Вне пределов

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

У СКОТТА И ШЕРРИ Кэллоуэй двухэтажный дом в американском стиле, выкрашенный белой краской и с черными ставнями.

Четверо детей.

Четыре спальни.

Четыре животных.

Черный забор из сетки-рабицы огораживает территорию на их заднем дворе, в комплекте с ямой для костра и старыми ржавыми качелями, но мне все это кажется белым забором из штакетника¹³.

Несовершенства — это характер.

Хаос — моя любимая стихия.

Парень с татуировками у гриля — мечта любой девушки. И он мой.

— Расскажи, как прошел твой день, Суэйз.

Гриффин в фартуке с надписью: «Руки прочь от моего мяса» ухмыляется мне из-за крышки гриля, переворачивая бургеры.

Мои родители никогда не флиртовали в моем присутствии. Они не обменивались сексуальными взглядами и не демонстрировали свои чувства публично. Никаких перешептываний, от которых розовели бы щеки. В отличие от них, Кэллоуэи не могут сдержать своих чувств, когда заходят и выходят через раздвижную дверь веранды, расставляя оставшуюся еду на столе под большим красным зонтом. Скотт не слишком осторожно щипает Шерри за ягодицу, и она игриво отталкивает его, скрывая кокетливую улыбку, как влюблённая девочка-подросток.

Я люблю эту семью.

Прошло две недели с тех пор, как я в последний раз выбегала из дома Нейта, переполненная адреналином, страхом и тошнотой. Мой новый распорядок дня включает в себя передачу ему Морган и бегство к ближайшему выходу, как только он появляется в дверях. Поскольку мы с доктором Грейсоном, похоже, зашли в тупик и не можем понять, почему я знаю то, чего не должна знать, я решила использовать отвлекающие факторы, чтобы не дать своему мозгу сойти с ума.

Гриффин — мое любимое отвлечение.

— Обычная пятница. Мой парень из продуктового магазина забыл разбудить меня перед уходом на работу. — Я бросаю на него свирепый взгляд, но через несколько секунд мои губы расплываются в улыбке. Десять секунд — рекорд по продолжительности моей злости на него. Обожание в его глазах, когда он смотрит на меня, слишком обезоруживает. — Кофе. Тренировка. Я закончила дизайн визитной карточки и баннера для выставки. А затем я получила свою дозу Морган.

— Ты имеешь в виду детскую дозу?

Его правая бровь слегка приподнимается.

Я наполняю голубые пластиковые стаканчики лимонадом, пока его мама кричит на весь дом, зовя его сестер есть.

— Нет. Доза Морган. Просто детская доза подразумевает, что моя матка взывает ко мне, а я успокаиваю её другими способами. Я говорила тебе, что на этой неделе Морган начала улыбаться, по-настоящему, а не как младенец. Она такой радостный ребёнок. У неё нет колик. Она суетится, когда хочет есть, но на этом всё.

— Наслаждайся пока можешь. — Шерри подмигивает мне, забирая из моих рук почти пустой кувшин. — Если ты выйдешь замуж за моего бунтаря и заведёшь от него детей, велика вероятность, что у вас будут хронически капризные малыши. У всех наших детей были колики. В роду Кэллоуэев силен ген сварливости, и он передался от Скотта.

Скотт передает Гриффину тарелку с бургерами.

— Мне ничего неизвестно об этом гене сварливости. У моей жены живое воображение.

Все смеются. Гриффин не отшатывается в страхе при упоминании о свадьбе и детях с девушкой, которую он знает всего несколько месяцев. Мне нравится верить в судьбу.

Вообще, мне нравится верить во всё, что связано с жизнью Гриффина и его семьи.

— Суэйзи, как поживает твоя мама? Мы давно её не видели. Ты должна была пригласить её на ужин, — говорит Шерри.

— У неё все хорошо. — Я сажусь за стол. — В последнее время приходится пропускать наши традиционные ужины по четвергам, так как я теперь работаю допоздна, но вчера вечером мы всё же смогли вместе полакомиться замороженным йогуртом. Грифф предложил мне пригласить её сегодня на ужин, но она сейчас посещает курсы виноделия или что-то в этом роде. Её психотерапевт посоветовал ей больше общаться.

— Я хочу татуировку. — Хейли садится рядом со мной. — И я больше не ем мясо.

Она прикрывает тарелку рукой, когда Гриффин пытается передать ей гамбургер.

— Я тоже хочу татуировку.

Хлоя вздергивает подбородок и улыбается.

— Заткнись. Тебе всего пятнадцать.

Хейли бросает на неё сердитый взгляд.

— Я хочу проколоть нос, как у мамы Энджи.

Софи постукивает себя по носу.

— А я хочу, чтобы мой старший отпрыск извинился за то, что был ужасным примером для подражания.

Шерри бросает взгляд на Гриффина, когда тот занимает место по другую сторону от меня.

— Господи… — Скотт склоняет голову: —…пожалуйста, дай мне терпения вырастить трех девочек. Пожалуйста, помоги ученым найти лекарство от рака и гена сварливости Кэллоуэй. — Все смеются. — И спасибо за Суэйзи, луч света в нашей сумасшедшей семье. Аминь. Давайте поедим.

Гриффин кладет руку на мою обнаженную ногу и нежно сжимает её.

Ага. Знать интимные подробности о жизни совершенно незнакомого человека — это вполне естественно.

— Я серьезно. Хочу, чтобы на моей шее красовался символ бесконечности.

Хейли добавляет ломтик сыра, соленые огурцы, кетчуп, салат и помидор на свою булочку для гамбургера.

— Тебе семнадцать. По закону ты не можешь сделать татуировку.

Шерри пренебрежительно качает головой глядя на Хейли.

Я не только ошибочно считаюсь нормальной за этим столом. Я также единственная блондинка с голубыми глазами. У всех в семье Гриффина темные волосы и насыщенные карие глаза. Его маме сорок восемь — на два года больше, чем моей маме, — и она выглядит как старшая сестра, а не как мама. Четыре женщины с длинными густыми волосами каштанового цвета и двое мужчин спортивного телосложения, с обаятельными улыбками и озорным блеском в глазах. И вот появилась я — Златовласка.

Я люблю эту семью.

Порой я размышляю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не была слишком одарённой в детстве, а затем не превратилась в заурядную личность. Появились бы у моих родителей ещё дети? Были бы мы дружной семьёй, которая каждый вечер собиралась бы вместе и обсуждала типичные проблемы родителей и подростков, такие как татуировки и пирсинг?

— Возможно, получится набить татуировку с согласия родителей. В некоторых штатах это возможно.

Все взгляды устремляются на Гриффина. Он качает головой.

— Не смотрите на меня. Я был совершеннолетним, когда делал свои. Я не знаю законов Висконсина.

— Нет причин для продолжения этой дискуссии, потому что у тебя нет согласия родителей.

Шерри одаривает Хейли самодовольной улыбкой.

— Никто её не увидит, если я не соберу волосы в пучок или высокий хвост.

— Никто её не увидит, потому что у тебя её не будет, — говорит Скотт.

— Это всего лишь крошечная татуировка! У Гриффина они повсюду, возможно, даже в местах, о которых мы не знаем. Держу пари, у него и на заднице есть татуировка.

Гриффин с набитым ртом опускает подбородок, так что все смотрят на меня, ожидая подтверждения. Кажется, что моя кожа сейчас такого же оттенка, как и зонтик над нами.

— Правда, Суэйзи? — спрашивает Хлоя.

— Я… ну…

Потрясающе. Двое любопытных родителей и три девочки — семнадцати, пятнадцати и одиннадцати лет — ждут моего ответа.

В данный момент моя любовь к этой семье ослабевает.

— Было бы проще, если бы я всем показал?

Гриффин откидывается на спинку стула и расстегивая свои поношенные, выцветшие джинсы.

Я отворачиваюсь от него и закрываю лицо руками.

— Не снимай штаны, Грифф.

Из груди Скотта вырывается низкий смешок.

— Я хочу посмотреть!

Софи подпрыгивает на стуле и хихикает, не понимая, что разглядывать задницу своего старшего брата неприлично, особенно за ужином. Ей одиннадцать. Она поймет это через несколько лет.

Хейли ворчит и отправляет в рот кусочек салата, после чего все возвращаются к еде.

Гриффин наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Серьезно, детка? Из всех сидящих за этим столом ты отвернулась и спрятала лицо от перспективы увидеть мою задницу?

Я прикладываю салфетку к губам заканчивая жевать.

— Это рефлекс, — говорю я с улыбкой.

После ужина мы устраиваем турнир по бадминтону на заднем дворе. Конечно, мы с Гриффом выигрываем. Затем мы отправляемся на долгую прогулку на его «Харлее» навстречу закату. Это именно та жизнь, которую я люблю. Мои родители выражали свою любовь ко мне единственным доступным им способом, и теперь я понимаю это более ясно и с большей благодарностью, чем раньше. Однако я никогда не чувствовала себя полностью соответствующей их ожиданиям. За этой любовью я всегда видела тень разочарования.

— Не двигайся. — Я крепче обнимаю Гриффина за спину, пока он глушит двигатель своего байка.

Он переплетает свои пальцы с моими, обхватывающими его грудь.

— Ты в порядке?

Ещё через несколько секунд, наслаждаясь ощущением наших тел, прижатых друг к другу, я отпускаю его и снимаю шлем.

— Я в порядке.

Он снимает шлем и бандану, пока я слезаю с «Харлея». Я могла бы наблюдать за ним бесконечно. Меня завораживает то, с какой аккуратность он кладет наши шлемы на полку и вытирает свой мотоцикл. Гриффин бережно относится ко всему, что у него есть: как к новым блестящим вещам, так и к старым, обветшалым вещам, таким как его дом и гараж.

— Я думаю, у тебя старая душа¹⁴, Гриффин Кэллоуэй.

Он вешает тряпку на крючок и одаривает меня своей самой сексуальной улыбкой парня-из-продуктового-магазина.

— Почему это?

— Мои родители часто говорили людям, что я мудра не по годам, потому что я знала то, чего не знали большинство детей моего возраста. Это были просто знания, случайные факты, а не мудрость. Но ты … ты умеешь ценить вещи и заботишься о них так, как мог бы это сделать человек вдвое старше тебя.

— Мои родители всегда проявляли заботу обо всём. И сейчас они продолжают это делать. Просто меня так воспитали.

Он пожимает плечами.

— Нет. Хейли и Софи — сплошные катастрофы. Я видела их комнаты. Хлоя стала чуть более аккуратной, но всё равно не такая, как ты. Не думаю, что ты был таким неряхой, скорее, это у тебя от природы, а не от воспитания…

— Старая душа, да? Из другого времени?

Он прижимает меня к своей груди и утыкается носом в мою шею, приподнимая меня над землёй.

Я обнимаю его руками, ногами и всем своим существом. Мне двадцать один год, а я уже нашла свое место в этом мире, и теперь каждый миллиметр моего тела прижат к нему.

— С тобой я чувствую себя в безопасности, — бормочу я, но это больше похоже на стон, в котором смешались физическое наслаждение и душевная боль.

Меня беспокоит, что я так сильно нуждаюсь в чувстве защищённости. Я не могу этого объяснить.

— Ты в безопасности, — говорит он между поцелуями у меня за ухом.

— Ты заставляешь меня чувствовать, что я принадлежу этому миру.

Мое дыхание становится всё более частым, а пульс учащается, словно стремясь догнать его.

— Ты принадлежишь мне.

Он несёт меня к гаражных воротам, гасит свет и запирает за нами дверь.

Он — любимое место, куда я мысленно возвращаюсь. Когда я думаю о нем — о нас — я не чувствую себя сумасшедшей. Но, возможно, я должна чувствовать себя сумасшедшей, потому что мы оба молоды и неопытны в жизни и любви. Но я не хочу думать о числах, из которых складывается наш возраст, или о месяцах, которые мы провели вместе.

Мы вваливаемся в парадную дверь, подобно тому, как первый порыв ветра предшествует буре.

— С тобой я чувствую себя нужной, — шепчу я как раз перед тем, как его губы завладевают моими.

Его дом больше моей квартиры, но только на одну спальню. Мы не доходим ни до одной из спален. Он усаживает меня на диван и стягивает с себя рубашку.

— Ты нужна мне. — Он расшнуровывает ботинки и сбрасывает их, одновременно расстегивая штаны, пока я раздеваюсь. — На самом деле, я убеждён, что ты — это всё, что мне нужно.

Двадцатитрехлетние парни так не говорят. Его душа не просто стара, она древняя, как у великого поэта… который, возможно, несколько раз сказал «блядь».

Я тяну его за полурасстёгнутые джинсы.

Он хватает меня за руку.

— Закрой глаза.

— Зачем?

Я склоняю голову набок.

— Потому что я убежден, что ты не хочешь видеть татуировку на моей заднице.

— Замолчи. — Я отталкиваю его руки и стаскиваю с него джинсы. На несколько мгновений между нами воцаряется тишина, пока я смотрю на его фигуру перед собой. — Я все ещё краснею, когда смотрю на тебя.

Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его глазами.

Гриффин избавляется от джинсов и нижнего белья и становится на колени на диване между моими ногами, когда я ложусь на спину.

— Я знаю, что ещё заставляет тебя краснеть.

Он медленно опускает голову мне между ног, и мои пальцы впиваются в диванную подушку.

∞

— ПРОСНИСЬ И ПОЙ.

С моего обнаженного тела срывают одеяло.

— Сегодня суббота.

Я вслепую ищу простыню, одеяло, даже выброшенную футболку. Ничего. Их нет, поэтому я протираю заспанные глаза и открываю их.

— Вот и она.

Я приподнимаюсь на локтях.

— Вот и я. Обнаженная. В твоей постели. И все же… — мои губы кривятся, — ты одет. Как мы можем заниматься сексом в субботу утром, если ты так разоделся?

— Вопрос в том, как мы сможем заняться сексом в субботу утром, когда ты должна быть в доме профессора Ханта меньше, чем через тридцать минут?

— Сегодня у меня нерабочая суббота… ЧЁРТ! — Я слетаю с кровати. — Ты прав! Я сказала, что присмотрю за Морган в течение часа сегодня утром.

От прилива адреналина у меня слегка подкашиваются ноги, и я изо всех сил стараюсь сохранить равновесие.

— Да.

Гриффин смеётся.

— Не смейся над моей забывчивостью, — кричу я из его ванной. — Вместо этого будь так любезен и сделай мне кофе.

— Он уже на кухонном столе, рядом с твоей сумочкой и ключами от машины.

Быстро одевшись и почистив зубы, я пробегаю мимо него на кухню.

— Подожди. — Он хватает меня за руку и притягивает к своей груди. — Будь осторожна за рулем.

И вот оно, это обожание, это полное ощущение безопасности и защищенности, которое приходит с любовью Гриффина.

— Я люблю тебя, парень из продуктового магазина.

Он поднимает пальцем мой подбородок и целует меня.

— Я тоже тебя люблю. А теперь иди, пока тебя не выгнали с работы.

Я улыбаюсь. Я опаздываю, но у меня есть несколько секунд, чтобы насладиться моментом невероятной любви к этому человеку. Если смерть отца меня чему-то научила, так это тому, что последнее прощание не обязательно должно быть явным. Мысленно сохраняйте в памяти драгоценные моменты. А общение с теми, кто вам дорог, — это самое ценное вложение времени.

— К тебе или ко мне?

Я собираю свои вещи, аккуратно разложенные на кухонном столе.

— К тебе. Здесь полный бардак. Мы должны прибраться здесь завтра.

— Отлично. Твой дом прекрасен. Пока, Грифф.

Он медленно качает головой, когда я закрываю за собой дверь.

Я приезжаю к Нейту с опозданием на три минуты из-за пробок и из-за того, что проспала. Было бы неплохо принять душ и переодеться во что-то более свежее. Мне нужно хранить у Гриффина что-то большее, чем зубную щетку и дезодорант, но он не просил меня переезжать к нему, так что обычная одежда может показаться слишком навязчивой и самонадеянной.

— Привет?

Я вхожу в дом и снимаю обувь.

— Сюда, — зовет Нейт из своего кабинета.

— Извини, я опоздала на несколько минут. Были пробки…

— Без проблем.

Он сосредоточенно смотрит в монитор, печатая текст одним пальцем. Умение печатать на клавиатуре было бы полезным навыком, но я не удивлена, что он так и не научился этому.

Я только удивлена, что знаю это. Ну вот, опять…

— Где Морган?

— Спит. Она рано встала, поэтому, выпив бутылочку, снова уснула. — Он закрывает крышку ноутбука. — Я ненадолго.

— Встреча?

— Кладбище.

— О, у тебя есть место на кладбище?

На прошлой неделе Рейчел сообщила мне, что Дженну кремировали. Я представляю, что некоторые люди все ещё хотят иметь осязаемое место, чтобы чувствовать связь с умершим.

— Нет. Это… — Он качает головой. — Трудно объяснить.

— О-кей. Не нужно объяснений. Я здесь, никаких важных планов на сегодня, так что не торопись.

Нейт смотрит на меня с таким вниманием, в его взгляде одновременно отражаются страдание и растерянность. Я отвожу глаза, смотрю по сторонам: на стены, окно, книжные полки. Куда угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.

— Мой лучший друг умер.

Подобное заявление требует зрительного контакта.

— Сочувствую.

Он несколько раз отрицательно качает головой.

— Спасибо, это было много лет назад, но я до сих пор каждый год хожу на её могилу. Я назвал Морган в её честь.

Мои глаза слегка расширяются.

— Твоим лучшим другом была девушка?

— Да.

— Это… ничего себе. И ты назвал свою дочь в её честь…

Он снова кивает.

Подумав, я вспоминаю, он действительно использовал местоимение «она», когда говорил о любимой пицце своего лучшего друга. До меня это дошло только сейчас.

— Это очень… необычно. Дженна тоже знала твою подругу?

Нейт нерешителен, его выдают нервные движения: он прочищает горло и бросает взгляд на часы.

— Нет, — произносит он едва слышно.

Но я понимаю, что это именно то, что он сказал.

— Что ж, мне искренне жаль, что ты потерял близкого человека. Очевидно, вы были близки, если ты назвал Морган в её честь, и до сих пор каждый год посещаешь её могилу.

Нейт задумчиво смотрит себе под ноги, почёсывая голову и ероша свои и без того непослушные кудри.

— Мы познакомились, когда нам было по семь лет.

Он медленно вздыхает и направляется к окну.

Думаю, он пока не собирается уходить.

— Я никогда не говорю о ней. Я никогда не рассказывал о ней Дженне. Она не знала о моём ежегодном посещении могилы Морган.

— Ты должен поделиться этим с доктором Грейсоном.

Нейт, стоящий ко мне спиной, качает головой.

— Мои беседы с ним вращаются вокруг Дженны и моих «чувств» по поводу того, что я одинокий родитель — вдовец. Но…

Он снова вздыхает.

— Но что?

Я упираюсь руками в край его стола и прислоняюсь к нему спиной.

— Мне нужно кому-то рассказать. Мне нужно забыть об этом… Мне нужно отпустить её.

Мне двадцать один год, и мы знакомы с ним меньше месяца. Неужели он всерьёз думает, что я та, кому он может рассказать…

— Когда я впервые увидел Морган, она затеяла драку с мальчиком вдвое крупнее её, потому что он не хотел убирать ногу с прохода, когда она садилась в школьный автобус. У неё было свободное пространство, но Морган…