Вершина мира. Книга первая

Глава 10

…Ступив на борт шлюпа с красивым гербом на борту, сразу заподозрил, что все присутствующие не совсем нормальны. Первые подозрения закрались, когда встречающий молодой офицер в незнакомой военной форме, почтительно склонил перед рабом голову и назвал его «милорд». Здесь какая-то ошибка, решил парень, прижимая к себе пакет из темного пластика, а может, к рабам высокопоставленных людей, тоже принято обращаться с почтением? Чушь какая-то!

Теперь, наверное, ошейник заставят носить постоянно, уныло думал он, плетясь по узкому коридору за своим провожатым. Его проводили до каюты. На двери такой же герб, как и на борту шлюпа. Красивые, витиеватые буквы значили, что комната предназначается герцогу Куприну, его новому хозяину. Именно его назвала хозяйка… бывшая хозяйка… когда поинтересовался, какому продан. Владислав Серафимович Куприн. Офицер предупредительно распахнули перед рабом дверь. Вконец запутавшийся парень шагнул в комнату, дверь бесшумно закрылась, оставляя в одиночестве.

Каюта была пуста, а у дивана возвышались его сумки. Удивленно моргнул, глядя на них. С любопытством огляделся, никаких других дверей в комнате не было, обычная небольшая комната. Подстать всему шлюпу. Конечно, больше микроскопических помещений на «Беркуте», но и меньше его собственной в хозяйской каюте. Прошло несколько минут, а он все так же продолжал неловко топтаться посреди комнаты, в какой-то момент даже показалось, что о нем просто забыли. Мимо двери ходили люди, раб ясно слышал шаги, но к нему так никто и не заглянул. Опасливо опустился на диван, готовый в любой момент вскочить и вытянуться по струнке.

От долгого ожидания чуть расслабился, выданный хозяйкой пакет, прижимаемый локтем к боку, выскользнул, упал на диван, проехался по обивке и с тихим стуком свалился на пол, замки раскрылись, из пакета веером вылетели аккуратно сложенные документы. Как зачарованный наблюдал за пакетом, отчего-то даже не попытавшись подхватить доверенные бумаги. Прошло несколько секунд, прежде чем осознал масштабы катастрофы. Подхватив с пола пакет, он постарался запихать все обратно и закрыть его. Долго воевал с замками, никак не желающими закрываться – один из них сломался от удара об пол. Отложив кое-как закрытый пакет в сторону с тоской подумал, что о милом знакомстве с герцогом и мечтать не приходится.

А потом одолело любопытство, аж руки зачесались, так захотелось сунуть нос в бумаги и, решив, что семь бед один ответ, все равно попадет за сломанный замок, и наплевав на все предостережения интуиции, вытряхнул содержимое на колени. Так, эта красная бумажка, без сомнения купчая, почему-то датированная прошлым годом, ну правильно, тогда его и купили с аукциона. Только зачем ее вложили сюда? Может по ошибке? Вот эта счет из банка. Вот эта толстая стопка, перехваченная скрепками, медицинская карта. Здесь было все, что угодно, кроме тех документов, которые интересовали – купчая, датированная несколькими днями назад, в момент выставления клейма и сертификата нового хозяина. Быстро перебирая бумаги, искал вторую, новую, купчую.

Он пересмотрел бумаги вдоль и поперек, но не нашел даже намека на то, что искал. Из банковского счета узнал, что на имя герцога была переведена значительная сумма, составляющая почти полугодовой заработок, положенный полицейскому его чина и должности, если бы рабу, конечно, платили за работу. Раб замотал головой, решительно ничего не понимая. С каких это пор продавая раба, платят новому хозяину?! Где-то же должна быть эта чертова бумага, с раздражением думал он, встряхивая пакет. Выпал простой конверт голубого цвета, видимо застрявший в пакете, на него парень не обратил сперва внимания, ведь искал документ красного цвета. Пошарив рукой между пластиковыми стенками и не обнаружив там ровным счетом ничего, до боли прикусил губу, очевидно, купчая на руках у нового хозяина, ну конечно! Кто же будет отправлять с рабом такой важный документ!

Подавив тяжелый вздох, кое-как затолкал обратно рассыпанные по дивану документы. Остался только голубой конверт, выпавший из пакета последним. Подняв жесткий прямоугольник, покрутил в руках не решаясь сделать последний шаг. Но любопытство было непреодолимо, да к тому же, два раза все равно не умирать! Чуть подрагивающими от волнения руками надорвал край конверта и встряхнул его над диваном. Выпал листок простой белой бумаги, сложенный вдвое. Раб развернул его и углубился в чтение. Свидетельство из нотариальной конторы, значилось в заглавии, похоже, это именно то, что искал. Набрав в легкие побольше воздуха, молодой человек перевел глаза на несколько строк ниже, сейчас он узнает все. В следующее мгновение в комнате раздался стон, и строки заплясали перед глазами – это была… Да нет! Такого не бывает! Нет, все же бывает, раз бывший раб комкает нервными пальцами самый главный в своей жизни документ… Вольная!…

Я влетела в отделение за несколько секунд до появления Лисы:

– Отойдите! – вопила она, лежа на каталке, которую санитар вывозил из лифта. – Позовите Аньку! Я больше ни с кем… – она замолчала на самой высокой ноте прерванная судорогой потуги.

Похоже, помыться мне не удастся, что ж, будем принимать так. Ничего страшного – чистый халат есть, перчаток, хоть отбавляй, хочешь, можешь десяток натянуть. В конце концов, в старину женщины рожали прямо в поле и даже умудрялись обходиться без акушерок. Ой, простите, повитух, не было в старину акушерок, хоть ты тресни!

Я круто развернулась и на крейсерской скорости направилась к паникующей Лисе. Влад как-то сразу выветрился из головы и достаточно качественно – и следа не осталось. Потом я, конечно о нем вспомню, но это уже будет после, да и улетит он к тому времени.

– Анька! – заорала увидевшая меня Алиса. – Позвони этому полудурку! Я не смогла его найти.

– Хорошо, – пообещала я, – ты главное не психуй, ладно?

– Попытаюсь, – сдавленно выдавила Алиса.

– Девочки, дозвонитесь до полицейского участка, пусть там Кручина поищут, – крикнула я через плечо медсестрам на регистрации, – скажите, чтоб кидал все и летел сюда, у него жена рожает.

Кое-как успокоив беснующуюся роженицу я смогла затащить ее в смотровую. Не надо быть светилом в акушерстве, чтобы понять ребенок пойдет с минуты на минуту.

– Головка прорезалась, – сообщила я Алисе, помогая ей переодеться, – уже совсем скоро.

– Скорей бы, сил нет терпеть! Пока ты не сказала, что это роды, все было нормально, а потом как начало болеть, думала, умру, пока санитара твоего жда… – ее лицо забавно перекосилось.

Я решила, что совершенно незачем дергать Лису и тащить в родовую палату. Роды обещали пройти спокойно, без осложнений. На всякий случай я все-таки подключила роженицу к монитору. Так, что тут у нас? Сердцебиение в норме, гипоксия плода отсутствует, что ж, будем рожать.

Я застелила согнутые в коленях ноги Алисы стерильной простынкой, подоспевшая на помощь Верочка обтерла ей пот с лица и все пошло по накатанной колее. Потуги шли чаще, головка прорезалась все отчетливей, а Алиса, как всякая роженица до нее, и скорее всего после, призывала все кары небесные на голову своего незадачливого мужа, обрекшего ее на такие страдания. Мы с Верочкой переглядывались, старательно пряча улыбки.

– Тут, по-моему, появился один нетерпеливый товарищ, – проговорила у меня за спиной Ольга Михайловна, заведующая неонотологией.

– Особого нетерпения я что-то не заметила, – проворчала Алиса, кривясь в очередной потуге.

– Ты не ворчи, а рожай, давай, – хмыкнула я, внимательно наблюдая за появляющейся детской макушкой, густо заросшей черными волосами. – Давай, Лиса, тужься! Вот так. Еще поднажми, не останавливайся, давай!

– Я больше не могу! – простонала красная от усилий Лиса, захлебывалась слезами. – У меня сил больше нет!

– Можешь! Можешь, мать твою! Все могут, и ты можешь! Тужься! Головка вот-вот выйдет! Все! Стоп! Дыши часто-часто, главное сейчас не потужиться, иначе разорвешься, как жаба.

Алиса расслаблено откинулась на спинку кресла. Я, осторожно поддерживая макушку, помогала родиться головке. Дальше пошло легче. Одно плечико, потом другое. Измученная Алиса в точности выполняла все указания, хотя и рычала сквозь стиснутые зубы и обещала свернуть мне шею, если все это развеселое мероприятие не закончится в ближайшие минуты.

– Давай, Алиса, соберись! Еще разок и все! – Алиса послушно напряглась, я, обхватив руками грудную клетку ребенка, осторожно потянула, помогая, и ребенок свободно выскользнул мне на руки.

Проворно перехватила за ножки, шлепнула, и палату огласил протестующий трубный рев.

– Вот это голосина! – восхитилась Ольга Михайловна, принимая у меня ребенка.

Алиса в полуобморочном состоянии откинулась на спинку кресла, уставившись в потолок широко распахнутыми глазами. Отдышалась, приподняла голову и шепотом спросила:

– Анька, а кто?

Ольга Михайловна хмыкнув, вернула мне уже обмытого ребенка, убедившись, что тот совершенно здоров. Я развернула небрежно накинутые пеленки и показала новоявленной мамаше ребеночка во всей его красе.

– Ну, мамаша, кого родила?

Алиса несколько долгих мгновений всматривалась в свое чадушко обалделыми глазами. Ее губы дрогнули, глаза наполнились слезами, и она осторожно протянула:

– Мужик! Анька, я сына родила!

И в ответ на ее восклицание, успокоившийся было младенец, вновь зашелся в реве, словно подтверждая слова матери. Алиса, всхлипывая, протянула к нему руки и я, с одобрительного кивка неонотолога, положила ребенка Алисе на живот. Оказавшись на теплом животе матери, мальчишка настороженно замолчал, приподнял тяжелую для еще совсем слабенькой шейки голову, и принялся тыкаться мордахой во все стороны, определенно отыскивая сосок. Эта уморительная сцена была прервана появлением взмыленного, безнадежно опоздавшего Никиты. Он ворвался в смотровую и с ходу застыл, словно натолкнувшись на невидимую стену, зачарованно наблюдая за женой и сыном. Вид у него был еще тот – взлохмаченный, в кое-как наброшенном халате, съехавшим с одного плеча, шапочку, которую он был обязан натянуть на голову, Никита мял в руках, расплываясь в идиотской счастливой улыбке.

– Проходите же, папаша, – позвала его Ольга Михайловна, – вы успели вовремя.

Никита удивленно моргнул, когда она поманила его, протягивая ножницы.

– Что это? – шумно сглотнув, поинтересовался он, вид был такой, будто бравый полицейский собирается с минуты на минуту грохнуться в обморок.

– Как, что? Пуповину перерезать будете.

– А ему не будет больно? – заволновался Никита, еще больше заливаясь бледностью, но все-таки принимая у Ольги Михайловны ножницы.

– Не волнуйся, не будет, – успокоила я его, – это только с виду страшно, но, ни ребенок, ни Алиса ничего не почувствуют.

Я стояла рядом с другом, держа зажим и дожидаясь, когда Никита отсечет пуповину. Капитан прикрыл глаза, судорожно вздохнул, решаясь, и одним движением отделил ребенка от матери.

– Молодец, не оплошал, – похвалила его Ольга Михайловна, внимательно следя за моими пальцами.

Когда я закончила с обработкой Ольга Михайловна сноровисто одела ребеночка в костюмчик и вручила младенца папаше.

– Пойди, пообщайся с отпрыском, а нам тут с мамашей закончить надо.

Никита осторожно принял драгоценную ношу и тихонечко вышел вон.

– Поздравляю, Анна Дмитриевна, отличная работа! Я вам еще нужна?

– Я думаю, сама справлюсь, – слабо улыбнувшись, заверила я, ощущая во всем теле сладкое оцепенение, будто это не Лиса, а я только что произвела на свет маленького человечка. Впрочем, я не очень-то и далека от истины – это первый принятый мною ребенок. Нет, конечно, я видела как принимаются роды, и знала весь процесс теоретически, но одно дело знать, а совсем другое услышать, как на твоих руках закричал ребенок, которому ты помогла родиться на свет. Все же у меня несколько другая специальность.

…Влад откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, может он что-то не так прочитал? Ведь хозяйка ясно дала понять, что продала его. Влад дрожащей рукой потер глаза и более внимательно перечитал содержание бумаги:

«…Дается вольная рабу под заводским номером 4794, выставленным на клейме фабричным способом на планете Эрстар, юрисдикция планеты Таурин.

Вольную оформляла госпожа Романова А.Д., имевшая вышеозначенного раба 4794 (по ее документам проходящего как Романов Владислав Дмитриевич, впоследствии Куприн Владислав Серафимович. Паспорт за номером 2345197ир860, прилагается). С 25 апреля 2598 года по 25 апреля 2599 года по земному летоисчислению, формальности соблюдены. Вольная вступает в силу 25 апреля 2599 года…

Нотариус Орфин оформил документы 22 апреля 2599 года. Колония Криптан, юрисдикция планеты Юпитер…»

Нет, все, кажется, верно… Ощущения радости, облегчения и какого-то необъяснимого сладкого ужаса были настолько огромными, что почти не чувствовались. Клеймо! Надо посмотреть клеймо и если все это не шутка, там будет все написано! Влад медленно поднялся с дивана, все еще боясь, что где-то мог ошибиться, что-то неправильно прочел, начал расстегивать брючный ремень, а затем и многочисленные застежки. Пальцы вдруг стали ужасно неловкими, не слушались, путаясь в одежде так, будто время вернулось вспять, и он впервые одел брюки.

Влад с раздражением рванул ткань, два последних крючка отлетели с тихим звоном. Он быстро спустил брюки, трусы… Оставалось только сорвать мягкую повязку, наложенную на клеймо. Влад помедлил несколько секунд боясь притрагиваться к повязке, глубоко вздохнул и рванул пластырь, тихо выругавшись – с пластырем вырвалось несколько волосков. Подняв повыше рубашку, чтоб не мешала, принялся рассматривать клеймо. Просто наклониться оказалось мало, он слегка отставил ногу в сторону и изогнулся до предела.

Он уже дочитывал выбитые на нем буквы, когда дверь в каюту распахнулась и на пороге показалась высокая светловолосая девушка. Она раскрыла рот, намереваясь что-то сказать, но увидев Влада во всей красе его эффектной позы – брюки сползли ниже колен, трусы маячили примерно там же, а он, изогнувшись, рассматривает свой зад – потрясенно замолчала.

Немая сцена длилась не менее минуты, и парень с тоской подумал, что даже бывшая хозяйка не позволяла себе вваливаться в его комнату без стука. В смущении пониже натянул рубашку, чувствуя как кончики ушей, да и щеки в придачу начинают наливаться унизительным румянцем. Влад исподлобья неприязненно глянул на источник своего конфуза и раздраженно заметил, пытаясь таким образом скрыть смущение:

– Стучать надо!

– А я и стучала, – нагло заявила девица, опираясь плечом о косяк и насмешливо его изучая, Влад мог дать на отсечение все свои части тела, что никакого стука и в помине не было, – но вы, милорд, были столь увлечены созерцанием своей задницы, что не обратили внимание на это. – И видя, что парень продолжает ошарашенно смотреть на нее, предложила, – Подтяните штаны, ваша светлость, у вас весьма глупый вид.

– Да закройте же вы дверь, черт бы вас подрал! – рявкнул мужчина, стряхивая оцепенение и поняв, что девица не собирается двигаться с места, а по коридору шныряют какие-то люди, с любопытством пытаясь подсмотреть происходящее. – Мне надо одеться!

– Как скажете, милорд, – хмыкнула девица, сделав шаг в комнату, и к его немалой радости захлопнула дверь, лишив, однако, надежды на одиночество.

– Вы, герцог, вполне можете натягивать свои штаны и при мне, – нагло заявила она, продолжая придирчиво его оглядывать, – я все равно уже не увижу ничего нового!

Влад скрипнул зубами и потянулся за брюками – объяснять невоспитанной девице азы хорошего тона, стоя при этом со спущенными штанами дело более чем глупое. Он отвернулся от ее любопытных глаз и принялся приводить себя в порядок.

– У вас красивая задница, милорд, – прокомментировала она увиденное, – не диво, что вы ее так внимательно рассматривали!

Влад счел за благо промолчать на этот сомнительный комплемент, продолжая возиться с застежками и брючным ремнем. Как хозяйка могла так с ним поступить, с обидой думал он, косясь на незваную надоедливую гостью. Хотя, по здравому размышлению, она его не обманывала, он сам себя обманул. Она и не заикалась о продаже, это он, Влад, сам вбил себе в голову, а она просто не стала его разубеждать. Когда же он спросил о новом хозяине, Аня ответила, что его новый хозяин – герцог Куприн, в чем, между прочим, ни на миллиметр не отошла от правды.

Да уж, у нее весьма извращенный юмор – получается, она продала Влада ему же самому! Парень хмыкнул и только покачал головой. А теперь выходит, он свободен! Сво-бо-ден! Свободен и никто не смеет ему приказывать, он волен делать все, что захочет! Раньше Влад считал, что такая бумажка, как вольная ему и даром не нужна, пока он живет с Аней, а теперь, получив, почувствовал себя почти всесильным. Ну и пусть эта девица застала его в неприличной позе, и что из этого? Настроение значительно улучшилось.

Дольше возиться с одеждой Влад уже просто не мог, и пришлось повернуться к наглой девице, все еще стоящей у двери, несколько секунд с молчаливым любопытством рассматривал ее. Ладная фигурка, плотно обтянутая совершенно новой, еще не обмятой летной формой. Светлые, соломенного цвета волосы, серые глаза, чуть вздернутый нос, упрямый подбородок, легкий румянец на щеках, брови недовольно хмурятся, похоже возложенная на нее миссия ей совсем не по душе.

– Итак, – повеселевшим голосом спросил он, – что за дело привело вас ко мне, и вы даже не удосужились постучать?

– Я пришла сообщить вашей светлости, что вылет откладывается, из-за магнитной бури, она закончится, – девушка посмотрела на часы, – примерно через полтора часа, и что мы рады приветствовать у себя на борту молодого герцога, который гулял где-то целых двадцать лет, а сейчас вдруг взял и нашелся.

Он герцог?! Лишь громадным усилием воли Влад удержал челюсть на месте. Жизнь становится все любопытней. Может ошибка? Хотя, бывшая хозяйка почти никогда не допускает ошибок. Значит так и есть – Влад герцог. Вот смех-то! Но больше герцогского титула смущало обвинение, что Влад прогулял девятнадцать лет. Он бы не назвал свою жизнь прогулкой!

– Как вас зовут? – поинтересовался он, немного ошарашенный происходящим.

– А вам-то что до того? – хмыкнула она. Да за что ж она так злится-то?

– В общем-то – ничего, – осторожно ответил Влад, криво улыбаясь, – но я не могу обращаться к девушке «Эй, ты!»

– Ну, если вашей светлости так любопытно, – пожала она плечами со всем возможным безразличием, – меня зовут Ольга Куприна.

– Вы моя родственница? – не очень уверенно спросил Влад.

– В некотором роде, – уклончиво ответила она, – хотя это вас не касается. Ваша бабушка выслала меня на этом шлюпе, чтобы я встретила вас и оказала всевозможное почтение.

– Странным образом у вас, однако, принято выказывать почтение, – озадаченно пробормотал Влад.

– Как умеем, – безразлично пожала плечами Ольга, – ваша бабушка – вдовствующая герцогиня, приказала мне доставить вас на борт ее крейсера, который курсирует в получасе полета отсюда, в самые кратчайшие сроки. И все.

Девушка натянуто улыбнулась, поворачиваясь к выходу. Если она сейчас уйдет, придется в одиночестве пережидать бурю и мучится вопросами, на которые ответить не в состоянии. Например, почему хозяйка, зная, что освобождает его, устроила унизительную сцену в присутствии Эжена? Заставила встать на колени и без всякой причины, теперь-то Влад точно уверен, отвесила оглушительную пощечину, при воспоминании о которой до сих пор лицо заливает краской и щека начинает нестерпимо гореть? И что с Владом будет дальше? И еще много о чем.

– Можно вопрос? – попросил Влад, она остановилась. – Вы всем так изысканно хамите или я один удостоился?

– Что?! – Ольга возмущенно повернулась к нему. – Да откуда ты вообще взялся на мою голову?

– Я? – переспросил парень, в самый последний момент, удержав себя от честного ответа, вряд ли он придется ей по вкусу. – Ну, как вам сказать… Вы изучали анатомию? Вот я примерно оттуда, откуда вы и подумали.

Глаза Ольги сузились, она стремительно подошла к Владу и резко замахнулась. Вполне предсказуемая реакция на насмешливую подначку. Без особого труда поймал ее руку. Получать второй раз за день по лицу, хоть и вполне заслуженно, желания не было. Влад прижал согнутые в локтях руки девушки к груди и некоторое время удерживал ее в таком положении, вяло размышляя, почему женщинам дозволяется размахивать руками, если они считают, что их обидел мужчина, тогда как мужчинам положено молча сносить оскорбления. Ольга еще пару раз трепыхнулась, и окончательно затихла. Влад ощутил, как дико напряжена каждая мышца ее тела.

– Отпусти, – тихо, но уже без прошлой агрессии потребовала она.

– А драться не будешь? – хмыкнул свободный человек, чуть ослабляя хватку.

– Не буду, – буркнула она.

Влад разжал руки, она инстинктивно отступила назад, потирая запястья и бросая на него косые взгляды. Он вздохнул, такая форма знакомства с новоявленными родственниками ему не нравилась. Мечтая, он представлял себе это по-другому. Хотелось, чтобы так, как у Сахи с Анькой. Или не так, но что-то в этом роде. В конце концов, он заслужил это.

– Может, начнем все сначала? – миролюбиво предложил он. Ответом было молчание.

– Если я тебя чем обидел, то прошу прощения, – зашел с другой стороны Влад, по опыту зная, лучше попросить прощения заранее, даже если по твоему разумению ни в чем не виноват.

– Это ты меня извини, – как-то очень устало вздохнула девушка, все еще избегая смотреть на него, – и не обращай на меня внимания, ты здесь совсем ни причем. Все уж слишком неожиданно.

– А уж как для меня неожиданно! – пробормотал он и неожиданно для себя самого пожаловался, – еще утром я был точно уверен, что я раб, в очередной раз поменявший хозяина!

– Кем, прости, ты был утром? – испуганно моргнула Ольга.

– Рабом, – невесело рассмеялся Влад, жалея, что вообще раскрыл рот, теперь она будет презирать его, как все остальные. В любом случае, свободен он или нет, Влад все равно остается меченым, – и когда ты заглянула сюда, я как раз пытался разглядеть последнее клеймо удостоверяющее, что я отпущен на свободу, а совсем не любовался своей задницей. Просто у моей последней хозяйки несколько извращенный юмор. В общем, мы друг друга не поняли, и я взошел на борт шлюпа герцогом, совершенно не подозревая об этом. Если мой рассказ вызывает недоверие, я с радостью продемонстрирую клеймо.

– Пожалуй, не стоит, – Ольга улыбнулась, и хотя улыбка вышла бледной, Влад расслабился, впервые с момента встречи в ее глазах появились вполне человеческие чувства, и это были совсем не те, какие Влад опасался увидеть, – я верю вам на слово. Что ж, ничего удивительного, я всегда знала, что мой папочка способен на многое в своей погоне за наследством, но чтоб вот так!

– А тебе давно известно о моем существовании? – внезапно севшим голосом спросил Влад.

– С месяц, – мрачно вздохнула она, – но я до конца не верила в то, о чем говорили полицейские. Трудно поверить в такое, знаешь ли. Но, тем не менее, папочка и мачеха просчитались, дедуля написал крайне занимательное завещание – все состояние и титулы оставить мне, на том условии, что не появитесь вы. Опекуном до двадцати пяти лет назначена вдовствующая герцогиня, наша бабка, а если она умрет раньше назначенного срока, то опекунский совет.

– А если я появлюсь? – тихо спросил Влад.

– О, в этом случае я теряю все – деньги, дома, титулы, у тебя право первой очереди наследования – твой отец был старшим сыном, – в ее голосе не слышалось горечи, скорее облегчение, – но мне это и так не нужно, слишком много для меня одной. Но вот какая неприятность, с твоим появлением меня попросили удалиться куда подальше, чтоб не мозолить глаза, ни тебе, ни бабке, тем более, что папенька покрыл себя позором, хотя скандал стараниями бабки и не вышел за пределы семьи.

– Но это несправедливо! – возмутился Влад.

– А кого это интересует? Таковы правила высшего света, – Ольга печально развела руками. – Все уже решено, бабуля устроила для меня дальнюю экспедицию, капитаном одного из ее кораблей, несмотря на то, что мои познания в астронавигации сводятся к вождению прогулочных шлюпов на крайне короткие расстояния. Но ты не подумай, я не жалуюсь и ни на что не претендую, – вдруг испугалась она.

– Судя по нашей встрече характер у тебя еще тот, и я буду последним, кому ты соберешься жаловаться, – успокоил ее Влад.

Нужна была передышка. Многое предстояло осмыслить. Влад пошарил глазами по комнате, где-то должен быть бар. Хотелось выпить чего-нибудь, чтобы снять напряжение. Бара не было, но отыскался приземистый столик с напитками за диваном. Влад подцепил первую попавшуюся пузатую бутылку и под изумленным взглядом Ольги наполнил два стакана, один передал ей, и сделал добрый глоток из своего. Напитком оказался коньяк, не из дешевых.

Голова шла кругом, его появление, оказывается, вызвало самую настоящую бурю, и теперь эту девушку, считай, выгнали из дому. Что же за человек его бабка, которая так просто разбрасывается родными людьми? Ольга же внучка. И пусть ее отец оказался не очень приятным типом, но все же, все же! Влад так мечтал о своих родных, особенно остро он это понял на Боре, и вот теперь у него за каких-то полчаса появилась бабушка и сестра. Пусть бабка думает что хочет, но он не позволит разлучить его с Ольгой! Он скажет ей об этом, как только увидит!

– Ты мне скажи – герцог, это ведь очень большой титул? – осведомился он у Ольги.

– Да, – кивнула она, – он обладает почти неограниченной властью на своих землях и пользуется большим уважением в обществе.

– И он, будучи обладателем всего этого не должен отчитываться в своих поступках перед окружающими? – весело поинтересовался Влад, – А так же интересоваться мнением окружающих?

– В общем-то, да, – не очень уверенно проговорила Ольга.

– Ну, что ж, – улыбнулся Влад, поднимая бокал, – тогда выпьем за герцога, его светлость, милорда Куприна и его сестру Ольгу. Ты ведь разрешишь называть тебя сестрой?

– Я-то да, но вот как к этому отнесется вдовствующая герцогиня, ваша светлость? – рассмеялась девушка, отхлебнув из бокала. Ей нравился этот веселый молодой человек, он совсем не походил на зануду, каким она себе его представляла. А то немногое, что она узнала о его прошлом, вызывало в ней, восхищение тем, что он смог выжить и остаться нормальным человеком.

– Меня зовут Влад! – весело прорычал он. – А милую старушку я возьму на себя, я уже давно научился разговаривать с упрямыми и несносными особами, одной из них была моя прошлая хозяйка.

– Какой она была? – склонив голову набок, поинтересовалась Ольга.

– Какой? – переспросил Влад, вся веселость мигом слетела, а его лицо стало непроницаемым, он оставил бокал. – Раньше я думал, что хорошей, теперь не знаю.

– Извини, – пробормотала Ольга, потрясенная быстрой переменой настроения вновь приобретенного родственника, – я не хотела вас обижать, а уж тем более лезть не в свои дела, милорд.

– Меня зовут Влад, – строго повторил он. – Я обязательно расскажу тебе об Ане, но только немного попозже, когда воспоминания не будут такими острыми. Пока же мне надо о многом тебя расспросить, мне еще ни разу не доводилось быть герцогом. Но если ты еще раз назовешь меня милордом, светлостью или еще чем-нибудь в этом роде я тоже начну обзывать тебя, обещаю!

– Вы очень странный человек, милорд герцог, – лукаво улыбнувшись, заметила Ольга.

– Стерва, – пожал плечами Влад.

– Ваша светлость, – не осталась в долгу сестрица.

– Обязательно доводить меня до бешенства? – обиделся Влад.

– Да, – весело закивала она, – мне же надо знать, чего ожидать от родственничка!…

Оставшееся до дежурства время я малодушно пряталась в своем кабинете, не желая никого видеть и слушать соболезнования окружающих по поводу случившегося между мной и отцом из-за Влада. Казалось, каждая собака осведомлена о нашей ссоре. Я об этом никому не говорила, это уж точно. Значит, утечка исходит откуда-то со стороны генерала. Ладно, невелика беда. Переживем и это. Я посмотрела на часы, как раз в это время герцогский шлюп должен уже отчалить от станции. Надо поскорее переворачивать эту страницу своей жизни. Я и так на ней засиделась слишком долго.

Старательно гоня от себя печальные мысли, переоделась в форму, нацепила на лицо дежурную улыбку, хотелось верить, что она не выглядит слишком наигранной, вышла из кабинета и побрела по коридору в сторону кабинета начальника. Все перед сменой проходят инструктаж. Обычная формальность.

Возле кабинета никого не было. Я прибыла первой. Опустившись на неудобный стул у стены, я прикрыла глаза. Из-за приоткрытой двери доносился голос начальника, он кого-то о чем-то упрашивал, что для Гены несвойственно. Так как разговор меня не касался, то слился в однообразное начальственное бухтение, но когда я услышала протестующий Наташкин голос, непроизвольно выпрямилась, ловя каждое ее слово.

– Я не могу, Геннадий Васильевич! Вы же все прекрасно знаете, у меня через два дня свадьба, а такие командировки могут затянуться на неопределенное время!

– Наталья Станиславовна, ну, поймите и вы меня, голубушка. Вы единственный человек, которого я могу сейчас туда послать. Тем более вы уже участвовали в подобных спасательных командировках. Я вам обещаю, от вас не будут ждать каких-то особых чудес и долгого пребывания. Вы просто закинете гуманитарную помощь и оглядитесь. Если что-то будет, с чем штатные спасатели не сумеют справиться самостоятельно, вы свяжетесь со мной, и я тут же заменю вас на кого-нибудь другого. Просто у меня сейчас нет ни одного свободного человека! А не ответить на вызов мы не имеем права!

Я решительно поднялась со своего места. Наташке действительно нельзя никуда лететь. Свадьба не каждый день случается и к такому событию нужно тщательно готовиться. Я коротко постучала и, не дожидаясь позволения, шагнула в кабинет. Геннадий Васильевич с некоторым недовольством уставился на меня. Я кивком поздоровалась с подругой и хозяином кабинета.

– Наташа совершенно права, незачем посылать ее в командировку, – решительно проговорила я, – я вполне могу заменить ее. Я думаю, без ложной скромности, что я не самый плохой врач на этой станции и не случится особой беды, если вместо Наташи полечу я.

– Аня, – шеф возвел глаза к потолку, – я не сомневаюсь в твоем профессионализме, но думаю, что ты сейчас находишься не в том душевном состоянии…

– Геннадий Васильевич! Давайте не будем касаться моего душевного состояния! Я вполне отвечаю за себя и свои поступки, руки у меня по-прежнему не дрожат. И могу вас заверить, суицидными настроениями никак не страдаю, да и не стеснена во времени так, как Наталья Станиславовна.

Начальник помолчал некоторое время, обдумывая предложение, потом махнул рукой, на что-то явно решившись:

– А, черт с вами, барышни! Хочет Аня лететь, пусть летит. Что я еще могу сказать? Романова у вас ровно двадцать минут на сборы.

– Я вылечу, как только вы загрузите «Беркут» всем необходимым.

– Идите уже! – Гена махнул на нас рукой.

Мы вышли от начальника и направились в сторону моего кабинета. Я надеялась, что подруга свернет куда-нибудь по дороге и отправится по своим делам, но она вошла за мной и молчала, пока я переодевалась.

– Я, наверное, должна поблагодарить тебя? – зачем-то спросила она, наблюдая, как я расчесываюсь.

– В этом нет никакой необходимости, – сдержанно ответила я.

– Аня! Что с тобой происходит?

– Со мной? – безмерно удивилась я и даже расческу опустила, глянув на подругу через плечо. – Со мной как раз таки ничего и не происходит.

– Аня не паясничай! Я прекрасно знаю о твоей размолвке с отцом и о том, как ты поступила с Владом, хотя мы все были уверены, что ты его любишь…

– Наташа! – угрожающе прервала я подругу, не давая ей сказать то, чего никогда не прощу.

– Все эти недоразумения не имеют ровным счетом никакого значения. Я уже говорила Диме, что ты вправе решать сама, как тебе следует поступать со своей собственностью. Подожди, дай мне закончить! Но это не должно ни в коей мере сказываться на вашей, а теперь уже и на моей, семье. Ну да, Дима вспылил, но все забудется. Понимаешь?

Я смотрела на подругу широко открытыми глазами. Что она такое говорит? Недоразумение? Да меня отец проклял! И мужика я своего отшвырнула намеренно и зло, стараясь ранить как можно больнее, чтобы возненавидел и забыл поскорее. Он никогда не простит ту пощечину и то, как его унизили, заставив встать на колени, а все потому, что будущего у нас с ним нет и быть не может! А она говорит – недоразумение! Ничего себе – недоразумение! Хоть мне и плевать на проклятия отца, и с Владом все оказалось намного больнее, даже я не назову произошедшее недоразумением. Катастрофой – да, а недоразумением… Или Наташка совсем съехала с катушек из-за предстоящей свадьбы или… на этом идеи закончились.

– Аня, я надеюсь, несмотря на ваши размолвки с отцом, ты все же приедешь на свадьбу. Пообещай мне!

– Обещаю, – все еще находясь в каком-то шоковом состоянии, пробормотала я.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Наташка. – Я так рада, что ты оказалась гораздо рассудительнее своего отца. Хочет он этого или нет, ты остаешься его дочерью и вам еще вместе жить и нельзя вот так просто рвать с родственниками. Ты главное не переживай, он тебя простит, не сейчас, со временем. Надо просто немного подождать.

Отделавшись от ставшей не совсем вменяемой подруги, я бегло просмотрела имеющиеся данные, касающиеся командировки. Картина, представшая передо мной, была устрашающей. На небольшой недавно заселенной планете прошел пояс торнадо, начисто разрушив все поселения. Жертвы даже по предварительным данным исчислялись тысячами погибших. Все мои проблемы и беды мгновенно отошли в сторону, ставши малюсенькими и незначительными.

Глянув на часы, поднялась, закрыла свой кабинет и отправилась в ангарный отсек. Домой заходить не стала, дорожная сумка так и осталась на борту «Беркута», после последнего вылета. Я находилась в лифте, когда сообщили, что погрузка закончена. Оказавшись в ангарном отсеке, я бегом направилась к «Беркуту» не замечая ничего вокруг, мыслями я уже была на месте трагедии.

Протиснувшись мимо коробок с медикаментами, приборами, валиками одеял, палаток и еще чем-то, безусловно, необходимым, заняла место пилота.

«Беркут» и еще какой-то незнакомый, нелепо разукрашенный шлюп одновременно получили разрешение на вылет. Я включила двигатели и, не обращая внимания на помеху справа, направила «Беркута» к открывающемуся шлюзу. Шлюп по всем правилам обязан уступить дорогу, на обоих бортах «Беркута» предусмотрительно вывешены красные кресты, означающие, что я на работе.

…Ольга допила свой бокал, отставила его в сторону и, посмотрев на часы, сказала, что ей пора, ведь она, какзникак, числится на этом шлюпе за помощника капитана. Влад взял с нее обещание, что она обязательно заглянет к нему, когда станет посвободнее. Ольга кивнула и вышла из каюты.

Влад опустился на диван и, закинув руки за голову, уставился в потолок. Вот оно даже как получилось – он теперь герцог, особа высоко титулованная, облеченная на своих землях большой властью и к тому же свободная! Это уже немало, ведь правда? Он снова прокрутил в памяти события последних дней, и его охватило запоздалое радостное возбуждение – он свободен и, судя по всему, достаточно богат. Порадовавшись этим мыслям, Влад еще раз пересмотрел содержимое пакета с документами. Ему вдруг пришло в голову, что Аня должна была оставить записку все объясняющую. Записки не было. К горлу подкатил колючий комок, когда он повнимательнее взглянул на банковский счет – это был его заработок, за те полгода, что он проработал в бригаде генерала, с премиями и вычетами налогов. Аня осталась верна себе, черт бы побрал, эту ее честность! Могла бы и не отдавать эти деньги, в конце концов, он болтался у нее на шее целый год! Только интересно, почему цифра получилась такая странная. Пересчитал все еще раз, он тупо смотрел на цифры, когда до него стало доходить, в чем там нестыковка, а поняв окончательно, усмехнулся отбрасывая от себя документы – Аня забрала из его заработка пятнадцать кредов! Чертовы пятнадцать кредов!

Влад не мог усидеть на месте и принялся расхаживать по каюте то и дело останавливаясь и более внимательно разглядывая обстановку, даже не пытаясь обуздать собственное любопытство.

Он заглянул в два шкафа встроенных в стену, один из них оказался пустым и предназначенным судя по всему для одежды. Второй заполнен книгами. Влад взял первую попавшуюся, полистал ее. На ярких картинках были изображены гербы и что-то еще непонятное. Поставил книгу на место. Развернулся, намереваясь закрыть створку платяного шкафа, и остановился, дверца с внутренней стороны представляла высокое, в полный рост, зеркало. Влад внимательно рассмотрел себя со всех сторон, с некоторой досадой отмечая, что в нем ничего не изменилось со вчерашнего дня. Что он такой же, как и всегда. А с другой стороны, как, интересно, могла измениться его внешность? Влад осмотрел свою одежду – темный облегающий свитер и штаны из темно-синей джинсы и вспомнил, что совсем скоро придется знакомиться со старушкой. Утверждать сложно, но Владу отчего-то показалось, что она такой вид не поймет и не оценит. Надо во что-нибудь переодеться, более подходящее к случаю.

Распаковал сумки и долго рылся, отыскивая костюм купленный для дня рождения Ники. Костюм, как водится, нашелся на самом дне последней сумки, а каюта стала напоминать место преступления после тщательного обыска. Влад убедился, что выглядит костюм вполне ничего, тщательно вычищенный после праздника. Помят немного, но это быстро устраняется при помощи утюга. Выходить, и требовать у каждого пробегающего мимо утюг было неловко, и он решил дождаться Ольги.

Взвыли сирены, оповещающие, что шлюп готовится к старту. Влада настоятельно потянуло в общество. Он нашел рубку управления сравнительно быстро и напросился присутствовать при взлете, ему разрешили. Влад вообще стал замечать, что пользуется здесь куда большой властью, чем мог полагать.

Динамики ожили, и холодный голос диспетчера станции сообщил, что вылет разрешен. Влад уселся в кресло второго пилота и пристегнул ремни, некстати вспомнив, что ровно год назад он сидел в салоне транспорта станции рядом с Аней, и именно она пристегивала его ремни. Влад тряхнул головой, отгоняя ненужное воспоминание. Ольга расположилась в соседнем кресле, надела наушники и подмигнула ему. Он ответил девушке легкой улыбкой, хоть одна радость во всей этой истории – Ольга.

Заклейменное бедро заныло, так бывало всегда, ближе к вечеру. Но теперь эта боль уже не раздражала, как всего несколько часов назад, а вызвала чуть ли не восторг – свобода никогда и никому не давалась легко и за все надо платить. Ощущая эту боль Влад чувствовал себя почти всесильным – отныне он будет повелителем самому себе и никто не посмеет оспаривать его права. Отныне он – повелитель вселенной под именем Владислав Серафимович Куприн, и никому не позволит подмять его владения под себя.

Взвыли двигатели, Влад по давней привычке плотно схватился за подлокотники кресла, в который раз ругая себя за это. За прошедший год он совершил не один десяток вылетов, но каждый раз его пронзал почти первобытный страх, в горле пересыхало, а сердце сжимала когтистая лапа. Шлюп двинулся, и вот уже перед носом замаячил открытый провал шлюза, когда закричали сирены, предупреждающие о столкновении, а прямо из-под их носа вынырнул небольшой кораблик, нагло подрезавший их на старте. Герцога основательно тряхнуло – опытный капитан едва избежал столкновения. Влад с первого взгляда узнал серебристые покатые бока «Беркута», украшенные красными крестами. Из динамиков громкой связи понесся сплошной мат, в котором изредка проскальзывало словосочетание «борт полсотни семь». К диспетчерам присоединился и достопочтенный капитан его шлюпа, Ольга сидела белая, как мел. Влад откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, расхохотался – Анна Дмитриевна не упустила шанса изгадить ему вылет. Веселье Влада было прервано громовым рыком из переговорного устройства.

– В сторону, герцог! Ты мешаешь вылету! Я работаю!

– Да что она себе позволяет? – взревел капитан. – Ты разговариваешь с транспортом его светлости герцога Тауринского!

– Слышь, дюк, уйми своего товарища, и мы простим нарушение правил вылета, – послышался насмешливый совет из диспетчерской, Влад не сумел опознать искаженный динамиком голос, – или ваша колымага никогда отсюда не выберется! Мы за Аньку башку отвернем!

– Простите, полсотни семь, – оттеснив капитана от микрофона, примирительно проговорил Влад, прекрасно осознавая, что ребята свою угрозу выполнят, – нас не предупредили о вашем вылете.

– Пшел к черту, – огрызнулась Аня.

Влад ничего на это не ответил, отключаясь от связи.

– Какова наглость! – Возмутился капитан. – Мешать герцогскому шлюпу! О чем они здесь только думают! Я им устрою веселую жизнь, на этих станциях все давно уже пообнаглели!

– Оставьте, капитан. Тем более мы действительно не правы. – Влад устало потер глаза.

– Кто это, Влад? – наклонившись почти к самому его уху, поинтересовалась Ольга.

– Это одна моя знакомая, – невесело усмехнулся Влад.

– Так это была?…

– Собственной персоной, – кивнул Влад, – господа, если вы не возражаете, я бы хотел пойти отдохнуть, у меня выдался хлопотный день и обещает быть еще напряженней.

– Как скажете, ваша светлость, – поклонился капитан Владу.

– Приятного отдыха, милорд, – серьезно ответила Ольга…

Я прочла отчет сделанный техниками ангаров, заверяющими, что с кораблем полный порядок. Были незначительные поломки двигателя, но они полностью устранены. Закончив с чтением, неловко лавируя между ящиками добралась до камбуза и заварила себе суррогатный кофе. Прихлебывая отвратительное темно-коричневое пойло, снова устроилась в кресле пилота и принялась гадать, что меня ожидает на месте. Это занятие быстро надоело – толку гадать, вот прилечу и все увижу.

Хотя я дала Наташке обещание вернуться к сроку, в его выполнении почему-то очень сомневалась. Если верить материалам, прочитанным мною, на станции, дело не обойдется двумя днями. Дай бог за неделю разгрестись. Если допустят до работы, конечно. А мне очень хотелось, чтобы допустили. Только работая из головы вылетали ненужные мысли, и пропадала обида на себя и мир.

Закончив с кофе, я закурила, откинувшись на спинку кресла. Этого момента я боялась уже давно. Момента, когда остаешься один на один с собой и ни обмануть, ни оправдаться. Других можно, себя не выйдет.

Я еще раз перечитала отчет, заставляя мысли течь в строго отведенном им русле, и цепляться за что-то обыденное, простое и насквозь материальное, как, например экстренная операция в полевых условиях, совершая, как выражался папа на своих умных совещаниях, привязку к местности. Иначе, если я ее упущу, эту самую привязку, моментально в голову залезут дикие и панические мысли о том, что это не просто конец, а самый настоящий край, за которым все! Бездна, смерть и полная оглушающая тишина. И придется вспоминать, что я не сплю уже неделю, а если и вырываю у бессонницы несколько минут становится только хуже, потому что приходит кошмар, в котором я стою босыми ногами на самом краю ослепительно сверкающего острого лезвия, и оно уже врезается в беззащитные пятки, и назад дороги нет. А впереди только тьма и глухое молчание на многие века вперед. И деться мне с этого края совершенно некуда – сзади стоит кто-то сильный и неотвратимый, упрямо подталкивая кулаком в спину, заставляя падать вниз и страшно до боли, ведь там нет ничего, даже смерти там и то нет. И просыпаешься в постыдном холодном поту и кутаешься в темноте в мягкий, вытертый от времени плед, натягивая его на голову и надеясь, что он, как в детстве, спасет от самых страшных страхов.

Но плед не помогает и не потому, что устарел, как оружие, а просто потому, что девочка Аня выросла, и страхи с бедами повзрослели вместе с ней, и нет больше подкроватных монстров, от которых плед так хорошо помогал. Под ним так нестрашно было бояться. Теперь этого всего нет. Есть лишь понимание, что он ушел, раз и навсегда. Нет, не так, это я его прогнала и это единственно правильное решение, но от этого не менее погано, и поправить ничего нельзя. Да даже если и можно было бы, я не стану этого делать. Не стоит умирать по нескольку раз, лучше это сделать сразу.

От этих мыслей глаза помимо воли набухают горячими тяжелыми каплями и не потому, что себя жалко, а оттого, что очень больно и рваная рана на душе истекает обжигающей алой кровью. И чуточку страшно становиться, что кровь очень скоро вытечет вся до капельки, а что останется после и думать не хочется, потом останется только повеситься. С мертвой душой жить нельзя. И кровотечение это не остановишь, ведь душа-то, черт бы ее побрал, она не рука и не нога – жгут-то на нее не наложишь и ниткой не ушьешь.

От таких вещей спасает только работа. Тяжелая, изнуряющая и самое главное, чтоб она, работа, занимала тебя всю, без остатка сжигая мозг и нервы. Чтоб не хватало времени остановиться и подумать. Но до работы еще надо добраться. Целых два часа бездействия.

Убеждать себя, что все будет хорошо, тоже глупо. Я знаю, что будет, только вот когда, и как до этого дожить. Хотя, выход есть – впасть в летаргический сон и переспать все это. Выход замечательный. Отличный выход! Но вот беда – недостижимый. А душа болит так, будто это что-то материальное, как сердце или печень, и выть хочется, стиснув зубы, и головой об стену биться, если б только помогло… И не подействуют даже привычные компромиссы, что утро вечера мудренее и нужно обо всем подумать завтра, и так каждое утро и каждое завтра.

Интересно, Владу уже рассказали о том, кто он? Судя по тому, что он был в кабине во время вылета – рассказали. Чем он сейчас занимается? Злиться ли еще на меня? Черт! Да какая мне, собственно, разница – злится он или нет? Даст бог, я его больше не увижу в своей жизни!

Но как бы я себя ни убеждала в правильности своего решения, все равно было невыносимо паскудно оттого, что где-то недоглядела и довела наши отношения до такого, и еще было жалко себя до слез. Выходит, я его по-настоящему любила. Но об этом надо забыть, и чем быстрее, тем лучше, иначе это будет отравлять жизнь на протяжении всех отведенных мне лет.

Я тряхнула головой, прогоняя надоедливые мысли, злясь на «Беркута», что летит слишком медленно, перекатываясь в пространстве, как безногая черепаха. У меня оставалось целых два часа полета.

…Влад снова оказался в каюте, и удивленно огляделся. Каюта пребывала в полном порядке, не было разбросанных вещей, они оказались снова аккуратно упакованы в сумки, кроме костюма, возле него стоял утюг. Испытывая раздражение оттого, что кто-то рылся в вещах во время его отсутствия, Влад все же мысленно поблагодарил этого человека – он догадался принести утюг иначе пришлось бы идти попрошайничать, чего Влад крайне не любил, да и неудобно как-то.

Пошарив по каюте и найдя сеть, Влад подтянул поближе стол, включил утюг и принялся осторожно выглаживать костюм. Выгладив брюки, жилет и пиджак, взялся за рубашку. Вот чего он терпеть не мог, так это гладить белые рубашки – никак не мог подладиться к температуре, и нередко на рубашках оставались некрасивые рыжие опалины, и не имело значения, насколько умным и модифицированным бывал утюг, итог оставался один и тот же. Чтобы избежать подобной неприятности Влад поставил нагрев на самый минимум.

Рубашка была уже почти отглажена, остался только воротничок и Влад не смог отказать себе в такой малости, как полюбоваться на свою работу. Он отставил утюг подальше, самодовольно разглядывая рубашку – все идеально, складочки, там где надо заглажены, где не надо разглажены. Так хорошо у него еще ни разу не получалось. Вдоволь налюбовавшись, он снова потянулся за утюгом, намереваясь закончить работу, но его остановил растерянный и чуть испуганный женский голос:

– Простите, я не знала, что вы вернулись, милорд… Ваша светлость, что вы делаете?!

Влад резко повернулся на голос, неуклюже задев шнур утюга, свалил его себе на ногу. Удар был чувствителен, и мужчине стоило больших усилий не взвыть. Еще повезло, что утюг не очень горячий. Девица была так взволнована и напугана, что ничего не заметила.

– Что я делаю? – ворчливо отозвался Влад, за шнур притянул к себе утюг и водрузил на стол. – Костюм я свой глажу, что, не видно?

– Но, Ваша светлость, вам же нельзя, – проинформировала его девушка.

– То есть как это – нельзя? – от непонимания Влад начал раздражаться.

– Нет, ну, можно… наверное… я не знаю… но все равно нельзя, – на лице девушки отразилось нешуточное страдание.

– Так, давайте разберемся спокойно, – предложил Влад, – почему мне нельзя гладить свои вещи?

– Потому что это моя работа, я горничная и помощник камердинера Вашей светлости, и если кто-нибудь узнает, что вы сами… я вылечу с этой работы…

Вот тебе и раз, Влад в недоумении поскреб затылок, повозил пару раз утюгом и едва не вызвал вселенскую катастрофу! Чуть не лишил девчонку работы. Это куда же его угораздило попасть? Что это за мир такой – аристократически титулованный?

– Я обещаю, об этом никто не узнает, если вы сами не станете говорить о произошедшем на каждом углу, – торжественно проговорил Влад, надеясь, что это успокоит девушку.

– Спасибо, милорд, – тихо и с явным облегчением проговорила она.

Кстати, она очень даже ничего, Влад только сейчас присмотрелся к своей собеседнице. Пушистые ореховые волосы, старательно затолкнутые под небольшой беленький колпачок, и совершенно не желающие понимать этого, выбивались настырными прядями. Огромные темно-карие глаза, напоминающие спелые вишни, смотрели на него со смесью страха, смущения и удивления, словно не могли понять, отчего это их хозяйка разговаривает с ним?

– Вам обед подать сейчас или позже?

– А вы не знаете, Ольга, ну… моя сестра, она скоро освободиться?

– Я не знаю, но если ваша светлость желает, я уточню.

Девушка подошла к экрану, висевшему на стене, пощелкала кнопками, и в каюте появился кусочек рубки управления. Девушка поинтересовалась у Ольги скоро ли она освободиться, та ответила, что не ранее чем через час, на этом разговор был окончен. Влад чувствовал себя во время беседы чем-то вроде безмолвного статиста, или еще лучше – болвана, заполняющего собой лишнее пространство. Ну, неужели он сам не мог связаться с рубкой? Зачем было устраивать этот балаган, как будто его совершенно нет в комнате? Или ему просто нельзя заниматься такими делами самому, так же, как нельзя гладить свои вещи? Глупость совершеннейшая!

Горничная тем временем пересказала Владу разговор с Ольгой, который он и так слышал, и еще раз осведомилась насчет обеда. Влад дал свое согласие на обед, молча пожалев, что есть придется в одиночестве. Эта девушка уж точно не согласится, ее вид говорит сам за себя, так что и предлагать не следует. Горничная почтительно поклонилась, собрала утюг и уже была на пороге, когда Влад запоздало осведомился, как ее зовут.

– Вообще-то Вашей светлости это знать не обязательно, но если милорд желает – Наом, – она еще раз склонила голову и бесшумно выскользнула из каюты.

Влад, тихо шипя и припадая на ушибленную ногу, наконец, добрался до дивана, о чем мечтал все время, пока Наом находилась в комнате, не желая это делать при ней. Она и так перепугалась, от перспективы оказаться на улице, что усугублять ее состояние своей временной хромотой не следовало.

Влад стянул обувь и носок, обследовал ногу. Ничего страшного, даже синяка не будет. Он вернул носок и ботинок на прежнее место и только успел зашнуроваться, как в дверь тихонько постучали, и вслед за этим призраком проскользнула Наом с подносом в руках.

Поднос был тяжел и оттягивал девушке руки, Влад поднялся, готовый принять ее ношу, но Наом отшатнулась от него, как от заразного, чудом удержав на подносе блюда, чем Влада обидела. Он решил не показывать своих чувств, пока не выяснил до конца своих прав и обязанностей. Кто их знает, может герцогу помогшему прислуге донести до стола тяжелый поднос, полагается, как минимум общественное порицание и, как максимум казнь через повешение. Или, может это полагается прислуге? Беда для аристократов, может и не особо большая, но Владу лишний грех на душу брать не хотелось.

Закончив расставлять тарелки, Наом снова низко поклонилась и вышла. Владу за последнее время осточертело есть в одиночестве, хотя гораздо раньше, когда щеголял ошейником на шее о такой роскоши и мечтать не приходилось, вечно кто-нибудь в миску норовил залезть и сожрать причитающуюся порцию. Влад отбивался, когда рыком, когда кулаками, заставляя окружающих оставить себя в покое, и мечтал о тихом уголке, где сможет спокойно выхлебать через щербатый край глиняной миски свою жидкую похлебку. И вот он. Благословенный тихий уголок, и стол, и одиночество, а на столе в деликатно прикрытых блестящими круглыми крышками тарелках еда, и не похлебка в щербатой миске, а что-то без сомнения очень благородное и вкусное. И тут выясняется, что одному это вовсе ни к чему. Что одному есть из красивых приборов скучно. Раньше была Аня. Теперь нет никого. От воспоминаний о бывшей хозяйке его передернуло и он, злясь на себя за глупые мысли тряхнул головой, стараясь вытрясти их наружу, чтобы не мешали жить.

Влад выключил лишний свет, оставив неяркую лампу в виде обнаженной девушки держащей огромный матовый шар. Кому пришло в голову тащить на шлюп этот лишний вес? И уселся перед накрытым столом. Так, что тут у нас? Поджаренные до румяной корочки кусочки мяса, а это, судя по всему, какие-то то ли тушеные, то ли вареные овощи, еще мелко наструганный салат, почему-то голубоватого цвета, ветчина, порезанная просвечивающимися розовыми ломтиками, желтый сыр и бутылка вина. Влад положил себе на тарелку всего, налил вино в высокий бокал, вино оказалось темно-рубинового цвета и источало легкий аромат.

– Ну, что – за вас, Ваша светлость, милорд, герцог, – провозгласил он тост в честь себя и вылил в рот добрую половину бокала.

Вино, приятное на вкус, растеклось по жилам теплой рекой, заставив зажмуриться от удовольствия…