Мы встретились, как обычно, в библиотеке собора. Преподобный отец тут же взял меня за руки и повернул их ладонями вверх, внимательно рассматривая запястья.
— Кардинал вскользь проронил, что ожоги могут остаться навсегда. Правда, Энтони уверял, что не заметил никаких шрамов, но я всё же хотел убедиться.
— Всё прошло, — улыбнулась я.
Отец Фредерик тоже было улыбнулся, но сразу посерьёзнел.
— Я знаю о видении Патрика от Энтони. Думаю, мне снова придётся отправиться в Италию.
— К кардиналу Орефичи? Как раз о нём, точнее о его племяннике, я хотела спросить вас, отец.
К сожалению, ничего конкретного о "мании преследования" умершего мальчика отец Фредерик не знал. Но тотчас связался с кардиналом, и тот милостиво согласился на встречу в базилике деи Фрари той же ночью ближе к рассвету. Дожидаясь назначенного часа, я долго беседовала с преподобным отцом, подробнее рассказала о сеансе и о намерении демонов лишить бессмертных воли…
— Не волнуйтесь насчёт их заклинаний, дочь моя. Уверен, что в арсенале Его Высокопреосвященства найдётся немало "антидотов", способных нейтрализовать их силу. Кардинал — не самый приятный человек, но в деле борьбы с демоническими силами знает толк.
— Честное слово, мне всё больше хочется посмотреть на эту битву. Такой ещё, наверное, не было. Смертные, бессмертные, демоны, полудемоны, колдуны, маги, потусторонние существа всех мастей. И, в довершение всего, католическое духовенство.
— Кто мог представить какой-то год назад, что до этого дойдёт? — вздохнул отец Фредерик. — Вы помните, как впервые появились в этом соборе?
— Конечно. Вы ещё сравнили меня с падшим ангелом.
Отец Фредерик невесело рассмеялся.
— С тех пор столько всего произошло… Возможно, сейчас я разговариваю с вами в последний раз…
— Не в последний. Я обязательно навещу вас перед битвой.
В глазах отца Фредерика мелькнула искорка, будто его посетила счастливая мысль.
— Почти все наши встречи до сих пор имели привкус апокалипсиса. Так пусть хотя бы следующая будет далека от всего, что с ним связано. Каждый год в первую субботу октября в Льеже устраивают La Nocturne или Праздник Свечей. Тысячи и тысячи их горят на улицах города всю ночь. Вы ведь знаете нашу цитадель и ведущую к ней Монтань де Бюрен[1]? Огни свечей покрывают её ковром, образуя узоры, точно в калейдоскопе. Это незабываемое зрелище. А, кроме того, музыка, представления, фейерверки… Буду рад, если вы и ваши друзья всё увидите. Может, это — последний Праздник Свечей человеческого мира…
— Спасибо, отец. Значит, до первой субботы октября.
— Неподалёку от Монтань де Бюрен на улице Хорс-Шато есть маленькая капелла Святого Сердца Христова. Буду ждать вас у входа после заката.
— Непременно приду, — пообещала я.
В базилике деи Фрари я появилась немного раньше назначенного часа. Под величественными сводами царило безмолвие. Луна светила сквозь витражные окна, заливая ярким светом неф. Я остановилась перед надгробием, на которое обратила внимание в прошлый раз. Огромный барельеф в форме пирамиды, к которому ведут несколько ступеней. На нижних ступенях — изваяния двух женщин со скорбно опущенными головами. В центре пирамиды — приоткрытая дверь, за ней чернеет пустота. Крылатый лев охраняет вход, возле льва расположился ангел с перевёрнутым факелом в руках[2], а перед самой дверью, словно заглядывая в вечность, замерла задрапированная в длинную накидку фигура, прижимающая к груди похожий на амфору сосуд. Над входом выгравировано имя: Канова… Предрасстветную тишину нарушил едва различимый шорох приближающихся шагов, неровное биение человеческого сердца…
— Вижу, вас заинтересовала эта гробница, — вместо приветствия констатировал кардинал. — Здесь покоится великий скульптор, Антонио Канова. Точнее, его сердце.
— Сердце?..
— В той урне, — кардинал указал на сосуд в руках укутанной в накидку фигуры. — Тело Кановы погребено в мавзолее в Поссаньо.
— Как видно, обычай вырывать сердца был принят не только у диких ацтеков.
— Не приравнивайте языческое варварство к выражению христианского почтения, — резко возразил кардинал. — Ничто не внушает такого уважения, как смерть — по крайней мере, человеческим существам.
— Будь это так, мы не стояли бы сейчас на пороге апокалипсиса. Имей человеческие существа уважение к смерти, наложенные на демонов оковы держались бы до сих пор.
— Вы путаете уважение к смерти с уважением к жизни. Первое свойственно каждому, особенно когда дело касается его самого. Насчёт второго вы, к сожалению, правы. Из-за недостатка уважения к жизни люди веками несли друг другу смерть. И теперь вражеские полчища готовы завладеть нашим миром. Но вы ведь хотели говорить со мной не об этом?
— Нет. О вашем племяннике. Как он погиб?
— Почему вы решили, что он погиб?
— Значит, умер своей смертью?
Несколько секунд кардинал испытующе буравил меня блестящими глазками.
— Отец Джоффредо и брат Бартоло рассказали о том, что произошло в монастыре. Об этом мальчике и о вашей опеке над ним. Вы не хотели, чтобы "проводником" был он.
— Не хотела. И, судя по всему, оказалась права. Патрик уверен, что те, за кем он "подглядывал" по настоянию аббата, его ищут. В этом что-то есть?
— Да. И, скорее всего, мальчик обречён.
— Обречён?.. — с ужасом повторила я.
— Алессандро умер не своей смертью. Он погиб, потому что мог видеть то, что должно было оставаться сокрытым. Как и многие другие…
— Какие другие?
— Обладающие "потусторонним" зрением. Люди с подобным даром существовали всегда, а во времена бедствий число их возрастает. Чаще всего это дети, чьи души не погрязли во грехе, а разум не закоснел в скептицизме. Некоторые теряют эту способность после того, как угроза миновала, остальные продолжают жить с ней до конца дней. Но сейчас всё гораздо серьёзнее. То, что открывается этим "избранным", способно смешать планы наших врагов. Поэтому они посылают за ними "палачей". Алессандро пал одним из первых…
- Но демоны ведь не могут убивать смертных — иначе они нарушат договор!
— "Палачи" — не демоны, хотя и связаны с ними. Они же охотятся за сердцами вам подобных.
— Полу-демоны, — процедила я.
— Должно быть, ваш "проводник" обладает большой духовной силой, если они не могли найти его до сих пор. Думаю, действие яда отправило его сознание дальше, чем обычно, а дух сделало более уязвимым. Потому они и смогли его "увидеть". Теперь им знакомо его лицо… Мне известны заклинания, защищающие от колдовства и злых духов, но "палачи" — наполовину люди, против них заклинания бессильны. Уберечь с их помощью Алессандро не удалось…
— Но почему… — я запнулась. — Вы ведь и раньше слышали о Патрике. Так почему, зная о грозящей ему опасности, не предупредили о ней?
— Я говорил об этом аббату…
— …аббату Джозефу? Когда?
— Когда он был здесь около месяца назад…
Кажется, каменный пол пошёл трещинами, когда я, с силой оттолкнувшись от него, унеслась прочь. Не помню, когда в последний раз испытывала такую ярость…
Монастырь только начинал пробуждаться, но аббат уже был в своём кабинете — из-под двери пробивался свет. Склонившись над столом, он перебирал какие-то листы, когда, словно жаждущий мщения дух, я возникла за его спиной. Видимо, что-то почувствовав, аббат обернулся и тут же вскочил из-за стола.
— Дочь моя…
— Дочь? А Патрика вы, конечно, называете "сын". И потому, как истинно любящий отец, принесли его в жертву!
— Я не понимаю…
— Вы знали, какая опасность ему грозит, и всё же настояли на сеансе! Теперь они видели его и уничтожат, как уничтожили многих с его даром!
Я медленно наступала, аббат начал пятиться.
— Дочь моя…
— Если вы ещё раз назовёте меня так, я вырву вам язык.
— Как вы можете думать, что я желаю Патрику зла… Я позволил ему находиться здесь, хотя знал, кто он… Делал всё для его благополучия… И сейчас сделаю всё, чтобы его защитить!.. Через несколько часов мальчика перевезут в отдалённый монастырь, где его не смогут найти…
— Демонам знакомо его лицо, они найдут его везде!
— Не на освящённой земле. Нашу обитель они знают — скорее всего, видели её глазами Патрика. Но в другом монастыре он будет в безопасности, я в этом уверен…
— Уверены? Вы также были "уверены" в безопасности сеанса, зная, что это небезопасно! Вы отправили сознание Патрика в путешествие по преисподней. И, клянусь, если с ним что-то случится, я отправлю вас туда же!
Аббат побледнел, но в голосе вдруг прозвучала твёрдость.
— Вы можете угрожать мне, можете исполнить угрозу. Я поступил, как должен был поступить. Ничьё сознание не проникло бы так далеко, никому не открылось бы то, что открылось ему. Спасение человечества требует жертв, и, если одной из них окажется Патрик… значит, так должно быть. И, возможно… так лучше… В нём ведь течёт кровь демона… Сейчас он невинен, но кто знает, что будет, когда он вырастет и познает соблазны мира? Пока душа его незапятнана, ему открыт путь в Царство…
— Попытайтесь утешить этим брата Клеомена. Я мыслю проще. Если Патрик погибнет, виновник его гибели отправится следом. И, честное слово, хоронить вас придётся в закрытом гробу!
Убравшись от перепуганного аббата, я на несколько секунд задержалась во дворе школы-интерната. Окно комнаты Патрика было занавешено, и я постаралась представить, что сейчас мальчик спокойно спит, а через пару часов проснётся и отправится в "отдалённый монастырь", где будет в безопасности… Но самовнушение ничего не дало, и я отправилась к Эдреду.
Проигнорировав его просьбу назначать встречи заранее, я привычно возникла перед дверью дома-шкатулки… и торопливо юркнула в тень тропических кустов. Эдред был с Андроником, и говорили они обо… мне. Притаившись в сени гигантского похожего на фикус растения, я могла не только слышать, но и видеть их обоих через стеклянную стену. Андроник развалился на кушетке, Эдред стоял спиной ко мне.
— Потому что она раз приветливо посмотрела на тебя, ты готов за неё в огонь и в воду? — презрительно выговаривал Андроник. — Это создание с невинным личиком и задумчивым взглядом, прекрасное, словно фея, и на вид такое хрупкое, на самом деле обладает железной волей, хитростью десяти таких, как ты, и расчётливостью, какой бы позавидовал любой делец. Ты крепко запутался в её сетях. Она это прекрасно понимает и не ослабит их, пока не получит всё, что ей от тебя нужно.
— Кто сказал, что я против? — буркнул Эдред.
— Судя по всему, она затуманила последние остатки твоего разума. Но поступай как знаешь. Я тебя предупредил, и на этом мой долг обратившего заканчивается.
— Твой долго обратившего? — расхохотался Эдред. — Может, разум мой и затуманен, но не зрение. Или, думаешь, я не замечаю, как при виде этого "создания с невинным личиком" затуманивается твой взгляд?
— Её красота будит во мне определённые желания, — равнодушно согласился Андроник. — Но, в отличие от тебя, я сохраняю рассудок, когда её вижу.
— Ради неё надеюсь, что это так. Ты не привык прощать тем, кто вынуждает тебя терять голову.
Изобразив раздражение, Андроник поднялся с кушетки.
— Мне надоел этот разговор.
В следующее мгновение он исчез, и, опасаясь, что Эдред последует его примеру, я торопливо шмыгнула в дом.
— Так, значит, ты не прочь поболтаться в моих сетях?
Эдред обернулся с такой стремительностью, что, казалось, затылок просто принял форму лица.
— Как давно ты… Я ведь просил здесь не появляться!
— Но теперь я на месте, так что…
— Он прав, да? Я вызываю у тебя отвращение. Ты терпишь меня, только потому, что я тебе нужен… время от времени.
У меня появилось настойчивое желание свернуть шею Андронику — как подлинная змея, он очень умело использовал свой яд.
— И что ты хочешь услышать? — тон получился резковатым, я об этом тут же пожалела. Губы Эдреда болезненно сжались, плечи ссутулились ещё больше.
— То, что я хочу услышать, ты не скажешь никогда…
Он вдруг отвернулся, уставившись куда-то в темноту за стеклянной стеной, голос прозвучал безучастно:
— Так что тебе нужно? Иначе ведь ты бы не пришла…
Я рассказала о сеансе, о месте битвы и об опасности, грозившей Патрику. Эдред изучал застывшего на стекле ночного мотылька.
— Символ, оберегающий меня от Арента, — осторожно продолжила я. — Может, тебе известно похожее средство, действующее в мире людей и оберегающее от демонов и их отпрысков?
— Состав зелья должен быть другим. Символов должно быть три. Хочешь, чтобы я нанёс их на тело демонёныша?
— Буду у тебя в долгу, — радостно кивнула я.
— Хорошо.
— Встретимся тогда в нашем убежище в Индии? Я приведу Патрика с собой.
Молчание.
Я переминалась с ноги на ногу, впервые не зная, как вести себя с ним. Но добавить к разговору было нечего, и, собираясь исчезнуть, я отступила к входной двери. Забавная привычка из человеческой жизни, будто мне в самом деле нужна дверь, чтобы покинуть дом…
— Спасибо, Эдред.
Эдред сосредоточенно изучал свои пальцы, превращавшие в пыль крылышки несчастного мотылька…
[1] Монтань де Бюрен — франц. Montagne de Bueren, "гора Бюрена", лестница из 374 ступеней, ведущая к цитадели, где в 19 в. располагался военный форт. Названа так в честь аристократа, Винсента де Бюрена, в 15 в. оборонявшего город от бургундских захватчиков.
[2] Изображение перевёрнутого (погашенного) факела на надгробиях символизировало смерть.
Когда прошлой ночью "навещала" аббата, я была в таком бешенстве, что не спросила, куда именно собираются перевезти Патрика. Но брат Клеомен и отец Энтони, конечно, тоже владели этой информацией. Утолив жажду, я успела в монастырь до начала утренней литургии и застала их обоих в сильной тревоге. Брат Клеомен, чуть не всхлипывая, бросился мне навстречу.
— Патрик… Сопровождавшие его братья не отзвонились, как было оговорено…
Для отвода глаз преподобный брат остался в монастыре и сейчас корил себя не переставая:
— Мы думали, так будет лучше, но я должен был поехать с ним! Боже Всемогущий, как я мог оставить его одного?.. Как…
— Он мёртв? — я не узнала собственного голоса.
Брат Клеомен воззрился на меня с неподдельным ужасом.
— У нас просто нет вестей, — вмешался отец Энтони. — Ни в монастырь, ни сопровождающим мальчика братьям дозвониться не удаётся…
— Что это за монастырь? — гаркнула я.
— Аббатство… Святой… Марии… — с трудом выдавил брат Клеомен.
- Где?
— В Лаграсе[1]… на юге Франции…
— Дьявол! — прошипела я и бешено сорвалась с места.
В Англии до рассвета оставалось чуть больше часа. На материке, в том числе и на юге Франции, он почти наступил…
Аббатство казалось вымершим — ни огонька, ни пения псалмов. Серые стены, тёмные окна и тяжёлое, ни с чем не сравнимое ощущение смерти, витавшей в предрассветном воздухе… Я пронеслась по внутреннему дворику, маленькому кладбищу: тишина повсюду, только вдалеке раздался крик петуха… По венам уже расходилась дрожь — вот-вот сверкнёт первый солнечный луч… Как одержимая, я бросилась к стоявшей особняком часовенке. Наверное, никогда не узнаю, почему была уверена, что Патрик там. Видимо, обострившиеся до предела чувства сами указали дорогу. На мгновение передо мной мелькнуло безжизненное человеческое тело, простёртые каменные ладони какого-то святого, зелёные глаза Патрика, стоявшего у подножия его статуи… лицом к лицу со своим "палачом"… Рука "палача" дёрнулась, будто он что-то метнул: уже закружившись в вихре вместе с Патриком, я услышала свист рассекаемого воздуха…
Приземлившись возле пруда, где мы не раз "заслушивались" пением жаб, я выпустила Патрика из рук. Он неловко качнулся, быстро отвернулся, и его вырвало.
— Прости… — я погладила его по волосам. — Ты ведь не перемещался подобным образом, да ещё и с такой скоростью…
— Не смотри на меня… — прошелестел он.
Испытывая невероятное облегчение, что мальчик жив, я рассмеялась.
— Какой же ты глупый!
Патрик доковылял до пруда и, освежив лицо, вроде бы пришёл в себя — даже щёки порозовели. И мне, странным образом, как будто передались его ощущения — как будто и моя неживая кровь вдруг понеслась по венам и прилила к голове… Вытерев ладони о джинсы, Патрик поднял на меня глаза и с ужасом выдохнул:
— Ты ранена…
От плеча по руке в самом деле протянулась кровавая полоса. Очевидно, оружие отродья, которое собиралось разделаться с Патриком, всё же достигло цели… И вдруг я содрогнулась, едва удержавшись, чтобы не схватиться за грудь… Что-то словно бы ударило меня изнутри, потом снова и снова… У меня зашумело в ушах, по телу расходилось непривычное тепло… Сотрясавшие тело толчки были ударами моего ожившего сердца… Ошеломляющее чувство, которого я не испытывала с тех пор, как была человеком — донорская кровь оставляла сердце мёртвым…
— Что с тобой?.. — Патрик с тревогой всматривался в моё лицо.
— Ничего… Царапина, заживёт к следующей ночи.
Что же со мной происходит?.. Кровь пульсирует даже в кочиках порозовевших пальцев… Я наклонила голову, чтобы волосы упали на лицо и Патрик не видел моих вспыхнувших щёк…
— Идём скорее, рассвет близко, а я хочу передать тебя брату Клеомену из рук в руки. Немного отдохнёшь, а ночью я приду опять, и мы отправимся к моему другу, который поможет тебя защитить.
Но Патрик не шелохнулся. В устремлённом на меня взгляде светилось такое преклонение, словно он смотрел на спустившееся с небес божество. Меня это одновременно смутило и разозлило, голос прозвучал строже, чем я хотела:
— Перестань, Патрик. Ты ведь знаешь, обычное оружие не может причинить мне вред.
— Ты рисковала собой, чтобы спасти меня…
Глумливый хохот почти заглушил его слова.
— Спасти тебя? Это, приятель, уже никто не сможет!
В мгновение ока я оказалась возле Патрика, заслонив его собой. Из-за деревьев в паре метров от нас выступила смутно знакомая фигура. Взъерошенные тёмные волосы, наглый взгляд, шрам над левой бровью. Я холодно усмехнулась:
- Чет.
Он ответил широкой поощряющей улыбкой, в руке тускло сверкнуло нелепое оружие, полукинжал-полукопьё, которое я уже однажды видела. Значит, вот что располосовало моё плечо. Всё стало на свои места. Оружие Чета спрыснуто демонической кровью — это она, смешавшись с моей, на время оживила сердце, сделав меня смертной. А запах моей крови привёл это отродье сюда…
- Мог бы дождаться рассвета и содрать с него кожу при свете дня, — Чет небрежно ткнул оружием в сторону Патрика. — Но не позволять же тебе ускользнуть, как в прошлый раз.
— Разумеется, нет.
Патрик вцепился в меня мёртвой хваткой.
— Ты ведь не собираешься… Пожалуйста, не надо!.. Он слишком сильный — я задыхаюсь в его присутствии… Он убьёт тебя!..
Чет расхохотался, взмахнул оружием и с издёвкой провёл пальцем по своёму плечу — в том месте, где на моём зияла рана. Я легко оттолкнула цеплявшегося за меня Патрика, он только беспомощно всхлипнул. Чет хищно оскалился, лицо исказилось, утратив схожесть с человечеким. Черты менялись, будто он примерял маску за маской и никак не мог найти подходящую. И я поняла, что имел в виду Патрик: он почувствовал демонов-разрушителей, обосновавшихся в теле Чета. Судя по всему, тот пренебрёг советом Колетт и впустил в себя целую тучу, став сильнее "обычных" полудемонов во много раз. Моё сердце колотилось с бешенной силой, словно радуясь возможности наконец-то выйти из летаргии, в которой пребывало до сих пор. Теперь лишь осталось вонзить в него клинок… Угрожающе зарычав, Чет сорвался с места. Я без труда уклонилась от удара и материализовалась в нескольких шагах от него. Чет зарычал яростнее, из глаз вырвались язычки пламени. Удары сыпались со всех сторон, но ни один даже не задел меня. Кто бы мог подумать, что тренировки с Юнг-Су сослужат мне службу ещё до битвы? На губах Чета выступила пена, он хрипло выкрикивал проклятия. Меня же беспокоило одно: "поглотив" стольких демонов, Чет утомится не скоро, схватка может продолжаться несколько часов. Которых у меня не было… Чтобы обезопасить Патрика хотя бы до следующей ночи, я должна прикончить Чета до того, как наступит рассвет. А он близился неумолимо…
— Надеешься убежать? — хрипел Чет. — В этот раз не выйдет! Ну же, попытайся убить меня!..
Следующее мгновение решило всё. Я уклонилась совсем немного, клинок глубоко вонзился в грудь чуть правее сердца. Два громких крика раздались одновременно: полный отчаяния вопль Патрика и победный клич Чета. Они заглушили хруст ломаемых костей. Из пробитой груди Чета брызнул фонтан крови, вытаращенные глаза уставились на сердце, всё ещё сокращавшееся в моей ладони…
— Убила! — презрительно бросила я.
Его рот беззвучно распахнулся, тело рухнуло к моим ногам. Швырнув сердце на землю, я выдернула из своей груди клинок и разрубила его пополам. Но настоящая битва только начиналась… Кровь Чета окрасила траву, брызги попали на моё лицо. Казалось, я чувствую её запах, она обволакивает меня, проникает под кожу… Ни разу за всё своё существование я не испытывала такой жажды! Она лишала разума… Наверное, Чет уже был больше демоном, чем человеком: убив его, защищаясь, я не переступила дозволенную черту. Но, выпив его кровь, я подпишу себе приговор. Чет перестанет быть угрозой, которую я была вынуждена уничтожить — он станет моей жертвой. Попав в мои вены, его кровь лишит меня способности прикасаться к освящённой земле… Но как устоять, когда она пропитала всё вокруг?.. Я обхватила себя руками, пытаясь побороть порыв, против которого была бессильна. Уже мёртвый, Чет одерживал надо мной победу… Я рухнула на колени, мир воронкой кружился вокруг. Ладони упёрлись в мокрую от крови траву… и до меня вдруг донёсся тихий, полный бесконечной нежности голос… Вроде бы он куда-то звал, в чём-то убеждал… Я поднесла окровавленные ладони ко рту. Одно движение — и я, наконец, узнаю вкус свежепролитой крови!.. Голос зазвучал настойчивее, и я постаралась уцепиться за него, позволить ему завладеть сознанием, отвлечь от убийственной жажды. Голос продолжал струиться, ласково, зовуще… Я чувствовала, как расслабляется тело, как спазмы отпускают горло, судорожно стиснутые ладони разжались, я уронила их на колени… По волосам пробежал утренний ветерок, и что-то тёплое, словно солнечный луч, скользнуло по моей щеке, очень мягко коснулось губ… и меня швырнуло прочь…
Я пришла в себя довольно быстро, растерянно огляделась и вздрогнула… С отвесной скалы, о подножие которой я шарахнулась всем телом, на меня таращились не меньше полусотни больших белых глаз. Потирая разбитый локоть, я поднялась на ноги. Скала была почти лишена растительности и сильно смахивала на терем. Снизу доверху в ней были выдолблены прямоугольные углубления, загороженные деревянными брусами, что делало их похожими на балконы. И с этих "балконов" за мной внимательно наблюдали десятки деревянных фигур, одетых в пёстрые одежды. Их руки были простёрты вперёд — вот-вот и они зааплодируют… В голове забрезжило смутное воспоминание. Когда была смертной, я читала что-то про погребальный обычай какого-то индонезийского племени. Живые изготавливают деревянные изображения умерших, наряжают их в одежды… Эти "куклы" в натуральную величину считаются хранителями копируемых ими мертвецов, похороненных здесь же в скале.[1] Ещё одна гробница — ворота в мой мир, которые остаются закрытыми, пока на мне часы Винсента. Значит, в Чете действительно не осталось ничего человеческого. Его убийство не осквернило святость зашитой в браслете часов земли. Я довольно ухмыльнулась, представив, как преподнесу эту новость Доминику. Он как-то пытался убедить меня не участвовать в битве именно под этим предлогом: уничтожение демонов может стоить мне способности прикасаться к святыням… И тут же подскочила: Доминик!.. Он давно меня ждёт… и, конечно, почувствовал, что пролилась моя кровь…
Доминик стоял посреди гостиной с прижатым к уху телефоном, когда я, лучисто улыбаясь, возникла перед ним. Мобильник полетел на пол и разлетелся на кусочки. Но я уловила обрывок фразы и узнала голос отца Энтони — кажется, он уверял, что ни я, ни Патрик не пострадали… Не произнеся ни слова, пока я очерчивала круг, Доминик с такой силой стиснул мои плечи, едва я выпустила из ладони часы, что я с трудом сдержала стон.
— Если ещё раз подвергнешь себя опасности из-за этого отродья, клянусь, я прикончу его сам!
— Мне ничего не грозило, честное слово…
Глаза Доминика метнули молнии. Дёрнув меня к зеркалу, он остановился за спиной:
— Это ты называешь "ничего не грозило"?
Я тихо ахнула. Разодранные локти, с ног до головы забрызганная кровью Чета… Но Доминика, конечно, волновал не мой внешний вид — то, что осталось от топа, нисколько не скрывало уже начавший затягиваться, но ещё очень неприглядный рубец на моей груди. И, конечно, Доминик слышал уже слабые, но ещё вполне различимые удары моего сердца…
— Всё это — кровь Чета, — ободряюще начала я. — И ранить себя я позволила нарочно, чтобы…
Но увидев выражение лица Доминика, сконфуженно замолчала.
— Я тебя предупредил. Ещё раз поставишь себя под удар из-за него — я сверну ему шею.
Состроив виноватую гримасу, я снова перевела взгляд на своё отражение и чуть не подпрыгнула от пришедшей мысли. В глазах Доминика, следившего за мной в зеркале, мелькнуло беспокойство.
— Что опять?..
— Корейский клан!.. Принц Юнг-Су говорил, им нужен последний довод, чтобы принять нужное решение. Я отправлюсь к ним прямо сейчас!.. Они ведь воинственны — по крайней мере когда-то были. Вид свежей крови должен им об этом напомнить!
Доминик даже не успел возразить — я бросилась ему на шею и пылко прижалась к губам.
— Это в последний раз, обещаю! Потом навещу Патрика и больше не расстанусь с тобой ни на миг до самой битвы!..
Пожалуй, сбежать подобным образом сейчас, когда Доминик только убедился, что я невредима, было жестоко. И я поклялась себе, что больше не заставлю его переживать — хотя бы до битвы.
[1] Этот похоронный обычай принят у тораджей — жителей региона Тораджаланд в Индонезии. Деревянные фигуры называют "тау-тау". Они устанавливаются перед входом в склеп на специально сооружённых "балконах". Мёртвых тораджи хоронят в скале, так как земля почитается ими как одно из верховных божеств и осквернять ее останками недопустимо.
[1] Лаграс — посёлок в регионе Лангедок-Руссильон, где расположено Аббатство Святой Марии в Лаграсе (фр. Abbaye Sainte-Marie de Lagrasse).
В отношении корейцев я не ошиблась: моё появление в окровавленной одежде произвело на них впечатление. По рядам присутствующих пронёсся ропот, когда я рухнула перед троном на оба колена и уткнулась лбом в сложенные на полу кисти рук. Этому самому почтительному из корейских поклонов — чоль — научила меня Ран-Чжу. Всё-таки Доминик прав: я действительно склонна к театральности… Ропот смолк, когда один из министров громко призвал всех к тишине. И тогда раздался суровый голос вана:
— Говори.
Поднявшись с колен, я поклонилась, не отрывая глаз от ковра.
— Прошу прощения за свой вид… Но новость, которую я должна сообщить — очень важная… Мы знаем, где демоны вырвутся в мир людей и где произойдёт битва…
— И, судя по всему, ты уже приняла в ней участие, — с издёвкой перебил меня начальник королевской охраны.
— Замолчи, Дак-Хо, — этот голос, раздавшийся откуда-то из-за спины, был мне незнаком.
Не удержавшись, я завертела головой. Первое, что увидела, было взволнованное лицо Юнг-Су. Его взгляд, единственный, не отрывался от меня. Остальные были устремлены в глубину зала, откуда неторопливо приближалась одетая в тёмные одежды фигура. Я с удивлением узнала тэвонгуна — великого принца. Присутствующие почтительно склонились перед ним, никто не произнёс ни слова.
— Я почувствовал, что нечто чужеродное проникло на нашу территорию, — он остановился рядом со мной. — Что это на тебе, чжагын асси[1]?
— Кровь полудемона.
— Полудемона? — жестом, каким тянутся к костру, тэвонгун приблизил ко мне ладонь. — От этой крови исходит сила, какой полудемоны не обладают.
— Он впустил в себя низших демонов и сам был уже больше демоном, чем…
— Был?
— Я вырвала ему сердце и разрубила его пополам его же оружием. Думаю, это должно было его убить.
Тэвонгун одобрительно кивнул и двинулся к трону.
— Смойте с неё эту грязь. Потом я хочу услышать то, что она собиралась сообщить.
Среди застывших, будто маски, лиц жён и наложниц я заметила светящееся радостью и нетерпением личико Ран-Чжу и, забыв поклониться царственным особам, помахала ей рукой. Но меня уже ждали старые знакомые: Синси и Сон-Хва. Кисэн привели в комнату, в которой я останавливалась в прошлый раз. Тут ничего не изменилось, словно я покинула её вчера. Гардероб по-прежнему ломился от нарядов, из которых я так и не успела надеть и половины… Девушки засуетились вокруг меня, весьма скупо отвечая на вопросы о том, что происходило на территории клана за время моего отсутствия.
— Ран-Чжу-ши будет позволено увидеться с тобой, — извиняюще пробормотала Синси. — Ты сможешь узнать всё от неё.
В зале с драконами царила глубокая тишина, когда я, теперь уже одетая по всем требованиям, снова склонилась перед троном. Для тэвонгуна было установлено роскошное кресло по правую руку от вана.
— Мы слушаем, — объявил он.
На мгновение я встретилась глазами с Юнг-Су, его губы дрогнули в едва заметной улыбке… Пока я говорила, брови моих слушателей хмурились всё больше, а лица становились всё сосредоточеннее. Как же разительно это отличалось от того, как они отнеслись к моим словам во время самого первого визита в компании Акеми…
— И где вы собираетесь их ждать? — спросил великий принц. — На полуострове?
— Нет. Заманить нас туда — их цель. Наша цель — не дать им добраться до полуострова. Мы будем ждать там, где они вырвутся в мир людей — в пустыне Наска. Они знают, что нам известно место, и, не исключено, что попытаются расставить ловушки. Но мы будем готовы и к этому — смертные союзники нейтрализуют их заклинания молитвами и святынями. К какой бы хитрости они ни прибегли, мы должны продержаться эту ночь. На рассвете ворота в наш мир закроются, автоматически захлопнув все открытые демонами двери… или обратятся в пыль, как и миры, которые они некогда разделяли…
Тэвонгун задумчиво изучал свои сложенные на животе ладони, потом рассеянно посмотрел на меня.
— Благодарю тебя за сведения. Совет решит, как к ним отнестись. Будь пока нашей гостьей.
Рядом со мной уже стояли Синси и Сон-Хва. Я неуверенно покосилась на Юнг-Су, тот слегка наклонил голову. Едва я переступила порог моих бывших покоев, навстречу мне выскочила невысокая фигурка и воздух зазвенел от радостно вопля:
— Ён-Ми! Ну наконец-то!
Чуть не с разбега Ран-Чжу бросилась мне на шею, и я, смеясь, обняла её. Ран-Чжу тут же повернулась к кисэн.
— Что вам надо? А ну-ка прочь!
— Зачем ты так с ними?
— Да ну их к дьяволу, надоели. Без тебя здесь было очень тоскливо, Ён-Ми. Особенно мне… и принцу. После твоего ухода он исчез на несколько ночей, не появлялся даже на общих трапезах. Мин-Хи была вне себя от ревности — все это заметили…
— И я очень рада тебя видеть, Ран-Чжу, — поторопилась я сменить тему. — Кстати, как тебе мой чоль?
Ран-Чжу довольно захихикала.
- Неплох, но всё же не идеален. Задержись ты на дольше — мы бы довели его до совершенства.
Время пролетело невероятно быстро. Кажется, мы с Ран-Чжу не успели обсудить и половины тем, когда створки двери раздвинулись, пропустив в комнату принца Юнг-Су. На личике Ран-Чжу отразилась досада, губы сжались.
— Ты ведь ещё зайдёшь попрощаться, Ён-ми?
— Конечно.
Ран-Чжу исчезла. Я с улыбкой повернулась к принцу, собираясь поклониться, как мы обычно делали перед началом тренировок, сложила руки в положении консу[2]… Но Юнг-Су уже стоял рядом и порывисто прижал меня к груди. Смутившись, я совсем некстати рассмеялась. Принц тотчас выпустил меня из объятий. Я неловко кашлянула и, внимательно изучая вышитые золотом узоры на его груди, призналась:
— О месте битвы мы узнали несколько ночей назад. Я бы сообщила об этом во время нашей следующей встречи на рисовом поле, но… после схватки с "палачом" подумала, что вид крови может стать для совета последним доводом, о котором ты говорил…
Ладонь Юнг-Су дёрнулась, будто он собирался коснуться моей щеки, но тут же снова исчезла в шёлковом рукаве.
— Ты правильно подумала, Ён-Ми. И во встречах на рисовом поле больше нет нужды. Совет сказал своё слово. Мы будем сражаться.
Я вскинула на него сияющие глаза.
— Это не всё. Ты должна будешь представить меня, моего брата Юнг-Хи и Дак-Хо остальным бессмертным — наиболее значимым из них.
— Предводителям… Я с ними не общаюсь. Но Доминик хорошо знаком со всеми и, конечно, сможет ораганизовать встречу.
При упоминании Доминика Юнг-Су помрачнел.
— Я спрошу его и сообщу тебе, — словно ничего не заметив, прощебетала я.
Губы принца скривились, изображая улыбку.
— Хорошо, Ён-Ми.
Повисло молчание, неловкое и тягостное для нас обоих. И тогда, повинуясь импульсу, я провела ладонью по иссиня-чёрным волосам, струившимся по шёлковым одеждам принца, осторожно коснулась его лица… Полузакрыв глаза, он прижал мою руку к своей щеке…
— То, что сегодня я здесь — большей частью твоя заслуга, Юнг-Су. Схватка была неравной, я даже не была вооружена… Если бы не тренировки с тобой, я бы не выстояла…
Принц медленно наклонился ко мне, губы замерли совсем близко от моих, как если бы он спрашивал позволения… И передо мной совершенно непрошенно возник образ Доминика, горящий тревогой взгляд желтоватых глаз… Стушевавшись окончательно, я легко поцеловала Юнг-Су в щёку и вихрем унеслась прочь…
[1] Чжагын асси — (корейск.) вежливое обращение к девушке.
[2] Консу — принятое в Корее положение кистей рук при поклоне. Левая кисть накрывает правую, а большие пальцы "обнимают" друг друга так, что правый касается внешней стороны левой ладони. Остальные пальцы правой руки прямые и плотно прижаты друг к другу. Кисти поданы вперёд и расположены перед животом на уровне пупка.