Вне пределов

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ЭМОЦИОНАЛЬНО ОПУСТОШЕННАЯ прошедшей неделей, я тащу усталую задницу к двери своего многоквартирного дома, когда вдалеке раздается эхо грома.

— После тебя, милая.

Я съёживаюсь от жуткого, сиплого голоса Дага «Дагли» Манна, странного соседа Эрики, который принимает кучу женщин. Должно быть, он им платит. Это единственное объяснение.

— Спасибо.

Я бросаю на него быстрый взгляд, когда захожу в здание, а он придерживает для меня дверь. Я впервые вижу его так близко, но даже сейчас солнечные очки закрывают часть его лица, а серая фетровая шляпа скрывает его оранжевые, словно у клоуна, волосы.

— Всё в порядке? — спрашивает он, когда я на мгновение замираю, чтобы рассмотреть его лицо.

Я никогда не замечала выпуклого жемчужного шрама, тянущегося от правого уголка его рта к верхней части скулы. Это явно старый шрам, но в то же время знакомый. Я не хочу проявлять фамильярность по отношению к этому скромному мужчине, но у меня возникает чувство узнавания.

— Замёрзла? — ухмыляюсь спрашивает он.

— Что?

Я опускаю голову и продолжаю свой путь внутрь здания.

— Твоё тело сотрясалось, как будто ты замёрзла.

— О, неужели?

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, надеясь, что если физически отдалюсь от него, то и чувство узнавания исчезнет.

— Не хочешь зайти ко мне выпить? Может, что-нибудь согревающее.

Мурашки по коже.

Рвотный рефлекс.

Сигнал тревоги рядом с этим незнакомцев.

— Не могу.

Я перебираю ключи, чтобы найти нужный.

— Не можешь?

Он возвышается у меня за спиной.

Я роняю ключи. Прежде чем успеваю их подхватить, они оказываются в его руке, болтающейся передо мной.

— Или не хочешь?

Мне хочется закричать. Но почему? Из-за страха. Ещё раз, почему?

Мои глаза не отрываются от шрама, даже когда я смотрю краем глаза. Мне знаком этот шрам.

— Откуда у тебя этот шрам? — спрашиваю я, выдыхая последние остатки воздуха из лёгких.

Даг медленно проводит по нему пальцем.

— Недоразумение. А что? Тебе нравится? У меня есть и другие шрамы, если хочешь их увидеть.

Я качаю головой, всё ещё завороженная тем фактом, что мне знаком этот шрам.

Прищурившись, я пытаюсь разглядеть его глаза сквозь темные очки, но не могу.

— Милая? Всё в порядке?

Я резко поворачиваю голову в сторону лестницы.

— Мама.

Даг отступает на шаг.

— Вы уронили ключи, мисс.

Я хватаю их, и он разворачивается, поднимаясь на следующий лестничный пролет.

— Выпьем в другой раз, — говорит он.

Я смотрю ему вслед, чувствуя, что застыла на месте и задрожав ещё больше, чем когда он открыл мне дверь.

— Кто это? — спрашивает мама.

— Э-э… — Я качаю головой и пытаюсь отпереть дверь, не уронив ключи снова. — Парень, который живет этажом выше.

— Ты хорошо с ним знакома?

Дверь открывается, и меня охватывает чувство облегчения, когда я вхожу внутрь и запираю её за нами.

— Нет. — Я бросаю сумку на стойку и мою руки. После близости Дага чувствую, что мне нужно принять душ, чтобы смыть с себя всю его мерзость. — За исключением Эрики, я никого не знаю в доме. Так что же привело тебя сюда?

Она отодвигает стул от маленького круглого кухонного стола и садится, испуская долгий вздох.

— Шерри позвонила мне.

— Шерри? Мама Гриффина?

Я прислоняюсь к кухонному столу и скрещиваю руки на груди.

— Да. Она беспокоится о тебе. И я теперь тоже. Почему ты не пришла ко мне на прошлой неделе, когда у вас с Гриффином возникли проблемы?

В её голосе столько же боли, сколько и на лице.

— Я хотела. Просто…

Я люблю свою маму. И после того, как окончила среднюю школу и поступила в колледж, мы стали подругами. Отпала необходимость в выявление моей особенности, и мы стали просто матерью и дочерью. Но потом умер мой отец.

— Это связано с твоим отцом?

Я киваю.

— Я всё ещё твоя мать. Я всегда рядом. Знаешь, что я почувствовала, когда Шерри рассказала мне о том, что произошло?

— Извини, — я чувствую себя неловко. — Я понимаю, что тебе всё ещё тяжело после смерти отца. Я не хочу быть для тебя ещё одним источником беспокойства.

— Со мной всё в порядке, Суэйзи.

— Ты не в порядке. Прошло уже больше года, а ты так и не взяла в руки фотоаппарат. Ты не работала. Ты не навела порядок в его половине шкафа. И когда мы ужинаем вместе, мы только и делаем, что говорим об отце.

— Он мой муж и твой отец. Что плохого в том, чтобы хранить память о нём?

— Он был твоим мужем.

— Суэйзи…

Она поджимает губы.

— Я тоже любила его. Я тоже скучаю по нему. Но, похоже, наши отношения — это не что иное, как воспоминания о прошлом. Если бы ты проявила хоть какой-то интерес к моей жизни, работе, к моим отношениям с Гриффином, в общем, к чему угодно, тогда, возможно, я бы почувствовала, что мне нужно было выплакаться на твоём плече на прошлой неделе.

Женщина, стоящая передо мной, разбивает мне сердце. Ей нет и пятидесяти, а она ведет себя как восьмидесятилетняя вдова, ожидающая конца своих дней. Моя мама красивая. Мужчины всегда заглядывались на неё. Возможно, я не видела, как мои родители открыто проявляли свою любовь друг к другу, но я замечала, как мой отец неодобрительно смотрел на тех, кто слишком долго засматривался на мою маму.

— Ты не понимаешь.

Она опускает голову и смотрит в пол.

— Тогда заставь меня понять. Позволь мне помочь тебе.

— У меня есть психотерапевт.

Я смеюсь.

— Знаю. И совершенно очевидно, что он отлично справляется со своей работой.

— Суэйзи…

Её взгляд встречается с моим.

— Прости, что не позвонила тебе на прошлой неделе. Мы с Гриффином помирились. Но в моей жизни сейчас столько всего происходит, что я хочу поделиться этим со своей мамой. Не с убитой горем женщиной, с которой мы встречаемся за ужином раз в неделю, а с моей мамой. Той, которая закатывала глаза, когда я выбирала сексуальные лифчики и трусики, когда у меня появился первый парень в колледже. Ты купила мне коробку презервативов и тюбик смазки на девятнадцатилетие. В течение двух лет, между вторым курсом в колледже и смертью отца… ты была самой классной мамой и подругой на свете.

— Я не стремлюсь быть такой. Я просто не знаю, куда мне двигаться.

Я киваю.

— Знаю. Но ты так и будешь топтаться на месте, если будешь всё время оглядываться назад. Тебе не обязательно забывать его. Ты просто… — Я качаю головой. — Не знаю. Думаю, тебе нужно найти способ немного больше приобщиться к жизни.

На её лице появляется печальная улыбка.

— Извини. Я постараюсь стать лучше.

— Хорошо, — говорю я, отвечая на её печальную улыбку.

— Я была бы классной. — Её лицо сияет. — Разве не так?

Я улыбаюсь.

— Самой классной. Такой классной, что приняла бы Гриффина таким, какой он есть, вместо того чтобы сходить с ума из-за его татуировок и «стероидных» мышц, когда мы только начали встречаться. Ты бы сразу достала свой фотоаппарат и сделала бы миллион снимков его тела, чтобы окончательно меня смутить.

Она тихонько смеётся.

— Я тоже скучаю по той маме.

Когда я подхожу к ней, она встает, и мы обнимаемся.

До этого момента я и понятия не имела, как сильно на самом деле скучала по своей маме и нуждалась в ней.

— В этот четверг мы поговорим о тебе. И только.

Она отстраняется и прижимает ладони к моим щекам.

— Мы поговорим о нас.

Она кивает.

— Договорились. — Поцеловав меня в лоб, она хватает свою сумочку и открывает дверь. — Я люблю тебя. И это никогда не изменится. Ты ведь знаешь это, верно?

— Знаю.

— Ух ты… Криста… — раздается голос Гриффина с лестничной площадки. — Сегодня не четверг.

— Очень смешно, молодой человек. Мне разрешено видеться с дочерью и в другие дни.

Он смеётся, притягивая её в объятия, что заставляет меня улыбаться, потому что я знаю, что она этого не ожидала.

— Я рада, что у вас всё хорошо.

Она смущённо улыбается ему, когда он её отпускает.

Гриффин бросает на меня взгляд.

Я качаю головой.

— Твоя мама рассказала ей. Не я.

Морщинка боли прорезает его лоб, когда он переводит взгляд на мою маму.

— Это было недопонимание. У нас всё хорошо.

Она спускается по лестнице.

— Я рада. Звони в любое время, Суэйзи. Даже помимо четверга.

— Пока, мам.

Гриффин заходит в мою квартиру и закрывает дверь, прислоняясь к ней спиной и склонив голову набок.

— Я удивилась…

— Ш-ш-ш. — Он прикладывает палец к губам и прижимается ухом к двери. — Ладно. Она ушла.

Я смеюсь.

— Что ты делаешь?

Он тянется пальцами к ширинке на джинсах, смотрит на меня с жаром и расстёгивает молнию.

— Вставай на колени.

Я смотрю на него убийственным взглядом.

— Серьёзно? Ты только что обнимал мою маму. Это был особенный момент. У меня на глаза навернулись слезы.

— Это был особенный момент. Я тоже чуть не расплакался. А теперь… на колени.

Он спускает трусы и поглаживает свой член, но тот кажется достаточно твёрдым, и ему не нужна дополнительная стимуляция.

— У тебя даже глаза не слезились.

Мой взгляд прикован к его руке, сжимающей член в кулак. И потому что я этого хочу… я опускаюсь перед ним на колени.

— С… чёртовым… днём рождения меня. — Стонет он, когда мой язык обводит кругами головку его члена.

Его пальцы зарываются в мои волосы.

Я беру его в рот и смотрю на него снизу вверх.

Гриффин ухмыляется.

— Расскажи, как прошёл твой день, детка.

Он на самом деле хочет знать. Это бесспорно. Однако, это также его способ растянуть минет на следующие пятнадцать минут. Но одна из самых привлекательных черт в нём — его неподдельный интерес к тому, как прошел мой день — но именно сейчас я не могу этого сделать. Ему следовало просто откинуть голову назад и насладиться тем, как я обхватываю его губами.

Я сажусь на корточки и смеюсь, закрыв лицо руками. Это долгий, искренний смех, который, кажется, будет длиться вечно. Когда я, наконец, перевожу дыхание и поднимаю взгляд, на красивом лице Гриффина появляется нечто среднее между ухмылкой и хмурым выражением. Он снова натянул трусы, но джинсы ещё расстегнуты, а его мускулистые, покрытые татуировками руки скрещены на груди.

— Прости.

Я прикрываю рот рукой, чтобы скрыть смешок, который сводит на нет извинения, которые я только что ему принесла.

— По тебе заметно.

Прищурившись, он застегивает молнию на джинсах.

Я чувствую себя ужасно. Правда Каждый сантиметр Гриффина — совершенство.

Многие женщины не пожалели бы своего правого соска, чтобы обладать тем, что находится передо мной. Моё влечение к его телу столь же реально, как и тот позорный день, который я пережила.

Он протягивает мне руку. На его лице всё ещё написано раздражение. Я беру его за руку, и он помогает мне подняться. Заправляя волосы за уши, делаю глубокий вдох, чтобы подавить смех.

— Я думала, что написала тебе сегодня утром насчет минета.

Он качает головой, и выражение его лица становится ещё более встревоженным.

— Ты не писала мне.

— Знаю, я сказала, что думала, что написала. Но по ошибке отправила сообщение Нейту.

Он склоняет голову набок.

— Надеюсь, это шутка, и она совсем не смешная.

— Всё в порядке. — Я смеюсь. — Он не расстроен. Просто это было очень неловко.

Я хватаю его за рубашку и наклоняюсь, чтобы поцеловать, но он отстраняется.

— Ты отправила другому мужчине сообщение с намёком. Это не нормально.

— В чём твоя проблема?

Он проходит мимо меня, уперев руки в бока, и смотрит в потолок. От него исходит такая волна раздражения, что в помещении становится тяжело дышать.

— Почему ты думаешь, что если моё мнение отличается от твоего, то это означает, что у меня проблема?

— Это из-за твоего дня рождения? Может, сейчас самое время обсудить это?

— Нет. — Он поворачивается. — Это из-за сообщения, которое ты отправила своему боссу. Что в нём было написано?

— Я не помню.

— Где твой телефон?

Я закатываю глаза и хватаю свой телефон, нажимая на экран с сообщениями.

— Хочешь посмотреть?

— Нет. Я доверяю тебе. Просто прочти.

— Надеюсь, ты усердно работаешь, зная, что позже мой рот обхватит твой член.

— Этого достаточно.

Он закрывает глаза и щиплет переносицу.

— Чего достаточно?

— Чтобы создать образ в его голове, который он не забудет в ближайшее время.

— Что? Нет. Никаких образов в его голове. Он понял, что я писала не ему.

— Ты написала моё имя?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты написала: Грифф, надеюсь, ты усердно работаешь, зная, что позже мой рот обхватит твой член.

— Нет.

— Он, по крайней мере, на мгновение представил, как твой рот обхватывает его член. И он не собирается забывать об этом в ближайшее время, — говорит Гриффин, качая головой. — Не буду врать… это не слишком меня радует.

Я резко вскидываю голову.

— Что ж, мне искренне жаль, что это не приносит тебе радости. Мне становится не по себе от одной мысли, что мой босс думает, будто я укачиваю его ребёнка весь день и сосу член всю ночь.

Он трёт ладонью рот.

— Тебе смешно? — Я подхожу ближе, а он отступает на шаг и качает головой. — Да, именно так.

Его ноги ударяются о диван, и я бросаюсь на него. Он убирает руку от лица, чтобы подхватить меня, и мы падаем на подушки. Конечно, он улыбается.

— Не смешно.

Я сажусь на него верхом, сжимая в кулаках его рубашку, а он трясется от смеха.

— Детка… ты никогда не сосала мой член на протяжении всей ночи.

— Прекрати. — Я сдаюсь, зарываясь лицом в его шею, пока он обнимает меня. — Это сообщение было предназначено для тебя. Это должно было быть сексуально. Но обернулось самым неловким моментом в моей жизни.

— Ты ходячая катастрофа.

Гриффин кладет руку мне на затылок, а другой рукой поглаживает спину.

— Знаю.

— Но ты — моя катастрофа.

Я смотрю ему в глаза, пытаясь найти в них того, кто несколько дней назад хотел вычеркнуть меня из своей жизни.

— Но думаю, ты знаешь, что я ходячая катастрофа с того самого дня, когда не смогла оплатить тампоны, вино и свою страсть к вредной еде.

Он кивает, поглаживая меня по волосам на затылке.

— Так почему же то, что я забыла о твоём дне рождения — тяжелая неделя — стало для нас концом?

В его взгляде проскальзывает тревога, и он слегка прищуривается.

— Я собирался предложить тебе переехать ко мне.

Ой. Раны на моём сердце снова начинают кровоточить.

— Я подумал, что мы могли бы поужинать, прокатиться на моём мотоцикле и найти место, откуда открывается прекрасный вид на закат. Я хотел поделиться с тобой радостной новостью о своём повышении. Хотел узнать, как прошла твоя неделя, ведь я видел, что ты чем-то обеспокоена. Потом я хотел сказать, как безумно было для нас жить порознь, когда я проводил большую часть своего бодрствования, думая о том, когда увижу тебя в следующий раз.

— Прости.

Мне неприятно произносить эти слова. Каждая частичка моей души верит в них, но они кажутся пустыми, как будто их произносят просто для того, чтобы заполнить тишину и тут же забыть.

Бессмысленные.

Забытые.

Незримые.

— Я знаю, что ты сожалеешь.

— Но ты не прощаешь меня?

Он поджимает губы и качает головой.

— Дело не в этом. Я тебя прощаю. Это был просто момент, когда я погрузился в свои мысли. Ты была не той девушкой, которую я хотел бы пригласить жить вместе. Ты была не той девушкой, по которой я скучал всю неделю. Я чувствую, что теряю тебя из-за прошлого, которое было у другого человека. Это ужасное чувство — видеть, как ты страдаешь, и не знать, как всё исправить.

— Мне не нужно, чтобы ты что-то исправлял за меня. Мне просто нужно, чтобы ты иногда держал меня за руку, пока я пытаюсь разобраться в этом самостоятельно.

Он слегка приподнимается, и я соскальзываю с его колен на подушку рядом с ним.

— Как я могу взять тебя за руку, если не могу до неё дотянуться? Вот о чём я говорю. В пятницу я осознал, что после тяжёлой недели ты отдалилась от меня. Что произошло с той девушкой, которая говорила, что со мной она чувствует себя в безопасности? Что случилось с той девушкой, которая после долгого дня падала в мои объятия и говорила, что одно объятие исправило все проблемы?

Эта любовь причиняет боль.

— Наверное, я не смотрела на это с такой точки зрения. Ты был моей опорой. И остаешься ею до сих пор.

— И ты — моя самая большая слабость, потому что я позволяю тебе проникнуть в ту часть себя, которая остается незащищенной.

Он берёт мою руку и прижимает к своей груди

Гриффин открыл мне глаза на любовь так, как я и представить себе не могла. Я не понимала, насколько он важен для меня, пока не осознала, что могу его потерять. В тот день, когда я бежала за ним по коридору до его ванной комнаты, я бежала за той частью своей души, которая откололась и показала мне средний палец, говоря: я принадлежу ему, а не тебе.

Моя рука крепко сжимает его одежду в кулак.

— Эта неопытная девушка всё испортит, и очень сильно, потому что я ещё молода и неопытна. Ты не должен был появляться в моей жизни, пока я не стану более зрелой. Ты — тот человек, который должен появиться после череды неверных решений. Но ты здесь, видишь, как я ошибаюсь на пути к самопознанию. Если я не потеряю тебя, это будет чудом.

— Суэйз…

Его рука нежно касается моей щеки.

— Грифф, — шепчу я, накрывая его руку своей. — Мне нужно чудо.