Вампиры: Когда ночь сменяет ночь

Часть вторая: Signa autem temporum [1] Глава 8

Замерев словно статуя, я смотрела на бушующие волны Уотсонс Бэй. Вдали виднелись огни Сиднея и Харбор-Бридж, хорошо различимый благодаря подсветке. Скачок, скала самоубийц — вот уж не думала, что вернусь сюда так скоро… И не просто "вернусь". В это обиталище погубленных душ я приходила уже в третий раз в надежде снова встретить странного призрака — "вестника", как назвал его отец Фредерик. Продолжая рассеянно таращиться вниз, я присела на плоский камень. На вершину Скачка меня привела цепь довольно необычных обстоятельств, и пока я не могла разобраться в них до конца…

Эдред буквально светился от самодовольства, когда я возникла на пороге его дома, но, услышав, куда собираюсь отправиться, поморщился:

— В нашем мире столько достойных внимания мест, тебе же понадобилось тащиться в какую-то дыру.

— Я и не говорила, что наши вылазки будут походить на пикники. Собственно, как туда попасть, я знаю. Но ты хотел сопровождать меня, поэтому…

— …ты решила сделать мне одолжение.

Я вскинула на него глаза.

— Нет, выполнить свою часть соглашения. Но, если ты передумал, я не… — и тут же отдёрнула голову, когда губы Эдреда стремительно приблизились к моим.

— Я пошутил, — довольно ухмыльнулся он. — Какая ты легковерная.

Подавив раздражение, я кивнула на его окровавленные лицо и руки:

— По-моему, я помешала. Может, вернуться позже?

— Нет, я только переоденусь. Девчонка оказалась не особенно крепкой и уже, наверное, всё равно умерла.

Я не стала скрывать отвращение.

— В следующий раз избавь меня от подробностей.

Приготовления заняли несколько секунд, за ними наступил момент, о котором я думала с оправданным содроганием. Эдред, конечно, не собирался просто поддерживать меня за локоть, чтобы указать путь в нужное измерение. Его руки цепко обвились вокруг меня, едва я выпустила из пальцев ремешок часов, губы за краткие мгновения перемещения успели проделать путь от моего подбородка к шее. Я с силой оттолкнула его, как только почувствовала под ногами опору. Место, где мы оказались, внушало трепет… Гигантские теряющиеся в пустоте скалы из мрака, нагромождения камней, похожие на могильники, земля, усыпанная осколками, напоминавшими вулканическое стекло… Тени бесшумно спускались со скал, оплетали всё вокруг мглой, словно густой сеткой…

— Лишь живые могут покинуть это место, но те, кто сюда попадают, уже мертвы, — послышался хрипловатый голос Эдреда. — Но не бойся, нас это не касается. И постарайся не наступать на эти камни.

Он махнул рукой в сторону похожих на обсидиан осколков.

— Почему? — с любопытством спросила я.

Эдред пнул ближайший к нему осколок, и я едва сдержала крик, когда на моих глазах он превратился в какую-то тварь, похожую на змею с хвостом скорпиона. Эдред, не дрогнув ни мускулом, поддел её ногой и отшвырнул куда-то в темноту.

— Дьявол… — вырвалось у меня.

Эдред небрежно пояснил:

— Укус не смертелен — по крайней мере для нас, но очень болезнен. К тому же яд оставляет неприглядные чёрно-коричневые пятна. Зачем они на твоей красивой коже?

Я рассеянно кивнула. Хотя Эдред утверждал, что таких понятий, как "начало" и "конец" здесь не существует, казалось, мы пробираемся в самые дебри зловещего измерения. Всюду царил мрак, время от времени на нас накидывались громко голосившие тени, почему-то метившие в лицо или в грудь.

— Каждый раз одно и то же, — ворчал Эдред, отметая их в сторону. — Пытаются овладеть чужим телом, чтобы отсюда выбраться.

— А это возможно?

— В случае с нашими телами — нет.

Моё внимание привлекли деревья, как будто опутанные паутиной до самой верхушки. В глубине полупрозрачных клубков виднелись бесформенные очертания каких-то существ, замерших в неестественных позах, чёрные зияющие рты были широко открыты в немом крике… Эдред мягко обнял меня со спины.

— На твоём месте я бы не стал этого делать.

— Чего? — дёрнув плечами, я высвободилась из его рук.

— Будить их.

— И что произойдёт, если я всё же это сделаю?

— Сделай и увидишь. Но я бы не стал.

Секунда раздумий — но любопытство взяло верх. В конце концов, я ведь бессмертна, так чего бояться? И я притронулась к паутине… От раздавшегося визга у меня заложило уши. Паутина разлетелась на нити, из коконов начали вырываться омерзительные существа. Их было так много, что у меня зарябило в глазах. Слегка ошарашенная, я не сразу обратила внимание на короткие жалящие уколы и, лишь увидев ссадины, слошь покрывшие руки, поняла, что это были следы их зубов или когтей.

— Я тебя предупреждал… — прошипел на ухо Эдред.

Видимо, собираясь перенестись прочь отсюда, он обхватил меня за талию, но за мгновение до того, как меня оторвало от земли, что-то острое впилось в плечи и закружилось в вихре вместе с нами… Даже не глянув, где очутилась, я одним движением стряхнула с себя и Эдреда, и вцепившуюся в плечи тварь. Она с визгом шарахнулась о землю. Эдред укоризненно качнул головой:

— Теперь довольна, Пандора?

Я не ответила, не сводя взгляда с валявшегося в пыли существа. Что-то в нём показалось мне смутно знакомым. Вот существо поднялось, расправило бесформенные крылья, и я слабо ахнула. Резкие черты высохшего как кора дерева лица, скелетообразные руки с длинными когтями, отвратительная зеленовато-коричневая кожа… Но это была она — старая ведьма из моих детских воспоминаний. Когда я была ребёнком, она предупреждала о якобы висевшем надо мной роке и потом, уже незадолго до обращения, явилась мне снова в образе жуткого призрака…

— Не может быть… — потрясённо пробормотала я.

— Узнала, узнала… — просипела она в ответ.

Узкий, как щель, рот раздвинулся, выпустив длинный раздвоенный язык:

— Ты меня погубила!

— Ты знаешь эту тварь? — удивился Эдред.

Ведьма издала пронзительный визг.

— Если бы мне удалось спасти хотя бы одну душу! Невинное дитя, обладающее всеми задатками, чтобы обратиться в демона! Разве я тебя не предупреждала? Разве не говорила, как важно сделать правильный выбор? Так почему ты согласилась на проклятие? Почему погубила и свою, и мою душу? Ведь я была бы прощена! Он обещал мне, таким был уговор… Но ты… ты сделала меня такой, обрекла на муки!.. Смотри же, смотри, что ты со мной сделала!..

Кожистые крылья взметнулись, костлявые руки устремились ко мне. Я легко увернулась.

— Каждый сам в ответе за свою душу. Тебе следовало раньше задуматься о своей. Моей я распорядилась так, как считала нужным.

Издав протяжный вой, ведьма снова попытылась напасть на меня, но Эдред оказался проворнее. Одно движение — и его пальцы сомкнулись на её горле.

— Проклятая карга…

Беспорядочно хлопая крыльями, ведьма забилась в его руках, горевшие лютой ненавистью глаза уже не замечали ничего, кроме меня.

— Тебе захотелось вечной жизни, вечной молодости! Но скоро, очень скоро этому придёт конец! И тебе и всему твоему племени! Все вы обречены!.. Они исправят ошибку, которую совершили создав вас, отродье нежити!..

Презрительно скривившись, Эдред чуть сильнее сжал пальцы и, прежде чем я успела помешать, оторвал отвратительную голову. Она покатилась прочь, словно гнилой кочан капусты, вращая глазами и продолжая хрипеть:

— Вы обречены, вы обречены, вы обречены!..

Даже не моргнув, Эдред разорвал уродливое тело со всё ещё трепещущими крыльями — я едва увернулась от брызг, и зашвырнул части куда-то в темноту.

— На время это заставит её замолчать.

— Зачем?.. — я покосилась в направлении, куда укатилась голова. — Она ведь могла ещё что-то сказать.

— И ты поверила этому бреду? Кстати, не надоело ещё торчать в этой дыре? Я знаю и более приятные места.

Рассеянно глянув на протянутую ко мне руку, я бросилась вслед за головой старухи. Она откатилась не так уж и далеко — зацепилась за торчавшие из земли корни уродливого дерева. Налившиеся кровью глаза тут же с яростью уставились на меня.

— Ты говорила о демонах? — борясь с отвращением, я присела на землю перед ней. — Это они собираются нас уничтожить?

Ведьма таращилась на меня ненавидящим взглядом.

— Почему именно сейчас?

Её рот оскалился, по подбородку потекла желтоватая жидкость.

— Почему ты решила, что я стану помогать тебе — той, которая меня погубила? Всем вам наступит конец, всем!.. И очень скоро — помяни мои слова!

Я выпрямилась и с силой пнула ногой продолжавшую сыпать проклятиями голову. Она с воем унеслась куда-то в темноту. Эдред, уже стоявший рядом, рассмеялся:

— Отличный бросок! Теперь ей будет ещё труднее срастись с телом.

— В самом деле пора отсюда убраться, — поёжилась я и, не дожидаясь, пока Эдред снова в меня вцепится, закружилась в вихре.

Слова старухи, крепко засевшие у меня в голове, на Эдреда не произвели никакого впечатления:

— Мало ли что болтает выжившая из ума тварь. С какой стати демонам уничтожать нас? Не мы их враги, наши интересы никогда ни в чём не пересекались.

У Доминика и Винсента я тоже не нашла поддержки. Оба придерживались приблизительно того же мнения, что и Эдред: особой дружбы между нами и ими не было никогда, но и особой вражды — тоже. Уничтожить нас не так просто, причин для этого нет, поэтому — с чего бы демонам прилагать такие усилия непонятно ради чего? Доводы, что появление самых разношёрстных обитателей "преисподней" в мире людей, например в Куско, стало в последнее время подозрительно частым и многочисленным, тоже не нашли никакого отклика. Доминика гораздо сильнее волновало, что я, не сказав ему ни слова, в одиночестве бродила по неприветливым пустотам проклятого измерения — о том, что я бродила по ним не в одиночестве, он, конечно, не знал. А Винсент даже не пытался скрыть злорадство, услышав о моём своеволии. В результате моим единственным "союзником" оказался отец Фредерик. Он, как всегда с готовностью, выискивал информацию о демонах всех размеров и мастей, начиная с японских они и индуистских асуров и заканчивая целой иерархией демонов в Христианстве. Именно читая о последних, я наткнулась на смутно знакомую фразу и бездумно прочитала её вслух:

— "Тогда отдало море мёртвых, бывших в нём…"

— "…и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим", — казалось, отец Федерик произнёс эти слова автоматически.

Я с удивлением посмотрела на него.

— Вы знаете, откуда это, отец?

— А вы разве нет? Это из Откровения Иоанна Богослова.

— Откровения? Части Библии, посвящённой…

— Апокалипису.

— Апо… — я запнулась. — Не может быть…

Беспорядочные обрывки воспоминаний и догадок замелькали в голове, как фрагменты мозаики. Отец Фредерик наблюдал за мной со смесью беспокойства и любопытства, но молчал, видимо, не желая нарушать поток моих мыслей. Однако они уже обрели форму и вылились в единственный полувопрос:

— Значит, призрак пытался предупредить…

— Призрак?

Не в силах оставаться на месте, я поднялась с кресла и начала мерить шагами проход между диваном и столом, за которым расположился отец Фредерик. "Тогда отдало море мёртвых, бывших в нём" — именно эту фразу произнёс призрак на "скале самоубийц" неподалёку от Сиднея. И он ведь тоже говорил о демонах, и что они становятся сильнее… Так неужели то, что пытался сказать призрак и предрекала старая ведьма — две части одного целого?

— Что именно должно предшествовать апокалипсису? — я повернулась к отцу Фредерику.

— Много чего, — преподобный отец был явно заинтригован, но старался сохранить невозмутимость. — Падение звёзд, воскрешение мёртвых… Разрушение семи печатей, которыми закрыта Книга Жизни…

— Книга Жизни?

— В этой Книге перечислены все человеческие деяния, но прочитать её можно только когда придёт время Страшного Суда, предварительно сломав все печати…

— …и тем самым вызвав этот самый Страшный Суд, — заключила я. — Ну а появление четырёх всадников? Оно ведь тоже относиться к апокалипсису?

— Четыре всадника — первые четыре сорванные печати, — подтвердил отец Фредерик. — Они олицетворяют голод, болезни, войну и смерть. Хотя есть и другие трактовки их символического смысла.

— И в завершение всего Армагеддон.

— Последняя битва добра со злом, — кивнул отец Фредерик.

— Совсем как в ацтекских мифах перед появлением человека… Но если демонические силы заперты в своём измерении, как они могут участвовать в битве, принести апокалипсис, уничтожить нас, наконец?

Отец Фредерик удручённо вздохнул.

— К сожалению, у меня нет ответов на эти вопросы. По крайней мере, сейчас…

И пока отец Фредерик в поисках ответов ворошил древние рукописи, я с той же целью начала охоту на таинственного призрака. То, что он никак не появлялся, беспокоило меня всё больше. Может, та ночь была вообще единственной, когда он вырвался в мир людей?

…Упавшие на кожу холодные капли оторвали от раздумий.

— Начинается дождь, — послышался рядом хорошо знакомый голос. — Но небо безоблачное, думаю, он скоро пройдёт.

Я мгновенно вскочила на ноги.

— Винс… Как… Как ты здесь оказался?

Винсент улыбнулся и как ни в чём не бывало присел на камень, с которого я только что вспорхнула. Меня вдруг поразила ужасная мысль…

— Где Доминик?.. С ним что-то…

— Если бы, — зло усмехнулся Винсент. — Нет, носится как одержимый по трущобам нашего мира. Честное слово, по-моему, он не в себе.

— Всего лишь хочет, чтобы это закончилось как можно быстрее, — холодно возразила я.

— Как ты его защищаешь… Но я пришёл не для того, чтобы ссориться, правда.

Я молчала, Винсент болезненно скривил губы.

— Забудь о нём хотя бы ненадолго. Мы ведь можем поговорить о чём-нибудь другом.

— Не хочу будить ни лишних подозрений в нём, ни ложных надежд в тебе, — качнула я головой.

Ещё одна болезненная ухмылка.

— Обещаю, что исчезну, когда его передвижения поменяют направление, — синие глаза испытующе впились в моё лицо. — Неужели моё общество настолько тебя тяготит?

Мне следовало сказать правду, но на это не хватило твёрдости. Я просто присела с ним рядом, уставившись на бушующие внизу волны.

— Как ты всё-таки узнал, что я здесь?

— От этого священника, твоего наставника.

Я ошарашенно повернулась к нему.

— Ладно, ладно, — виновато протянул Винсент. — Я проследил за ним в одну из ночей, когда ты была с Домиником. В эти ночи Доминик не почувствовал бы моего присутствия, даже если бы я стоял рядом… — но, перехватив мой взгляд, уже другим тоном добавил:

— В общем, теперь я знаю, где живёт твой учёный друг.

— Этого не знаю даже я.

Винсент лучисто улыбнулся:

— Могу сказать.

Я попыталась представить реакцию отца Фредерика. Понаслышке он знал о Винсенте, но знать и столкнуться лицом к лицу — совсем не одно и то же.

— Он очень спокойно отнёсся к моему визиту, — внимательно следивший за мной Винсент как будто прочитал мои мысли. — И я был воплощением вежливости. Так что не волнуйся — мы расстались друзьями. Ну вот, на твой вопрос я ответил. Теперь расскажешь, что делаешь здесь ты?

Я не сдержала улыбки, понимая насколько абсурдно прозвучит мой ответ:

— Жду появления призрака.

Теперь наступил черёд Винсента смотреть на меня округлившимися глазами. Я даже рассмеялась:

— Это не шутка. Странно, что отец Фредерик ничего не сказал.

— Я не спрашивал. Надеялся узнать от тебя.

— Здесь скитается дух, который, надеюсь, поможет кое-что прояснить.

— Опять эта история с демонами? — поморщился Винсент.

— В какой-то мере. Надеюсь, что призрак подтвердит или опровергнет одно предположение. У меня есть все основания полагать, что мы стоим на пороге апокалипсиса.

Наверное, если бы я попыталась столкнуть Винсента с обрыва, это бы не произвело на него такого впечатления, как моё заявление. Он ошеломлённо уставился на меня, потом рассмеялся и махнул рукой, но, увидев моё серьёзное лицо, с удивлением пробормотал:

— Ты в самом деле в это веришь?..

— "Веришь" — не совсем правильное слово. Слишком много совпадений для того, чтобы считать их совпадениями. А этот призрак скорее всего — "вестник". Преподобный отец нашёл упоминания о них в ранних христианских текстах. Как все духи, они появляются в мире людей в определённое время, чтобы донести ту или иную весть… — и тут же замолчала на полуслове от пришедшей мысли…

Винсент скосил на меня недоумевающий взгляд, но я уже подскочила с камня. Словно сквозь туманное облако, тускло светила луна…

— В определённое время, — вполголоса повторила я. — Как я сразу не догадалась… В ту ночь было новолуние, и призрак говорил, что покинет этот мир, когда взойдёт луна. В мире людей он появляется только в безлунные ночи.

Винсент тоже поднялся на ноги.

— То есть сегодня ждать его бесполезно.

— Завтра и послезавтра — тоже, — досадливо кивнула я.

Винсент изобразил сожаление, но, судя по блеску, появившемуся в его глазах, искренности в этом было мало.

— Что ж, ничего не поделаешь. Но это значит, что у тебя появилось время, верно? Мы могли бы…

— Винс… Пожалуйста, не надо. Мне очень нелегко тебе отказывать…

— Так и не отказывай. Мы ведь в Сиднее, а я здесь "живу", помнишь? Я знаю этот город и пару мест…

— Винсент, — уже твёрже одёрнула его я, но он не слушал:

— Всего на полчаса. Обещаю, что скажу, когда он вернётся в этот мир.

— И чем ты, интересно, успеешь заняться за эти полчаса? — не сдержавшись, улыбнулась я.

Ответная улыбка Винсента была обезоруживающей.

— Не знаю. И, честно говоря, мне всё равно.

Мы немного прогулялись по улицам, а когда дождь усилился, зашли в какой-то бар послушать живую музыку. Общаться с Винсентом было по-прежнему легко. Я рассказала о времени, которое провела в обществе Арента, Винсент, старательно избегая упоминаний о Доминике, — о своих первых месяцах бессмертия.

— Можно сказать, ты первернула мой мир, — смеясь, поделился он. — До встречи с тобой я не верил даже в жизнь после смерти, а сейчас — посмотри, "живое" её воплощение.

Я натянуто улыбнулась. Винсент погладил воздух возле моего плеча.

— Мне нравится эта жизнь. И хочу, чтобы ты знала: как бы всё ни обернулось, я ни о чём не жалею.

Не желая рисковать понапрасну, я поспешила распрощаться с Винсентом до того, как Доминик вернулся в мир людей, и из Сиднея отправилась прямиком в один из его домов. В последнее время Доминик в самом деле выказывал признаки лёгкой одержимости в попытках найти первых бессмертных, поэтому я не беспокоила его своими теориями относительно апокалипсиса. С Винсента я тоже потребовала торжественного обещания, что он будет молчать и о Скачке, и о призраке и о том, что вообще видел меня в ту ночь. Дожидаясь Доминика, я немного помучилась уколами совести из-за того, что, зная о его патологической ревности к Винсенту, всё же позволила последнему уговорить себя на прогулку. Но, едва увидела Доминика, и Винсент, и призрак, и угроза апокалипсиса перестали меня волновать. Доминик, дрожа от нетерпения, привлёк меня к себе и, зарывшись лицом в мои ещё влажные волосы, тихо спросил:

— Попала под дождь?..

Вопрос показался мне странным, я настороженно заглянула в светящиеся желтоватые глаза — ничего, кроме бесконечного обожания. Я погладила его по щеке.

— Любимый…

И всё же поведение Доминика было не таким, как обычно. Лихорадочные поцелуи, судорожные объятия — будто он боялся, что я могу раствориться в воздухе в любую секунду. Подозрение, что он каким-то образом узнал о моей встрече с Винсентом, я отмела. Винсент никогда бы не опустился до такой низости. Но искушать судьбу во второй раз не хотелось. Винсент прекрасно осведомлён о моих планах на ночь следующего новолуния и наверняка не упустит возможности составить мне компанию. И единственное, что могло бы помешать этой встрече выглядеть как тайное свидание, было присутствие Доминика. В ответ на предложение прогуляться к зловещему Скачку Доминик лишь мягко прижался к моим губам:

— Хорошо, моя любовь.

Звёзды светили ярко, как если бы свет невидимой луны распределился между ними, но ночь всё равно была тёмной. Доминик остановился за моей спиной и тихо спросил:

— Почему ты хотела, чтобы я тебя сопровождал? Из-за него?

Я обернулась. Глаза Доминика испытующе впились в мои, и я смогла только выдавить:

— Как ты узнал?..

Доминик грустно улыбнулся.

— Твои волосы. Они были влажными, как и у него. Я увиделся с ним на пару минут перед тем, как вернулся к тебе — хотел узнать, нашёл ли он рукопись, о которой я просил. Он отдал мне рукопись и в ответ на насмешку, что её пришлось доставать со дня моря, заявил, что попал под дождь…

Мне едва удалось подавить нервный смешок, но пристальный взгляд Доминика я выдержала твёрдо.

— Наша встреча была случайностью. Но в этот раз Винсент знает, что я опять буду на этом утёсе. И я хотела избежать второй случайности, которая бы случайностью не была.

Доминик снова улыбнулся, теперь уже с нежностью.

— Мог бы догадаться, что в этот раз без тебя не обойдётся!

При звуке этого голоса лицо Доминика приняло свирепое выражение, в глазах полыхнуло бешенство. В мгновение ока он оказался перед возникшим из темноты Винсентом, а я молнией метнулась между ними. Не знаю, насколько моё вмешательство удержало бы их от того, чтобы вцепиться друг в друга, но в этот момент совсем рядом послышалось знакомое:

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Напряжение, исходившее от Доминика и Винсента, заметно спало, они с любопытством уставились на тень, стоявшую в нескольких шагах от нас. Если бы это был не призрак, а существо из плоти и крови, клянусь — я бы бросилась ему на шею.

— Возможно, вы не помните меня, — я подошла к старику ближе. — В прошлый раз вы сказали одну фразу…

— В прошлый раз?

Призрак безмятежно смотрел на меня пустыми глазами, во взгляде не было и тени узнавания, в голосе звучало удивление:

— Что делаете здесь вы… и они? — его голова повернулась в сторону Доминика и Винсента, те переглянулись.

Меня охватило разочарование. Что, если это не вестник, а просто несчастная душа, по какой-то причине отвергнутая другим миром? Не говоря ни слова, я подскочила к самому краю обрыва, как будто собиралась ринуться в разверзшуюся под ногами бездну. Из бестелесного горла призрака вырвался крик.

— Они ждут там, внизу, верно? — я махнула рукой на бившиеся о скалу волны. — И они становятся сильнее. И мёртвые возвращаются, откуда возврата нет. "Тогда отдало море мёртвых, бывших в нём", помните? Теперь я знаю, откуда это. Откровение Иоанна Богослова — пророчество о конце света. Для этого вы здесь? Чтобы предупредить?

Доминик и Винсент подошли ближе, с интересом переводя глаза с призрака на меня. На лице старика отразилась печаль.

— Вы тоже знаете… — прошептал он. — Равновесие, поддерживаемое столько тысячелетий, готово рухнуть. И виноваты в этом мы — те, ради кого оно было установлено. Мы разрушаем созданный для нас мир, одну за другой разбиваем печати, которые сдерживают силу, готовую нас уничтожить.

— Печати? — вопрос исходил от Винсента.

— Печати Книги Жизни? — переспросила я.

Призрак покачал головой.

— Только рука Всемогущего может открыть Великую Книгу людских деяний. Но печати, сдерживающие зло, разрушаются самими людьми. Семь труб ангельских должны протрубить о начале конца. И водоёмы земные наполнятся ядом, и третья часть тварей морских погибнет, и треть растительности погибнет, и войны унесут жизни трети человечества… Но все эти бедствия уже происходят до трубного гласа — руками людей. Зловещие всадники носятся по земле прежде назначенного им срока. Печати разрушаются, оковы, созданные для того, чтобы сдержать полчища, разрушаются. Ещё немного — и некому будет дожидаться ангельских труб…

Мы окружили старика с трёх сторон. Три лица с тремя разными выражениями: недовериe на лице Доминика, удивление на лице Винсента, мрачная уверенность — на моём.

— Почему те, кто наложили эти оковы, не могут наложить новые?

Наверное, мой вопрос был ребяческим, старик с недоумением воззрился на меня, как если бы я спросила, какого цвета трава весной.

— Всё в мире подчинено равновесию, а равновесие зиждится на перемирии. Кто бы и по какой бы причине ни нарушил перемирие, тем самым он нарушит и равновесие, а без него рухнет установленный порядок.

— Наложение новых оков равно объявлению войны, — как бы про себя проговорил Доминик.

Я рассеянно глянула на него и снова обратилась к призраку:

— Люди погибнут, если мир их перестанет существовать. Но нас демоны хотят уничтожить. Вы знаете почему?

— Над вами не простёрта рука Всевышнего. Я ничего не знаю о вашей участи…

Рот старика вдруг приоткрылся, взгляд устремился куда-то вдаль. Как по команде мы повернули головы в том же направлении… На тёмном небосводе прямо над линией горизонта проступил диск луны. Огромный и яркий — в мире людей я ещё не видела ничего подобного. Только призрачные светила нашего мира могли с ним сравниться.

— Как прекрасно светит сегодня луна, — восторженно прошептал призрак.

Через мгновение луна исчезла, и мы растерянно смотрели в пустоту — призрак исчез вместе с ней…

— Он донёс свою весть и теперь свободен, — пробормотала я. — Не знаю, как вам, а для меня доказательств достаточно. Этот мир катится ко всем чертям, и мы вместе с ним.

— Понятие апокалипсиса существует для смертных, — возразил Доминик. — Конец мира, созданного для них. Мы не принадлежим этому миру. Ты ведь слышала, что он говорил о руке, над нами не простёртой.

— Не принадлежим, но связаны с ним, почти как люди.

— Я не понимаю одного, — вмешался Винсент. — Если обновление печатей — всё равно что объявление войны, почему их разрушение таковым не считается?

— Потому что печати разрушают не демоны, а смертные, — раздражённо пояснил Доминик. — Смертные же — не участники договора, а скорее одно из его условий. По крайней мере, если верить этому призраку.

— Старые боги были низвержены под землю или обращены в камень, и лишь благодаря этому человечество уцелело, — вспомнила я строки из "Пополь-Вух". — Этот мир был действительно создан для людей, и высшие силы сделали всё для того, чтобы существование смертных в нём было безопасным.

— Хорошо, но, если демоны вырвутся из своего мира, миру людей наступит конец, — снова подал голос Винсент. — Разве это — не нарушение перемирия?

— Нарушение, — бросил Доминик. — Но тогда это уже не будет иметь значения. Высшие силы, как вы их называете, не могут воспрепятствовать освобождению демонов из заточения, до того, как это непосредственно произойдёт. Иначе они собственными руками разрушат мир, который призваны охранять…

— …и который будет разрушен всё равно, когда демоны освободятся, — зловеще закончила я. — Замкнутый круг, ловушка…

— Я первый соглашусь с этим, как только станет ясно, какое отношение это имеет к нам, — заявил Доминик. — А до того не стоит терять голову. Если демоны собираются нас уничтожить, для этого должна быть причина. Которой я пока не вижу.

— Может, они думают, мы будем защищать смертных? — предположил Винсент.

— Почему бы и нет?

Две пары глаз с удивлением уставились на меня.

— Враг моего врага — мой друг, — пояснила я. — Если они хотят нас уничтожить, мы будем оборонятся. А люди помогут нам, потому что это и в их интересах.

Доминик и Винсент прыснули со смеху, правда, тут же постарались вернуть серьёзное выражение лица.

— Нам нужна более точная информация и доказательства, если таковые существуют, — подвёл итог Доминик. — Я слышал призрака собственными ушами, и всё равно равно не могу поверить в это безумие. Никого из бессмертных не убедят слова.

— Я найду доказательства, — заверила я.

Винсент согласно кивнул:

— И я начну их искать.

Доминик устремил на меня жгучий взгляд, и я, махнув на прощание Винсенту, закружилась в вихре. Доминик появился следом и, едва я сняла часы, судорожно прижал меня к себе, словно мир вокруг уже начал разваливаться на куски.

— Если всё это правда…

Практически лишённая возможности шевелиться, я постаралась заглянуть ему в глаза.

— Мне показалось, ты не очень-то поверил.

— Да, но если хотя бы представить… Ты ведь совсем ещё юная, твоё существование только начинается. И теперь, когда я нашёл тебя, когда ты только стала моей…

Я ласково погладила его по щеке.

— Именно поэтому я и не собираюсь сдаваться без борьбы и позволить каким-то тварям, запертым на задворках нашего мира, так просто положить всему конец.

Но на словах всё всегда проще, чем на деле. Я понятия не имела, с чего начать. Доминик совершал мучительное паломничество от презрительного неверия к болезненной уверенности, что угроза реальна, и пока смог одолеть лишь половину пути. Винсент болтался приблизительно в тех же широтах. Но оба единодушно верили, что первые бессмертные разрешат все сомнения, и, теперь уже с одинаковой одержимостью, продолжали поиски. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться к отцу Фредерику. Мой рассказ его очень взволновал — в отличие от очевидцев откровений призрака, в реальность нависшей угрозы он поверил сразу.

— Знамения — вот, что нужно в качестве доказательств! — убеждённо говорил он. — Каждому бедствию предшествуют знамения, а тем более бедствию такого масштаба… Этот вестник был не единственным. Божественные силы знают, что происходит, они не будут просто смотреть на это, ничего не предпринимая…

— Они не могут ничего предпринять без опасности, что мир, созданный их стараниями, рухнет.

— Всё равно, — упрямо возразил отец Фредерик. — Должно быть что-то, какой-то выход. Я свяжусь с Энтони, Полом, другими друзьями…

— Вы уверены, что они отнесутся к этой новости, как вы? Даже мои друзья, видевшие вестника собственными глазами, не сказать, чтобы поверили в истинность принесённой им вести.

— Ради возможности предотвратить конец света, я готов пойти на риск прослыть сумасшедшим, — усмехнулся отец Фредерик.

В ту же ночь я отправилась к Эдреду, но на него мои слова произвели такое же впечатление, как и угрозы проклятой ведьмы.

— Не смертные наложили эти печати, и не смертным их разрушать, — пожал он плечами. — Возможно, границы каким-то образом и ослабли — в последнее время это отродье в самом деле появляется в мире людей чаще, чем когда-либо. Но те, кто посадили их под замок, знали, что делали. Ключ подобрать не так просто, и смертным это уж точно не под силу. Они могут разнести на волокна и себя и свой мир, но клетке, созданной вокруг демонов, от этого будет не больше урона, чем каменной стене от иголки.

— Почему тогда был послан этот вестник? — не унималась я. — Кроме него наверняка есть и другие знамения надвигающегося конца…

— Этих знамений было полно во все времена. Посмотри на смертных — будучи их покровителем, я бы тоже пришёл в отчаяние.

— Хорошо, оставим смертных в покое. Но опасность, судя по всему, грозит и нам.

— Судя по чему? — умилительно улыбаясь, Эдред подошёл ближе. — Ты ведь знаешь, стоит тебе взмахнуть ресницами — и я поверю во что угодно. Но у других бессмертных бессвязные проклятия безумной путающейся в паутине твари могут вызвать разве что смех.

И он оказался прав. Именно так отреагировал Лодовико, не успела я рассказать и половины:

— Madonna mia! Уничтожить нас? Для чего демонам такая морока? И вся это чепуха с апокалипсисом!..

— Позволь ей закончить, дорогой, — вступилась Акеми.

— Я не против, — Лодовико состроил любопытную гримасу. — Мне тоже интересно, до чего ещё она додумалась.

— Много до чего, — ледяным тоном отчеканила я. — Но мне жалко слов на объяснения, которые всё равно воспринимаются как шутка, — и яростно унеслась прочь.

Однако, как бы меня это ни злило, недоверие к моим словам было понятно. Подобные мне веками существовали в мире, на который я всё ещё смотрела глазами, полными благоговения. И никто в этом мире не решался бросить им вызов. Так почему теперь? И, главное: с какой целью? Последний вопрос мучил и меня. Без ответа на него в логической цепочке, которую я старательно выстраивала шаг за шагом, отсутствовало связующее звено. А без него цепочка просто распадалась…

В ночь, когда мы договорились встретиться с отцом Фредериком меня ожидал сюрприз. Едва я появилась в библиотеке, навстречу мне поднялись трое мужчин. В одном из них я с удивлением узнала отца Энтони. Отец Фредерик выглянул из-за ближайшего стелажа.

— Простите, дочь моя, я не успел вас предупредить.

Отец Энтони торопливо подошёл ко мне.

— Рад видеть вас, дитя. Хотя и сожалею, что поводом к этому послужило… то, что послужило.

Я с улыбкой обняла его. Отец Фредерик и оба незнакомца уже стояли рядом.

— Профессор Пол Вэнс, о нём вы уже слышали, это он прислал информацию о месоамериканских культурах. И его ассистент Питер О’Лири, — представил их отец Фредерик.

Я поочерёдно пожала руки пожилому профессору богатырского телосложения и молодому человеку лет двадцати пяти, который слегка покраснел, коснувшись моей ладони. Когда с формальностями было покончено, преподобные отцы отвели меня вглубь библиотеки.

— Они не знают о вас, — прошептал отец Фредерик. — Мы с Энтони подумали, что пока так будет лучше. Для них вы — медиум с сильно развитыми экстрасенсорными способностями. Открыть ли правду позже, решите вы.

Профессор и его ассистент прилетели из Бостона утром, планируя пробыть в Льеже неделю. Отец Энтони прибыл днём раньше, но из-за неотложных дел, требующих его присутствия, мог остаться в Льеже всего на пару дней. С ним отец Фредерик успел обсудить всё в деталях. Профессор Вэнс и его помощник тоже были введены в курс дела и сейчас копались в древних текстах в поисках параллелей между различными описаниями конца света.

— То есть они нам верят? — уточнила я.

— Я ведь говорил о знамениях и вестниках, — напомнил отец Фредерик. — Полу довелось повстречаться с одним из них несколько лет назад во время раскопок в Перу.

— Он может общаться с духами?

Отец Фредерик с улыбкой покачал головой.

— Эта способность остаётся исключительно за вами. "Вестник", которого знал Пол, был человеком из плоти и крови. Это был старик-кечуа, живший в деревне неподалёку от древнего Куско. Кечуа — прямые потомки инков и хранители их древних тайн. В их преданиях упоминаются неисчислимые сокровища инкских императоров, спрятанные в подземных пещерах и в глубинах горных озёр. Местные скалы испещрены письменами, значение которых известно единственному хранителю в каждом поколении. Этот хранитель считается потомком последнего инкского императора, казнённого испанцами.

— Хотите сказать, старик был таким хранителем?

— Пол общался со многими жителями деревни, но больше всего сдружился с этим стариком, — кивнул отец Фредерик. — Незадолго до смерти старик послал за ним. Он считал Пола человеком достойным и очень умным и потому решился поделится с ним тайной. Нет, это была не тайна сокровищ — подобные суетные вещи, по мнению старика, Пола не интересовали. Кечуа заговорил о последних днях инкской империи до того, как она пала под натиском конкистадоров. Якобы супруга Инки, последнего императора, томившегося в плену у испанцев, отправилась просить совета у жреца Солнца. Тот провёл обряд жертвоприношения, велел ей испить какого-то зелья и заглянуть в Чёрное Зеркало, которое открывало будущее. Женщина заглянула в зеркало и побледнела от ужаса. Она хотела узнать лишь о судьбе мужа, но увидела в зеркале гораздо больше. О том, что видела, она поведала только жрецу, и с тех пор знание это передавалось из одного поколения в другое, от посвящённых к посвящённым.

— Обещание конца света, — догадалась я.

— "То, что было, повторится вновь, когда колесо опишет полный круг, и угасающая искра разгорится с новой силой. Когда птицы упадут с неба, твари морские выйдут на берег, а люди уподобятся зверям и зальют слезами и кровью породившую их землю. Когда духи мрака вновь обретут силу и освободятся от оков, и известный нам мир превратится в страну теней."

Я обернулась на голос, произнёсший эти слова. В нескольких шагах от нас стоял профессор Вэнс.

— Странно, я до сих пор помню это дословно, — улыбнулся он. — Возможно, вы посчитаете меня сумасшедшим. Всё время старик держал свою горячую ладонь на моём лбу и… я видел то, что он говорил. Тогда я решил, что это какой-то трюк или просто магия места…

— Почему же вы верите в это сейчас?

— Два года назад я услышал в новостях о странном явлении в Арканзасе. В ночь под новый год с неба упали сотни мёртвых птиц. Несколькими месяцами позже подобное повторилось в Нью Джерси. Я начал исследования. То же явление в Кентуки и Луизиане, в Швеции, Италии и Португалии, и снова в Арканзасе — опять под новый год. И не только это. Я нашёл сообщения о тоннах мёртвых рыб, выброшенных морем на побержье Бразилии и Новой Зеландии, о китах, буквально выплывавших на берег во Флориде и Австралии, об умирающих дельфинах, усеявших всю линию побережья от Новой Англии до Перу…

— Птицы, упавшие с неба, и твари морские "вышедшие" на берег, — подытожила я. — Ну и, конечно, непрекращающиеся войны, вспыхивающие то в одной то в другой части света.

— Описания подобных знамений попадались мне и в мифах других культур. За редкими различиями они практически одинаковы. Но я не думал, что так скоро…

Мы вернулись к столу, где профессор и его помощник разложили рукописи и свитки. Я быстро просмотрела их. Везде упоминались упадок нравов и бесконечные войны на пустом месте, голод, болезни и природные катаклизмы, возвещающие начало конца. За знамениями шло описание самого конца. В персидских мифах это было чудовище, которое, вырвавшись из сдерживающих его оков, уничтожит треть людей, животных и растительности — прямая параллель с христианскими предсказаниями. В исламских толкованиях говорилось об освобождении из заточения чудовищных Гога и Магога, которые сметут всё живое на своём пути. В уже знакомых мне скандинавских сказаниях чудовищ, несущих апокалипсис, было сразу несколько. Волк Фенрир и его волчата должны разорвать на части Одина, луну и солнце, гигантский змей Ёрмунганд расправится с защитником людей Тором, а огненные великаны, которые приплывут с другого конца света на корабле, сооружённом из ногтей мертвецов, подожгут землю… Я отложила в сторону последний свиток.

- Думаю, подтверждений о надвигающейся катастрофе мы нашли достаточно. Войны и издевательства над природой — её предпосылки, и с этим мы поделать ничего не можем. Но причина — освобождение из оков враждебных сил, и это — то, что можно попытаться предотвратить. Нужно лишь выяснить, как…

— У меня… есть одна… идея, — неуверенный голос принадлежал помощнику профессора Вэнса.

Все взгляды устремились на него. Он явно смутился, но продолжил:

— Вы слышали о садху, индуистских монахах-аскетах?

Вопрос явно предназначался обоим преподобным отцам и мне, потому что профессор Вэнс чуть заметно наклонил голову. В моей памяти тоже зашевелилось какое-то воспоминание, и я с отвращением переспросила:

— Садху? Секта изуверов, живущих на кладбищах и питающихся человеческим мясом с погребальных костров?

— Нет-нет, ты говоришь об агхори. Это одна из "разновидностей" садху, очень немногочисленная и осуждаемая большинством религиозных течений Индии. Я имел в виду нага-баба — "голых аскетов", продолжающих традицию древнего ордена монахов-воинов. Они отрекаются от всего земного, включая одежду, и посвящают жизнь постижению высшей мудрости. Им приписываются оккультные знания и посвящённость в тайные религиозные мистерии — особенно тем из них, кто поклоняется Шиве[1], богу-разрушителю. В лесах неподалёку от Харидвара, одного из семи священных городов Индии, есть храм, посвящённый Шиве. Это место паломничества садху. Там начинающие садху ищут своих наставников-гуру, там же пратикуют свои тайные ритуалы. Я подумал… если бы удалось поговорить с одним из местных мудрецов…

Наступило молчание. На лицах преподобных отцов я прочитала то же удивление, что испытывала сама. Молодой человек, как будто оправдываясь, добавил:

— В индийских сказаниях ведь тоже присутствует эсхатологический элемент. Цикличность всего сущего, проходящего через разрушение и новое восстановление. В соответствии с их системой летоисчисления, мы живём в последний век, век Тамаса — "тьмы"…

Отец Фредерик вопросительно покосился на профессора, тот, смеясь, покачал головой:

— Во всём, что касается индийской культуры, я целиком полагаюсь на знания Питера. Индия — его давняя страсть. Он жил там какое-то время, изучал их тексты и сказания.

— Ты говоришь на хинди? — спросила я.

потупился.

— Не слишком хорошо… На элементарном уровне.

— Мудрецы этого храма вряд ли понимают английский, — пояснила я свой вопрос.

— Вы собираетесь отправиться туда, дочь моя? — приподнял брови отец Фредерик.

— С чего-то ведь начинать нужно, — я снова повернулась к Питеру. — Мне понадобятся детали: где именно расположен этот храм, как он называется, может, пара советов, как вести себя с мудрецами…

— Конечно, — с готовностью кивнул Питер. — Можем встретиться завтра на кофе…

— Лучше сегодня, — поморщилась я.

Чтобы не мешать учёной беседе профессора и преподобных отцов, мы перешли в соседнюю маленькую комнатку, и Питер с воодушевлением заговорил, описывая храм, местные природные красоты и мудрость гуру.

— И из-за языка я бы не стал переживать, — заключил он. — Конечно, не все, но некоторые гуру точно знают английский.

До рассвета ещё оставалось время, но мне хотелось привести в порядок мысли до того, как я вернусь к Доминику. Поэтому я торопливо поблагодарила Питера, попрощалась с остальными и, едва отступив в тень, закружилась в вихре. Доказательства надвигающегося конца были теперь налицо. Люди разрушают или ослабляют печати, сдерживающие демонов в их измерении. Ангельские силы пытаются этого не допустить, посылая смертным знамения, на которые те не обращают внимания… Демоны между тем готовы вырваться и сравнять мир людей с землёй. А заодно и нас — по одним им известной причине…

Услышав, что я собираюсь в Индию, Доминик только сильнее прижался ко мне и прошептал:

— Я отправлюсь с тобой.

— Ты кое-что упускаешь, — улыбнулась я. — Место, куда я направляюсь, — храм. Пусть и не христианский, но по-своему освящённый.

На мгновение оторвав губы от моего плеча, Доминик лаконично бросил:

— Знаю.

— И, по-твоему, это здравая мысль? Осквернять убийством место, где надеешься получить совет?

— Когда со времени знакомства с тобой я размышлял здраво? — возразил Доминик. — Я не хочу тебя отпускать. Тем более теперь…

Убедить его позволить мне отправиться в храм самостоятельно оказалось делом нелёгким. В последнее время Доминик охотнее всего не выпускал бы меня из рук совсем. Мне расставаться с ним было не легче, но ещё сильнее был страх, что, поддаваясь его уговорам и собственной слабости, я упускаю время и в результате могу потерять всё…

[1] Шива входит в число трех главных божеств индуизма: Брахмы, Вишну и Шивы. Брахма является создателем мира, Вишну — его хранителем, Шива — его разрушителем, но он же воссоздаёт его заново.