открывшиеся сейчас, поражают даже моё воображение…

— Как бы я хотела следовать за тобой… — с горечью вырвалось у меня.

— Последуешь. И тогда, будь уверена, я не отпущу тебя ни на миг…

Его губы снова прильнули к моим, и я мечтательно закрыла глаза, думая о времени, когда мне не придётся носить на себе освящённую землю. Когда мы, обнявшись, сможем участвовать во всех развлечениях, какие способен предложить мир людей, исследовать пространства нашего мира, не думая ни каких предостотожностях, не омрачённые никакими тревогами… Картина была настолько завораживающей, что только очередной поцелуй Доминика вернул меня к реальности.

— О чём ты думала?

Мне не хотелось описывать своё видение — это бы только усугубило действительность, и я схитрила:

— Об озере в нашем мире, которое даёт ответ на любой вопрос. Ты о нём слышал?

— Озеро вайманика, — с удивлением проговорил Доминик. — Откуда тебе о нём известно?

Я рывком поднялась на постели.

— То есть оно действительно существует?

— Я слышал о нём от Толлака. Вроде бы очень древние божества, вайманика — одно из их имён, имели обыкновение смывать в озере всё, что мешало их безмятежности и отвлекало от самосозерцания. А поскольку в мире людей они вели весьма активный образ жизни, смывать приходилось многое…

— Кажется, искать его мне уже не хочется, — поморщилась я.

— Ты ещё не слышала главного. Вбирая в себя всё, от чего хотели избавиться вайманика, воды озера чудесным образом обрели разум и стали освобождать ничего не подозревающих божеств не только от суетности и ненужных знаний, но и от их мудрости. Только один вайманика, за какой-то проступок отправленный на низшую ступень иерархии и потому не имевший права купаться в озере, начал подозревать неладное. Его худшие опасения подтвердились, когда после очередного омовения вайманика, и до того проявлявшие признаки лёгкого помешательства, стали и вовсе вести себя как неразумные дети, гоняясь друг за другом по траве, улююкая и строя друг другу рожи. С ужасом глядя на глупо хихикающих божеств, единственный разумный вайманика понял, что всё дело в озере, которое к тому моменту накопило мудрость, намного превышающую ту, какой когда-либо обладали сами божества. Собрав всё умение, вайманика наложил на озеро заклятье, по которому отныне и впредь оно должно не забирать, а отдавать знания, так коварно похищенные у его собратьев. Разумеется, он собирался искупать в нём всех вайманика, включая и себя, но озеро мыслило по-другому. Не желая мириться с приговором, но и не имея силы ему противиться, оно просто исчезло а позже появилось в совершенно другом месте. Говорят, с тех пор оно так и скрывается от вайманика, ревниво оберегая украденную мудрость.

— Ну и история… — я откинула со лба волосы, впервые пошевелившись с начала рассказа.

Доминик мягко притянул меня к себе.

— Невероятно, насколько ты любишь подобные сказки.

— Но в них ведь есть доля истины?

— Каждому миру — свои химеры. Это озеро — одна из химер нашего. Я только удивлён, что ты о нём знаешь. Не могу представить, чтобы Арент рассказал, а в мифах людей, я уверен, о нём нет ни единого упоминания…

Разговор явно сворачивал на болотистую почву, и, горячо прижавшись к губам Доминика, я поспешила его на этом закончить. Но мысли о чудо-озере меня уже не оставляли. Так же как и идея вернуться в наш мир…

Загрузка...